Читать книгу Когда надежд не остаётся - Марго Слободянская - Страница 3

– У меня есть к тебе важное поручение, – говорит Ли Дону, словив Тэхёна за локоть в столовой, когда тот уже грезит о том, как скоро будет наслаждаться аппетитно выглядящим салатом с морепродуктами. От слов главврача явственно следует, что ничем хорошим для Тэхёна это поручение не пахнет. Последнее из его подобных было съездить в выходной день рано утром на другой конец города забрать какие-то гипер-важные бумаги. – Через полчаса-час к Мэри приедет посетитель, – продолжает доктор, – Важную миссию принять его, всё объяснить и отвести в палату я поручаю тебе.

– К Мэри? – Удивляется Тэхён, широко распахнув глаза.

Ли Дону кивает и мотает подбородком, указывая, что они отстали от очереди. Тэхён двигается дальше, догоняя последнюю спину, и ставит себе на поднос салат. «Не такое уж и плохое поручение, – думается ему, – даже хорошее»

К Мэри за все полгода, проведённые в клинике, приходили всего пару раз. В первый раз – нервный молодой человек с дрожащими руками, он пробыл в палате от силы полчаса, но Тэхён видел, как после посещения тот сидел в парке при клинике и пытался скрыть красные глаза руками. Ли Дону сказал, что это была жених Мэри и что он её не дождался. Во второй раз к ней приходил её коллега Том, которому было явно очень неловко и неуютно – он просидел всё время, сложив руки на своих коленях и рассказывая новости о работе. В конце пообещал навещать, но за все полгода больше не появлялся в стенах клиники. В принципе, оно и понятно почему.

За всё время работы Тэхён утвердился в мысли, что только очень сильное чувство долга или вины способны привести посетителя снова в клинику. Люди не любят приезжать туда, где всё пахнет лекарствами и напоминает о том, как хрупка их «нормальная» жизнь, как хрупка психика человека. Ведь все пациенты раньше были обычными людьми. Шли своим путём, влюблялись, ненавидели, торопились на работу и с неё, рожали и воспитывали детей, смеялись и плакали. А потом всё пошло прахом, в одно мгновение изменилась жизнь, приведя их сюда. Общаясь с пациентами, люди слишком явно понимают, что в любой момент с ними самими может произойти то же самое, и не хотят лишний раз напоминать себе об этом, посещая это место. Тэхён видел, как лучшие друзья переставали приезжать уже после двух посещений, растеряв темы для разговора где-то на подъезде к клинике, как сыновья и дочери появлялись у пациента-родителя в лучшем случае раз в год. Поэтому его совсем перестали удивлять такие закономерности. Люди за пределами клиники живут в абсолютно другом ритме, чем тот, что главенствует здесь. Время для них течёт по-другому, несётся как грузовик по пустой дороге и остановиться, затормозить – значит приложить усилие, подвергнуть себя риску съехать в кювет и остаться там. Никто не хочет делать этого и особенно – часто. Тэхён и сам не уверен, смог бы заставлять себя ездить к кому-нибудь из близких, кто оказался бы в клинике, если бы не видел, как на самом деле это важно и значимо для них. Как после каждого посещения пациенты улыбаются и думают об этом ещё минимум неделю.

Поэтому он удивлён и в то же время обрадован тем, что к Мэри кто-то приедет. Ведь это означает гарантированную улыбку на её губах и хорошее настроение на несколько дней.

***

В клинике Майкла встречает взлохмаченный высокий парень с блондинистыми волосами и удивительно выразительными глазами. Он представляется доктором Кимом, табличка поясняет, что зовут его Тэхёном, и не спешит отвести его в палату, предупреждая, что сначала должен что-то объяснить. Поэтому они идут по коридорам клиники в самый дальний кабинет, и по пути Майкл с любопытством пробегает глазами по кабинетам, холлу с горшками, из которых тянутся стебли растений, приоткрытой комнате с приятными для глаза светло-сиреневыми шторами.

Пациентов клиники он не видит, но всё равно чувствует некоторый страх перед тем, чего не знает, не понимает. И при этом всё равно ждёт. Это ощущение предвкушения будоражит. Но совсем не так, как в детстве, когда такие эмоции сопровождали ожидание подарка.

– Перед тем, как мы поднимемся к Мэри, давайте проясним некоторые моменты, – прерывает его мысли Тэхён, пропуская перед собой в кабинет.

Майкл, оглядываясь по сторонам, проходит внутрь и садится на стул рядом со массивным столом, занимающим половину комнаты. Более удобное кресло он специально игнорирует. Ему и так не по себе от всего этого, а подобный интерьер настойчиво напоминает о фильмах про психиатров и психологов, о гипнозе и копании в голове, в мыслях. Говорят, почти каждому человеку в определённый период жизни необходим сеанс у психолога, но Майкл ни в коем случае не хочет приближать этот момент, когда действительно понадобится или, когда он решится на это.

– Итак, могу я спросить, кем Вы приходитесь Мэри? – задаёт ожидаемый вопрос Тэхён. Майкл, по правде, задавался им тоже и подготовился.

– Мы друзья. И, опережая вопрос, где же я был всё это время, сразу отвечу – разгребал свои дела.

И ведь это даже близко к правде, если не учитывать один немаловажный факт, что он мог бы выкроить время на посещение, если бы не боялся этого как гусь приближения зимних праздников. Но это не стоит знать доктору. Майкл медленно выдыхает, пытаясь успокоиться. Вроде, пока ещё ничего такого не произошло, но внутреннее напряжение растёт с каждой минутой.

– Хорошо, – по-видимому, такой ответ удовлетворяет любопытство доктора, хотя Майкл видит или ему кажется, что видит, тёмную нефтяную каплю осуждения в его глазах. – Так вот, о чём это я… Мэри. Произошедшее очень изменило её, не только внешне, но и внутренне. Может быть, Вы уже знаете, она не разговаривает. Слышит, иногда может написать что-нибудь, но ни одного слова Вы от неё не услышите. Из тех сведений, что я знаю, когда её нашли, она пребывала в полнейшем одиночестве уже восемь месяцев. Когда она попала в клинику, она уже не разговаривала, а после нескольких сеансов стало понятно, что и не помнит ничего. Её память блокирует доступ к большинству воспоминаний. Грубо говоря, она помнит урывками. Она может не узнать Вас. Будьте готовы. Своего жениха она не узнала.

Слушая о Мэри, Майкл чувствует, как что-то густое перекрывает ему горло. Он, конечно, знал, что всё весьма печально, раз она уже полгода в психиатрической клинике. Но внутри теплилась надежда, что всё не очень плохо.

– Свадьба, я так понимаю, отменилась? – Глухо спрашивает он, как будто это действительно такая уж важная и необходимая информация. Цепляться за неё кажется ему единственно правильным – узнать сразу всё, чтобы не додумывать.

– Отменилась, – подтверждает его догадки доктор Ким и добавляет слова, от которых у Майкла холодеют жилы, – он женился. Это было где-то за полгода до того, как обнаружили Мэри. – Вы так побледнели, принести Вам воды? – хмурится Тэхён и подскакивает с места.

Майкл пользуется предоставленной передышкой, чтобы натянуть на лицо маску спокойствия. Сейчас не время для самобичевания. Он ещё успеет съесть себя изнутри, когда уедет из клиники, прогнанный Мэри. Майкл почти на сто процентов уверен, что та его узнает. И безопаснее было бы уехать прямо сейчас, чтобы не позориться, но Мэри заслуживает того, чтобы выплеснуть всё на него, а не хранить в себе. Майкл даже надеется на это. Пусть Мэри его вспомнит, возненавидит. Пусть скажет ему всё, что думает. Пусть проклянёт.

– Вот, держите, – возвращается Тэхён и протягивает ему стакан с водой. Пока Майкл пьёт, ему отдают последние указания: не обращаться с Мэри как с ребёнком – она всё понимает и может, хоть и выглядит беззащитной и неспособной позаботиться о себе. – Мэри просто не помнит часть своей жизни и не разговаривает, в остальном она точно такая же, как и мы с Вами.

Майкл кивает и возвращает ему опустевший стакан.

– Что ж, тогда пойдёмте.

***

Майкл узнает её сразу, со спины. Смотрит на проступающие даже через одежду позвонки и душит в себе желание подойти сразу ближе. Но пугать Мэри непозволительно, поэтому он пропускает Тэхёна вперёд.

–Мэриша, к тебе пришли гости, повернёшься к нам? – мягко просит доктор.

Майкл даже не видя слышит улыбку в его голосе. «Интересно, здесь со всеми обращаются с такой любовью и теплотой?» Додумать мысль он не успевает, потому что Мэри поворачивается к ним, и Майкл громко сглатывает накопившуюся слюну, забывая обо всём остальном, словно загипнотизированный этим открытым прямым взглядом. «Узнала?» – мечется паническим в голове, но Мэри смотрит на него так спокойно, как будто перед ней не Майкл, а тумбочка, например. Оценивающий и совсем чуть-чуть заинтересованный взгляд.

– Это Майкл, твой друг, – представляет его Тэхён, когда пауза затягивается.

Майкл моргает и нервно облизывает губы, прежде чем сказать стандартное «Привет». Мэри приветственно склоняет голову и переводит глаза на Тэхёна, будто спрашивая «и что дальше?». Майкл и сам не знает, если честно. Он совсем не такой представлял их встречу. Вся надежда на Тэхёна.

– Что ж, не буду вам мешать, – абсолютно не помогает ему тот – Пообщайтесь, а я пока пройдусь по этажу. Скоро вернусь. – Тэхён разворачивается и, кивнув Майклу, что всё будет хорошо, и глазами указав на кнопку вызова, покидает их, аккуратно закрывая за собой дверь.

На самом деле в углу палаты незаметно мигает значок включенной камеры – здесь всё под контролем даже когда медперсонала нет в непосредственной близости. Бояться нечего. Но Майкла словно парализует.

Мэри смотрит на него долгую минуту, видимо, ожидая, что тот что-нибудь скажет, но так и не дожидается, и отворачивается к прерванному занятию. Майкл смотрит, как на белом холсте появляется холм. Мазки зелёного перемежаются коричневым. Сочные цвета особенно ярко смотрятся на фоне бледной кожи Мэри и её светлой больничной одежды. Красивое сочетание.

– Ты хорошо рисуешь, – наконец выдавливает из себя Майкл, так и не тронувшись с места – стоя как истукан посреди комнаты.

Рука Мэри повисает в воздухе на несколько секунд, но после легко опускается по холсту, нанося очередные короткие мазки – на холме появляется силуэт человека. Майкл разглядывает, как она прорисовывает складки белого одеяния. Ткань становится похожей на настоящую. Когда-то давно Майкл ходил пару раз на мастер-классы по рисованию, пока не понял, что это совсем не его. Мастерство изображения ткани тогда ему показалось слишком сложно достижимым. Все эти складки, тени, полутени, придающие объём и воздушность. Майкл помучался тогда над эскизом, помучил свежие, наточенные карандаши и оставил это занятие. Как показали позже наблюдения – не зря. Все люди талантливы, но не каждому и рисовать, и петь, и писать, и танцевать. Кому-то даётся только что-то одно. Майклу из перечисленного не далось ничего, кроме, пожалуй, написания. Любимое хобби, всё-таки.

– Ты же не против, если я постою – посмотрю, как ты рисуешь? – опомнившись, уточняет Майкл. Не всем нравится, когда за ними наблюдают.

Мэри ожидаемо ничего не отвечает, и Майкл воспринимает это как разрешение, продолжая наблюдать за процессом. Он, всё ещё, совсем не так представлял их встречу и разговор – скорее монолог, потому что Мэри молчит, но внезапно иные условия их состоявшейся встречи предоставляют ему шанс не быть выставленным взашей.

Почему бы не воспользоваться тогда шансом и не понаблюдать за созданием картины? Во-первых, это помогает чуть расслабиться. А во-вторых, Майклу действительно интересен этот процесс, потому что для него самого это занятие приравнивается к чему-то настолько же волшебному, как пируэты балерин в Лебедином озере или вытягивание высоких нот в песнях. Абсолютно невозможные для него умения и от этого ещё более интересные и завораживающие.

Кисточка Мэри летает и жалит как пчела, впиваясь в незаполненные кусочки холста, заполняя его всё больше. Добавляя с каждым разом деталей. Через минут пять полёта Майкл видит, как за спиной нарисованного силуэта вырастают крылья, как лимонные лучи солнца пробиваются из-за сгущенных туч и образуют вокруг головы ангела светлый нимб. Когда Мэри начинает прорисовывать ангела, его парализует.

На изображении за ангела выступает сам Майкл.

***

Тэхён возвращается, когда Мэри наносит последние штрихи в этот небольшой скетч. Волосы ангела укладываются точно также, как у Майкла, в ухе также появляется небольшой гвоздик. доктор, без сомнения, тоже замечает это сходство, но никак не комментирует. Просто говорит Мэри, что та молодец, а Майклу – что на первый раз посещение окончено.

– Если захотите посетить нас ещё раз, Вам разрешат провести чуть больше времени здесь. – Тэхён говорит максимально нейтральным тоном, но Майкл легко читает в его взгляде неверие, что он ещё хоть раз появится здесь.

Раньше он тоже бы так подумал. Но, если честно, у него мурашки по коже от ангела на картине, и он достаточно заинтригован происходящим. Настолько, что, кажется, готов рискнуть. Майкл очень хочет попробовать всё исправить, раз сама судьба дарит ему такой шанс.

– Пока, Мэри, – говорит он и добавляет, – до скорой встречи.

***

Даже из правил бывают исключения.

Об этом думает Тэхён, когда, закончив смену, выходит из клиники. Чонгук ждёт его уже на парковке и следует поторопиться, но он всё равно останавливается на минутку, чтобы бросить последний взгляд на окна палаты Мэри, смотрящей в сторону холма. Тёмный проём сообщает ему о том, что девушка уже легла спать, но Тэхёну это не мешает. Он задумчиво очерчивает взглядом ставни и вспоминает картину, которую та сегодня нарисовала. Лицо ангела – точь-в-точь, как у посетителя. Интересно, почему так? Майкл напомнил ей ангела? Неизвестно, но весьма любопытно.

Мэри раньше никогда не изображала ничего и никого реально существующего. Все её картины, как раз, поэтому напоминали сказки: волшебно красивые и загадочные, яркие и совершенно нереальные. Тэхён в детстве рисовал нечто подобное, правда, не так свежо и профессионально, как Мэри. Не зря же та в прошлом продвинутый дизайнер и вообще художник. Тэхён был сегодня в шоке, когда вернулся и увидел картину: Майкла он узнал, едва взглянув на ангела. Потрясающе реалистично получилось. Тэхён смотрел на ангела и ужасно завидовал. Мэри никогда не изображала кого-то реального, а тут в первое же посещение посвятила, по сути, картину этому внезапно свалившемуся, как снег в мае, Майклу.

– Тэхён! Желаешь остаться здесь? – окликает его Чонгук, опустив стекло вниз, и Тэхён выныривает из своих мыслей. Возвращаться на общественном транспорте вместо практически персональной кареты – чонгуковой ласточки, ему не хочется. Ускорив шаг, он мигом преодолевает оставшееся расстояние и садится на переднее сидение.

– Когда поедем за кофе? Я проставляюсь за опоздание.

– А сейчас и поедем, – выруливая на дорогу, говорит Чонгук. Тэхён мог даже не уточнять про проставу – такой заядлый кофеман никогда не упустит шанс побаловаться любимым напитком.

Тэхён знает Чонгука почти всю жизнь, и как никто другой в курсе, как тот любит этот не особо полезный напиток. «Правильный выбор может спасти жизнь», – так он сказал как-то, когда они готовились к экзаменам, заливая в себя литры кофе, чтобы не уснуть. Энергетики Чонгук всегда презирал, считая их отравой похуже курения. Тэхён, если честно, не особо вдавался в подробности, чем же кофе лучше пресловутых энергетических напитков, предпочитая просто довериться экспертному мнению. К слову, Чонгук почти всегда оказывался прав, поэтому и в этом вопросе Тэхён тогда слепо доверился ему. Позже экзамены закончились, а вот чонгуково увлечение – нет. Жизнеутверждающий кофе с молоком, жёсткий американо, мягкий латте, ароматный кофе с корицей, интересный мокко… Тэхён благодаря Чонгуку перепробовал все возможные вариации, которые могла им обеспечить кофейня неподалёку от университета. И если его друг предпочёл в итоге классический капучино различным экспериментам, то сам он остановился на латте. Причём, обязательно с сиропом. «Сладища», – так обозвал Чонгук его выбор. «Зато вкусная», – парировал это утверждение Тэхён и с тех пор чётко следовал этим словам.

– Слухи ходят, что к твоей ненаглядной сегодня приезжал какой-то фрик, – говорит Чонгук, вжимая в пол педаль газа.

– Ничего она не моя ненаглядная, – привычно огрызается Тэхён и сразу после усмехается определению Майкла. У того, конечно, не совсем привычный вид: бритые виски, серёжки россыпью по ушам, свободного покроя брюки и какой-то нелепо-длинный светлый плащ, но в Сеуле и не такие кадры периодически пересекают улицы. – Это к Мэри её друг приезжал.

– И как? Очередная однодневка? – Чонгук так называет всех посетителей, которых хватает только на один раз – на один приезд.

– На удивление, нет. Я почти полностью уверен, что он ещё разок нас посетит, – с внутренним неудовольствием мотает головой Тэхён. По правде, он завидует этому Майклу, а ещё не хочет ни с кем делить Мэри. Глупо, непрофессионально, зато честно. Однако, стоит признать, что Майкл умеет произвести впечатление. Мэри даже изобразила его! Но и сама оставила неизгладимое впечатление, раз тот бросил ей «до скорого».

– Да ладно? А почему я тогда не слышу радость в твоём голосе? – Подкалывает его Чонгук, попадая прямо в точку своим: «Ревнуешь?»

Тэхён пинает Чонгука по колену, наплевав на то, что это не особо-то безопасно и логично – бить водителя машины, в которой едешь.

***

Весь ужин Мэри улыбается, запихивая в себя нелюбимый рис с овощами – она бы предпочла этому яству просто кусочек мяса, но кто ж её послушает. На указательном пальце красуется незамеченная ранее лимонная клякса, лишний раз напоминающая о картине, которая ждёт в комнате. Именно это изображение Мэри не отдаст в закрома клиники, а оставит себе. Потому что сегодня удивительный день – она увидела ангела, а потом этот ангел пришёл к ней сам. Событие, достойное, чтобы запомниться и остаться в памяти надолго. Не каждый день к тебе приходит ангел и обещает вернуться. Мэри именно так воспринимает окончание его визита.

Если обычно она засыпает не сразу, урывая время на чтение и размышления, то сегодня ей хочется, как можно скорее оказаться в кровати и уснуть. Мэри изо всех сил надеется, что во сне к ней придёт сегодняшний ангел. Она доедает ужин в темпе, засовывая в себя большими ложками и чуть не давясь им. Сидящий за столом напротив пациент округляет глаза, когда Мэри громко откашливается – последний кусочек попал не в то горло.

Вернувшись в палату, Мэри переставляет картину так, чтобы её было хорошо видно с кровати и забирается с ногами под одеяло. Ей отчаянно хочется тут же уснуть, но как всегда и бывает, сон ещё долго не приходит. Мэри вертится, переворачиваясь с одного бока на другой, сминая под собой простыню. Ей то душно, то холодно, то удобно, то не очень. Мэри держит глаза закрытыми, но отключается в итоге только глубокой ночью.

А на следующее утро, как назло, не помнит ничего из того, что снилось.

***

Майкл возвращается домой довольно поздно и уже у порога в квартиру вспоминает, что забыл погулять с Мони. Бедное животное встречает его радостным тявканьем. Майкл бегло осматривает периметр прихожей, но не находит никаких следов экскрементов – порядочная собака отчаянно ожидала его возвращения. Больше не задерживаясь, он надевает на Мони – миловидного рыжего корги – поводок и выводит на улицу. По обычаю, они направляются к небольшому садику, где выгуливается любимица Мони – трёхцветная Ви. Иногда им везёт, и время прогулок совпадает. Правда, сейчас уже довольно поздно. Он орлиным взглядом всё равно окидывает сад, на всякий случай, но не замечает Ви с хозяйкой. Видимо, сегодня красавицу выводили раньше. Чтобы Мони не было так обидно, Майкл решает побегать с ним сам. Находит подходящую палку и устраивает гонки. Они носятся по садику как сумасшедшие, распугивая голубей и ворон и шурша опавшей листвой. Майкл выдыхается спустя несколько кругов по тропинкам, а Мони резво довершает ещё два забега, принося в зубах заветную палку. Дома они оказываются как раз к полуночи.

Время для самобичевания наступает, когда Майкл, помыв своему корги лапы, выпускает его на ковёр. Насыпает Мони в миску еды, а сам думает о картине и о Мэри. Та очень изменилась с их последней встречи, как и говорил Тэхён. Стала какой-то худой и звонкой. Майкл стоял всё время посещения поодаль от неё и был уверен, что, если её тронуть за плечи – рассыплется, как пепел в руках. Бледная и такая же, как фарфор, хрупкая. Если бы Майкл не провёл с Мэри столько времени до этого, он бы её точно не узнал. Встретившись на улице, прошёл бы мимо. Как же время сильно меняет людей…

Теперь, когда встреча произошла, Майкл не может сказать, что ему стало легче, но во всяком случае он больше не чувствует себя трусом. Всего лишь подонком, какого свет не видывал. Не сказать, что у Майкла много свободного времени, но выкроить раз в неделю несколько часов для посещения клиники он считает первостепенной задачей. Раз уж судьба подарила ему шанс в виде стертой памяти Мэри, он точно должен этим воспользоваться. Мони подходит к его ногам и ложится рядом. Майкл наклоняется и зарывается рукой в её пушистую шерсть. Живое существо рядом немного успокаивает.

Он завёл Мони сразу после возвращения, потому что не мог находиться в пустой квартире один. До сих пор не может, хотя прошло уже полтора года. Кто там говорил, что время лечит? Полная брехня это всё.

– Мони-Мони, – зовёт он собаку, но та и ухом не ведёт. Спит после активной прогулки.

Сегодня был тяжёлый день. Майкл в голове прокручивает планы на ближайшую неделю, чтобы определиться с днём, когда он поедет в клинику. Решает сделать это во вторник, но потом вспоминает об инвентаризации и откладывает на среду – это даже удобнее, с какой стороны не посмотри. На следующий день, например, не нужно идти на работу. По четвергам его бар не принимает посетителей – готовится к пятнице и выходным, в которые всегда аншлаг. Людям необходимо расслабиться после трудовой недели, а самое простое средство – алкоголь. Море сравнительно дешёвого пойла – популярный выбор. Когда-то Майкл и сам баловался тем же, снимал стресс так. Теперь же предпочитает алкоголем не заливать напряжение после тяжёлого дня, а привносить изюминку в хорошие дни. И пьёт он уже не пиво, оставляющее горечь во рту, не разноцветные коктейли, вызывающие тупую головную боль на утро, и даже не маленькие шотики, в которых чего только не намешали и после которых из памяти выпадают целые отрезки времени. Майкл теперь смакует один-два бокала вина за весь вечер. И, кажется, умеет уже отличать нотки грейпфрута от апельсина.

Под веками скапливается тяжесть, усталость наваливается как всегда внезапно. Майкл с трудом разлепляет ресницы, чтобы переместиться с кухни в комнату. Ложится на кровать, надеясь вырубиться и проспать всю ночь без сновидений, но кого он обманывает. Так и не сомкнув глаз, всё же сползает на ковёр. Откидывает голову на покрывало, и наконец-то засыпает. Мони беззвучно устраивается рядом, свернувшись тёплым калачиком.