Читать книгу Портрет на камне - Маргарита Владимировна Чижова - Страница 2

Открыв глаза, Никита не сразу сообразил, где находится. Он с минуту лежал неподвижно, глядя на паутину под потолком, слушая радио и вдыхая запах чужой холостяцкой берлоги.

Переодевшийся в застиранную спецовку Андрей сидел за столом, аккуратно рисуя величавые горы и стоянку альпинистов вокруг черно-белой фотографии усопшего, закрепленной на альбомном листе.

Приподнявшись над подушкой, школьник некоторое время наблюдал за работой художника. Мужчина делал предварительный набросок легкими, чистыми линиями.

Плавные движения карандаша завораживали подростка; он с тоской вспоминал свои неуклюжие, тяжелые штрихи, превращавшие рисунки в невзрачные каракули. Украдкой вздохнув, Никита с напускной бодростью сказал:

– Доброе утро!

Гравировщик обернулся и расплылся в улыбке:

– Тебе того же! Бутерброды на столе, вода в чайнике, полотенце здесь, у входа. Умывайся и бегом завтракать.

Наспех сунув ноги в кроссовки, Никита выбрался на улицу и обомлел. Вокруг бурлила жизнь. Из распахнутых дверей похоронных контор доносились зычные мужские голоса, на асфальтовом пятачке теснились легковушки и грузовики, у калитки, прислонив лопаты к забору, жадно курили землекопы в серых спецовках с надписью "МУП "Ритуал".

Плеснув в лицо пахучей водой, школьник выпрямился и поймал на себе множество заинтересованных взглядов. От смущения мигом заалели уши, движения сделались скованными, что безусловно развеселило молчаливых наблюдателей. Не дожидаясь неудобных расспросов, Никита торопливо вернулся в бытовку.

Все прочие запахи перебил аромат растворимого кофе. Андрей точил карандаш и прихлебывал бодрящий напиток из большой именной кружки.

– Можно позвонить? – спросил школьник, краем глаза изучая недоделанный эскиз.

– Конечно! – мужчина кивком указал на лежавший справа от него телефон.

Никита взял "Нокию" и быстро набрал знакомый номер:

– Привет, мам! Да, в порядке. Я у Антохи. Нет, не разрядился. Я его потерял. Ну, вот так… Наверное, обронил, когда из такси вылезал. Блин, перестань! Я же не специально. Значит, буду без телефона. Что? К пяти приеду. Почему поздно? Нормально! Ладно, мне пора… В кино собираемся. Естественно! Все, давай, пока!

– Вы прослушали либретто под названием "Блудный сын", – подражая сочному баритону радиодиктора, заявил Андрей. – Далее в программе – "Дорожные заметки" известного путешественника, который расскажет нам, какие места он намеревается посетить между восемью часами утра и пятью часами вечера.

Хитро покосившись на гравировщика, Никита взял с тарелки бутерброд:

– У меня к тебе дело. Можешь съездить со мной в город?

– Не знаю. Сейчас заказов выше крыши.

– Мы быстро. Я оплачу такси.

– А ресторан и девочек?

– Что?

– Я пошутил, – Андрей придирчиво осмотрел рисунок и добавил несколько мягких, коротких штрихов. – Очень надо?

– Да.

– Значит, не вопрос. Съездим. Но только после обеда, когда мой начальник Роберто "Мудило" Семеныч свалит к поставщикам…

Дверь бытовки тихо приоткрылась и внутрь просунулись две бледно-зеленые морды, напоминавшие вампиров из романа Ричарда Мэтисона "Я – легенда".

– Андрюшенька! – вкрадчиво сказала торчащая справа небритая рожа, нервно корчась и моргая. – Дай денег на опохмел…

– Будь человеком! – прохрипела харя слева. – Войди в положение…

– А оно мне надо? – буркнул гравировщик, смакуя остывающий кофе. – Если бы я вас не спонсировал, давно бы тут дворец построил.

– Андрюшенька! Ты нас обижаешь… – всхлипнул кривляющийся "упырь". – Жадность – большой грех.

– Не чужие ведь друг другу… Сочтемся! – с жаром увещевал его компаньон, краем глаза рассматривая Никиту.

– Когда? – хмуро уточнил художник.

– Андрюшенька, клянусь, если ты преставишься, мы закопаем тебя в лучшем виде и абсолютно бесплатно.

– Цены растут, Андрюша. Похороны – это выгодная… Ик… инвестиция.

Портретист достал из кармана четыре бумажки по сто рублей и протянул незваным визитерам:

– Идите уже с Богом! Не мешайте работать.

– Премного благодарны! – расчувствовался "вампир" справа. – Крепкого здоровья, долгих лет жизни! Тебе и твоему… э… гостю.

– Неиссякаемого вдых… вдух… вдохновения!

– Разнюхали, что хотели? А теперь пошли вон! – гаркнул Андрей, замахнувшись карандашом.

Дверь тотчас захлопнулась.

Никита сквозь смех пытался прожевать бутерброд:

– Кто это были?

– Духи бродяжничества и жнивского самогона, – фыркнул художник. – Безвредные, но жутко привязчивые и охочие до сплетен. Впрочем, тут многие этим грешат… Так что поосторожнее со словами, лишнего о себе не рассказывай…

– Ясно, – школьник взял с тарелки пирог и присел на край топчана. – Ничего, если я здесь, с тобой, побуду?

– Будь сколько хочешь. Ты мне не мешаешь…

С улицы донесся сильный мужской голос, проревевший на манер известной песни, что утро, мол, красит нежным светом все надгробья и кресты…

Через порог бытовки перешагнул рослый, широкоплечий детина лет тридцати с короткой стрижкой и жестким лицом. Он по-хозяйски прошел внутрь, заняв собой значительную часть пространства:

Просыпайся поскорее

Вместе с солнышком и ты!

– Я давно не сплю, – Андрей отложил карандаш и крепко пожал протянутую гостем руку.

Наблюдая за происходящим, Никита безуспешно пытался угадать, кто этот бандитского вида тип в брендовой футболке с коротким рукавом и стильных, дорогих штанах, носивший толстую золотую цепь, браслет-четки и массивный перстень-печатку с несколькими бриллиантами. Парень следил за странным гостем, размышляя над тем, что обеспеченный мужчина забыл в каморке простого кладбищенского работяги.

Пробуравив школьника колючим взглядом, незнакомец с ухмылкой спросил у Андрея:

– Эй, Карлсон, а ты в курсе, что у тебя Малыш завелся?

– Знакомься, Дмитрий Анатольевич, – улыбнулся художник. – Это Никита.

Ладонь подростка стиснула широкая, медвежья лапа, обладатель которой проворчал с ироничным прищуром:

– Я для чужих – Дмитрий Анатольевич, а для своих – дядя Дима. Вы тут шалите или чем полезным заняты?

– Нет, – усмехнулся гравировщик, – Приключаться собираемся. Кофе будешь?

– А это у тебя оно или он?! – брезгливо сморщился гость и полез в перекинутую через плечо кожаную барсетку. – Знаешь, в чем твой парадокс, Андрюха? Ты постоянно жрешь, пьешь и куришь всякое дерьмо, но при этом как-то умудряешься оставаться бодрячком. И у меня для тебя сюрприз.

Он шлепнул на стол банку элитного немецкого кофе:

– На, завари трофейное буржуйское пойло и колись, что нынче рисуешь.

– Да так… – художник пододвинул гостю распечатанный бланк заказа. – Стандартный набор…

Пробежавшись взглядом по строчкам, Дмитрий Анатольевич без особого интереса прочел эпитафию:

– "Наше горе только пуще, пусть тебе там будет лучше…"

И призадумавшись о чем-то своем, философски добавил:

– А чтоб вечный был стояк, мы плитой тебя ху.к…

Никита поперхнулся пирогом.

– Давай покурим, товарищ, по одной, – гость вынул из барсетки гербовый портсигар и взял с полки замызганную пепельницу. – Давай покурим, пока живой…

Гравировщик озадаченно похлопал по карманам спецовки:

– Никита не курит. А я где-то зажигалку про… стебал.

– Не би-би мозги, – фыркнул Дмитрий Анатольевич, дав ему прикурить. – Так откуда пацан? Сам раскопался или ты помог?

– Я, – хвастливо выпятил грудь Андрей, заполняя легкие горьким дымом. – Полночи с лопатой шлялся, выбирал посвежее. Этот вроде ничего. Кожа на месте и почти не воняет.

– Вечно ты всяких зомби-шмомби привечаешь, – гость уселся на табурет и водрузил перед собой маленькую чашку с крепким кофе. – Не темни, Андрюха. Я ведь по-любому узнаю, в чей гробик ты до стертых костяшек ломился.

– Ну, если настаиваешь, давай пощебечем об интимном… – художник сделал глубокую затяжку.

Дмитрий Анатольевич подмигнул Никите и саркастически пропел первый куплет песни из детского киножурнала "Ералаш", добавив от себя

Веселые истории,

Приколы, хохмы, треш.

Веселые истории,

У нас их жопой ешь!

Пара-па-пам!

– Завязка драмы, – Андрей пригубил кружку с кофе. – Сходил я вечером в граверку, задвинул новый камень в станок, и вспомнил, что сигарет осталось полторы пачки, а на посту разжиться не вариант. Пришлось одеться празднично и шлепать в Жнивы. По дороге туда обнаружил у третьих ворот пару бухающих помойных личинок. Значения не придал, мало ли какая мразь по ночам возле пустыря околачивается. Зарулил в круглосуточный, приобрел курево, потрещал с Янкой…

– Крашеная, с третьим размером? – перебил Дмитрий Анатольевич.

– Приятная девка, – ласково заметил художник. – И мозгами не обиженная. Не то, что некоторые…

– На Светку намекаешь? Она в прозрачном пришла. Стоит у ларька сиськи напоказ.

– Хрен с ней.

– Для тебя ж баба старается, – подначил гость.

– Трахни ее, может перебесится.

– Еще чего! Старших надо вперед пропускать.

– Я лучше в сторонке постою, над вами свечку подержу, – скривился Андрей.

– Лишь бы не заупокойную.

– Кульминация драмы, – художник прикурил от "бычка", прокашлялся и неторопливо смолил новую сигарету. – Иду обратно. Вижу впереди такого же пешехода. Опять не напрягаюсь: какое мне дело до чужих прогулок… Шел человек, шел. И вдруг пропал. На сердце сразу нехорошо стало, тревожно. Вспомнилось про личинок. Думаю: надо ускориться и посмотреть что к чему. Приближаюсь, слышу из канавы характерную возню гоп-стопа и голос молодой, напуганный. Показалось – детский. Аж зубы от злости свело. Ныряю туда. Мне навстречу два знакомых утырка: воняют и перед лицом "пером" машут.

– Они, суки конченные, в край оборзели?! – взбесился Дмитрий Анатольевич. – Мне тут только мокрухи с участием несовершеннолетнего не хватало.

– И я о том подумал, – буркнул гравировщик. – Провел короткую воспитательную беседу и отпустил цирк дальше гастролировать. Попадутся мне еще раз, огребут добавки.

– Можешь их даже упиз.ить. Я разрешаю, – строго сказал гость. – Совсем страх потеряли, чушканы.

– Еще такой момент, – грустно вздохнул Андрей. – Они у Никиты телефон щипнули. Мой косяк. Не разобрался сразу. Мог бы догнать и отжать назад.

– Разберемся… – угрожающе сдвинул брови Дмитрий Анатольевич. – Не запаривайся.

– Лады. Мне бы отгул взять на сегодня.

– По радио Юрьев день объявили?

– В город мотнуться надо за ноутбуком и вопрос с Никитой порешать.

– Какой такой вопрос? К ментам что ли заяву строчить?

Художник протестующе поднял руку:

– Не-не, я баланды на всю жизнь нахавался, больше в мусарню ни ногой.

– Правильно, – кивнул Дмитрий Анатольевич. – Умный хоббит, прошаренный. Будет тебе отгул.

– Подсобишь с машиной?

– Спорткар, лимузин или кадиллак?

– Что угодно, кроме катафалка.

– Езжайте с Петровичем. Этот мухомор адыгейский мне полтора косаря должен. Пусть отрабатывает, – голос бандита смягчился. – Кстати, Скайуокер и дед Пихто звали тебя ближе к двенадцати на обед. Люку его принцесса Лея три литра борща наварила. Нам всем звездолетом столько не сожрать.

– Котлеты будут?

– Сочные, как Светкина жопа.

– Тогда мы вдвоем придем, – обрадовался гравировщик. – Покажу Никите твой пафосный Кремль.

– Я за любой кипиш, кроме гомосятины и педонекрофилии, – осклабился Дмитрий Анатольевич. – Не прощаюсь. Еще увидимся.

– Удачи! Заглядывай почаще, – Андрей проводил гостя до двери, а затем взялся за уборку. – Вот так и живем…

Школьник промолчал.

– Спрашивай, не стесняйся… – художник собрал грязную посуду и вытряхнул пепельницу в мусорный пакет.

– У тебя проблемы с законом?

– Был осужден по сто двенадцатой на два года. Оттрубил полтора, вышел по УДО. Работаю и живу здесь полулегально. В остальном – чист, как белый лист.

– Сто двенадцатая – это наркотики?

– Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью.

– Не понял?

– Следствием установлено, что на почве личных неприязненных отношений между мной и моим знакомым возник словесный конфликт, переросший в драку. Говоря по-русски, я ему не хило циферблат подрихтовал, о чем нисколько не жалею.

– Было за что?

– Знаешь такой анекдот: "Муж возвращается с работы пораньше, а в постели жена с любовником"? Вот я – тот самый муж. Теперь уже бывший.

Никита поднялся на ноги, желая помочь Андрею с наведением порядка:

– А дети у тебя есть?

– К счастью, нет.

– Почему "к счастью"?

– Потому что в той ситуации они пострадали бы больше всех и абсолютно незаслуженно.

– Скажи, в тюрьме очень страшно?

"Кладбищенский" пристально посмотрел на школьника:

– Терпимо, но лучше не попадать. А к чему этот вопрос?

– Я хочу… того… Павлу плешивому… ну, типа… Зубы пересчитать.

– Не надо, – строго сказал Андрей. – Только себе хуже сделаешь.

– А если…

– Если не понимаешь очевидного, то тем более не надо.

Подросток задумчиво покусал нижнюю губу:

– Можно про Дмитрия Анатольевича спросить?

– Да.

– Он вообще кто?

Художник протер стол, бросил тряпку и развернулся, скрестив руки на груди:

– Он вообще здесь второй человек после Вавилона, местный "смотрящий" Дима Президент.

– Смотритель?

– Нет, смотритель у нас Леонид Сергеевич, а Димон по другой части специализируется, и тебе о ней знать совсем не обязательно.

– Криминал, да?

– У каждого своя работа. Я в чужие дела не лезу. Относись к нему с уважением, но никогда ни о чем не проси.

– Почему?

– Целее будешь…

Никита вздрогнул, услышав, как снова распахнулась дверь. Он с трудом привыкал к тому, что местный люд вламывался в бытовку без стука.

– О, Юрка, привет! – Андрей расплылся в улыбке. – Ты чего такой хмурый?

Рыжий парень лет двадцати семи в синей спецовке и стоптанных кедах рухнул на табурет, обреченно схватившись за голову:

– Димон по мою душу приходил?

– Нет, просто лясы поточить заглянул.

– Епать-копать… Он меня живьем зароет…

– Крупно накосячил? – дружелюбно спросил художник.

– Да, епт, глаз капец замыливается. Помнишь заказ на Орлову?

– Естественно. Они мне весь мозг с эскизом проели, шесть раз перерисовывал.

– Я в среду ей паспорт делал. Набирал – все проверил. Потом еще три раза поглядел. В итоге, бабка вместо семидесяти, семьсот лет прожила.

– Исправь, – пожал плечами Андрей. – Ты же неглубоко рубил. Делов-то…

– Тут все путем, подмазал-подкрасил, вместе с Семенычем заказчикам сдал.

– Так в чем проблема? Вернули?

– Вчера повезли устанавливать. Короче, я на отказном камне рубил и, пока с этими цифрами возился, напрочь забыл, что надо другую сторону переполировать. Камень один – паспортов два, и с лица, и с… задца. У заказчиков шок. И нет бы по-тихому вопрос закрыть. Сфоткали и в интернет залили. Типа полюбуйтесь, как уроды косорукие на нашем горе наживаются, деньги лопатами гребут, а к усопшим ни грамма уважения.

– Вот ты, блин, дал стране угля! – Андрей сердито сверкнул глазами. – Где этот камень?

– Они его, прикинь, в таком виде на могилу поставили. Ваще, походу, мозгов нет. Я Лехе позвонил, он меня на йух послал. Говорит: у бригады сроки горят, не до ваших заморочек, решай с Семенычем. Вот че теперь делать, а?

– Взять генератор и переполировать на месте. Потом извинишься, скажешь, что вину признал, косяк загладил, а лучше не мелочись и сразу верни им деньги. Ну, и сделай все аккуратно, а не через одно место.

– По-любому Алексей Иваныч меня опять перед руководством с ног до головы дерьмом обольет… Падла…

– Да кто тут сам-то без греха? – скривился художник. – В запарке всякое случиться может. Не кипешуй раньше времени. Глядишь, обойдется.

– Мне Василич генератор не даст, я его макитовскую "болгарку" на той неделе запорол.

– Идем, я возьму. Никита, давай с нами.

Втроем они быстро вышли на улицу, где уже поджидал высокий усатый мужчина в добротном, но слегка помятом костюме. Хмуро сдвинув брови, он спросил начальственным тоном:

– Андрей, Юрий, вы куда это с утра пораньше собрались?

Художник напустил на лицо серьезность и предельно строгим голосом ответил:

– К Ородруину.

– Куда? – опешил мужчина.

– В Мордор, – без тени улыбки продолжил Андрей.

– Какой еще Мордор? Ты что несешь?!

– Кольцо.

– Какое кольцо? – человек в костюме окончательно растерялся и приоткрыл рот.

– Всевластья, – портретист гордо расправил плечи. – Только никому не говори. И вот что, Семеныч… Постереги наш Хоббитон. Мы еще сюда вернемся!

С каменной миной эльфийского лорда художник обратился к спутникам:

– Скорее, друзья! "Позади дом, впереди мир!"

Они бодрым шагом двинулись через кладбище, а спустя десять секунд услышали возмущенные крики Семеныча:

– Андрей! Ты совсем больной?! Вернитесь немедленно!

Проигнорировав его требования, гравировщики обогнули мусорные контейнеры и скрылись за густо разросшимися кустами шиповника. Едва стихла летящая в спины ругань Семеныча, как мужчины сбавили ход, заулыбались и дружно достали курево. Рядом с ними Никита чувствовал себя свободным и невероятно счастливым.

Вскоре граверы принялись обсуждать работу; они сыпали непонятными школьнику терминами, называя марки станков, сравнивали рубку мрамора и гранита, спорили, когда лучше пропускать скарпель через мизинец, и чужой разговор парню быстро наскучил.

Утро было безветренным и ясным. Солнце щедро заливало светом старый погост. В густых кронах деревьев щебетали птицы, на памятниках грелись бабочки. Никита разглядывал ухоженные и заросшие травой могилы, всматривался в фотографии, читал надписи.

– О-па! – сказал Юрий, заметив метущего тропинку дворника.

– Вот те раз! Это же Харря Потный! – обрадовался Андрей. – Чемпион местной сборной по квиддичу! Мы с ним в одном Азкабане чалились.

Внезапно художник сорвался с места и побежал вперед, грозно размахивая руками. Дворник попытался улизнуть, но гравировщик догнал его большими скачками:

– Отдай метлу, Харря!

– Пусти, дурак! – старик с раскрасневшимся лицом до последнего держался за черенок, однако силы оказались неравны.

Отобрав метлу, Андрей уселся на нее верхом и резво поскакал вдаль. Дворник, не мешкая, бросился в погоню:

– Хватит! Верни! Верни, тебе говорят!

Никита и Юрий ржали, как молодые кони, наблюдая за дерзкой выходкой приятеля.

Выйдя на финишную прямую, Андрей притормозил возле двух сгорбленных старух, мирно бредущих по тропинке.

– Привет, девочки! До Лысой горы подбросить? – выкрикнул мужчина и ловко обогнул присевших от страха пенсионерок.

Вслед ему полетела ворчливая скрипучая брань:

– Безобразие! Наркоман! Мы будем жаловаться! Куда только охрана смотрит?!

Промчавшись вокруг ближайшей секции погоста, Андрей подрулил к друзьям и слез с метлы:

– Кто-нибудь еще желает прокатиться?

Получив отрицательный ответ, он двинулся навстречу запыхавшемуся, едва ковылявшему дворнику:

– Держи свою волшебную палочку, Харря! Тебе нужно больше тренироваться!

– Дурацкие… у тебя… шутки… – хрипя, ответил старик.

– И анекдоты не смешные! – примирительно поднял руки Андрей. – Зато я жизнь люблю!

– Иди… куда шел… черт полоумный!

Далее Никита стал свидетелем долгих препирательств с пузатым Василичем, который ни в какую не хотел расставаться с генератором.

Три гравировщика орали друг на друга до хрипоты, изощряясь в оскорблениях. Превзойдя оппонента по величине словарного запаса, Андрей добился-таки желаемого и покинул поле брани с чувством выполненного долга. Юрий остался у третьих ворот ждать машину и оберегать отвоеванное добро от любых вражеских посягательств.

Помня про успешно выклянченный у Димона отгул, художник не спешил возвращаться на работу. Он заглянул в мастерскую, где изготавливали ритуальные оградки и кованые железные кресты, поболтал с тамошними мастерами, а затем повел Никиту на Новое кладбище.

– Прогуляемся, – предложил Андрей. – Нам нужно "убить" еще двадцать пять минут.

– Зачем?

– Ровно в одиннадцать пятнадцать Семеныч свалит из конторы.

– Прикольно ты его одурачил!

Портретист криво усмехнулся:

– Отыграется, когда Вавилон приедет. За Юркин косяк всем прилетит конкретный пистон.

– И тебе?

– И мне.

Никита тяжело вздохнул:

– Тут могила отца неподалеку…

– Давай навестим.

Они свернули с центральной аллеи на север.

– Мы с мамой были здесь весной… – парень старался говорить бодро, но ему никак не удавалось скрыть тревогу и грусть. – Она конкретно расстроилась из-за того, что у памятника осыпается пьедестал…

– Сильно покрошился?

– Только по углам. Еще земля просела и он чуть накренился.

– Плохо. Где заказывали? У центральных ворот?

– Да.

– Ясно. Они льют из бетона с каменной крошкой. Часто экономят: делают не монолит, а пустотелые. Дешево, но никаких гарантий. Может десять лет простоять, а может и один сезон. Сейчас у них вообще лютый бардак творится, смесь от балды мешают да лепят, как придется.

– Мама хотела со временем поднакопить денег и поставить нормальный гранит. Посоветуешь, какой лучше? Ну, и по ценам ты, наверное, все знаешь…

– Знаю, – буркнул Андрей. – В августе хороший камень приедет. Качественный итальянский мрамор и габбро от новых поставщиков. Семеныч клялся, что не подделка, но пока в своих руках не подержу, ничего говорить не стану. Твой отец был врачом?

– Хирургом в областной больнице.

– От чего он умер?

– Машина сбила, – Никита опустил голову. – За рулем какой-то "крутой" оказался. Пьяным ехал, но его быстро отмазали, а нам – ни извинений, ни компенсаций.

– Сочувствую.

– Вот… – подросток указал на серый монумент с небольшой фотографией и скромной табличкой.

Андрей достал из кармана сигареты:

– Ты здорово похож на отца. Ладно, не буду мешать…

Он отошел в сторону, перелез через ограду заброшенной могилы и присел на лавочку у разлапистой ели.

Никита краем глаза следил за гравировщиком. Андрей курил, глядя куда-то под ноги и в пустоту. Он сгорбился и теперь казался значительно старше своих лет – серьезным, многое повидавшим в жизни человеком.

Школьник опустил ладонь на памятник, мысленно обратившись к покойному. Подростка разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, он снова хотел стать маленьким мальчиком и беззаботно резвиться под присмотром родителей. С другой – мечтал поскорее вырасти, превратившись в умного и сильного мужчину, способного за себя постоять. "Как Андрей…" – мелькнула и обожгла горькая мысль.

Никита быстро прогнал ее. Парню было совестно, что он так навязчиво ворвался в жизнь постороннего человека, нагрузил его своими проблемами, не имея возможности обсудить их с кем-то еще.

Потоптавшись у могилы, школьник подошел к мужчине и окликнул его по имени. Андрей отозвался не сразу:

– Извини, задумался…

– О чем? – ляпнул Никита и прикусил язык.

Гравировщик ответил почти шепотом:

– Когда я умру, никто вот так не придет ко мне. Не будет ни памятника, ни фотографии…

Неожиданно он запел красивым, с легкой хрипотцой, голосом "Это всё" группы "ДДТ".

Повисло тягостное молчание. Андрей бросил на тропинку окурок и встал со скамейки:

– Шабаш! Пора обедать!

– Мы пойдем к Дмитрию Анатольевичу?

– Ага, – широко улыбнулся художник. – В его краснокирпичный Кремль. Только сначала переоденусь. Надо соответствовать высокому статусу мероприятия.