Читать книгу ВедьМаша - Мари Ирам - Страница 5

Смерть судьи тут же облетела деревню. Поговаривали, что к нему сам король подземного царства приходил и забрал себе. Но и дом Марты обходили стороной. Они стали затворниками в собственном жилье. Шептались, что она дочь спасла с того света, и в случае недугов, нет-нет, да и наглядывались к Конти. Марта никому не отказывала, помогала кому словом, кому делом, отвары давала или зелья, погружала человека в состояние сна, да заговоры читала. И всякий от нее выходил, как заново рожденный.

Все чаще Марта выбиралась до восхода солнца на прогулку. Собирала травы, сухие ветки, слушала шум деревьев и шепот воды, она очень любила приходить к прозрачно-ледяному озеру. Разувалась, и босиком гуляла по водной глади, не чувствуя холода, общалась с русалками. Те своими слепыми взглядами всегда смотрели, будто сквозь Марту, отражая глубину озера.

Постепенно дом превращался в хранилище: банки, книги, травы, карты. Подходил любимый праздник ведьм – ночь Ивана Купалы. Собрав нужный состав из рецепта, перед полуночью, раздевшись догола, Марта натерла себя этим зельем. Через пару минут начиналось легкое покалывание в теле, сознание путалось и приходило ощущение того самого полета. Картинка перед глазами смазывалась: вот лес, вот горы, вот костер и шабаш ведьм, вот она превратилась в олениху, проскакала хозяйские поля и выпорхнула уже черной вороной. Покружилась и канула в хвойную чащу, сорвала цветок папоротника и тьма поглотила ее полностью.

Очнулась Марта утром в избе, голова гудела. Женщина поглядела на себя через зеркало и увидела в отражении старуху, волосы которой были в перьях и соломе. Сморщенное, изуродованное бородавками лицо, с хитринкой на нее смотрело, и потом тихо сказало:

– Допрыгалась, дура! Сам дьявол присмотрел тебя в жены, откажешь ему – сгоришь на костре.

– Сгинь, нечистая! – Марта черной занавеской накрыла зеркало, но через секунду оно треснуло и осколки разлетелись по всему дому.

– Не видать счастья роду, жди отмщения, дураааа…

Женщину бросило в пот. Шла война. Люди стали озлобленнее, инквизиция не дремала, любой донос заканчивался публичным сожжением ведьм. Начинались гонения. На ее семью пока косо посматривали, но молчали. Деревушка глухая, а помощь оказывала только Марта. Ее магия была светлой, излучающей тепло. Из шалостей она позволяла себе лишь ночные полеты, да превращения в животных. А теперь сам дьявол хочет прибрать ее к себе в подземное царство.

Он действительно тем вечером пришел к ней на порог, но кресты в избе и молитвы не запускали незваного гостя. В облике черного рыцаря звал Марту из дома, но в этот момент Сара закатила глаза, ушла в легкий транс, что-то шептала. Красный камень на кукле засверкал, а багровое пятнышко на ноге девочки начало кровоточить. Ворвался в дом ветер, своей силой разбил все стеклянные банки, улизнул под порог и исчез вместе с черным рыцарем.

Шалости Марты в этот раз заметили, хозяева полей на утро после Ивана Купалы, увидели знаки самого дьявола в притоптанной траве и донесли в Германию, что объявилась в деревне ведьма.

Запуганный люд приезжей инквизиции быстро указал дом Конти. Марта уже была готова: одела чистую, белую ночную рубашку и ждала стражей. Пошла без сопротивления, лишь попросила наедине попрощаться с дочерью.

– Сара, девочка моя, я отдала тебе все свои знания, всю свою силу и волшебство. Береги это, развивай, но никому не рассказывай. К тебе будет приставлена няня, твоя соломенная Анни об этом позаботится. Посмотри мне в глаза, читаешь мои мысли?

– Да, мамочка, – девочка сильно обняла Марту.

– А теперь слушай. Меня, скорее всего, сожгут в Кельне на главной площади, и ты будешь в первых рядах. Не плачь, мне будет не больно, моя душа переродится в нашей же семье, я к тебе вернусь, ты узнаешь меня по глазам. А вы переедете в Швейцарию. Хорошо? Я тебя очень люблю. Твори добро и береги себя. – Марта крепко обняла свою дочь и поцеловала в лоб.

На улице ей надели оковы на руки и ноги, кожаный ошейник, который плотно облегал шею, и полураздетую повели к лошадям. Они отправились в Кельн, в место, напоминающее пыточную, а не тюрьму. Всю дорогу ее везли с мешком на голове, чтобы чарами не заговорила сопровождающих и не смогла убежать. А уже по приезду, за закрытыми стенами, начались пытки. И кто бы мог подумать, что сын того судьи был в инквизиции.

– Ну, что? – начал он – Сама признаешься, что ведьма? Что опаивала людей зельями, они сходили с ума и умирали, якобы сами себя убивали.

– Ты хочешь, чтобы я признала смерть твоего отца своим убийством? Да была бы моя воля, он бы никогда не умер и жил в вечных муках. Но его забрал дьявол, надо выполнять условия сделки.

– Значит, ты признаешь наличие нечисти? Вы с ней в сговоре?

– Есть свет, а есть тьма. Кто-то выбирает день, кто-то ночь. Я любила утро.

– Не пытайся заговорить мне зубы, отщепенка! Несите сапоги! Сейчас по-другому заговоришь, ведьма!

Помощники внесли кожаные сапоги большого размера, ей одели их на ноги и стали медленно заливать кипятком. Марта чувствовала, что ее конечности охватил жар, пятки буквально сварились в этой пыточной, но не издала ни звука.

– Молчать вздумала? – взбесился палач. – Унесите в камеру, смотреть на нее противно!

Ближе к полуночи ей принесли корочку черного хлеба и миску с грязной водой. Марта в полах рубашки прятала нательный серебряный крест, достав сохран, опустила его в миску, прошептала слова, и вода стала чище слезы ребенка. Утром ее ждало предварительное заседание.

Здание суда напоминало обычный дом, лишь флаги на крыше обозначали важность объекта. Марту завели в зал. Там она увидела небольшое возвышение, к которому вели три ступеньки, с правой стороны находились приподнятые трибуны, предназначенные для тех, кто следит за судебным процессом, вдоль стены, ближе к выходу, стояли скамейки для зрителей, а слева находился небольшой столик для писца. В центре зала была скамья для подсудимой, она не имела спинки и оказалась крайне жесткой. Председатель суда опоздал, откашлявшись и извинившись, дал слово членам церковного трибунала:

– Подсудимая, как ваше имя полностью?

– Мое имя Марта Луиза Конти.

– Вы понимаете, что находясь в этом зале, вы обязаны говорить правду и только правду. Се иконы – и обвиняющий ее священник, указал на угол, где был образ Спасителя и Девы Марии, – свидетели ваших слов. Знаете, в чем вас обвиняют?

– Лишь в том, что была добра к людям и оказывала им помощь.

– У нас другая информация и есть люди, которые видели, как вы совершаете магические обряды, одурманивали головы мужчинам, пили кровь из домашнего скота, портили урожай. Вам лучше сейчас признаться, вы ведьма?

– Люди говорят то, что хотят. Да, у меня есть справочники целебных трав и настоек, но хранить их не запрещено. Я облегчала потуги роженицам и ни одного младенца на моих руках не умерло. У меня было свое хозяйство, мне нет нужды портить чужое, в стране голод, я бы только усилила воровство у себя. Ну, а пить кровь… это слишком нелепо и смешно, вам не кажется?

– Не пытайтесь заговорить нам зубы. Мы все равно добьемся от вас правды, чего бы это нам не стоило, – вмешался в разговор обвинитель.

– Кхм, кхм! – голос председателя был низким и грубым, – господин, обвинитель, мне кажется, вы превышаете свои полномочия. Возможно, женщина говорит правду, а злые языки из зависти наговаривают на ее семью. Я назначаю очередное судебное заседание через неделю, оно будет открытым, пусть приходят свидетели, без их показаний суд невозможен. А Марту Луизу Конти переселите в комнату ожидания решений.

– Но, но… – сторона обвинения была недовольна предварительным слушанием.

– Я все сказал!

Удар молотком.

Ганс Христофер был самым молодым судебным работником. По желанию родителей, окончил юридические курсы и два года трудился в местном суде. Амбиции брали свое, и в 29 лет он желал исполнять наказания в Верховном Суде Кельна. После смерти отца, парень собрал свою команду инквизиторов, как раз начинались гонения на ведьм. Это было то время, когда можно незаконно применять пытки и за это ничего не будет. Люди жили в страхе, а главе города, отвлечение народа от насущных проблем, было выгодно. Шла война. Голод. Смерть приходила в каждый дом. Когда Гансу донесли, что в его родной деревне объявилась ведьма, он принял это как знак. Повод отомстить за смерть отца, ведь семью Конти он прекрасно знал и люто ненавидел. Именно поэтому, после первого заседания, не отправил женщину в комнату ожидания, на приличный ночлег и обильный паек, а отвез в подвал тюрьмы и продолжил выбивать из нее признания, через пытки.

Ноги Марты были ошпаренными по щиколотку, пятки сварены до мяса, волдыри на ногах лопались, гнили, и приносили заключенной мучительную боль. Она не ходила, а ползала. За подмышки ее приволокли в полумрачный подвал.

– Ну, что, отщепенка! Признаешься, что ты ведьма?

Марту мучила жажда, ей хотелось покоя, усталость и боль терзали сознание и она молчала.

– Молчишь? Несите яйца!

Подчиненные, откуда ни возьмись, принесли ковш с докипающими в нем яйцами. Специальным пинцетом вытащили оттуда одно и приложили к подмышкам Марты.

– А теперь? Скажешь, что ты ведьма? – не унимался Ганс.

Резкая боль током прошлась по телу, захотелось отпрянуть от обжигающего источника, шок, и Марта потеряла сознание. В те минуты, ей будто снилось, как она летает, та приятная прохлада ветра в лицо, та неведомая легкость, кураж и веселье. Она улыбалась. Ушатом воды ее вернули в реальность. Мокрая, она лежала на каменном полу в своей камере.

Ее морили голодом третий день, Марта спасалась от обезвоживания случайными каплями дождя, которые собирались на потолке и стекали вниз к ее миске. Тусклый свет робко заглядывал через решетку, была видна ночь, по подсчетам завтра полнолуние. Тело женщины горело, боль пронизывала и сковывала, запах гнилого мяса начинал привлекать насекомых, букашки с жадностью вгрызались в кровоточивую плоть, пузыри продолжали лопаться на коже, липкая слизь приносила облегчение, но притягивала грязь. Ночь перед полнолунием все исправит. Она не могла превращаться в животных, ошейник с вкрапленными нитями из крапивы, каким-то образом блокировал магию, но она точно знала, что предки ее не оставят.

Не зря ночь в полнолуние считается волшебной. Тишина, желто-белый круг с рельефными очертаниями в легкой дымке, величественно занимает свое место на небе. Яркие звезды рассыпаются по всему небосводу, луна загорается светом, проникает сквозь тьму, заливает окрестности.

В эту ночь слегка уловимая лунная дорожка пробралась сквозь решетку тюрьмы и опустилась на ноги Марты. Серебро луны – великое таинство, происходит исцеление, рубцы закрываются корочкой, кожа хоть и тонкая, практически прозрачная, но ее достаточно, чтобы закрыть загнивающее мясо. Боль уходит от Марты, тело начинает пахнуть ладаном. Куда-то в небо женщина шепчет: «Спасибо!».

Ночь бродит по земле долго, но именно эту Марта не заметила, звезды начали гасить свет и где-то вдалеке едва заалел рассвет.

Ганс, ближе к суду, сжалился над пленницей, и ей стали приносить овощную похлебку. Но вся стража, прежде чем отдать еду, смачно плевала в миску и, смеясь, подсовывала под решетку. Марта дожидалась тишины, опускала свой нательный крест в тарелку, шептала молитву, и ее отвратительная еда начинала ароматно пахнуть, похлебка становилась мясной и наваристой, что утоляло голод на длительное время. За день до суда, к ней под окно прилетел черный ворон, то был посланник самого дьявола. Людской слух слышит лишь карканье, а волшебники различают языки всех живых тварей.

– Будет суд через день, они не оставят тебя в живых, приговор давно подписан, ты сгоришь ровно в полдень на центральной площади, но я могу тебя спасти. Отдай мне свою душу, обретешь жизнь вечную, тело вспомнит усладу приятную, в богатстве жить будешь.

– Моя душа светлая и не принадлежит ни одному из существующих миров. Наш род – это баланс между добром и злом, так было, так есть и так будет. Что судьбою написано, то и исполнится. Лети с миром, нечистый!

– Не оставят твою душу в покое. Все равно будешь моей.

Рассвет. Тюремную тишину разрезал лишь каркающий ворон.

В ночь, перед судом, Марту перевели в комнату, разрешили умыться, выдали свежую рубаху, длинное белое платье, закрытые сандалии и чепчик на голову. Утром принесли травяной чай и свежую сдобу. Марта окунула свой крест в воду, она стала вином и, не отрываясь, залпом выпила. Она приложила крест к сдобе, та стала просвирой, и женщина за раз ее съела. Пленница подняла свои очи к небу и зашептала:

«Кровь Спасителя во мне, его плоть. Матушки мои, тетушки, помогите, дайте сил и терпения это пережить. Примите мою душу грешную, да исполнится судьба рода на благо всем».

Кельн. 16 век. Август, Германия.

По решению от первого заседания, Марта должна была защищать себя сама. Ее привезли в знакомый зал суда, только теперь процесс был публичным и открытым. Вся скамья для надзирателей была заполнена: церковный трибунал, монархи, священники, адвокаты, дворяне, рыцари.

Марту посадили на неудобную скамью посередине зала, начинал собираться народ. В некоторых людях она узнавала своих односельчан, но большинство незнакомых. Стало шумно. Этот муравейник буквально поглощал женщину, кто-то плюнул ей в спину, лица не различались, будто весь Кельн обрушился на пленницу.

Тем временем, в зал вошел судья, облачился в черную мантию до пола, величаво прошел за трибуну, посмотрел сверху вниз на Марту, чтобы та почувствовала себя неловко, и стал зачитывать:

«26 августа, 1690 год, публичный допрос женщины – Марты Луизы Конти».