Читать книгу Стасины Истории - Марина Александровна Юрина - Страница 4

Пангасиус – это звезда. И когда душистой июльской ночью выходишь на балкон, Пангасиус подмигивает тебе ярко – зеленым глазом неподалеку от правого рога Кассиопеи…

Стася часто думала о Пангасиусе. Особенно, когда мама уходила на дежурство в больницу, а она оставалась дома одна. Конечно, бывало, и так, что девчонка, едва добравшись до подушки, моментально засыпала. Но бывали и такие вечера, когда Стася долго не могла уснуть, ворочалась и даже неслышно плакала. Тогда она вспоминала о Пангасиусе.

Когда-то Пангасиус показал Стасе папа. Папа всегда выходил на балкон с «молодым поколением». И там они могли говорить с Пангасиусом по душам сколько хочешь.

Они с мамой уже три года, как-то существуют без папы. Мама все работает и работает. Бессонные дежурства в больнице прибавили ей темноты под глазами и суровую складку между бровей. А глаза у мамы остались прежними – прозрачно-зелеными, точно утренняя морская волна.

Стася вспомнила, как мамины глаза сияли, когда папа получил майора.

Праздновали всей семьей. А через неделю папа умер. Получил серьёзное ранение прямо на базе и умер. Стася помнит ночную суету, срочные сборы и последний папин видеозвонок: «Прилетели мы в Сирию. Будем служить Отечеству в Хмеймиме. Это военная база наших. Все хорошо. Целую всех.»

А потом…потом…случилось страшное. Стася слушала и не могла поверить. Как же так? Ведь Новый год! Несправедливо это! Сухие строчки Интернет-новостей расплывались и множились в стасиных слезах. «В результате минометного обстрела российской авиабазы Хмеймим в Сирии 31 декабря были повреждены и фактически выведены из строя не менее 7 боевых самолетов. Ранения получили около 10 военнослужащих.

Утверждается, что выведены из строя четыре фронтовых бомбардировщика Су-24, два многоцелевых истребителя Су-35С и один военно-транспортный самолет Ан-72.»

Стася не очень понимала, кто обстрелял папину самолётную базу, но точно знала, что это страшные, жестокие люди – они убили папу…Папу!!! Её ПАПУ!!! И мама теперь ночами плачет горько в подушку и пропадает а работе. Потускнели её зелёные глаза.

Стася с тех пор подолгу смотрела на небо. Она представляла, что там, на Пангасиусе теперь живет папа. Стремительно проносится на своей «сушке» над изумрудными всполохами звезды. И вдруг вспомнила, как она, трёхлетняя, ещё не садиковская даже спросила у папы:

– Пап, а мы думаем печатными или прописными буквами?

Папа удивился, но все-таки придумал ответ:

– Ты, Стасенька, раз умеешь писать буквы только печатными, значит, и думаешь по-печатному. А мы с мамой, раз пишем прописью, значит, и мысли наши тоже выходят прописными буквами!

– А когда печатные мысли превращаются в прописные? – продолжала допытываться Стася.

Папа взъерошил широкой шершавой ладонью жесткий ежик седеющих волос и ответил:

– Ну-у, наверно, когда писать учатся…Вот ты, например, сначала вообще не думала буквами, только мыслями, а сейчас думаешь по-печатному, а писать научишься – будешь мыслить по-письменному!

Стася слизнула со щек две тяжелые слезинки. Посмотрела на часы – опять пол-второго…

Ничего не поделаешь, получается, что она снова полуночничает. И мама с утра её не добудится. А завтра на два дня ехать к бабушке.

«Хорошо, – убедила себя Стася, – Я же взгляну на Пангасиус всего одним глазком. А там – сразу спать!»

Она вышла на балкон. Едва слышно скрипнула дверь. Стася ее все время ответственно прикрывала за собой. «Чтоб комары не налетели,» – как говорила мама. И откуда они только берутся на восьмом этаже?

Ночь встретила Стасю терпким ароматом душистого табака, цветущего в ящике на соседском балконе. Она поморщилась, облокотилась на широкие перила и впилась взглядом в безоблачное бархатное небо.

Неподалеку от правого рога Кассиопеи Пангасиус все так же мерцал таинственной зеленой искоркой. Девчушке даже почудилось, что Пангасиус сегодня уж слишком часто мигает, будто шлет ему неведомые сигналы на своем звездном языке.

И представилось Стасе, что там, на Пангасиусе, по берегу изумрудного моря с серебристой пеной не спеша идет папа. По папиным плечам струится шелковая зеленая тога. И он, загорелый и широкоплечий, подставляет лицо теплому, пропитанному солью, ветру. На влажном желтом песке за папой остается цепочка следов, а прибой старается дотянуться волной до папиных ног.

Вот папа нагнулся и вытащил из песка длинную извитую раковину, вытряхнул из нее песок, поднес к губам. Стася будто услышала призывный, печально-пронзительный звук, а вслед за ним – перестук множества копыт. Из-за песчаной дюны вынеслись и поскакали к папе… олени. Мегалоцерусы, такие, про которых папа читал Стасе. Один – другой – пятый…Гордо вскинутые головы носут огромные жемчужно-зелёные рога, ноздри трепещут…

– Пангасиус… – прошелестела одними губами Стася, боясь спугнуть волшебное видение.

На папино плечо склонил тяжелую лобастую голову олений вожак. Папа нежно погладил перламутровые бархатные рога. И вдруг посмотрел Стасе прямо в глаза.

Стася подумала: «Только бы не моргнуть, только бы не моргнуть…». От долгого неморгания защипало в глазах, потекли слезы.

Она не выдержала и всё-таки моргнула – видение исчезло. Лишь зеленая точка Пангасиуса все так же приветливо подмигивала неподалеку от правого рога Кассиопеи.

Девчушка еще немного постояла, глядя в темноту. По спине пробежали мурашки, то ли от ветра, то ли еще от чего…

Стася передернула плечами и прошептала далекому папиному Пангасиусу:

– Спокойной ночи…

И пошла спать.

Утром Стася проснулась оттого, что пола шелкового маминого халата настойчиво щекотала её высунувшуюся из-под одеяла ногу. Стася приоткрыла глаза – мама стояла над ней и вытаскивала с антресолей над кроватью какие-то вещи.

Мама достала её новый «военный» костюм с круглым шевроном «морская авиация» на рукаве и сложила в спортивный рюкзак.

Потом она наклонилась и с размаху чмокнула Стасю в нос.

Она от неожиданности ойкнула и проснулась окончательно.

Мама рассмеялась:

– С добрым утром, сонюшка! Я уже дома, тебе пора вставать, а то на автобус опоздаем!

Стася потянулась и зевнул в потолок. А мама, проходя, чмокнула её в ухо. Мама по – рассеянности всегда целовала её в самые неожиданные места – то в голову, то в коленку, то в локоть. Стася уже привыкла и не удивилась, когда в ухе звонко «выстрелил» мамин поцелуй.

– Стасенька, ты не забыла? Тебе сегодня к бабушке! Погостишь у нее пару дней – развеешься, по ягоды сходите с бабулей, может и по грибы, в речке искупаешья. Но только в лес далеко не ходите, мало ли что… – напутствовала мама. Стася машинально кивала и одевалась.

– А я пангасиуса купила, сейчас нажарю – отвезешь бабушке, а то она давно…

Мама не успела закончить фразу. Потому что Стася вдруг резко подскочила на кровати, будто её током ударило. Мама едва успела отпрянуть. Дочь сорвалась с кровати и понеслась, сшибая углы на кухню.

На столике, возле раковины в целлофановом пакете лежала…рыба.

Белая, размокшая, без костей и шкурки.

Стася пошевелила вялые рыбьи тушки пальцем. Сзади подошла мама и погладила дочку по спине:

– Стась, ты что? Это просто рыба – пангасиус. Я вот и тесто для кляра разболтала. Хотела пожарить для бабушки в гостинец рыбу в кляре…Ты ведь тоже любишь?

Стася ничего не ответила. Она стоял и исподлобья смотрела на рыбу. Девчонке хотелось плакать. А еще хотелось прокричать маме, что Пангасиус – это никакая не рыба, а звезда!

Да! Звезда! И что на Пангасиусе папа! И изумрудное море! И олени с огромными рогами!

И она, Стася, видит Пангасиус каждую ночь неподалеку от правого рога Кассиопеи…