Читать книгу Границы достоинств - Марина Алант - Страница 4

Глава 3

Оглавление

Закрывшись в ординаторской, девушка спешащим движением перетянула шпагатом левое плечо и ввела в вену иглу. Дверь толкнули, потом постучали. Белла вздрогнула, но довела дело до конца. Наконец, открыла, сделав вид, что застёгивает ремешок часов на левой, согнутой в локте руке.

– Зачем закрываешься?

– Я переодевалась.

Нет, так можно помешаться, если вздрагивать каждый час. Именно в такой временной последовательности необходимо было вводить стимулятор. Нужно будет найти другой способ уединения.

К вечеру боль усилилась, стала невыносимой, схватки участились. Организм возмущённо отозвался на бесправное вмешательство в его природу. Ночью Белла корчилась от боли, глотала анальгин, согнувшись, плелась в душевую. Наконец, на белый кафель упали капли крови. Скоро, скоро чужая, никому не нужная жизнь прекратится.

Ещё полчаса и ещё… Ничего не происходило. Плод цепко держался внутри своего убежища и хотел жить. На повторное истязание Белла не отважилась. Слишком кощунственным показалось ей разрушение своего здорового молодого организма.

Поёжившись и промочив слезами кушетку, она с трудом дожила до утра.

Утром боль утихла, но всё тело казалось разбитым. Через силу выполнив медицинские процедуры и дождавшись смены, девушка добралась до дома, пошатываясь от слабости, свалилась на постель и уснула тревожным сном.

Несчастье оказалось столь непомерным для неё одной, что девушка решилась открыться подруге. Чтобы нарисовать полную картину своего горя, нужно было выложить и про красивые, но быстро истекшие свидания, и про чувства, и про ссору с примирением и грядущую свадьбу с Маратом. Ничего не получилось утаить от любопытства скучающей провинциалки. Возможно, вдвоём с Рахиль они найдут способ избавления от “ненужного свидетеля” Беллиного греха. Рахиль, казалось, искренне и участливо забеспокоилась в ответ на исповедь подруги. К следующему дежурству она раздобыла рецепт вытравляющего зелья, представляющего собой концентрированный отвар из специй. Не слишком доверявшие знахарским средствам, девушки всё же ухватились за этот шанс. Оставалось придумать, где отвар готовить. У Беллы мать почти никогда не отлучается из дома. У Рахиль куча братьев и сестёр. Однако у неё это сделать безопасней: родители Рахиль часто подаются на городской рынок, вливаясь в ряды торгующих.

Любопытным сёстрам объяснили, что таким средством прекрасно мыть голову: волосы растут гораздо быстрей. Самой маленькой пообещали даже смочить ресницы, чтобы они выросли как у её любимой куклы Дины. Отвар остудили и перелили в несколько бутылок. Бутылки Белла куда-нибудь спрячет, чтобы их не нашла мать.

Через несколько дней добровольных пыток к Белле, наконец, вернулось её природное естество, которое продолжалось положенное ему время, что окончательно выветрило опасения девушки. Неужели страдания Беллы закончились, и теперь мать и отец не узнают о её позоре, и соседи осуждающе не посмотрят ей вслед? Всё позади!

Жизнь красавицы налаживалась, худоба сходила, черты лица сделались мягче, появился румянец. Она получала письма от будущего мужа и отвечала прилежно, добавляя пожелания матери.

К Вальке ненависти она больше не испытывала, вспоминала о нём уже совсем редко, хотя и с приятным трепетом.

В конце декабря у Беллы обещающе заныл живот, и заглянув в заветный календарик, девушка довольно заключила: получится точно в срок. Однако, поболев с неделю, живот сам собой успокоился, так и не выдав того, что от него ожидали.

– Не делай поспешных выводов, – пыталась успокоить подругу Рахиль, – у меня, к примеру, задержка – обычное дело. Положи на живот грелку.

Всю следующую неделю несчастная была на грани помешательства, каждый день и час ожидая чуда. В конце недели поняла, что чуда не произойдёт, и остаётся ждать лишь катастрофы.

– А что, если всё рассказать? – попыталась выразить заранее обречённую мысль подруга, – если Марат любит, то обязательно простит. Ведь однажды уже было такое.

– Дважды он точно не станет этого делать. И никто не станет…

К тому же Белла только на миг представила округлённые от ужаса глаза Ирмы – матери Марата и её передёрнуло.

– Всё, подруга, я пропала. Придётся забыть о краснодарской квартире и долгие месяцы с позором носить свой живот. Папа умрёт от горя.

Белла заскулила. У Рахиль сжалось сердце. Как хорошо, что всё это случилось не с ней!

Ещё через некоторое время ребёнок зашевелился. Он упорно не хотел сдаваться. И хотя ему было уже около пяти месяцев, внешне он никак себя не выдавал. Белла лишь слегка поправилась. Хуже было другое. Ей приходилось вести себя так, будто ничего не происходило: улыбаться, скрывать наплыв аппетита или, наоборот, его отсутствие. А это было куда сложнее, чем утягивать ремнём живот и носить свободный свитер.

Наконец, настал долгожданный день. Нет, не для крохотного существа, а для его матери. В этот день она намеревалась начать осуществление своего плана. Решение было найдено.

– Что ты сказала матери, Белла? – Рахиль заглянула в лицо подруге.

– Сказала, что отправляюсь работать в пионерский лагерь. На две смены.

– Молодец. Правдиво звучит. Вот смотри, – Рахиль развернула блокнотик. – Здесь адрес и ориентиры, чтобы быстрее найти общежитие, и номер комнаты. Ну что, найдёшь?

– Найду.

– Вещи собрала?

– Да, остальное куплю по дороге. Я, Рахиль, сегодня уеду.

– Сегодня?

– Не могу ни дня здесь!

Белла умолкла, опустила голову.

– Рахиль, а что, если я не смогу его оставить? Увижу и не смогу.

– А ты не смотри. Хочешь, скажу откровенно? Думаешь, он здоровеньким будет? Ремень-то вон как затянут… Таких государство растит…


Всё было таким же, как всегда: звёздное небо, кусочек которого впускало больничное окно, молчаливые деревья, голубая в лунном свете трава на скудном газоне. Таким же как всегда, но другим сегодня. Потому что отныне это небо, и звёзды, и трава принадлежат ещё одному существу на планете. Живому, явившемуся в незнакомый мир, чтобы отныне стремиться к счастью.

– Что же вы такое делаете, молодые? Ведь нет ничего дороже ребёнка! На то мы и родились женщинами! Это же не кукла!

Совесть Беллы сжалась в комочек трусливо и подленько под мудрым взглядом врача.

– Подумай ещё, время есть. Приложи к груди. Взгляни хотя бы на родного ребёнка!

Но Белла лишь прошептала солёными от слёз губами:

– Не надо…

Перед её глазами жестко лёг белый лист, чистый, как надежда, на котором предстоит вывести будущую участь ничего не подозревающего младенца.

На следующее утро Белла покинула стены роддома, хотя передвигалась с трудом. Дней пять она одиноко “зализывала” раны. Затем собрала вещи и отправилась на вокзал, всё дальше и дальше удаляясь от частицы своей плоти и крови. И крохотное существо слабо трепыхало ножками в беспокойном сне, словно чувствуя измену матери.

На этой прескверной истории надо ставить точку, как хочет того героиня. На бумаге это сделать несложно. Сложнее поставить точку в жизни, вычеркнув факт из её течения. Ребёнок родился и будет жить, несмотря ни на какие знаки препинания. Он будет двигаться по разветвлениям судьбы вне зависимости от того, помнят о нём или забыли.

Руфина слишком занята, чтобы заметить бледность дочери. Рахиль убеждена и обманута, что младенец прожил всего несколько часов, родившись очень слабым. Страница закрыта, не прочитанная никем.

Какими неуместными, даже фальшивыми выглядели счастливые лица гостей на фоне невестиной страшной тайны! Но нет. Они искренни. Они ничего не знают. Это Беллина фальшь, и ничья больше. Почему даже сейчас она думает об этом? Сколько ещё нужно времени, чтобы всё забыть?

Интересно, какая она, эта девочка? Может быть, у неё светлые волосы, как у Вальки, светлая кожа и синие глаза… Невероятно, зачем она вспоминает ребёнка снова и снова? Она превращается в заложницу судьбы, тогда как, напротив, искала свободы!

Страшным поступком (и она понимала это) Белла хотела скрыть свой грех и затем навсегда забыть о нём, начав новую жизнь с незапятнанной страницы. А вместо этого мучительно носила свой стыд в себе, думая о содеянном всё больше и чаще.

Всё, о чём она так мечтала, было у её ног: отдельная квартира в большом городе, всяческие наряды и даже короткие юбки, о которых раньше Руфина и слушать не хотела. Но что-то мешало этому долгожданному счастью состояться, что-то мешало Белле чувствовать себя свободной.

Её тяжкий грех не остался в прошлом, маленький несчастный “свидетель” где-то живёт и растёт один, не зная, что на этом свете бывает по-другому. Понимание и неизбежность этого делает жизнь виновницы неспокойной.

Через полгода Белла забеременела и страстно желала, чтобы будущий ребёнок (ах, пусть это будет мальчик) отвлёк её от изводящих мыслей. Но вышло всё иначе.

Чем сильнее привязывалась она к новорождённой и с чувством нежности оберегала беззащитное доверчивое создание, трепещущее в кружевных одеяльцах, тем жгучей становилась её жалость к брошенному ребенку. Сама того не желая, она беспрестанно терзала себя жестокими фантазиями, представляя беспомощный живой комочек не в своих объятиях, а в каком-нибудь далёком приюте, плачущим и обречённым на одиночество. И тогда она начинала задыхаться от наплыва дикой болезненной нежности и невозможности прикоснуться к оставленной когда-то девочке.

Наконец, она решилась на невозможное, измучив себя пониманием того, что с безвозвратным ускользанием времени усиливается тяжесть её преступления. Укачав однажды дочку, она немедленно села писать матери письмо, но, как и пять последующих его собратьев, порвала на кусочки и сожгла. Лишь спустя год письмо дошло до адресата.

С трудом, дочитав до конца исповедь дочери, Руфина почти физически ощутила, как земля разверзлась у неё под ногами. Как она, прожившая полжизни, ничего тогда не заметила, не поняла? Как жила эти три долгих года, опутанная грехом дочери? Боль в груди разрослась до электрической. Не ко времени эта боль. Слишком рано. И, преодолев её, женщина сделала вдох. Наверное, к лучшему, что муж не дожил до этой позорной минуты. Он умер тихо и спокойно, во сне. Последние дни отмирающие лёгкие плохо впитывали кислород, мозг находился в состоянии полусна. Но всё же мужчина успел узнать о беременности замужней дочери и в ответ на новость улыбнулся слабеющими губами. На его последнюю долю выпало немного радости. Что ж, всё остальное достанется ей, Руфине. А боль пусть подождёт: сердцу предстоит долгая работа…


***

– Марат, я хочу поехать к маме.

Белла сняла с полочки стопку сложенных детских вещей.

– Почему сейчас? Мы же договорились подождать моего отпуска.

– Я не могу ждать. Я соскучилась. Пожалуйста, Маратик.

– Странно, то рвалась от матери, свободы хотела, то теперь тебя не удержишь пару дней.

– Я по маме соскучилась, а мама – по мне. Тем более ты не очень любишь туда наведываться. Я поеду.

Она продолжала укладывать вещи.

– Ну, я не знаю. Как ты поедешь с ребёнком?

– Я справлюсь, Маратик, не волнуйся. И я ненадолго.

Мать несколько секунд держала её в дверях, наконец, взяла внучку на руки.

– Я знала, что ты не выдержишь, – холодно проронила она, – но зачем Софочку такую даль повезла?

– Мама, где она? – прошептала Белла.

– Угомонись и не вздумай ей голову морочить. Девочка только начала привыкать. Сейчас она спит. Белла смогла немного избавиться от напряжения, распустила концы шарфика.

– Как её зовут?

Мать словно не слыхала её вопроса, раздевая внучку и забавляя её.

– Мама… – Белла поджала губы.

– В приюте её назвали Оксаной…

Молодая женщина мученически подбирала слова, которые помогли бы наладить разговор с матерью, но шли минуты, а она молчала. Софочка сползла с бабушкиных коленей и отправилась путешествовать по комнате. Женщины продолжали молчать, не решаясь даже взглянуть друг на друга. Наконец, Руфина не выдержала…

– Почему ты ничего не сказала раньше? Зачем молчала? Как могла ты поставить свой страх перед позором выше жизни родного ребёнка? Я не пустила бы тебя сюда, если бы не Софья. Поэтому ты и взяла её с собой, а не оставила с Ирмой?

Тихие детские голоса донеслись до них из другой комнаты. Обе женщины метнулись туда и остановились на пороге. И на смертном одре каждая из них вспомнит эти минуты.

Очень маленькое, совсем не больше Софочки, бледное создание во все удивлённые голубые глаза рассматривало черноволосую незнакомку, прильнувшую к её кроватке. Это было совершенно очаровательное, ангельское существо с дрожащими на ресницах влажными бусинками, не успевшими превратиться в слёзы. Белокурая девочка молча взглянула на вошедших и снова обратила свой взор на Софочку. Малыши с долгим интересом рассматривали друг друга. Потом Софочка нагнулась за куклой, лежащей на полу, но не взяла её себе, а протянула новой знакомой. Это была небывалая щедрость для полуторагодовалого ребёнка. Оксана улыбнулась в ответ и даже от радости вздрогнула, как вздрагивают пушистые щенки, обнаружив солнечного зайчика. Потом белокурый ребёнок потянулся в сторону Руфины и дважды изрёк слово “мама”. Белла почувствовала, как покрывается мурашками от звука детского голоса.

Руфина облачила девочку в платьице, причём та нетерпеливо продолжала проситься из кроватки, и посадила её на пол рядом с Софочкой. Не поставила на ножки, а именно посадила. Тревога подступила к сердцу Беллы. Трёхлетняя девочка неуверенно на коленях подползла к коробке с игрушками и подтащила её к сестрёнке, которая с любопытством наблюдала за ней с высоты своего мастерства стоять на собственных ножках.

– А я не умею ходить, – с милой откровенностью призналась Оксана, будто Софочка могла её понять, и Белла ощутила, как невидимые тиски сжимают ей горло. Софочка плюхнулась рядом с сестрёнкой и манящим ящиком, и трогательное дружелюбие, и щедрость, на какие только способны дети, воцарилась в их крохотной компании.

– Белла… – мать сжала локоть дочери, готовой сделать шаг в сторону детей.

– Белла, я никогда ни о чём не просила тебя. Но сейчас прошу, уезжай. Ради Софьи и Оксаны. Очень прошу, уезжай! Возвращайся к мужу. Я буду брать к себе Софью, как только она немного подрастёт. Пусть летом дышит чистым воздухом. Я очень люблю её – мою внучку. А ты завтра же уезжай. Надеюсь, ты поймёшь меня. Слышишь, дочка?

Глаза матери казались просящими, голос был ласков, губы вздрагивали. Напряжение Беллы растаяло, сердце затопила волна нежности. Долго мучавшая её вина пролилась слезами раскаяния на плечо матери. Руфина обняла дочь, вдыхая не упущенный памятью сквозь время и расстояние запах родных волос.

– Ничего уже не изменить, Белла. По документам Оксана моя дочь. И я любила её уже тогда, когда держала в руках твоё письмо. Возвращайся к мужу, а правду забудь навсегда. Ведь если обман раскроется, Марат тебя не простит. А ты должна думать о Софье. Так будет всем хорошо. Поверь мне и моим годам.

Молодая женщина подняла на мать заплаканные глаза. Она отчётливо теперь поняла, как нужна была ей все эти годы нежность матери. Пусть даже нежность жестокая.

– Мама, что с ней? Она…больна?


***

“Здравствуй, Соня! Пишет тебе твоя сестра Оксана. Почему ты больше не приезжаешь летом? Почему не отвечаешь на письма? Как ты закончила год? Я – почти отличница. У меня только две четвёрки. Ещё я ходила в драмкружок. Сначала меня брать не хотели, предлагали заниматься лепкой или выжиганием, но за меня попросила мама. Правда, мне давали самые маленькие и скучные роли, где не надо было двигаться и много говорить, но все главные роли я знала наизусть. С тобой играть в театр было интересней. И вообще, ты моя самая лучшая подруга. Помнишь платья для принцесс, которые шила моя мама? Они все целы, только стали малы. Я в них такая смешная! Но если ты приедешь, мама сошьёт новые. Короны не сохранились, потому что попали под дождь. Соня, приезжай, пожалуйста. Я тебя очень, очень, очень жду!”

Девочка задумчиво потеребила уголок письмеца, покусала кончик авторучки. Что ещё написать такого, чтобы Соня поняла, как ей будет здесь весело? Маленькое сердце чувствовало, что причина разлуки кроется в отношениях мамы и тёти Беллы. Что-то в них было не совсем хорошо. Тётя Белла нравилась Оксане. Каждый раз она дарила ей игрушки, а иногда покупала красивые платья, как у Сони. У мамы на такие наряды денег не хватало. Теперь они все малы. Как жаль.

Оксана недоумевала, почему мама всегда радуется Соне, но не радуется тёте Белле, строго разговаривает и не улыбается ей. Как-то она даже накричала на тётю, и во дворе было слышно, как мама рассерженно повторяла: “прекрати пить, прекрати пить”. И ещё пугала тётю Беллу тем, что дядя Марат её когда-нибудь прогонит. Может быть мама шутила? Тётя Белла ведь не собачка.

Наверное, тётя обиделась, потому что они с Соней приезжать перестали. Мама говорила, что у них просто нет такой возможности. Но Оксана всё равно продолжала надеяться и ждать до последнего дня летних каникул.

Девочка свернула листок, так и не придумав ничего нового и удивительного для Сони, потому что здесь было скучно и всё по-старому. Конвертик положила в сумку к маме так, чтобы уголок торчал на виду, и мама не забыла письмо отправить. На душе девочки стало легко и весело, и она готова была ждать еще, сколько нужно, несмотря на то, что один летний месяц уже подошёл к завершению.

А Руфина с жалостью в сердце терпеливо ждала, когда погаснет детская надежда, потому что письмо никогда не отправится к адресату, а будет аккуратно спрятано под ключ.

Так будет лучше всем…

Границы достоинств

Подняться наверх