Читать книгу И про любовь тоже - Марина Болдова - Страница 4

Мясо стало совсем холодным, бутылка игристого на столе, наоборот, нагрелась под прямыми лучами солнца, которое после обеда светило в кухонное окно. Андрей Миронович убрал вино в холодильник и уже в который раз бросил тревожный взгляд на часы – с того момента, как Максим Арканов увез Киру в район для дачи показаний, прошло почти четыре часа. Бранчевский набрал номер внучки, но телефон оказался вне доступа. Максим же на его звонок не ответил.

Киру в причастности к смерти Зои Оганезовны вроде бы никто не подозревал, но Андрею Мироновичу все равно было не по себе – на платформе в момент падения старушки действительно никого, кроме нее, не было. Однако эксперт не исключил возможность, что родственницу Армена могли на рельсы и столкнуть. А у кого была такая возможность? Только у Киры.

Настораживало и предположение судмедэксперта, что поверхностная рана на затылке погибшей причиной смерти стать не могла. Как и перелом лучевой кости левой руки или ушибы мягких тканей частей тела. Но, как говорится, – вскрытие покажет.

«Киру могли задержать как подозреваемую? С чего бы? Даже если это убийство, то уголовное дело еще не заведено. Да и Максим позвонил бы тут же, можно не сомневаться. Ладно, подождем еще часок», – решил Андрей Миронович, прикидывая, чем бы занять себя на это время.

Андрей Миронович Бранчевский в свои девяносто стариком себя не считал, по вечерам бегал вокруг главной городской площади с обязательным посещением одного из четырех скверов – там был уголок с тренажерами. Прогнав подростков, он по пять минут упражнялся на каждом тренажере, подтягивался на турнике и, довольный собой, неспешным шагом возвращался домой. Ему завидовали мужики помладше, с ним кокетничали их жены, матери и тещи, что добавляло в его и так нескучную жизнь приятную нотку легкой романтической интриги. Кира над ним подшучивает, но любя, ласково, а он уверен, что внучка им гордится. Смысл жизни, как бы пафосно ни звучало, у Андрея Мироновича – в ней. Ругая себя за мягкотелость (чрезмерно опекал и баловал девчонку, что уж тут), Бранчевский понимал, что иначе и быть не могло – кто, если не он? Матери до Киры дела не было, у нее новая семья: бездарный муж-алкаш и сын, почти точная копия папаши. И не осудишь бывшую невестку – дочери два года не исполнилось, когда нелепо погиб отец Киры, единственный их с Тамарой сын Сережа. Ирина тогда пить начала, как-то очень быстро стала терять человеческий облик. Андрей Миронович поздно заметил, что Киру она приводит к ним не всегда причесанную, в одежде, из которой та выросла, а порой и голодную. Не до внучки было, он тогда свою Тамару пытался спасти – после смерти Сергея жена стала угасать. Клиники, санатории, частные пансионаты… она была в неплохом физическом здоровье, но истощена душевно.

Он понял наконец, что Кира совсем не нужна Ирине, в день похорон Тамары. Напившись на поминках, бывшая невестка ушла домой, забыв взять с собой дочь.

Бранчевский вскоре оформил опеку над внучкой. С нотариально заверенного письменного согласия Ирины…

Андрей Миронович сунул телефон в задний карман спортивных штанов и вышел в сад. Он любил свои яблони, на двенадцати сотках их росло восемь штук разных сортов, плодоносили они по очереди, радуя его сочными фруктами до самой поздней осени, – яблоки он обожал. Две вишенки были им посажены для Киры, для нее же он научился варить вишневое варенье и клубничный джем. А вот овощных грядок у них не было, томаты и огурцы они покупали у матери Максима Арканова.

Сразу же после смерти жены дачу Бранчевский вознамерился продать, так тоскливо становилось при виде заросшего сорняками участка. В доме, где в прохладные летние вечера топилась русская печь, где они с Тамарой чаевничали за резным ломберным столиком, покрытым связанной собственноручно женой скатертью, Андрей Миронович тогда мог находиться не дольше пяти минут. Любовь к Тамаре не была первой и не стала болезненно страстной, напротив – спокойной, с глубоким безоговорочным доверием к женщине, выбравшей его. Они настолько «вросли» друг в друга за годы брака, что порой общались молча, предугадывая желания друг друга, тут же выполняя их, не задумываясь о том, хочется ли это сделать. Он приносил плед, когда чувствовал, что Тамаре стало прохладно на свежем воздухе, укутывал ей ноги, садился рядом и обнимал. Она благодарно склоняла голову ему на плечо, согревалась… а потом вдруг вставала и шла в дом. Бранчевский улыбался вслед – он только что подумал о кружке горячего чая, жена тут же «прочла» его мысль…

Продать дом он так и не смог, отговорила соседка, напомнив, что он теперь для Киры и отец, и мать. «Посмотри на внучку, Андрей, – бледная и худенькая. На все лето к морю ты ее отвезти не сможешь, а тут у нас – рай. Днем, пока ты в госпитале, я присмотрю за девочкой», – пообещала тогда Катерина.

Андрей Миронович бросил взгляд на дом Муравиных – окна уже много лет были закрыты ставнями и заколочены досками. На входной двери болтался замок. После похорон Катерины он не виделся с ее сыном ни разу, хотя тот клятвенно заверял, что на дачу будет приезжать. Правда, клятва эта прозвучала, когда Петр был уже изрядно пьян.

Бранчевский не раз задумывался, почему так и не решился позвать Катерину замуж, ведь знал, что та не отказала бы. Только ли потому, что Катя и его Томочка были подругами? Или же главной причиной стала его вина перед Катей? Да, он винил себя, что не смог спасти ее мужа Ивана – тот умер у него на операционном столе…

«Ну наконец-то приехали!» Андрей Миронович скорее угадал машину Максима в клубах пыли на дороге. Резко затормозив, «Нива» остановилась у ворот дачи. Бранчевский быстрым шагом направился к машине.

– Что так долго? – набросился он на обоих, пытаясь по выражениям их лиц понять, ждать ли плохих новостей.

– Заглохли в полях! Хотел срезать напрямик, чтобы не возвращаться по забитой фурами трассе. Срезал… и полтора часа ни одной машины мимо! – ответил Максим. – Дайте что-нибудь попить, дядя Андрей, Кирка всю воду из бутылки мне на руки вылила. Я же сам чинился.

– Давай в дом. Холодное шампанское устроит?

– Кайф! Тогда машину к тете Кате на участок загоню, ворота у нее не на замке. Кстати, не в курсе, почему? Кто-нибудь приезжал на дачу хоть раз после ее похорон?

– Нет, – коротко бросил Бранчевский. – Кира, не замечала?

– Нет, – так же коротко ответила она и направилась к дому. Андрей Миронович с удивлением посмотрел ей вслед.

– Ну-ка, Максим, выкладывай, что между вами произошло!

– Ничего, дядя Андрей, нового. Втык ей сделал, что убивается по Лушникову. Всю обратную дорогу слезы лила. Сказала, что обидно ей, а я же вижу, что любит придурка до сих пор!

– Не любовь это, Максим, просто блажь и уязвленное самолюбие! – строго выговорил Андрей Миронович, хотя сердце болезненно екнуло.

– Как ни назови… Ничего, я Ольку на нее натравлю. Пусть еще она ей растолкует, кто таков ее бывший. Ёлы-палы, влюбилась же Кирка в подлеца! Тьфу, не хочу даже говорить!

– Я чего-то не знаю? – с угрозой в голосе спросил Бранчевский.

– Ладно… Сейчас уже можно сказать… был Лушников ваш тут с бабой, и не раз… блин, да и бабы всегда разные были! Но не в этот дом водил, а в ту старую хату, что на задах. Нам же с Олькой со второго этажа видно, кто подъезжает с той стороны. Из окна спальни как раз. Первой Олька заметила его машину – проезд-то там технический, даже гравийки нет. А тут по грязи после ливня джип черный катит. Из него вылезают Лушников и девка в мини. Вы давно в тот дом наведывались?

– Давно. Там хлам один, мы дверь даже не запирали никогда, – немного растерялся от услышанного Бранчевский, но тут же разозлился: – Ах, он, паршивец! Ну, ничего… Кире не рассказывай! Понял? И Олька пусть молчит. Развод, слава богу, состоялся, из квартиры я поганца выставлю, машину отберу. Уйдет, с чем пришел, – с чемоданом, в котором трусы да носки. Все, забыли. Лушников с возу, Кирке легче! Понял?

– Да понял я… только плачет она. Лучше бы рассказать. Пусть его возненавидит! Все легче…

– Я сказал – нет! – отрезал Бранчевский. – Машину ставь, приходи.

– Понял…

Андрей Миронович даже повеселел. Если и были сомнения, что зря он радуется разводу внучки (Кире же плохо!), то сейчас отпали. И хорошо, что деток у них нет…

– Да что ж за день такой, ёлы-палы! Попили шампанского! – донеслось от забора. – Дядя Андрей, идите сюда!

Бранчевский подошел ближе и перегнулся через штакетник.

– Я не давил его, он тут, под ветками, похоже, давно лежит. – Максим кивнул на землю у задних колес «Нивы». – Не очень давно, то есть выглядит вполне еще… свеженьким. Но неживым.

– Звони своим, Максим. Это – Петр, сын Катерины, узнал? – Бранчевский перекрестился. «Одет он как-то странно, в рванье. Насколько знаю, Петр Муравин вполне состоятельный художник, выставки персональные даже за рубежом бывали. Раздели, обокрали? Вполне может быть…» – подумал он, направляясь к своему дому.