Читать книгу Maximum maximorum - Марина Анатольевна Пономарёва - Страница 7

Пасха на Донбассе перламутровая и вся в абрикосовом цвете! Так было до войны.

С вокзала добираемся на Боково. Из окна пыльного шахтёрского автобуса виднеется церковь – округлая, желтоватая. Вросла между буграми. Купол выглядывает маковкой. Завтра сюда съедутся со всей округи. Других храмов поблизости нет. Меня здесь крестили. Нашу хату можно найти на любой фотографии в интернете. Достаточно набрать «Луганщина» или «Боково-Платово». Белая и приземистая, словно вросла в землю. Я непростительно мало знаю о людях, который в ней жили, белили её по первому разу. Тихое щёлканье побелки о них не расскажет, а у папы я спросить не успею. Откинув голову, подставляю лицо солнцу. Донбасский воздух – горячий. Вдыхаю его, обжигаю лёгкие. Сладкое и горячее детство. У детства есть вкус! Детство – шипучее советское ситро, тархун, хлебный мякиш, сливочное эскимо из сельского магазина напротив школы. Оно сладкое и горячее. Мы утираем испарину, спускаемся по извилистой дороге. Наслоения пород выглядывают серыми пластинами, по которым во время дождя вода струится вниз. Звуки нанизываются на нитку слуха как бусины.Крик петуха и невнятное квохтанье кур.Точно знаю – подойдем ближе,звякнет собачья цепь. Прислушиваюсь – звякает! Нечёсаный Бонькапротащил цепь через весь двор и притаился за воротами. Мы стучим, шумим. Ответный стук откуда-то сбоку. Брат Ромка прижался носом к стеклу и корчит радостные рожицы, сплющив себе нос.

Бабушка встречает! Вся в муке. Золотые сережки, тёмно-каштановые волосы под косынкой. В молодости «цыганкой» дед звал. Щурится, смеётся – сейчас немного хрипло, а раньше звонко. Глаза – смешливые.

Оглядываюсь, провожу рукой по стенам – на пальцах побелка. С детства всегда прижималась спиной. В хате прохладно. Скрипит кровать на кухне – на неё всё время суетливо присаживаются. Распаковываются чемоданы, достаются подарки. У порога хаты – Бонька в репьях и пара пёстрых куриц. Они норовят проскользнуть в хату, но вздымается бабушкин передник.

В доме пахнет выпечкой, водой и мелом. Ничего здесь не меняется годами. Деревянный пол, советский гобелен с оленями, старая вышивка. На ней танцует цыганка в зелёной юбке, размахивает красным платком. Рядом – икона. Прабабка делала искусственные цветы. За стеклом, рядом с Богородицей – незабудки. Уже выгорели…

На столе куличи. Вечером придут родственники, будем мазать, посыпать чем-то пёстрым и ярким, обкладывать цукатами со всех сторон. Здесь всё печётся своими руками или достается из холодных погребов к приезду дорогих гостей, по случаю праздника. Погреб! Даже не переодевшись, бегу и лезу в него. Так хочется вдохнуть прохладу! Вкруг тусклой лампы – клочки паутины. Банки, банки, банки! Темно-бардовые, оранжевые, золотые! Виноград, абрикосы, клубничное варенье. Всё трогаю руками, словно боюсь проснуться. Детство ты мое, родное. Яне могу надышаться этим запахом, где смешались влажность, сырая лежалая картошка из последних зимних запасов, пыль и запах куриных перьев.