Читать книгу Серебряный капкан для черного ангела - Марина Болдова - Страница 8

Берта тоже смотрела на мать. Стало ее жаль, до того потерянной, враз постаревшей она выглядела. Но жалость отступила, как только до Берты окончательно дошло, в каком вранье она жила до этого момента. И чтобы не передумать, она, отбросив сомнения, решила перейти в наступление. Пока матушка еще не очухалась и не придумала прекрасную лживую сказку о любящем муже. И кто ей этот Дмитрий, сын старого хозяина, которым Берту в детстве пугали вместо бабая? «Отведу к Осипу Макаровичу, если не будешь меня слушаться! Он тебя накажет!» – нередко повторяла мать. А Берта так ни разу и не видела хозяина дома. Сейчас вдруг оказалось, что у него еще и сын имеется. То есть имелся – в том случае, если это его труп прикопали в углу сада. И что-то у матери было с этим Дмитрием, не иначе.

– Мама, ты много рассказывала о жизни в Риге. Вот сейчас то самое время, когда можно поговорить и о Самаре, – решила зайти с этого конца Берта. Байками о том, как повезло с умной послушной дочерью ее бабушке Марте и деду Андрису, Берта была сыта.

Мать, словно спрашивая разрешения, бросила осторожный взгляд на Мутерпереля. Гримаса сочувствия на его лице сменилась легкой одобряющей улыбкой. «А Федор Николаевич ничего так, красавчик даже. На матушку смотрит, я бы сказала, с нежностью. Впрочем, ей всегда нравились герои сериалов славянского типа – и волосы чтобы цвета соломы, голубые глаза, и ширь в плечах». – Берта на миг отвлеклась на майора, затем вновь повернулась к матери.

– Я уже говорила тебе, что каждое лето я ездила к бабушке в Самару. На два, а иногда и на все три летних месяца. Ничего особенно интересного в этих каникулах не было, жили мы с ней преимущественно на даче.

– Где располагалась дача? А сейчас она есть? – живо заинтересовался Мутерперель.

– Понятия не имею, я не была в Самаре четверть века! И в этой деревне Яровке тоже. Дачный дом – фамильное гнездо поволжских немцев Шувье.

– О, как интересно! Так у вас немецкие корни? А подробнее? – опередил вопрос Берты майор.

– Я могу лишь пересказать то, что знаю от бабушки. Ефросинья Емельяновна сама родом из соседнего с Яровкой села Малинино, из русской семьи, и девичья ее фамилия – Малинина. С Францем Шувье познакомилась на чьей-то свадьбе, он добивался ее два года, даже рассорился с родственниками. Поженились они вопреки воле родных с обеих сторон. Единственной, кто поддержала их, оказалась родная тетка Франца Марта Шувье. Она и приютила молодых в своем большом доме. Это было в тысяча девятьсот тридцать пятом, Францу и Ефросинье исполнилось по двадцать лет. В сорок первом, в начале осени, всех немцев Яровки за несколько часов погрузили на подводы и увезли в неизвестном направлении. Бабушку не тронули, она была русской. В опустевшие дома немцев стали заселяться люди. Франц Шувье неожиданно появился на пороге в конце войны. Бабушка его прятала в подполе, правда недолго. Франца арестовали, но ей удалось укрыться в родном селе у родственников. Там Ефросинья родила мою маму. Назвала Мартой в честь той самой тетушки Франца. Позже ей с годовалой Мартой помогли перебраться в соседнюю область, так она попала в Самару, где устроилась на завод. В общем, рассказ этот я слышала всего несколько раз, бабушка не любила вспоминать прошлое, а может быть, просто опасалась. Я уверена, что даже подружки-соседки не знали, что первый ее муж был немцем.

– Подождите, а фамилия? Шувье? Никто не спрашивал, откуда?

– Сбежав в город, она ненадолго «сходила» замуж за очень пожилого мужчину. Можно сказать, Владимир Андреевич Соколов просто пожалел ее, устроил к себе на завод, главным инженером которого был. Женился, дал фамилию ей и дочери – мама в девичестве была Соколовой. И еще он прописал их в своей квартире. В той самой, где мы с вами встретились впервые, Федор Николаевич.

– Да, история… а я не знал, что у вас был еще и дом в Яровке. Осокин о нем знал? Кстати, где это?

– Недалеко от Энгельса. Нет, Стас о доме не знал.

– Так вы что, давно знакомы? – Берта с подозрением оглядела обоих. – Вы, господин майор, приехали к нам из Самары, я правильно поняла?

– Да, вернулся в родительский дом… доживать. Аглая Андреевна, очнитесь, – окликнул он задумавшуюся о чем-то мать. – И рассказывайте уже все. Дочь из вас душу вынет, если молчать станете. Так ведь, Берта Львовна? Кстати, и я бы послушал. Ваш взгляд на те события может оказаться любопытным.

– Какой взгляд?! Я сбежала сюда и тряслась первое время от страха – а вдруг ничего не закончилось? Вы хоть представляете, как это – из-за каждого стука в калитку прятаться в спальне хозяина в надежде, что в помещение, где лежит больной, бандиты сунуться побоятся? Вы думаете тот, кто мне звонил в тот вечер, вот так просто от меня отстал, не пустил по следу своих людей? Кстати, а кто это мог быть, вы не в курсе? И почему мне угрожали? Какой смысл, если я ничего о делах Осокина не знала!

– Простите, Аглая, но вы преувеличиваете свою значимость. Вас просто припугнули, а сделал это, скорее всего, сам Василий Голод. В то время все, кому он доверял, уже были у нас, поэтому посылать по вашему следу, как вы выразились, ему было некого. На какое-то время из посвященных в его дела остался лишь его адвокат. Позже, как я вам уже говорил, адвокату удалось вытащить из камеры Фетисова. Мерзкий, я вам скажу тип, скользкий и наглый. Мы-то поначалу были уверены, что он такая же подневольная мелкая сошка, как и Осокин со Стоцким…

– Так, стоп! Вы в курсе, что я не в курсе?! – удалось вставить возмущенный возглас Берте. Оба: и мать, и Мутерперель – одновременно повернулись к ней, словно только что заметили ее присутствие.

– Вы обо мне забыли? Ничего себе, сколько эмоций! Между вами только искры не летают, такое напряжение. Мам!

– Давайте-ка, Берта Львовна, я вкратце расскажу эту историю, и вы сразу поймете, каким образом ваша мама в девяносто седьмом оказалась в наших благодатных краях. Как, Аглая Андреевна, не против, если начну с того, кем для вас был Станислав Осокин? Только извините меня заранее, говорить буду правду.

Берта видела, как неохотно ее мать выдавила из себя согласие, и по-прежнему ее немного жалела. Но Берта не могла избавиться и от досады – она, дочь, взрослая дочь, не ребенок уже, ничего не знала! Всегда была уверена, что мать прожила скучную жизнь. И если бы не вишневый прутик…

– Стас Осокин – первая серьезная любовь вашей мамы. Личность преступная, но наивная девушка об этом даже не догадывалась. Сколько лет вы на него убили, Аглая? Шесть. Вы никогда не задумывались, откуда у молодого парня столько денег? Уверен, что нет. А стоило. Осокин – мошенник с высшим образованием, даже с двумя – техническим и гуманитарным. Стихи свои он вам читал? Так себе стишочки, но для женских ушей – самое то. Жениться на вас он не собирался. А знаете, почему? Да-да, был женат официально. Он москвич, не говорил?

– А дети? Были? – Мать смотрела на майора со страхом.

– Как не быть, женился он на однокласснице, как говорят – «по залету», в семнадцать стал папой очаровательной девчушки. Вы не расстраивайтесь, Стас из Москвы сбежал почти сразу после окончания университета, в восемьдесят восьмом, никто его не удерживал, просто по документам он оставался женат вплоть до своего ареста. Так вот. Все мошеннические банковские схемы придумывал он, Фирсов курировал, Стоцкий как налоговик был на подхвате по необходимости. А финансировал разработку схем Василий Голод.

– Как к ним в компанию попал Дмитрий? Я даже не знаю, чем он занимался…

– Чтобы было понятно и вам, Берта Львовна, Дмитрий Марков, сын бывшего хозяина теперь уже вашего с мамой дома, в последнюю схему, которую разрабатывала эта банда, попал случайно. Он жил тогда в Сызрани, это Самарская область. Его хотели привлечь как директора подставной фирмы. А занимался он, и весьма успешно, закупкой компьютеров и оргтехники в Европе, но безбожно мухлевал с налогами. Стоцкий нагрянул с проверкой, ну а дальше понятно – альтернативой выплатам немаленького долга по налогам и огромного штрафа было предложено участие в афере. Дмитрий согласился, но, догадавшись, что его после свершения сделки попросту уберут, пришел ко мне. Я тогда работал в прокуратуре.

– Почему к вам, Федор Николаевич?

– Потому что мы с ним дружим, можно сказать, с пеленок. Я, Дмитрий Марков и Глеб Голод.

– Василий Голод, Глеб Голод… не родственники случайно? Фамилия не из распространенных.

– Да, сводные братья, но это – их история, к нашей отношения не имеет, – отрезал Мутерперель.

– Ну, ладно, – слегка обиделась на неласковый ответ Берта.

– Продолжаю… Троих мы закрыли сразу: Фетисова, Стоцкого и Осокина, который на то время все еще квартировал у вашей мамы. Сердобольная Аглая никак не могла решиться на то, чтобы указать на дверь давно уже надоевшему ей сожителю. Так, Аглая Андреевна?

– Такие подробности можно и опустить. – Мать посмотрела на Мутерпереля с укором.

– Я лишь хочу сказать, чтобы было понятно вашей дочери – вы к делам Осокина отношения не имели, терпели его из жалости. Но арест и обыск состоялись в вашей квартире, так как другого убежища Осокин не имел.

– А где он сейчас? – Берта и сама не поняла, зачем задала этот вопрос: что ей до того Осокина?

– Бомжует, – коротко ответил майор.

Берта кивнула, давая понять, что вопрос для нее закрыт.

– Аглая Андреевна, расскажите дочери, что произошло после того, как закончился обыск и мы ушли. О визите Дмитрия не забудьте.

– До его прихода, когда я убиралась, позвонил какой-то человек и пожелал мне сдохнуть. Потом, правда, пояснил, что имел в виду – молчать, как мертвой.

– Да, похоже по градусу наглости на Василия Голода… Испугались сильно? Почему не позвонили нам?

– А вы, Федор Николаевич, мне тогда ясно дали понять, что подозреваете меня в сговоре с Осокиным. Еще и повестку оставили.

– Вы ошиблись, я уже говорил. Осокин еще при аресте заявил, что вы ни при чем. И обыск ничего не дал: пустые бланки векселей, заполнить которые, а позже и обналичить в банке должен был Дмитрий, мы нашли в квартире Стоцкого. Когда Дмитрий пришел к вам?

– Поздно, около двенадцати.

– Как же вы решились открыть дверь незнакомому мужчине?

– А что, Дима вам не рассказал? Вы же друзья? Или не доверял полностью? Ладно, извините. Я ждала соседку, тетю Веру, сама просила ее зайти, потому что складывала в чемодан вещи, собираясь бежать. Да, меня напугал этот звонок, и вы, простите, тоже. Я решила уехать в Ригу, в родительскую квартиру, а ключи от этой оставить тете Вере. Кстати, ее дочь Надя до сих пор присматривает за квартирантами. Она единственная в Самаре, с кем я поддерживаю связь.

– Каким образом?

– Раньше звонила ей с Главпочтамта Краснодара раз в месяц. Последние годы – по мобильному. А что, это так важно?

– Вернемся к визиту Дмитрия, – не ответил на вопрос мамы майор. Берте даже показалось, он немного смутился. Но, наверное, показалось…

– Я отперла замок, будучи уверенной, что за дверью тетя Вера. Дмитрий втолкнул меня в глубь прихожей, захлопнул дверь и зажал рукой рот, чтобы не заорала. А потом заговорил. Ему удалось убедить меня, что он мне не враг. Когда пришла тетя Вера, он спрятался в ванной комнате. Кстати, она была уверена, что я уезжаю в Ригу, и тем самым направила того мужика, который на следующий день расспрашивал обо мне, по ложному следу. Еще одна бабушкина приятельница подтвердила, что я еще утром с дорожной сумкой села в такси. Больше он у них во дворе не появлялся.

– Это был адвокат Голода.

– Я надеюсь, подробности проведенной с Дмитрием ночи я не должна расписывать? – с сарказмом задала мать вопрос майору, тот отрицательно мотнул головой, но Берта насторожилась.

– Что за ночь, мам? Прямо ночь-ночь? Любовь и все такое? – бестактно перебила она ее, уже готовую продолжать повествование.

– Господи, Берта, ну, какое это сейчас имеет значение? Тем более для тебя!

– Мама, я хорошо считаю в уме. Федор Николаевич несколько раз называл год твоего бегства – девяносто шестой. И было это летом, так? Я родилась одиннадцатого декабря. Как так-то? Значит, мой отец не Лев Лапин? И даже не Дмитрий Марков. А кто же? Осокин, больше некому… Как его там звали? Стас? Значит, я – Станиславовна на самом деле… забавно.

– Все не так, Берта, я… – выдавила из себя матушка, но Берта не дала ей закончить.

– Мне нужно переварить полученную информацию, мамочка. – Покачав головой, Берта торопливо покинула кухню.