Читать книгу Месяц без богов - Марина Бочарова - Страница 3

В ночной мгле не было видно ни селения, ни даже маленького огонька одинокого дома. Густел лес у пустыря, казалось, что это он съел весь свет от окон. Проглотил он и многие звуки, оставив лишь ночных хищных птиц. Но вдруг раздались шаги – лес сжался кошкой, стал вслушиваться, смотреть. Мимо шёл молодой парень в льняной белой рубахе и синем жилете, в стоптанных кожаных сапогах и с сумкой на плече, набитой сухарями. Невидимая дорожка и безлунное небо в тучах, бедное звездами, вывели его к пустырю.

Лежало тут давно позабытое кладбище. Чернели силуэты деревянных крестов, от которых веяло гнилью. Перекрестившись, парень пошел мимо них, со страхом и любопытством смотря в сторону могил. Тут он услышал всхлипывания и подвывания. Так сетуют на жизнь обиженные люди, отчаявшиеся обрести покой.

– Кто плачет здесь? – громко спросил парень. Он звука собственного голоса ему стало не так страшно.

Недалеко от него, у могил, возникла белая тень, на которой проступало лицо, прикрытое руками.

– Ах, помоги мне, – простонал призрак.

– Что стало с тобой? – участливо спросил парень.

– Убил меня тут жених. Сразу после свадьбы. Высадил меня с саней, ножом грудь вспорол и с приданым уехал. Вот у берёзы мои кости. Похорони их.

И с этими словами дева-тень стала отдаляться, зовя за собой. Парень подошёл к старой берёзе, у которой остановился призрак. Лежали среди кряжистых корней старые кости.

– Утром сделаю, о чём просишь ты, – сказал он.

Девушка вздрогнула, предвкушая радость, и растаяла во мгле. А путник отошёл в сторону и лёг на землю, положив сумку под голову вместо подушки.

Утро разбудило его яркой умытой зарёй. Прикинулся приветливым лес, выпустил птиц щебетать, выгнал пару зайцев к дороге. Парень поднялся, отряхнулся и направился к березе. Обветренные жёлтые кости лежали среди корней. В глазницах черепа проросла трава, по рёбрам ползали муравьи. Пожалел в сердце парень несчастную, да осмотрелся. Недалеко была яма, будто забытая пустая могила. В неё путник и сложил скелет, присыпал землёй, да перекрестил напоследок.

– Покойся с миром, дева, – промолвил он, – грустна была твоя жизнь. Теперь отдыхай.

Так сказал он, и прочь пошёл. А за погостом лежало село. Большое, с широкими улицами, шумным рынком, высокими кольями стен вокруг домов. Сердце путника наполнилось радостью, которая вытолкнула из него память о ночи. Будто и не было никогда вытьянки, как тут называли духов-плакальщиков.

Весьма быстро найдя рынок, парень стал спрашивать, не нужны ли кому работники.

– Мне нужен работник, – сказал один купец, торговавший тканями, – на хозяйство.

Парень осмотрел его, решая, наниматься ли к нему. Ведь он повидал много купцов. Этот был сухопарым, невысоким, с осанистой спиной, умными и хитрыми глазами, какие бывают у людей, что заплатят за работу сполна, но спустят три шкуры за тунеядство и ошибки.

– Пойду к тебе работать. Меня Демьяном зовут, – ответил новый работник.

– А меня Архип Кондратьич, – приветливо говорил купец, скаля чёрные зубы, верный простонародный признак богатства и сытой жизни.

Купец, оставив своего помощника в лавке, отвёл Демьяна к себе на двор. Дом его был с коньком и красным углом, из добротного сруба, но без украшений, какие обычно бывают на ставнях и окнах. Обычный дом с двором и хозяйством. А в хозяйстве кудахтали куры, лаял лохматый пёс-охранник, хрюкал толстый поросёнок, заливисто кричал огромный хвостатый петух. Демьяну отвели маленькую комнату под лестницей на второй этаж, которой ему вполне хватило. В соседней комнатушке жила кухарка, очень любившая пироги, и тот самый помощник купца, хитрый и вёрткий мужик, живущий в комнате на втором этаже. На плечи нового работника легла забота о живности и мужская работа по дому.

Закончилось лето, и за осенней урожайной суетой началась зима.

Однажды в город на ярмарку приехал купец – знакомый Архипа Кондратьича. Короткие дни тогда катились к Рождеству. На улицах вырастали снежные горки и городки. Души людей ширились от ожидания праздника.

По случаю приезда гостя Демьяну было поручено заколоть поросёнка, по словам кухарки уже наевшего сала с кулак. Сделав работу и положив мясо в бочку, Демьян скинул рубаху с замаранными кровью рукавами. Скинув, он стал кутаться в зипун, и забыл про рубаху. Вспомнил про неё он только под утро. Он стал искать одежду, но не нашёл. Вот только в тот же момент из дома выбежал Архип Кондратьич, что-то держа в руках. Он с лету распахнул ворота, смотрящие на широкую улицу, и стал кричать:

– Убили купца! Демьян убил! – голос его был сумасшедший, глаза вытаращенные.

– Кто убил? Кого? – затараторили зеваки, стала собираться толпа.

– Друг ко мне вчера приехал, – рассказывал Архип, держа перед собой рубаху Демьяна, – а работник мой порешил его! Ещё кошель того спёр и спрятал где-то!

Хотел было Демьян крикнуть, что не он это, что кровь та на рукавах – поросёнка. Но несколько крупных мужиков с улицы забежали во двор и связали его. Понял парень, что висеть ему на воротах, как осиновому листу на ветке. Толпа не сжалится, а судьи нет.

– Проклинаю тебя, – выкрикнул он, – вытьянка, помоги мне!

– У нечистой силы просит помощи! – подхватил Архип, делая знак своему помощнику, который побежал в дом, – ещё и колдун!

Тут заохали бабы в платках, мужики подтащили парня к воротам. Выбежал помощник купца с верёвкой в руках, накинул её на ворота да завязал крепко. Демьян поднял глаза, увидел золотые купола церкви и понял, что душа его сейчас вырвется из тела. Минута, и он уже висел посреди ворот на крепкой верёвке. Ещё через несколько минут его сняли, толпа начала расходиться, а кухарка, всё это время смотревшая в окно, начала молиться. Не верила она в то, что работник этот убийца, не верила. Вечером позвала своего сына, что работал на другом дворе, да вместе с ним похоронила парня на том же кладбище, где ранее закопали заезжего купца. Мёрзлая земля с неохотой приняла нового нечаянного жильца. Ближе к ночи поднялся ветер, завыл, засвистел, застучав в окна живых. Днём он утих, а новым святочным вечером вновь напомнил о себе.

Сидел за столом при сальных свечах Архип Кондратьич с помощником и кухаркой, кушал кутью. Кушанье это на Рождество, и кушанье это на поминки.

– Какой ветер злой, – заметила кухарка.

Мужчины прислушались.

– И правда, – согласился купец.

Тут послышался вой, скулящий, еле слышный.

– Кто-нибудь, угомоните пса! – раздражённо бросил Архип и, топая, отправился в спальню.

Кухарка вышла в сени, накинув на плечи зелёный вязаный платок, и обнаружила собаку, забившуюся под лестницу, молчавшую. Дверь из комнаты отворилась, и ввалился сюда помощник в тёплой шубе.

– А собака-то молчала, – проговорила кухарка, глядя на него.

– Скажешь ещё! Идём на службу, – махнул он рукой и вышел вон. Кухарка потопталась на месте, раздумывая над чем-то, и вышла за дверь.

В это время в спальне Архип сладостно гремел золотыми монетами в мешочке. Насладившись ими, купец убрал деньги в ларец, что хранил под замком, да спрятал под кровать. После этого он лёг на пуховые перины и накрылся одеялом. За закрытыми ставнями тем временем вызвездилась темная ночь. Мороз все сильнее жёг лица людей, идущих на торжественную службу, да только это никого не останавливало. Не утихал ветер, набирал голос, распевался всё сильнее и сильнее. Стал ветер звуком проникать под кожу Архипа Кондратьича. Тот закрывался одеялом, но это не спасало. На какое-то время ветер улёгся, выпуская людей из церквей, выждал паузу, и заголосил. Архип отчётливо расслышал голос, в который обычно ревут плакальщицы на похоронах. Всё стихло с зарёй, с колокольной радостной звонницей.

Вернувшиеся кухарка и помощник нашли купца измотанным, осунувшимся, со страхом в маленьких глазах. На все расспросы он только говорил, что не выспался, и чтоб ему не докучали расспросами. Днём он попытался поспать, что ему не удалось, а вечером пришел в спальню пораньше. Коротки зимние дни, но как темны и длинны зимние ночи! Надрывный вопль разогнал сон, подступавший к Архипу Кондратьичу. Стон, плач без перерыва терзал Архипа.

– Кто ты? – спросил он у темноты, сгустившейся около одинокой свечи у кровати.

– Не узнал ты мой голос? Ах, это мне здесь ходить, на мягкой постели спать! – сказал женский голос и вновь заголосил.

До рассвета промаялся купец в кровати, нехотя слушая ветер, проникший в комнату. Он спросил у слуг своих, не видели ли они чего странного, или не слышали. Но они только головами мотали, отвечая, что было тихо.

В другие пару ночей стон в комнате стоял тихий, всхлипывающий. Архип решил лечь в другой комнате, да разве это поможет от вытьянки!? Не прекращался стон ни на минуту. Только днём купец отрывал у сна небольшой кусочек. В другие ночи были то крики, то рёв несносный, то завывания. И плач этот стал чудиться Архипу повсюду. Скрипнет ли дверь, гавкнет ли собака – всё казалось ему ненавистным рыданием.

– Плакальщица там, – порой указывал он пальцем куда-то в сторону, дрожа сильнее осинового листа, – вытьянка!

Беспрестанный плач и стон преследовали купца повсюду. В последнюю святочную ночь Архип Кондратьич лишился ума. Стал бродить по городу в любую погоду в одной рубахе и рваных штанах. Кто-то жалел его, кто-то говорил «так ему и надо». Безумец боялся любого ветерка, при любом дуновении, даже слабом, зажимал уши и сжимался, как щенок. Порой, в тёплые спокойные летние дни, он приходил в себя, но всегда ненадолго. И тогда купцу становилось жутко и горько от того, в каком зверином виде он бродит по улицам. В один из таких дней нашли его утопившимся в реке.

21—22 августа 2011