Читать книгу Круги по воде (сборник) - Мариэтта Роз - Страница 20
Девочка из Пентагона
1988 г.
Оглавление* * *
Все встали. Растерянно, испуганно.
Вместе с фашисткой в класс вплыла директриса!
– Дети! – обратилась к нам Людмила Михайловна. – Сегодня на нашем собрании будет присутствовать директор школы Антонина Викторовна.
Вот интересно: а какой смысл так пафосно говорить об очевидном?
Фашистка и директриса чинно расселись на стульях. Видимо, в этот раз Пантелейщина решила не быть «с народом».
– Сегодня мы разбираем двух ваших товарищей, – начала было Людмила Михайловна, но тут вдруг выскочил Колька.
– Извините, что перебиваю! – начал он.
Но учительница почему-то не рассердилась, а фашистка улыбнулась толстыми накрашенными губами.
– Я как староста класса должен заботиться о нравственном здоровье каждого!
Директриса согласно закивала.
– А последнее время мои товарищи, которых мы собираемся обсуждать, стали готовиться. Предлагаю заменить одну из кандидатур!
– Например? – спросила фашистка.
– Например, вместо Газиной Елены разберем сегодня Марию Кислицину!
Мы ахнули!
Машка встала.
Директриса нагнулась к фашистке и зашептала так, что весь класс услышал:
– Кислицина? Она часом не родственница Кислицкой?
– Нет, – таким же громким шепотом ответила фашистка. – Просто фамилии созвучны. Хотя всё может быть… – Она переплела сосисочные пальцы на упругом, как барабан, животе.
Машка на негнущихся ногах вышла к доске.
– Кислицина, – начал Колька, – хороший товарищ, отличница. Даже играла маленькие роли в некоторых детских спектаклях. Но все знают, что её устроил папа, режиссер этого театра. А мы не должны поощрять продвижение за счёт родственников! Каждый должен добиваться сам поставленной цели!
Толик напрягся. Сжался.
Мы все напряглись.
Машка действительно иногда играет в детских спектаклях маленькие роли. Хорошо, кстати, играет. Талантливо. Мы все этим ужасно гордимся, мол, наша Машка – артистка! Даже мечтали, что когда вырастем, то будем приходить к ней на спектакли и всем говорить: «Это вам она великая артистка Мария Кислицина, а для нас она просто – Машка, наш друг!»
Но тут Колька рубанул:
– К тому же она много врёт.
Толик вскочил, но на него тут же заорала Людмила Михайловна:
– Рублёв, сядь!!
Её лицо, когда похожее на милую, добрую черепашку, сморщилось, как прошлогодняя картошка.
Побледневший, дрожащий Толик сел.
– Пусть твой товарищ выскажется, – сказала фашистка, толсто улыбаясь.
А Машка стояла у доски. Помертвевшая. С широко распахнутыми глазами.
– Да, врёт! – воодушевился Колька. – Что это за дикая история про говорящую ёлку, которую ты сегодня рассказывала на перемене? Это недостойно для пионера!
Он весь раздулся, как воздушный шар. Покраснел. Вспотел.
Машка зажала уши руками.
– Стыдно, да?!!
– Левадная! Рублёв! Шадрин! Сели немедленно!
– Тебе стыдно! Стыдно! – орал Колька. – Ты – врунья! А собралась стать пионеркой! Ты врёшь своим товарищам! Врёшь родителям!
– Купцов! Калачиков! Рублёв! – Людмила Михайловна покраснела. – Что за поведение перед директором и завучем по воспитательной работе! Сядьте немедленно! Левадная! Шадрин! Мы за вас стыдно!
«А мне за вас, Людмила Михайловна!» – чуть не закричала я. Но не крикнула. Промолчала.
Все промолчали.
И за нас стыдно.
Машка расплакалась.
Кольку это только распалило. Он стыл прыгать, кричать:
– Поклянись, что никогда больше не будешь врать!
Машенька!
Машка подняла своё красное, заплаканное лицо. Посмотрела на нас.
– Клянись! Перед всем классом клянись.
– Я честное пионерское…
– Не смей! – забрызгал слюной Колька. – Ты ещё не пионерка! И никогда ей не станешь!
– Я… клянусь… – Машка закрыла лицо руками.
Не надо, Маша!
– Я больше… никогда… не буду врать… Никогда!
