Читать книгу Прощение. Как примириться с собой и другими - Марина Архипова - Страница 5

Современное русское слово прощение, простить происходит от древнего славянского корня prostъ. Тот же корень находим в словах простой, простота. Чтобы приблизиться к пониманию прощения, подумаем сначала, что такое простота.

Простота – одно из качеств, не слишком ценимых современной цивилизацией. «Простая задача, всякий дурак такую решит!» – так говорят, предполагая, что достойны уважения и внимания сложные задачи, которые не каждому умному человеку по плечу. Простое воспринимается как слишком легкое, примитивное.

Подростки обсуждают одноклассника: «У него не айфон, а простой телефон», то есть дешевый, не «статусный». Или другая фраза из обыденной речи: «Этот фильм (магазин, ресторан…) не для простых людей». Предполагается, что есть какие-то особенные люди, располагающие яркими талантами, высоким общественным положением или большими деньгами, а есть простые, обыкновенные, незначительные. Или совсем грубое, осуждающее и ироничное: «Она такая простая!» Имеется в виду, что она глупенькая и наивная, нет у нее хитрости, ловкости и смекалки.

Получается, что наш современник простоту оценивает скорее негативно, воспринимает ее как глупость, примитивность, незначительность. Впрочем, не только современник: вспомним довольно старую пословицу «Простота хуже воровства», согласно которой воровство (намеренно совершаемое зло) приносит меньше вреда, чем простота (глуповатость).

Иначе понимали простоту древнерусские люди. Этимологические словари открывают в понятии простоты такие смыслы, как прямота, открытость и свобода. Они устанавливают связь славянского слова простой с греческим ὀρθός, «правильный», а сопоставление с балтийскими языками обнаруживает в нем значение изобилия и щедрости.

Понимающие люди и сегодня ценят простоту и стремятся к ней. Протопресвитер Александр Шмеман[2], священник с большим пастырским и жизненным опытом, глубокой культурой и прекрасным образованием, говорит в своем дневнике о лживой «сложности» («он такой сложный человек, его нужно понять…»), чаще всего скрывающей нежелание расстаться с грехом, и заключает: «Настоящая вера есть всегда возврат к простоте – радостной, целостной и освобождающей»[3].

С этим утверждением перекликается свидетельство Сергея Аверинцева[4]. Он рассказывал, что, когда уже взрослым человеком принял крещение, самой прекрасной и удивительной вещью для него оказалась именно простота. Будучи филологом, историком и философом, он воспринимал мир как сложный текст, который весь пронизан цитатами, рифмами, отсылками, в котором ничто не имеет однозначного смысла. И вдруг этот мир, сохранив свою сложность, обнаружил простоту и целостность. Оказалось, что в нем возможно простое слово и простой поступок, исходящий из опыта Бога.

Поэту и филологу Ольге Седаковой[5] однажды задали вопрос: «Вы ученый человек, а как вам удалось сохранить простоту?» Она ответила: «Я ее не сохранила, а понемногу ее приобретаю, и для этого надо много учиться».

Действительно, чтобы обрести простоту, необходима школа мысли, школа культуры. Простота – цельность, верность истине вещей, поэтому она сродни честности и благородству и весьма далека от упрощения, равно как и от усложнения.

Упрощение опасно, потому что оно заменяет восприятие вещи в ее реальности, целостности и богатстве какой-то идеей, представлением или – еще хуже – мнением о вещи[6]. Упрощая, мы ленимся и гордимся: ленимся, потому что не хотим созерцать вещь в полноте ее присутствия, гордимся, потому что считаем возможным возводить в ранг истины свое частное мнение, в лучшем случае основанное на сравнительно небольшом жизненном опыте.

Яркий пример пагубности нравственного упрощения находим в античном сюжете о царице Федре[7].

Главная героиня, супруга афинского царя Тезея, тяжко болеет и страдает оттого, что тайно и безуспешно борется с любовью к своему пасынку Ипполиту, сыну Тезея и царицы амазонок, прекрасному юноше, обладающему всеми достоинствами отца и свободному от его недостатков (Тезей – античный Дон Жуан, а Ипполит хранит чистоту и девственность). Федру разрывает внутренняя война между простым и достоверным чувством любви и столь же простым и убедительным чувством чести и долга. Когда ее кормилица узнает причину мучений царицы, она смеется: «И только?» Она призывает Федру не подавлять свое чувство, а открыться Ипполиту. «Умудренная жизнью» кормилица утверждает, что все люди подвластны Афродите, это закон природы, все жены втихаря изменяют своим мужьям, а значит, не стоит усложнять естественный порядок вещей представлениями о достоинстве и верности. Кажущаяся простота и убедительность речей кормилицы вкупе с другими причинами подталкивают Федру к тому, чтобы рассказать Ипполиту о своей любви, что в финале трагедии приводит к гибели всех троих: Тезея, Федры и Ипполита.

В усложнении кроется свое лукавство. Когда мы важно и глубокомысленно утверждаем, что «все не так-то просто», за этим часто стоит хитрость, стремление найти лазейку и ускользнуть от исполнения долга, нежелание следовать нравственному правилу.

В другой своей трагедии – «Медея» – Еврипид убедительно показывает зло этического усложнения.

Конфликт разворачивается вокруг судьбы героя Ясона, покрывшего себя славой во время похода аргонавтов в Колхиду. Добыть золотое руно ему помогла царевна Медея, ставшая его женой. К моменту начала действия трагедии с тех пор прошло уже много лет, супруги со своими детьми живут в Коринфе. Стать царем в родном городе Иолке Ясону так и не удалось, и тут ему улыбнулась судьба: его полюбила дочь коринфского царя. Он с легкостью оставляет семью и начинает готовиться к браку с царевной.

Когда Медея горько обвиняет мужа в предательстве, напоминая ему и о том, что он совершил свой главный подвиг благодаря ее помощи, и о том, что она покинула отца и родину из любви к нему, и о том, что она мать его детей, Ясон отвечает: «Все не так-то просто». Затем он объясняет, что если и должен быть кому-то благодарен за золотое руно, то вовсе не Медее, а Афродите, ведь именно она, богиня, внушила Медее пламенную любовь к нему. То, что жена оставила ради него свою страну и семью, и вовсе не стоит благодарности, напротив, брак с чужестранкой осложнил его жизнь и доставил ему множество неприятностей. А что касается детей, так ведь он только о них и думает: вступив в брак с царевной Коринфа, он сможет как нельзя лучше позаботиться об их воспитании, образовании и достатке…

Медея на мгновение теряет дар речи, а затем обращается к Зевсу: «Отец, ты научил нас отличать фальшивое золото от настоящего – о, если б ты дал нам мудрость так же твердо отличать подлинных людей от поддельных!»

Настоящая простота свободна от ловушек упрощения и усложнения. Она позволяет человеку прямо и честно смотреть на жизнь и на самого себя. Простота предполагает открытость и исключает лукавство, двоемыслие, тщеславие и корысть. Поскольку простота основана на природе самих вещей, она связана с правильностью (соответствием законам естества и нравственности) и со свободой – опять же по той причине, что простота не является результатом интеллектуальных хитросплетений или психологических манипуляций, она исходит из устройства самого бытия.

Сказанное позволяет с уверенностью предположить, что прощение – это восстановление простоты в межличностных отношениях, приведение их в соответствие нравственной норме и закону человеческой природы.