Читать книгу Кенгуру в пиджаке (сборник) - Марианна Гончарова - Страница 4

Лично я никогда не участвую в конкурсах. Никогда. Какая это глупость, по-моему – соревноваться, кто умнее, кто красивее, кто толще… Ведь жизнь такая короткая, а все люди так разнообразны, и каждый хорош по-своему, что глупо равнять по линейке всех умных, чтобы определить самого умного, всех красивых, чтобы определить самую красивую, всех веселых, чтобы выбрать самого веселого. И кто это решает? Кто, спрошу я вас?! А решают как раз не самые умные, не самые красивые, не самые веселые…

Скажете, это все спорно? Но все равно еще раз повторю: я в конкурсах не участвую. По своей воле. Разве что в детстве. Но и то когда жизнь заставила. В лице моих учителей, родителей и прочих родных и близких…

Чего-чего, а конкурсов у нас в школе было невероятное количество. Ученики не реже чем раз в неделю в чем-то соревновались, что и выработало, наверное, во мне такую стойкую неприязнь к этому делу.

Например, перед Новым годом в школе всегда проходил конкурс на лучшую Снегурочку. В Снегурочки выбирались только отличницы. А кто же еще?! И Снегурочкой на протяжении многих лет избиралась одна и та же девочка, Сара Репетур. У Сары были иссиня-черные косы, темные глаза и густые черные брови. Но надо отдать Саре должное: она прекрасно читала стихи, таким нежным звонким голоском, она была очень доброй девочкой, и все ее любили.

Я лично даже не претендовала на роль Снегурочки, потому что никак не могла выучить таблицу умножения. Вернее, знала ее, но только на десять, на один и на ноль, а на остальные цифры путала. Какая уж тут Снегурочка! Зато как-то в шестом классе по милости подружек я участвовала в конкурсе снежинок. Ой, нас было четверо! Очень высокая Таня по прозвищу Шпала, пышечка Ада, крохотная худосочная Даша и я – в очках с толстыми линзами, тоже не принцесса, надо сказать. Вся эта сомнительная четверка в марлевых пачках, стеклянных коронах и балетках моталась вокруг елки под музыку из «Лебединого озера», взмахивая руками, громко топая пятками и делая отчаянные попытки взлететь. Публика рыдала от восторга. Особенно мальчишечья ее половина. Естественно, надежда стать законными Снегурочками растаяла тут же, как только мы завершили свой полет.

Еще был конкурс на лучшую стенную газету «Спутник пятилетки», где авторская группа, в которую я входила, заняла последнее место. А когда я еще училась, кажется, в первом классе – у нас был конкурс военизированных отрядов, и все октябрята браво маршировали на спортивной площадке и орали строевые песни, демонстрируя мощь и обороноспособность советской страны. Господи, какая это была мука!..

Но вот один конкурс остался в моей памяти навсегда. Помню, меня, восьмилетнюю, выдвинули от класса участвовать в конкурсе на чтение стихов Пушкина. Я отнеслась к этому очень ответственно и, никого не спросясь, выучила назубок монолог из «Скупого рыцаря».

В школе было грандиозное действо, посвященное юбилею поэта. Оно проходило в несколько этапов: для младших классов, для средних и для старшеклассников.

В самом начале конкурса перед учениками начальной школы даже выступил сам Пушкин – переодетый в бакенбарды и фрак актер нашего местного театра Николай Гузка, талантливый, беспечный и всегда немножко хмельной. Он так и представился: мол, здравствуйте, я – Александр Сергеевич; поспрашивал народ в зале «что в имени тебе моем», заверил публику, что народная тропа еще заведет всех куда надо, и бухнулся после этой феерической декламации за стол, накрытый красной плюшевой скатертью. И прямо так, в гриме, он и просидел весь конкурс, иногда подремывая и во сне валясь на плечи нашей учительницы словесности Берты Иосифовны.

В жюри сидело еще несколько учителей, представитель от гороно и представитель от райкома комсомола Дина Георгиевна, строгая и со значком. Все младшеклассники в основном читали «У Лукоморья дуб зеленый…», и я, теребя белый форменный фартук, с нетерпением ждала своей очереди, чтобы показать всем. Всем!

Наконец ведущая выкрикнула мою фамилию, я бодренько подскочила к столу жюри, закинула руки за спину, выставила вперед правую ногу, многозначительно сдвинула брови и завыла мрачно и басом (тут нужно еще учесть, что до определенного возраста я отчаянно грассировала): «Как молодо-о-ой повеса ждет свида-анья с какой-нибудь газвг-г-г-атницей лукавой иль ду-у-угой, им обманутой…»

«Пушкин» проснулся и посмотрел на меня недоуменно, а Берта Иосифовна наклонила голову к столу, то снимая, то надевая очки – и, наверное, плакала, потому что ее плечи тряслись, она всхлипывала и вытирала слезы носовым платком. Видимо, ее очень проняло. Воодушевленная, я стала рубить рукой воздух и вещать еще оглушительней и торжественнее.

Это был мой звездный час. Я показывала в лицах и скупого рыцаря, и несчастную вдову, и ее безутешных малюток; я подвывала, хрипела и взрыкивала: «Я цаг-гствую… но кто вослед за мной пгиимет власть над нею? Мой наследник! Безумец (тыркнула я указательным пальцем с чернильным пятном в представителя гороно), гасточитель молодой, газвгатников газгульных собеседник! Едва умгу – он, он! сойдет сюда!..»

С Бертой Иосифовной творилось что-то невообразимое. Теперь она уже кашляла и не могла поднять голову от стола. Следом за ней, проникшись волшебными строками в моем исполнении, разрыдался представитель гороно: его тоже стало трясти, и он закрыл лицо руками. Ну а потом залихорадило все жюри. И «Пушкина», и учителей, и комсомольского представителя Дину Георгиевну со значком.

Я торжествовала. Правда, единственное, что не давало мне возрадоваться победе окончательно, было бледное, вытянутое лицо моей мамы в зрительном зале.

На подведении итогов мне вручили приз. За смелость… И все. И все!..

С тех пор – никаких конкурсов. Никаких!