Читать книгу Отщепенцы - Марина Бонд - Страница 4

В одной из темных страниц прошлого существовала загадочная организация, которая покупала детей бедняков и превращала тех в шутов, намеренно уродуя их внешний облик. Правда ли это иль вымысел достоверно не известно. Сам факт того, что эта ужасающая деятельность канула в Лету, успокаивал мирное население и давал им надежду на светлое будущее в развитом цивилизованном обществе, а посему детям даже не рассказывали о некогда творившихся бесчинствах, уберегая их неустойчивую психику от сильного стресса.

Детки росли, играли, социализировались, познавали мир. Кого-то отдавали в садик, с кем-то нянчились дома; кто-то часто болел, а с иным и бед не знали. Вольготная жизнь каждого сорванца продолжалась до тех пор, пока не наступал значимый возраст поступления в школу. А дальше этапы взросления, созревания и взрослая жизнь. Но, к сожалению, не каждый ребенок перешагивал эти рубежи: кто-то умирал, так и не познав всех прелестей жизни; кто-то оставался инфантильным на всю жизнь; а кто-то…

Они пришли в чувства примерно в одно время в огромной зале очень просторного особняка. В комнате лежало два больших татами, вблизи стоял стол с кувшинами воды и стаканами. На одном татами было десять девочек, на другом столько же мальчиков. Все они были неописуемо красивы. Оглядевшись и не узнав места, большинство бросились в слезы и стали звать маму. Всех без исключения мучила жажда, и кувшины с водой очень быстро опустели.

Спустя некоторое время, когда всеобщая истерика почти сошла на нет, так и не найдя ни достойного слушателя, ни утешителя, в залу вошел мужчина импозантной внешности. На нем был дорогой брючный костюм, начищенные до блеска туфли. Белые перчатки закрывали кисти рук, а полумаска скрывала верхнюю часть лица, нижняя была закрыта стильно выстриженной бородкой. Вместе с ним зашло еще четверо: с одной стороны женщина средних лет миловидной внешности и весьма некрасивый мужчина; с другой – зеркальное отражение первой пары: приятный мужчина и довольно страшная женщина.

Мужчина заговорил мелодичным бархатным голосом. Он представился как Хозяин. Сопровождающих его пар он представил как Наставников (красивых женщину и мужчину) и их Помощников. Хозяин приказал беспрекословно слушаться Наставников и подчиняться им во всем, чего бы те не потребовали, а также велел забыть о прежнем доме и смириться со своей новой участью. Он заверял, что это огромная честь и на их месте мечтает оказаться каждый ребенок. Их родители безмерно гордятся своими отпрысками, а потому не препятствовали тому, чтобы их отлучили от семьи, обучили грамоте и манерам, наставили на путь истинный и вывели в высший свет. Мужчина говорил очень ласковым, доверительным голосом, в то же время его тон был властным и никто из перепуганных ребят не осмелился ему возражать или задавать уточняющие вопросы. Затаенное дыхание двадцати малышей оглушило зал после его речи. Хозяин вышел и больше никто его не видел на протяжении всего года обучения…

* * *

Рухлядь, в которую превратился некогда вполне себе сносный дом, не оставляла места воображению, но и не настолько сильно смутила Яна, чтобы он перестроил свои планы. Обширные постройки рядом – вот что смутило его больше. Всю «картину маслом» он увидел еще с остановки, куда прибыл утренним рейсовым автобусом. Тоненькая полоска утреннего тумана стелилась в дали, но ясное небо над головой предвещало теплый день. Он провел всей пятерней ото лба к затылку и обратно, взъерошив чуть отросшие светло-русые с проседью волосы, и побрел к строениям.

Участок земли, насколько Ян помнил, был довольно большим – соток тридцать-сорок. Теперь же он был разделен на две части: на одной – густо заросшая сорная трава и покосившаяся постройка с обвалившейся крышей доживала свой век, на другой – раскинулся ухоженный огород с корнеплодами. Он простирался гораздо дальше за пределы некогда цельного участка и переходил в садовые кусты и насаждения. Несколько плодоносящих кустарников и теплиц, которые также виднелись на огороде, были очень ухоженными, прибранными, что свидетельствовало о надлежащем уходе за ними. Дальше от насаждений возвышалось строение из красного кирпича с позолоченными куполами на крыше, а за ним хозяйственные постройки, сараи и скотный двор. Перед главным входом в здание художественно выполненная арка. На ней табличка с надписью «Боголюбский Воскресенский женский монастырь».

«Ё-моё!» – самое безобидное восклицание, что пришло на ум Ростовских, глядя на это рукотворное чудо. Он всю жизнь был атеистом до мозга костей, а в колонии веры не прибавилось и подавно. Потому он крайне скептически относился к учреждениям подобного типа, считая их попросту сектой. Он проходил мимо монастыря по дороге к своему участку и не видел ни одного человека, занятого работой по хозяйству. Странно – только ежедневным трудом можно поддерживать в чистоте и порядке такую большую территорию. Дошел до заброшенного клочка земли, уродливым пятном выделявшимся на фоне остальной красоты и ухоженности, и оглядел придирчивым взглядом что вообще здесь можно сделать. Никакого забора, разделяющего участок, не было – просто визуально видно, где заканчивалась бесхозная земля и начиналась ухоженная. Ян закурил. Посмотрел в другую сторону от монастыря, туда, где некогда была деревня: там тоже несколько полуразрушенных заброшенных домишек с запустевшими огородами. Ростовских докурил, выкинул окурок и решительно шагнул в траву по пояс с твердым намерением пробраться к постройкам.

Ян и сам не заметил, как солнце перевалило за полдень. Он так увлекся разгребанием мусора, что ничего вокруг не замечал. Давно скинул куртку и рубашку – майское солнце нехило припекало – и усердно работал, голыми руками разбирая остатки строений и скидывая полусгнившие доски в одно место, чтоб потом вывезти весь мусор. В голове он уже прикинул, как все обустроит, и наметил план действий. Пот стекал по лицу, шее и груди, но он продолжал трудиться. Он был рад этому труду и с удовольствием, не жалея рук и спины, разбирал, по сути, старую жизнь для того, чтобы построить новую, лучшую.

– Бог в помощь! – услышал голос и обернулся на звук. Отер тыльной стороной руки пот со лба, заодно прикрывая глаза от солнца, чтобы увидеть обратившегося к нему человека. Мешковатая ряса и черный платок на голове выдавали в человеке скромного богослужителя женского пола. О возрасте судить, пока не брался. Маленькая отара и пастушья собака рядом с ним указывали на то, что хоть кто-то трудится из этой братии.

– Спасибо, – Ян пошел к человеку, продираясь сквозь высокую траву. Оторвал внимательный взгляд из-под ног и поднял его на человека. – Вы должно быть… – «ангел» закончил уже про себя.

Перед ним стояла девушка невысокого роста и непонятной комплекции под бесформенным одеянием. Но лицо… он в жизни не видел ничего прекраснее! Его черты можно было бы назвать идеальными, если б не коротковатый и совсем не по-монашески вздернутый носик. Высокие скулы красивой плавной формы обтянуты идеально гладкой кожей цвета благородного белого… мрамора. Именно это слово пришло на ум специалисту строительного дела. Но отливала она не холодным блеском бездушного камня, а светилась, словно изнутри, теплым матовым бархатом. Пожалуй, нижняя часть лица казалась тяжеловатой из-за большого рта и чересчур полных розовых матовых губ на фоне остальных аккуратных черт. Глядя на них, так и хочется провести по ним пальцем, чтобы убедиться в их мягкости и прочувствовать полноту. Кажется – надави чуть посильнее и из них потечет нектар, которым они наполнены. Сладкий, дурманящий, который можно слизать языком…

Ян перевел взгляд на глаза девушки, устыдившись своих плотских желаний по отношению к богослужебному лицу. Даже глаза цвета летнего предрассветного неба, когда еще не до конца рассеявшийся туман смягчает резкость пронзительной голубизны, были необычной формы: большие, зауженные к внешним уголкам, обрамленные густой щеточкой темных ресниц. Такого же цвета брови, почти прямые, с легким изгибом на конце. Лоб и шею скрывал черный платок. Она смотрела на него прямо и открыто, ожидая, когда он закончит оборванную на полуслове мысль. Овечки щипали траву, заполняя незапланированную паузу в их переходе. Пес стоял у ног хозяйки и с интересом разглядывал Яна.

Он понимал, что как полоумный пялится на девушку и почти пускает слюни. Наверняка, отвлекал ее от дел и задерживал своим замешательством. Плевать. Он в жизни не встречал человека красивее и хотел получить эстетическое удовольствие от созерцания ее. Заметив, что девушка также внимательно разглядывает его, немного смешался, почувствовав себя настоящим Квазимодо на ее фоне. Безобразный шрам начинался от разорванной брови, пересекал щеку и терялся в многодневной щетине – его он заработал осколком разбитой тарелки, оказавшись в эпицентре разборки, что учинили зэки в столовой. Многочисленные шрамы от рассечений по всему торсу он приобрел, активно занимаясь боксом в последние годы. Да к тому же стоит тут полуодетый – не хорошо как-то… Она может и мужчин-то ни разу не видела, а уж полуголых и подавно. Но, не заметив на ее лице даже малейших признаков брезгливости, он успокоился. Лишь нескрываемое удивление и легкий интерес в глазах. И что-то еще… что-то неуловимое, чему он никак не мог найти определения. Ростовских прочистил горло:

– Вы должно быть… эээ… монахиня? – приподняв целую бровь, попытался угадать. Он не был силен в этих терминах. Губы девушки растянулись в улыбке. Он снова залип на них: вот-вот, сейчас они лопнут, и из них потечет нектар, который Ян не без удовольствия поможет убрать. Своими губами. И языком.

– Я – сестра София, послушница. На сегодня мое послушание заключается в том, чтобы собрать овец, не всех, конечно, и остричь их, пока остальные наносят визит Матушке-настоятельнице в больнице святого Георгия. Она не так давно потеряла равновесие и упала, сильно повредив ногу. Перенесла тяжелую операцию по замене сустава, но теперь уже идет на поправку.

Ян не слушал. Он конкретно залип на ее полных мягких губах, откуда вылетали тихие звуки мелодично-низкого теплого голоса, обволакивая, окутывая его со всех сторон, даря неземное чувство блаженства. Губы перестали шевелиться. Он перевел взгляд на ее глаза и… утонул в них. Сообразив, что пауза снова затянулась от того, что он ведет себя как конченный тугодум, он тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Да это не монахиня, или как она там сказала, это – сирена!

– Значит, живешь и работаешь здесь? – качнул головой в сторону монастыря. Безошибочно определив ее возраст гораздо младше себя, он позволил себе дерзость перейти на «ты». Снова ее кроткая, но сводящая его с ума улыбка.

– Живу и несу послушание.

– Как давно?

– Уже лет пять как. Со дня основания монастыря. Как рассказывала игуменья Афанасия, продавался участок, рядом с которым было много свободной земли. Его и выкупили для постройки монастыря. Правда, не весь, а лишь половину. Владельца второй половины, как ни искали, найти не смогли.

Ян хмыкнул – сам черт ногу сломит, ища его там, где он торчал. Еще и под другим именем. Кстати, и ему придется повозиться с документами, восстанавливая право собственности.

На этот раз он вслушивался в слова, чтобы опять не протупить, а потому без пауз продолжил:

– Что с деревней стало?

– Вымерла, – просто ответила девушка, – молодые уехали в город, несколько стариков доживают свой век, а больше никого и нет.

Пес, что терпеливо стоял у ног хозяйки, подошел к Яну, обнюхал его стал тыкаться мордой в ладонь, требуя ласки. Тот потрепал его по загривку.

– Вы – хороший человек, – неожиданно выдало небесное создание, комментируя происходящее.

– Многие бы поспорили, – возразил Ян, выпрямляясь.

– Многие люди? Возможно. Но не животные. Они все чувствуют. – Снова что-то непонятное, нечитаемое в ее взгляде.

Словно в подтверждение ее слов две овечки подошли к Яну и стали тыкаться в его ноги, изучая поверхность штанов и пробуя на вкус их ткань. Овцы – самые пугливые создания на планете, и те не побоялись к нему подойти! Что правда – то правда. Ян всегда ладил с животными. Они тянулись к нему по одним им ведомым причинам.

– Могу я задать вам встречный вопрос? – дождавшись его кивка, девушка спросила, мило склонив голову на бок, – а вы кто?

Ростовских криво улыбнулся:

– Владелец второй половины участка. Намерен отстроиться здесь заново. Надеюсь, не омрачу своим соседством ваше женское поднебесное общество? – с некоторой долей сарказма в голосе, спросил он. «Как бы наоборот не вышло» – подумалось ему.

– Ни сколько, – улыбнулась девушка. Только глаза не улыбались. Смотрели прямо и открыто, но… черт! Да что же не так с ее глазами? – Но, вполне вероятно, вам скоро наскучит уединенная жизнь в этих заброшенных местах, и вы измените свое решение.

– Вряд ли.

– Время покажет, – философски заметила она, – а пока, могу я чем-то быть вам полезной? Может принести воды или?.. – она пробежалась глазами по его обнаженному, блестящему от пота торсу. День был жаркий, и Яна действительно мучила жажда. Он и сам не ожидал, что так увлечется, а потому не взял с собой никакой провизии.

– А есть молоко?

– Сейчас. – Она направилась в сторону монастыря, позвав пса, который улегся у ног Яна и подгоняя длинной жердочкой овечек.

Через некоторое время девушка принесла кувшин вкуснющего прохладного молока и ведро чистой воды с полотенцем для купания после работы.

– Вы так и не назвали свое имя, – напомнила она, наблюдая, как он жадно пьет молоко прямо из кувшина. Две капли не попали в рот и стекали тонкими струйками по подбородку, падали на грудь.

– Ян. А твое? – Она как-то странно взглянула на него и повторила свое.

– София, – смаковал это имя, пробовал на вкус, повторяя снова и снова, когда девушка уже ушла, и он продолжил свой труд. Потом смыл с себя пот водой из ведра и вытерся полотенцем, что так заботливо принесла София. Покоцанные израненные руки приятно охладились.

Только сидя в автобусе на обратной дороге, он понял, что было странного в ее взгляде – он был не по годам тяжелый и уставший, как у мудреца-старца. И он, этот тяжелый взгляд, никак не вязался с ее общим ангельским образом. Откуда такой взгляд мог появиться у молодой девушки, живущей под кровом и защитой монастыря? Ян бы не поверил, если б сам не видел, но… что есть – то есть…