Читать книгу (Не) зажигай меня - Марианна Красовская - Страница 8
8. Неожиданные открытия
ОглавлениеК утру я убедила себя, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, увидел меня мужчина полураздетой – так не обнаженной же! Да и вообще сорочка у меня куда более закрытая, чем туалеты некоторых придворных дам! Осталось четыре дня, и я навсегда расстанусь с Аязом. Наши пути пересекутся вряд ли, слишком разные у нас статусы. Я – леди Оберлинг, внучка кнесса Градского, а он всего лишь простолюдин. Ну пусть сын купца или зажиточного однодворца, судя по роскошной одежде. Но все равно мне не ровня. Мне его и на улице замечать не положено, если он, конечно, не в дедовой волости живёт. Спрашивать побоялась – ну как себя выдам этим вопросом? Мы ведь с Герхардом не говорили, куда едем: в Славию к родственникам в гости, и всё. А уж кто у нас родственники – дело десятое. Хотя я, понятное дело, подозревала, что коли у Аяза кто-то из родителей родом из Степи, можем и близко жить. Дедова волость – пограничная. А вообще кнеса Градского нынешний степной хан ненавидит, за что – мне так и не поведали, хоть я и выспрашивала. Дед сказал, что я мала о том знать, а матушка и вовсе руками разводила: дескать, поссорились они уже позже, когда она отцовский дом покинула. В общем, нет между Степью и той волостью, где я жить буду, мира и согласия, а значит, никаких степняков я не встречу, можно не бояться.
Третий день тянулся как кисель, да еще за окном серый дождь начался. В карете сделалось невыносимо душно, а окна не открывали, иначе морось проникала внутрь. Хорошо хоть кучер зажег нам маг-светильник: можно было видеть друг друга. От скуки спросила Аяза, сколько ему лет. Почудилось мне, что ли, что он значительно старше, чем я сперва думала? Оказалось, всего девятнадцать. Все-таки юнец, мой ровесник.
– Вы, наверное, единственный сын у родителей? – поинтересовалась я.
– Я первенец, – покачал головой степняк. – У моего отца всего девять детей, шестеро от моей матери и трое от наложниц.
Я раскрыла рот от изумления: наложницы? Да в Славии полвека как забыли это оскорбительное для женщин слово! Понятное дело, что состоятельные мужчины по-прежнему заводят любовниц, но обществом это осуждается. Посмотрела в смеющиеся глаза Аяза и выдохнула: шутит, скорее всего. Вряд ли отец такого большого семейства нашел столько денег, чтобы отправить старшего сына учиться во Франкию. Неважно. Все мы хотим казаться кем-то другим, оттого и врём случайным попутчикам. Возможно, и торговец вовсе не торговец, а в звякающем саквояже прячет яды в склянках, а вдова, к примеру, наследная принцесса Франкии, везущая дипломатические письма. И Аяз вовсе не Аяз, а какой-нибудь Нагариман, сын степного хана. Тогда, пожалуй, можно с ним и подружиться. Я лукаво улыбнулась своим мыслям, поудобнее устраиваясь на твердом плече Герхарда.
– Вы очень близки со своим охранником, – как-то ровно, но очень оскорбительно сказал степняк.
– Герхард служит мне с рождения, – пояснила я, прикрыв глаза. – Он мне всё равно что брат. Его дед служил моему деду. Его отец служил моему отцу. Герхард – мой оруженосец, если так понятнее.
– У вас нет оружия, кроме, разумеется, кинжала, что вы прячете в юбках – заметил Аяз.
– Я выразилась фигурально. Метафорически. Иносказательно. Вы разумеете, что значат эти слова?
– Я в университете учился, – несколько обижено ответил юноша. – Я вас понимаю. А его не понимаю.
– Почему? – приподняла брови я.
– Как можно быть таким… равнодушным?
– Он – оборотень-медведь. Я – волк. Наши виды никак не сочетаются. В природе волки и медведи никогда не составят пару. Вот и мы друг в друге мужчину и женщину не видим.
Глаза степняка округлились. Вот чудной, не знает элементарных вещей!
– Вы – оборотень? – потрясенно уставился он на меня.
– Я из Галлии. Это страна оборотней вообще-то. Ничего удивительного.
Аяз нахмурился и замолчал. Ушел в себя. Ну вот, напугала парня.
Да, оборотень. Да, могу бегать зверем. Что такого-то? В паре, где мужчина-оборотень, всегда рождаются дети его вида. Я волчица, братья мои – волчата. Мать – оборотень всего лишь на четверть, в ней кровь рыси.
Была б полноценной рысью – с отцом бы ничего у нее не вышло.
В Галлии рысей и волков полно. Медведей вот меньше. А других зверей и вовсе нет. Не оборачиваются люди ни в белок, ни в зайцев, ни в каких-нибудь драконов. Сказки всё это. Закон сохранения массы гласит, что зверь и человек должны весить одинаково. Иначе не бывает. Поэтому, признаться, волчица из меня весьма изящная, если не сказать – хилая. Впрочем, размер не показатель силы. Мой любимый дядюшка Кирьян тощ до безобразия, потому что вечно в разъездах и много на себе тащит. Он редко сидит на месте. Его рысь забавная на вид, похожая на него самого: худющая, с длинными лапами и порой плешивая. Не рысь, а заморский зверь ягуар, которого я на картинках в детских книжках видела. Один-в-один, только у ягуара хвост еще имеется длинный. Так вот, с его рысью даже медведь не всегда может управиться. Юркий он и стремительный, будто ветер. Я с медведями не сражалась, я вообще ни разу в зверином облике не дралась, но смею надеяться – постоять за себя смогла бы. Вообще для меня вторая ипостась – больше баловство и легкий способ убежать от проблем и дурного настроения в полнолуние. Я ж папина принцесса, всю жизнь прожила под защитой. И теперь еду с Герхардом, а далее меня дед защищать будет. Не о чем мне волноваться, если подумать. Вот только принцессой меня теперь называть не стоило. Слишком горько.
Дождь сопровождал нас весь день до самого постоялого двора, то утихая, то припуская с новыми силами. Порою он был больше похож на снег, чем на дождь. Пару раз по крыше дилижанса стучал град. Премерзкая погода не благоприятствовала частым остановкам. В кусты мы бегали очень быстро, очень. Оттого и приехали на ночевку раньше, чем обычно. Это радовало: наши с Милисентой платья забрали в чистку и сушку, а ужин принесли прямо в комнаты. Завернувшись в одеяло, мы предавались безделью. Вдова была неразговорчива. Зато не было сомнений, что у нее хорошее воспитание: весь вечер она просидела с книгой, да не с каким-то дамским романом, а с собранием сочинений Манкутто – философа и теолога прошлого века. Я такую муть, в смысле столь серьезную литературу терпеть не могла, никакой другой книги у вдовы не оказалось, и, немного полежав на полу (чтобы размять ноющую от долгой поездки спину), я отправилась спать.
***
Больше никогда я не соглашусь на такие путешествия! Лучше бы я ехала одна своим ходом! То ли от переживаний, то ли от дурной погоды и дождя я заболела. Наутро проснулась со страшной головной болью, опухшими глазами и заложенным носом. И, конечно, на постоялом дворе не оказалось целителя! И в ближайшей деревне его тоже не имелось. Я сидела за столом, вцепившись в чашку с горячим чаем и вздыхала.
– Это в город надо посылать, – почесал голову хозяин трактира. – Или миледи здесь останется. Через три дня всё пройдёт.
– Как же так! – ахала Милисента. – Ведь это и деньги потерянные, и неделя времени, и близкие волноваться будут! Да и в следующем дилижансе может не оказаться места!
– Совершенно точно не окажется! – деловито подтвердил кучер. – Обычно заполненные едут.
– Надо было брата моего посылать, – вздыхал Герхард, разглядывая моё осунувшееся лицо. – Он целитель. От него хоть толк был бы, а что я? Может, вытерпишь? Сядешь в уголочке, укутаешься в одеяло, подремлешь?
– И помру к следующей станции, – жалостливо шмыгнула носом я. – По-твоему, зря лекари постельный режим выписывают?
– Два-то дня выдержишь как-нибудь, – легкомысленно махнул рукой мой охранник. – А там уж и встретят нас. Ты ведь девочка крепкая.
Я его ненавидела в этот момент. Как же он не понимает – плохо мне, плохо! Никто меня не любит, не жалеет. Даже степняк молча стоит в сторонке, а делал вид, что я ему нравлюсь! Все мужчины – лицемеры!
– Может, послать в город за целителем? – неуверенно предложила вдова. – День потеряем, это не так уж и страшно. Не бросать же девочку здесь!
– Расписание, лошади, – напомнил кучер. – У нашей службы всё рассчитано.
Я уныло смотрела на столпившихся вокруг меня людей. Перед глазами плыло, дышала я ртом и вдобавок начала потеть. Прямо чувствовала, как по спине текут противные капельки пота. Не поеду никуда! Останусь тут и буду страдать!
– Позвольте, я попробую, – неожиданно для всех подал голос степняк. – Я немного смыслю в целительстве!
Герхард позволил. Он отошел в сторонку, разрешая степняку опуститься передо мной на корточки и взять мои ледяные руки в горячие ладони. Под его пристальным взглядом глаза закрывались сами собой. Я почувствовала, как обжигающие и жесткие пальцы Аяза вертят и мнут мою больную голову. Он что-бормотал на незнакомом мне языке. От его прикосновений хотелось мурлыкать, это было невероятно сладко. Пальцы словно вытягивали боль. Когда он отошел, встряхивая кистями, в голове было легко и весело, и даже нос задышал.
– Вы целитель? – изумленно спросила я по-славски, совершенно забыв, что не должна знать этот язык.
– Не совсем, – смущенно улыбнулся Аяз. – Я лошадник.
– Как это?
– Разговариваю с лошадьми, лечу их.
– Я что, лошадь, по-вашему? – возмутилась я.
– Но ведь сработало же! – по-мальчишечьи ухмыльнулся юноша. – Вам ведь легче?
– Намного, – кротко согласилась я. – Спасибо вам.
Я действительно чувствовала себя намного лучше. Головная боль почти ушла, нос дышал, слабости не было. Можно было ехать дальше. Все попутчики очень обрадовались. Даже «разбойники» изобразили на лице что-то похожее на улыбку и поздравили меня с выздоровлением.
– Я так и думал, что вы знаете славский, – с усмешкой прошептал мне Аяз. – Нельзя ехать в Славию к родне, не зная языка.
Я досадливо поморщилась. Опростоволосилась, слов нет.
– А кто у вас родственники? – будто невзначай спросил степняк.
– Государь, разумеется, – хитро улыбнулась я. – Он мой двоюродный дед.
И это была чистая правда, потому как мать моей матери была дочерью государя! Не нынешнего, а прошлого, конечно.
Да, происхождение у меня самое высокое. И Оберлинги, и Браенги, и Государь Славский, и Эстебан Галлинг – все числились моей роднёй. Эстебан, конечно, не близкий родственник (хвала богине), но, поскольку дядюшка Кир женат на его сестре – на покровительство его величества я могу рассчитывать при любых обстоятельствах.
Не знаю, чего ожидал Аяз и поверил ли мне, но лицо у него сделалось странное, задумчивое. Молча мы заняли свои места в дилижансе. Молча тронулись с места. Начинался четвертый день нашего путешествия. Завтра к вечеру будем уже в столице Славии, Аранске.