Читать книгу Посланник - Марина Александрова - Страница 5

Глава 4

Оглавление

Спустя несколько лет после свадьбы ничто в Антуане не напоминало того, каким он был при первых их встречах. Об этом подумала Татьяна, когда смотрела на пьяного мужа, спорившего о чем-то с извозчиком.

Вспомнилась их свадьба, веселая и пышная, вспомнилось, как долго Татьяна не могла отблагодарить Быстрову за участие в ее жизни. И когда младшая дочь Быстровой, Ольга, выйдя замуж за иностранного посла, не могла с семьей выехать за пределы родины, Татьяна и Антуан сделали все возможное для их благополучного отъезда. С Ольгой уехала и мать, Анастасия Быстрова – попечитель и лучший друг молодой семьи Преонских-Кюри.

Поженились они в 1699 году и поселились в большом московском доме – настоящих хоромах. А в 1701 году родился Никита. Сын Татьяны получил от родителей двойную фамилию Преонский-Кюри. При венчании Антуан, после крещения уже привыкший откликаться на имя Антон, присоединил к своему имени фамилию жены. После свадьбы молодые супруги не могли надолго остаться одни. Дела, не терпевшие отлагательства, разлучили молодых на несколько дней.

Погружаясь в своих воспоминаниях в те уже далекие дни, Татьяна отчетливо представляла и свои переживания, и свои поступки…

* * *

Вчера приезжал поверенный от Антуана и передал весточку молодой жене, что возвращается молодой граф и шлет поклон.

– Дуня, посмотри, все ли ладно в палатах и опочивальне? Истопили ли баньку? Да, и проверь, не напился ли приказчик? Дюже не любит Антуан пьяниц и разгильдяев! – говорила Татьяна.

– И откуда же ты его так распознать-то успела? – подозрительно спросила Дуня.

Татьяна не ответила на вопрос няньки, а лишь гордо прошла мимо и уселась у окна с вышиванием.

От приятных мыслей у нее радостно забилось сердечко. Сегодня она отдаст Антуану их родовое кольцо, благодаря которому они и встретились. Хотя, конечно, его должен носить потомок рода Преонских, но Татьяна слишком любила Антуана и поэтому решила подарить ему перстень в знак любви и признательности.

За окном уже смеркалось. Становилось тихо и спокойно. Но в доме Преонских-Кюри все готовились к приезду молодого хозяина.

Долго ждала Татьяна мужа и уже после молитвы, собираясь идти в опочивальню, услышала на улице шум. Татьяна приоткрыла нижнюю часть окна и увидела, как по улице проехала телега тройкою, следом еще и еще, потом солдаты, конные и пешие.

Татьяна подняла весь дом на ноги, объявив, что хозяин, вероятно, возвращается.

– Ох, батюшки, батюшки мои! Поостывала снедь-то вся! – причитала Варвара-стряпуха.

– Разогрей! – приказала Татьяна и вышла со свечой в сени, проверить, на месте ли челядь. – Фома! Филипп! Гаврила!

– Да, боярыня, мы все здеся. Токмо сумнения меня гложуть, что нетути хозяина нашего с приезжими, – Филипп говорил тихо, не глядя хозяйке в встревоженные глаза. Она с волнением следила за многочисленным народом, проезжавшим и проходившим по улице.

– Ежели нет, спать идите и до утрени отдыхайте. Авось не приедет он за полночь, – печально ответила она.

– Мы, хозяйка, тут уж давненько стоим, всех опросили приезжих-то, – прищурив подслеповатый левый глаз, сказал ей конюх Гаврила.

Татьяна впервые поняла, как переживают эти люди не только за нее, но и за Антуана. Ведь и у них становится на сердце легче, когда хозяева живы-здоровы. Эти люди – Дуня, Варвара, Фома, Филипп, Гаврила, знающие Татьяну сызмальства, были ей семьей, заменившей и отца, и мать, а дети их – братьев и сестер.

Так и не дождавшись Антуана в ту ночь, Татьяна со смешанным чувством страха и волнения легла спать.

Антуан же, уже состоявший на службе в Посольском приказе, вместе с начальником своим Сапуриным Павлом Сергеевичем обязан был доставить важные торговые договоры.

Их должен был передать лично в руки посыльному Всеславу Потерину сам Сапурин в местечке, что находилось в трехстах верстах от Москвы. И Антуан был выбран сопроводителем для важного деятеля неспроста. Антуан разбирался в иносказании и инописании. Также он был рекомендован Петром как лучший стрелок и не по летам мудрый воин.

Задержка их объяснялась непогодой, заставшей их на обратном пути.

Антуан, пряча лицо и руки от холодного дождя, дожидался Павла Сергеевича в карете.

– Что, замерз, небось? Не привычны вы к непогодушке нашей, оттого и чахнете, – говорил Павел Сергеевич дрожащему Антуану.

– Я уже привык, ваше сиятельство, – выпрямившись, ответил Антуан.

– Молодцом! Молодцом! Хвалю, и сам ты хорош, и жену выбрал себе подходящую! – Сапурин дружески похлопал Антуана по плечу.

У Антуана дрогнуло сердце. Он, забыв о непогоде и делах, вспоминал он Татьяну, единственное его счастливое препятствие, не позволившее уехать на родину. Вспоминал ее глаза цвета, как воды Белого озера у Ферапонтова монастыря, куда они ездили вместе с придворными, волосы цвета весеннего меда. Стройный стан жены манил его, и привиделось Антуану во сне, что рвет ветер одежды на ней и не может Татьяна противиться непогоде, только слышит во сне Антуан: «Беги, беги, беги!»

Проснулся он, когда на востоке уже занималась заря, словно спелая рябина алым цветом оседала и растворялась в бесконечно голубой дали неба.

В доме, приютившем их поздней ночью, слышались осторожные шаги челяди. Антуан чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Все радовало его утром, вот только Татьяны не было рядом.

И опять, как вчера, сладко защемило сердце. Но нельзя ему распускать себя, надо быть постоянно на страже. Уж очень льстили Антуану похвалы сапуринские. Хотя не сыпал тот ими часто, Антуан старался всегда в милости находиться и не подпускал к нему более никого.

Павел Сергеевич приболел еще с вечера, поэтому Антуан решил после завтрака первым делом зайти к нему.

За столом Антуану прислуживала молодая, пышнотелая и шустрая вдова, повариха Глафира. Проходя мимо Антуана, нет-нет, да и заденет его рукой, а то наклонится так, что у молодого француза искры из глаз. Горяч, молод, силен и жена далече, а тут сама ведь пристает. Но выдержал Антуан пытки, откушав, поблагодарил хозяина и вышел на улицу.

Как раз в тот момент к дому подъехала запряженная тройка, и из кареты вышел довольно молодой человек. Спокойным шагом он направился к крыльцу.

Увидев из окна незнакомого возницу, вышел на крыльцо и хозяин дома Андрей Семенович Гладилин – именитый боярин, владелец обширных вотчин.

– Дай вам Бог здоровья и милости! – начал незнакомец, держась рукою за левый бок, но стараясь при этом показать воинскую выправку.

– И тебе того же, мил человек, – поприветствовал его Андрей.

Антуан молча наблюдал за всем происходящим, стоя в сторонке.

– Здесь ли остановился великий князь Сапурин Павел Сергеевич? – спросил приезжий.

– Экий ты прыткий! Ни имени, ни звания не представил, Сапурина ему подавай! – возмутился Андрей и обратился к Антуану: – Это к вам, наверное.

Антуан, прослышав имя Сапурина, подошел к незнакомцу ближе.

– Воронков Валерий, офицер Пушечного двора, со срочным визитом к Сапурину от посыльного вашего Всеслава Потерина.

Антуан смерил его долгим взглядом и подал руку.

– Антуан де Кюри, состою при дворе его величества и являюсь поверенным Павла Сергеевича Сапурина.

Валерий Воронков, прослышав о столь важном чине Антуана, доложил, тяжело дыша:

– У меня срочная депеша князю Сапурину!

Что-то странное было в облике и манерах Воронкова.

– Запереть его в чулан до прояснения! А депешу ко мне подать, и прознайте, не лазутчик ли это? – приказал Антуан людям Андрея Гладилина, которые с любопытством смотрели на Валерия. Они поспешили исполнить приказ.

Валерий даже опешил от такого поворота событий.

– Вы не можете творить такое бесчинство! Мой разговор не терпит промедления! – кричал он.

Но Воронкова уже никто не слушал. Антуан, закутавшись теплее в овчинный полушубок, вошел в дом.

На улице слышался шум от бича, которым наказывали бедного Боронкова. Валерий не издал ни звука.

Следом за Антуаном в палаты вошел Гладилин и, недовольно глядя на Антуана, произнес:

– Я согласен, много сейчас развелось перебежчиков и изменников, но не думаешь ли ты для начала проверить, а уж после расправу чинить?

Открыв окно, он приказал своим людям прекратить наказание Боронкова.

Но Антуан мнил себя чуть не спасителем Сапурина и после слов Андрея лишь зло усмехнулся.

Ближе к вечеру Андрей вернулся из лесу и, спросив о Валерии, сказал Антуану:

– Молод ты еще и горяч больно. А он твой погодок… и солдат к тому же!

Не мог по чину Андрей с Антуаном спор затевать. Себе же хуже выйдет, да и привык он дисциплину военную блюсти.

– Я знаю, что делаю! И нет у меня надобности в учении твоем! – оборвал его Антуан и хотел было встать, но тут в дверях появился Сапурин. Накинутый поверх плеча кафтан, казалось, пригибает Сапурина тяжестью своей к самой земле. Откашлявшись, он спросил споривших:

– Что происходит? Отчего морды у вас, как у передравшихся собак? – Вид его выдавал болезненное состояние и вызванное этим раздражение.

– Поверенный ваш, с него и спрос! – бросил Андрей и вышел на улицу. Вот когда почувствовал себя Антуан несчастным и неправым.

– Ну?! – грозен был вид князя, как будто сидел пред ним самый отъявленный преступник.

Антуан, заикаясь, поведал Сапурину все случившееся.

– Да как ты посмел?! – кричал на него Павел Сергеевич. – Имел ли ты… Да кем ты себя возомнил?! – в гневе он сверкал глазами. Голос его, казалось, сотрясал стены крепкого жилища. Бесноват не по летам оказался князь. С порога так и накинулся на вотчинника.

– Ты-то, – обратился он к Андрею, – ты куда смотришь??? Али не видишь, что по дурости этот, – он показал на Антуана, – этот юнец и полк солдат может отправить на смерть, лишь бы славы себе сыскать.

Андрей лишь с презрением смотрел на Антуана. В этот момент привели избитого Валерия. Двое стрельцов держали его за руки.

Голова его свисала на грудь. Кровь струилась со лба и, стекая по подбородку, капала на пол.

– Ох, господи! Что вы с ним сделали, окаянные? – Сапурин подошел и поддержал Валерия, посадив его в удобное хозяйское кресло, но, видя, что тот сидеть не может, перенес его на полати. Сапурин напоминал сейчас заботливую мать, нежно ухаживающую за чадом своим, а не бравого и смелого вояку, отрубающего головы врагам Отечества.

– От кого депешу везешь? – спросил Сапурин.

– По… потер… ина… – с трудом и хрипом выдавил Боронков.

– Что тебе поведал Потерин?

Валерий лишь открыл глаза и раненой рукой показал на левую грудь. Сапурин самолично стал снимать с него камзол, разыскивая бумаги.

– Не… смог Потерин… сам! Убили его. Мне… велел… бумаги, говорит, важные. Отвези. Ехал… три ночи… дни в лесу пережидал…

– Молчи! Молчи, сынок, поправишься, расскажешь обо всем! – увещевал его Сапурин.

– Я его сопровождал с несколькими солдатами… – чуть придя в себя, продолжал Валерий. Сапурин отложил документы и внимательно его слушал. – Напали… много… Отдал он мне бумаги и просил вам отдать… лично.

Сапурина отвлек жест лекаря. Тот, обнажив грудь Валерия, показал Павлу Сергеевичу глубокую рану.

– Знаю… ранен. Не смогу… – Валерий внезапно затих.

– Делай! Делай хоть что-нибудь!!! – кричал Сапурин.

– Поздно, Павел Сергеевич, если б сразу, а так… Тем более что после битья. Сразу надо было, а теперь все, – лекарь собрал свои инструменты и вышел из горницы.

Антуан, ждавший все это время в светелке, по лицу лекаря сразу понял, что дело плохо.

Посланник

Подняться наверх