Читать книгу Мара. Охота на оборотня - Марика Полански - Страница 3

Странник проснулся раньше, чем пропели первые петухи. Прохладный воздух сочился сквозь открытое окно и приятно холодил кожу. На темно-синем, почти черном предрассветном небе не было видно ни единой звезды. «Самое темное время перед рассветом, – промелькнуло в голове. – Н-да… Пожалуй, это правда…»

Он бесшумно встал, осторожно высвободив руку из-под головы Радомирки. Служанка, еще не проснувшись, приподняла голову и, что-то бормоча, перевернулась на другой бок. Он накинул на ее обнаженное тело одеяло и принялся быстро одеваться.

Из соседней комнаты доносился утробный храп. Изрядно перебравший Гура спал поперек узкой кровати, почти касаясь коленками пола, и храпел, как самый настоящий берендей. После вчерашней попойки наемник смог разве что повиснуть на старом друге, пока тот тащил его до комнаты слуг.

Застегнув плащ, Странник кинул взгляд на девушку. Она мирно посапывала, свернувшись калачиком под одеялом. Разметавшиеся волосы казались черным пятном на белой подушке. Он сунул под нее рубиновое ожерелье и вышел из комнаты.

Услышав шаги хозяина, Бурьян встрепенулся. Странник внимательно оглядел коня и присел на корточки. Грива и хвост были заплетены в косы. Правая передняя нога была обмотана ветошью, от которой исходил пряный травяной аромат. «Никак конюшенный постарался?» – отметил он про себя. Но в конюшне было тихо. Ни возни из яслей, ни шороха из кучи соломы. Точно и нет здесь старичка в конюшне. Домовой дух предпочитал прятаться. И очень злился, если его кто-то видел.

Но Странник чувствовал, что тот затаился где-то и наблюдает за ним. Он оставил конюшенному несколько ломтей ржаного хлеба с солью, налил воды в пустую деревянную чеплашку и со словами благодарности поставил за кучу соломы. Ибо есть непреложный закон: не поблагодаришь домового духа за заботу – в другой раз замучает животину.

Странник потихоньку вывел коня из конюшни и погладил по широкой конской морде. Бурьян захрапел и отвел морду.

– Ничего, Бурьян, потерпи еще немного. Скоро легче будет.

Он взял его под уздцы и направился в сторону восточных ворот. Конь дернул ушами и, прихрамывая, поплелся за хозяином. В ночной тиши спящего города цокот копыт на мощеной дороге казался особенно громким.

За восточными воротами с правой стороны чернела заброшенная кузница, которая некогда принадлежала ремесленнику Гордыне. А за ней – покосившаяся небольшая избушка. От времени крыша провалилась, и сквозь пустые разбитые окна виднелось светлеющее утреннее небо. Видно, не год и не два стояли дома без хозяев, и их жуткий вид пугал суеверных жителей Вышней Живницы. Те старались стороной обходить это место. Неудивительно, что оно стало пристанищем злыдней или какой-то другой нечисти.

Солнце практически поднялось из-за горизонта, когда путник и его конь дошли до границы, где заканчивались поля и начинался лес. Туман постепенно рассеивался вместе с солнечными лучами. Послышалось переливчатое пение соловьев.

Бурьян тяжело храпел и с трудом ставил ногу. Он шел, спотыкаясь, и Страннику пришлось замедлить шаг. Ветошь с травами, которую намотал на больную ногу конюшенный, помогла, но ненадолго.

Вскоре они вышли к ручью и остановились. Странник отпустил коня, а сам наклонился над водой. Сложив руки лодочкой, он несколько раз плеснул водой в лицо и смахнул капли с подбородка. В груди шевельнулось неприятное чувство, будто кто-то следит за ним. Он разогнулся и, вытащив меч, огляделся.

Из густых кустов орешника на него пристально смотрели кошачьи глаза необычного голубого цвета. Путник сделал вид, что ничего не заметил, но убрал в ножны меч, а потом резко обернулся. Кусты едва заметно зашевелились, и в листве промелькнула золотистая тень. «Хм… Похоже, люди не лгут, – подумал он. – Действительно, золотая шерсть».

Значит, Мара, уже знает, что к ней идут. В том, что это была оборотница, Странник не сомневался.

Конь нетерпеливо зафыркал.

– Да будет тебе, Бурьян, – ласково потрепал его за ухо путник. – Потерпи еще немного. Чуть-чуть осталось.

За ручьем начиналась тропа из красных ягод, как и говорил Гура. Эти ягоды высаживала еще Светозарка, чтобы люди, нуждающиеся в помощи, могли найти дорогу к ее дому.

Тропа оказалась не длинной, и вскоре Странник вышел на поляну. Посреди стояла самая обычная бревенчатая изба. Дерево потемнело от времени и дождей, но дом выглядел крепким и ладным. Резные ставни были побелены. На плетеном заборе висели горшки, пучки полыни и серые мешочки с солью. Под окном – завалинка, а из-под навеса крошечного крыльца вылетали юркие ласточки. Слева от избы стоял низенький, грубо сколоченный сарай с покатой крышей.

Странник привязал Бурьяна к тоненькой березке рядом с крыльцом и постучался в дверь. Однако хозяйки в доме не оказалось. Он обошел его и остановился.

Между раскидистыми ивами возле ручья на камне спиной к нему сидела девушка. Она расчесывала волосы, которые словно плащом укрывали ее от постороннего взгляда. Они ниспадали богатой волной червонного золота. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь зелень леса, играли бликами в волосах, и казалось, будто они светились изнутри. Девушка тихонько что-то напевала и медленно проводила гребнем по густой волне. Казалось, что она не слышала Странника, погруженная в свои мысли.

– Свет дому твоему, хозяюшка, – обратился он к ней. – Не подскажешь ли, где я могу найти Мару-целительницу?

– И тебе благодати, добрый путник, – ответила девушка, не оборачиваясь. – А зачем тебе Мара потребовалась?

– Да конь мой прихрамывает. Говорят, что она может помочь, коня вылечить. Хочу просить ее о помощи. Никакого золота не пожалею.

– Правду говорят люди. Но вот только золото твое мне не нужно, – она резко встала и обернулась.

Мара представлялась ему совершенно не такой, какой он ее увидел. По рассказам она казалась старухой с недобрым взглядом черных глаз, чье лицо горе избороздило морщинами, а волосы убелило сединами. По голосу, который он слышал в таверне, – женщиной с жесткими и отталкивающими чертами, больше похожими на мужские.

Но Странник не ожидал, что оборотница – молодая женщина, высокая и тонкая, как осинка. Левая половина ее лица была обезображена темно-коричневыми морщинистыми шрамами от пожара. Левый уголок губы, оттянутый шрамом вниз, и изуродованное веко, наполовину закрывшее безбровый глаз, застыли в вечной гримасе боли и горя. Правая же половина была бледновата. Черты, не тронутые огнем, показались ему приятными и миловидными. Неповрежденный глаз под темной дугой брови был большим и красивой миндалевидной формы. Яркие синеватые глаза отливали сталью. Их насмехающийся взгляд не казался ни добрым, ни теплым. Скорее, острым и очень усталым. Из-под чуть оттопыренной верхней губы виднелись крупные зубы, а напряженные мышцы небольшого, немного непропорционального подбородка создавали впечатление скрытого упрямства. Длинная белая рубаха доходила до щиколоток. Из-под нее виднелись голые стопы. Одна из них была белесой, а вторая – коричневой и бугристой.

Бровь на красивой половине лица иронически выгнулась.

– Коня показывай, – велела она. В голосе – ни намека на елейность, которую он слышал накануне в таверне.

Странник коротко кивнул и пошел туда, где оставил Бурьяна. Мара последовала за ним, неслышно ступая босыми ногами по влажной траве.

– Вот, – он указал на вороного.

Бурьян поджимал под себя переднюю левую ногу и тяжело дышал. Она подошла к нему, и тонкие пальцы ласково коснулись жесткой шерсти морды.

– Что с тобой, красавец? – обратилась она к нему. Тот доверчиво ткнулся носом ей в ладонь и шумно выдохнул. – Что случилось с тобой? Где ж тебя так, а?

Конь тонко заржал, словно жалуясь, и положил свою тяжелую черную голову на хрупкое плечо.

– Ну и как тебя зовут, красавец? – шепотом спросила Мара, проводя ладонью по заплетенной гриве.

– Бурьян, – произнес Странник.

Он удивился такому поведению своего четвероногого друга. Конь обладал редким норовом и никого не подпускал к себе, кроме хозяина.

Ведунья наклонилась и принялась рассматривать повязку на ноге. Хмыкнула себе под нос, разматывая испачканную ветошь.

– Хорошо постарался конюшенный. Не изменяет своим привычкам, старик, – продолжала ведунья, будто забыв о существовании путника. – Пойдем со мной, Бурьян. Я тебя накормлю, напою да полечу. А ты, – обратилась она к хозяину коня уже более суровым голосом, – не стой без дела. Хворост собери. Огонь разведи да воду поставь. Отпаивать твоего друга придется.

Взяв коня под уздцы, повела она его к сараю и скрылась за тяжелой дверью. Мгновение спустя оттуда послышалось пение.

Странник прислушался. Он не мог разобрать ни слова, но звуки голоса казались ему самыми нежными, которые он когда-либо слышал. Они проникали под кожу и разливались бархатистым ласковым океаном. Они успокаивали, укачивали на своих легких волнах. Ему непреодолимо захотелось лечь на траву и закрыть глаза. Чтобы весь этот суетный мир исчез, чтобы подольше насладиться этим волшебным манящим спокойствием, которое…

Он с трудом подавил в себе это желание. На непослушных, одеревенелых ногах путник направился в глубь чащи, чтобы только не слышать этот чарующий голос. Воистину Гура оказался прав насчет ее способностей. Страннику стоило больших усилий, чтобы заставить себя отвлечься. Его мысли устремились к последнему разговору с Ольхом.

Уж больно тихо стало на западе. Казалось, что Гардиания наконец-таки решила успокоиться и перестать спорить с Араканой по поводу передела земель на западе, там, где граничат два володарства. Великий володарь Гардиании Молох даже согласился подписать последний договор. Согласно тому договору, территория от Шамских гор до Раскидистого ущелья переходит под власть западного ксенича Араканы Ольха. Молох обещал, что все гардианцы, что жили на тех землях, уйдут в течение недели. И, как ни странно, сдержал свое слово.

Однако чувство, что гардианцы что-то задумывают, не отпускало Странника. Паучьи люди были известны своим коварством и бесчестными способами ведения игры. Клятвопреступление для них не являлось чем-то из ряда вон выходящим. А тут Старый Лис вдруг проявил такую щедрость – честный передел земли в пользу володарства, которое он мечтал захватить.

– Не похоже это на Молоха, – сказал Странник Ольху. Он прибыл к западному ксеничу через неделю после подписания договора. – Не похоже. Кабы они чего не затевали.

Ольх в ответ лишь покачал головой. Это был высокий закаленный в боях человек, в пепельных волосах которого уже проглядывала седина – предвестница приближающейся старости. В нем удивительным образом уживались и буйный нрав, и благоразумие. Он мог трезво оценить ситуацию. Но если впадал в ярость, то не жалел никого. Не приведи Уруш попасться ему под горячую руку. Ходили слухи, будто некогда жену его, Малушу, похитил ксенич южных земель Ранор, позарившись на ее красоту. Ольх впал в такой гнев, что чуть не спалил все южные наделы. Спас ситуацию Великий володарь Араканы Грознослав. Он не мог допустить, чтобы его ксеничи поубивали друг друга. Тем не менее, Ранор был наказан – были сожжены четыре его деревни, разрушен один из городов, да еще пришлось ему уплатить сто мер золота. Ольх же получил обратно свою жену и отеческое напутствие от Грознослава – дескать, бабы бабами, но нельзя из-за них внутри володарства бесчинства устраивать. Иначе так без родной земли можно остаться.

Западный ксенич стоял напротив разъездного советника Шуморского Володарства и пальцами перебирал свою окладистую бороду. Блеклые отблески от пламени лучин освещали его задумчивое усталое лицо.

– Н-да… Подозрительно это, – наконец промолвил он, бессмысленно глядя перед собой. – Но, с другой стороны, Молох сдержал свое слово…

Странник усмехнулся. Не похоже это было на Ольха. Тот на дух не переносил паучьих людей, а сейчас нехотя признавал показную честность гардианского володаря.

– Вот это и подозрительнее всего. Молох никогда не держит своего слова. Старый Лис Тысячелетний Мир периодически нарушал, когда ему было выгодно. Вспомни хотя бы, когда он Нижний Мост осадил. Сколько времени потребовалось, чтобы паучьих людей выбить оттуда?.. Не-е-е-ет, брат, мне не нравится все это. Затишье это – перед бурей. Узнать бы, что у них на уме…

– Я уже отправил разведчиков. Однако, судя по последним донесениям, на границе все тихо. Изредка еще встречаются то там, то здесь гардианцы. Но лишь те, кто не успел вовремя убраться восвояси.

– То-то и оно… Собирай-ка, Ольх, войска. Выстави их на границе. Да по тихому, чтобы никто не знал. Не ровен час, Гардиания напасть может. А коли так, то начнет Молох с твоих земель. Да и надобно остальных ксеничей да Грознослава предупредить. Старый Лис хитер. А значит, попытается напасть внезапно. Нельзя, чтобы остальные пребывали в неведении.

– Ранор с Ювичем поделить не могут Пересвет Мирской. Сам знаешь, он стоит на границе Южного и Северного ксенства. Спорят они, кому этот город принадлежит, никто уступать не хочет. Оно и понятно – Пересвет-то, почитай, самый большой торговый город в Аракане. Да к тому же столица володарства. Кто им владеет, у того и кошелек толще. Сам понимаешь, никто не захочет его отдавать.

– Еще не хватало, чтобы ксеничи сейчас междоусобицу затеяли из-за мешка с золотом… Хотя, помнится, кто-то из-за женщины спалил четыре деревни… – он многозначительно посмотрел на Ольха, потирая подбородок пальцами.

– Это было давно и неправда, – отмахнулся ксенич. – Вот женишься, поймешь.

Странник благодушно рассмеялся. Его забавляло чуть смущенное лицо Ольха. Сам же ксенич не любил вспоминать об этом.

Он тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и, наконец, посмотрел на советника.

– Так, значит, война?

Тот лишь кивнул в ответ.

Странник повесил котелок над огнем и осмотрелся.

Внутри изба казалась не такой большой, как снаружи, но чистой и очень светлой. Все ее убранство печка, напротив нее – стол с лавкой под окном. «Небогато для такой известной целительницы», – подумал он. Лекари и целители, которых знал советник, жили в больших теремах. Многие из них заводили собственную прислугу. Притом слуг могло быть несколько. Несчастья, вроде внезапных или тяжелых недугов, заставляли людей отдавать последние сбережения, и те не гнушались брать большие деньги за свою работу. Оттого и жили они лучше любого ремесленника, а порой и купца.

Полати над печкой были задернуты плотными цветастыми шторами. Рядом с печью висели в четыре ряда полки из грубых досок. На них стояли банки со всевозможными травами и отварами, гирляндами свешивались нитки и пучки с различной травой. Одно-единственное окно украшала белая тонюсенькая занавеска. Белая печь была украшена цветочным орнаментом. На столе лежала бежевая скатерть с вышивкой, а посреди – коричневый кувшин и кубок серебряный. Между лавкой и печкой стоял большой обитый железом сундук, накрытый бежевым расшитым сукном. По углам избы, на дверном косяке и окне были развешены пучки полыни – точно такие же, как на заборе. Под стеной тонкой полоской белела рассыпанная соль. Видать, оборотница чего-то или кого-то всерьез опасалась. «Если слухи правдивы насчет ее связи с Черногом, – размышлял Странник, – то ни соль, ни полынь ей не помогут. Темный бог никого просто так не отпускает».