Читать книгу Дорога. Записки из молескина - Марианна Гончарова - Страница 9

Да, это мой родной город. Но бывает, что я смотрю на него глазами туриста, гостя, пришельца и как будто вижу все впервые…

А я сяду да поеду

В Черновцах на улице Ольги Кобылянской установлена старинная карета. Для фотографий. И как только девушка усаживается в карету, у нее сразу меняется выражение лица, осанка, манеры. Взгляд – «Неизвестная». И так со всеми. На глазах они становятся особами королевских кровей. А мужчины обычно впрягаются, как предлагает фотограф, изображая коня.

В жизни чаще всего наоборот.

«Так то ж в Голландии!..»

Вчера в пробке, прямо передо мной, стояла «скорая» с включенной сигнализацией. В кабине с напряженным лицом маячил водитель. Какие-то руки в белом там двигались широко за его спиной, появлялось лицо женщины – врач? Фельдшер? – и требовала она что-то, кричала, а водитель разводил руками, указывая на дорогу, и огрызался, и закидывал от беспомощности голову назад и стучал кулаком по рулю, и выскакивал на дорогу, суетливо закуривая, бегая вдоль целой колонны машин, умоляя, требуя, указывая на свою машину. И водители точно так же разводили руками – кто сочувственно, кто озлобленно, поглядывая назад, на «неотложку».

Катя пишет, что в голландской «скорой помощи» есть прибор, переключающий светофор. И не только из-за скорости, а еще и для того, чтобы не тревожить больного остановками и торможением. «Скорая» переключает светофор на зеленый, проезжает, затем светофор тут же переключается на красный. И все автомобилисты знают и ждут. Никто не срывается рядом или, не дай бог, обгоняя…

Потому что все понимают, что это машина «скорой помощи».

«Я вся такая внезапная, такая противоречивая вся…»

Когда я выхожу за порог своего дома, то, как я говорила, тут же начинаю искать приключений на свою голову. Я плохо вижу. У меня близорукость. И со мной часто происходят всякие, на мой взгляд, неожиданные и приятные события. Хотя моя семья так не считает. Они называют все это наоборот – неприятностями. Например, мы с ребенком – девочкой Л. – ходили на ярмарку. И я увидела там прекрасную вещь, такое небольшое татами с приклеенными камешками. Я схватила Л. за плечо, и стала восхищенно хвалить это татами, и предлагать громко:

– Давай купим это, ну давай, я на этом буду спать.

На что ребенок Л. вдруг ответил отстраненным мужским голосом:

– А вам что, больше не на чем спать?

Оказалось, я в это время плотно стояла на роскошном башмаке красивого молодого мужчины, который ко всему еще держал за руку прелестную, но уже обиженную на весь свет беременную красавицу. Выяснилось, что голос был именно его.

А потом мы проходили мимо ресторана, и, поскольку уже собирались пообедать, я туда свернула. Разглядывая по пути очень смешные, расписанные под хохлому стены, просто вытянула руку себе за спину, намереваясь взять ладошку Л., чтобы она не потерялась. В результате к столику я приволокла за руку симпатичного веселого хмельного дяденьку. Я оглянулась и спросила:

– А где мой ребенок Л.?

И дяденька, панибратски приобняв меня за плечи:

– А зачем нам ребенок?!

И под смех подбежавшего ребенка Л. он по-гусарски щелкнул пальцами и крикнул пробегавшему мимо мальчику-официанту:

– Девушка! Два пива!

La dame romantique…

Вчера утром вышла из маминой квартиры и захватила мусор, ну, выбросить чтоб. Побрела на почту. Была по-осеннему задумчива и печальна. Опять же пончо у меня интересное и ботиночки. И голову умею носить с наклоном легким.

На почте только обнаружила, что уже полчаса или более тягаю за собой по городу мешок с мусором.

Ошиблась

Рядом с маленькой пивной забегаловкой толпа расслабленных парней, лет по двадцать.

Громко галдят и хохочут. Думаю, ну вот как пройти мимо – пиво пьют, наверное, хмельные, наверное, оскорбят, наверное… Я настроилась, нацепила строгую маску на лицо, придумала уже, как ответить, если что, зажала в кулаке телефон на всякий случай, насупила брови…

Подошла ближе, а они – кто йогурт пьет, кто кефир… Спортсмены.

Оле-оле-оле!

Позвонил Даня. Говорит, что вчера на стадионе был футбольный матч между командами двух очень богатых сел. Одно молдавско-американское, второе – молдавско-итальянское (там и там живут мужья и жены уехавших в Америку и Италию на заработки). Милиции было – море, со всей области. Даня говорит, что все равно после матча футболисты и болельщики подрались, а потом он видел в окно, как обе команды объединились и погнались за судьей. А тот – бывший стайер, ушел от погони, и его спрятали в каком-то дворе, а потом туда вызвали милицию и его проводили к машине. Слава небесам, он из Львова. А наши многие не знают, где Львов. Они знают только Америку и Италию. А Львов – нет…

Скажет, что видел

Не люблю ждать. Но иногда приходится. Дочка Лина повадилась ездить со мной на интервью и встречи (мечтает после школы изучать такое подозрительное ремесло, как журналистика). Вчера мы ждали, когда соберется кворум в маршрутке, которая идет из одного глухого угла в другой глухой угол. Извоз давно стал приватным. И пока не наберется в автобусе народу, чтобы не продышать, водитель прячется у своей кралечки в киоске с фастфудом. Обычно мы с Линой в таких случаях играем. Вчера играли сначала в ассоциации. Потом в «угадай, кто или что». Все просто: один задает «Yes-No» вопросы второму и пытается угадать, что или кого задумал первый. Адронный коллайдер, Пабло Пикассо, Бермудский треугольник, Анна Болейн, Сковорода, Боря Гадай, бумеранг, Турбины2, «Квартет И», Пьер де Кубертен… И много еще чего. Играя, мы заметили, что какой-то паренек бандитского вида, весь в татуировках, с огромной грубой металлической цепью с крестом на черной майке, давно прислушивается, потом вообще развернулся и уставился на Линку, отвалив челюсть. Такое было непонимание в глазах, потрясение… О чем это они?! Уже когда кто-то из пассажиров крикнул водителю с угрозой в голосе: «Едзем, д’арагой, дэ?!» (у нас мультинациональный город, дэ) – парень все оглядывался с изумлением и недоверием, мол, не может быть… И хотя мы говорили, плавно переходя с русского на украинский и наоборот, парнишка этот, как нам казалось, не понял ни слова. Так он и вышел где-то по дороге, недоуменно почесывая затылок и оглядываясь, оглядываясь…

Линка, печально глядя ему вслед:

– Приедет он домой, скажет, видел я сегодня… Ой. Да ничего он не скажет, не сформулирует, – огорченно махнула рукой Линка.

Горы

Уверена, знаю откуда-то, просто знаю, что горы живые. Они дышат, радуются, страдают, сердятся. Даже если, как говорят, у маленького камня есть память, то что говорить о горах, которые помнят себя еще легким туманом, потом любопытной водой, потом многоопытной скалой, а следом – мудрым и вечным кристаллом…

Мамин студент Кискин Антон обожает туризм, альпинизм и часто повторяет: радость победы, радость преодоления. Покорить вершину, понимаете? – говорит, – как будто она теперь твоя!

Глаза его полыхают огнем горячечным, он смотрит сквозь нас, «матрасников», видит свою новую победу, бормочет о путях и судьбах…

А мне это и не надо совсем. Что за психология: побеждать, покорять, преодолевать. Как я смею лезть на эту гору? Зачем мне карабкаться, например, на Говерлу? Она, покоренная такими, как Кискин Антон, оглушенная песнями и криками, обожженная кострами, исколотая альпинистскими крюками, вроде бы и сдалась и покорилась, но нет-нет да и напомнит старые обиды… Тогда, Кискин Антон, держись!

Времена…

Мама вчера ездила в «Зоо» за едой для кошки Скрябин и кошки РУ. Мы все были заняты – младший мой ребенок Лина шла вчера в одиннадцатый класс, внук мой Андрей – в первый. Да, мы были заняты, и наша экономная мама, игнорируя такси, поехала в «Зоо» маршруткой. Рассказывает…

На обратном пути, в час пик, на какой-то остановке в автобус забежала женщина и взмолилась:

– Ждем… «скорую»… не едет… вот! Парень сломал обе руки!!! Пожалуйста, уступите ему место, пусть он сядет, доедет до травмпункта сам.

Парень вошел, обе руки кое-как неумело курткой привязаны к его животу, кривится от боли, стоит.

И НИКТО НЕ ВСТАЕТ.

Маршрутка едет. Парень пытается опереться на плечо. Боится упасть.

ВСЕ СИДЯТ.

Мама, конечно, встает и кричит:

– Молодой человек, идите сюда осторожно, садитесь.

Парень отрицательно машет головой – дама пожилая, седая – ему неловко.

ВСЕ ПРОДОЛЖАЮТ СИДЕТЬ.

В маршрутке двадцать человек сидят, человек пять стоят. В том числе и Поломанный. Молодые ребята и девушки сидят, все в наушниках. И два толстых пивных красномордых бочонка, лет по тридцать пять, – тоже не шевелятся.

Наконец мама, боясь, что парень упадет, потому что он балансирует без помощи поломанных рук, вытаскивает из сумки телефон и кричит:

– Водитель, остановите машину. Я вызываю милицию!

Не знаю, что именно мама хотела сообщить нашей доблестной милиции, с таким же успехом она могла бы вызвать министра образования или нашего президента, но автобус остановился, водитель гавкнул на молодого парня, сидящего впереди, тот обиженно поднялся, и Поломанный сел.

Ну не может такого быть, не хотела верить я. Может, это ехал какой-то определенный контингент? Например, всех их, кто ехал, как раз отпустили из КПЗ… Или был выходной в каком-нибудь… критическом отделении областной специализированной клиники, и они все забежали в один автобус… Или, может… Или… Или вообще что?! А если нет, тогда что происходит?

Прут

Однажды мы поехали на пляж. На Прут. У нас, если спрашивали, где ты так загорел, местные отвечали, а где ж – на Пруту. Мы всегда ездили на Прут, загорать и купаться. Автобус останавливался напротив нашего дома, и мы висели на заборе, караулили. Приехал, приехал, – кричали мы друг другу, усаживались и минут десять через весь город ехали на Прут. И автобус наполнялся жаркими людьми в сарафанах, в майках-сетках, с детьми, сумками, резиновым кругами.

Там, на Пруту, еще был источник с водой, и особым шиком было в купальниках пойти на горку к этому источнику со стеклянной бутылкой, чтобы набрать воды. А рядом с источником всегда сидели молодые ребята и разглядывали всех, кто шел за водой. Словом, исторически сложившаяся модель не изменилась – девушки идут за водой, только без коромысла, чтобы познакомиться с молодыми ребятами. Нэсэ Галя воду, короче…

Но это уже потом. А когда мы были маленькие, бабушка собирала нас на Прут, как в длительную экспедицию, – собирала нам котлеты, помидоры, булки, яблоки. А иногда и сама приезжала позже и привозила нам бидон со своим борщом.

Я очень скучала по тому месту, помнила там каждый кустик и дорогу к источнику. И все холмики и тропиночки помнила. И вот спустя долгое время мы поехали туда с моим папой и мужем моим Аркадием Кузьмичом. Просто поехали уже не автобусом, а машиной, поехали, чтобы проведать любимые места.

А там какие-то очень крутые люди ловили рыбу. Верней, стояли с роскошными дорогущими спиннингами по колено в воде. На вопрос, ловится ли, они только пожимали плечами. Не ловилось.

А мой папа и мой муж Аркадий Кузьмич очень азартные. Когда видят воду, сразу кидают туда удочку. И не было такого, чтобы они из любой лужи не вытащили рыбу.

А тут удочек, как назло, в машине не оказалось. Правда, была леска. Из подручных средств, выломав два прута, папа и А.К., как Робинзон Крузо, слепили себе две допотопные удочки и, даже не влезая в воду, забросили и, расслабленно расположившись на берегу, стали тягать рыбку одну за другой, одну за другой.

Мужики с дорогими удочками подошли, выставив челюсти, и сказали:

– Мужики, это наше место. Мы тут прикормили.

– Не вопрос, – дружелюбно ответил мой папа.

И они с А. К. перешли на другое место. Видимо, рыба тут же собрала манатки и переехала вслед за ними. Потому что у крутых продолжало не ловиться, а мои продолжали таскать в том же ритме – одну за другой.

Наконец стало темнеть, нам с сестрой стало скучно, и мы все отправились домой.

– А рыба где? – поинтересовались мы с сестрой.

– Та, мужикам отдал… А то срам ведь один…

– И что, взяли?

– Взяли. Сказали, мол, вы ж новички, а новичкам фартит.

И папа с А. К., переглянувшись, дружно заржали.