Читать книгу Живопись слова. Стихи и картины - Марина Бояркина - Страница 4

Мой белый рыцарь

Стоит у входа,

Обняв руками

Лик небосвода.

<…>

Заметалась листва,

И, в преддверии ливня,

Быстрый сумрак густой

Жадно землю обнял…

И взметнулись глаза

Поволокой тоскливо,

Ожидая хоть каплю

Непоседы дождя.

Я привык к его плоти,

Что так молчалива.

Шелестя об успеньи

Всех бед и забот,

Все он смоет, тот дождь,

Не спеша и лениво,

Капли с кисти стряхнув,

Тихо в землю уйдет…

Я не хочу быть волчицею,

Крадущей от жажды ягненка.

И не хочу быть овцой,

Жующей траву на лугу,

И потому ей пользующейся

Без всяких на то оснований.

Я знаю, чего мне хочется:

Чтоб радость не стала жертвою

И чтобы трава безмолвная

Сказала: «Не ешь меня!»

Я просто слуга у времени,

Но мне даровано большее —

Я тоже живу и надеюсь,

Что стану любимой травой

Когда-то у ног любимых…

…над нами плывут облака,

Их бег, незаметно-возвышенный,

На каждого блик кладет

И каждому слепок дарит

И жизни его, и судьбы.

Скажи мне, раковина морская,

Где мой любимый пропадает?

Во сне, в каком он сне,

В какой он дымке тает?

И снег каких полей

Ему дышать мешает?

Какая пыль земли

Его теперь ласкает?

По ребрышкам твоим

Он проводил рукою…

Скажи мне, не солги

Всей правдою морскою!

Заведомо внутри

Мое хранишь ты сердце,

Лиловой простотой

Изящно обнажив, —

Скажи мне, не солги.

Мне никуда не деться!

О, нет, не говори!

О, мой любимый жив?!!

Уже спокоен тихий сад,

И на ветвях его аллей

Играет ветер невпопад

Свирелью синею своей.

Уж пролетела суета

Тех дней парчовых сухолистья,

И уж проснулась нагота —

Дитя божественное кисти.

На хрупких ветках облака.

Здесь дивно все. И нет теней…

И воздух густ. И здесь пока

Я помечтаю без людей…

Вдруг так душа оголена,

Мне здесь бы плакать и смеяться.

Стоять бы молча – здесь. Одна.

Одною снега дожидаться…

Жизнь состоит

Из перемены костюмов

Одних и тех же событий.

Сегодня я ходила в шляпке флирта.

А завтра в сутане раскаяний,

Молитв и послушания смиренницы.

Потом молва камчою отстегает,

Я буду голою (простите, обнаженною)

Назло всему махать, трясти

Кровавой красной тряпкою стыда…

Усталость обернет меня в свой саван

И прочно спеленает мне желанья,

Одна лишь только просьба о покое…

Назавтра снова женщиною буду,

В тугом корсете, страусовых перьях,

И тихо песни мне мяукать будет

Восточный сладострастный паж…

Кто ж мне судья,

Покуда я в фаворе,

С самой собой

в прекрасно-розовом ладу?

Красива я? Страшна?

Ни с кем не спорю!

И рифма вновь рождается —

Приду!

Приду.

И полоснет возмездием удар,

На столько обещаний – капля желчи…

Ну, как тебе

Придуманный Поэт?!!

Помялись перья. Некуда спешить.

Толкает прочь судья

На лоно угрызений.

Мораль

Претит прогорклым запахом своим.

Моя мораль

Играет в невезенье

Поболее с хозяйкою,

Чем с Ним…

И, облачаясь в траур серых дней,

Ищу отраду в сумрачном саду.

Надеясь все печальней и нежней,

Я просто баба, терпеливо жду…

А рифма не находит двойника,

Событий ряд влечет все на спираль, —

Костюмы лишь меняются на людях…

Покуда все события, как люди,

Сходить ли за шампанским,

Может быть?

Все с сетками бегут.

Избави боже,

Хоть бы одной хохлатке помешать!..

Ищи в себе послушное орудье,

Топчи ногами чувственность свою;

За покаянье вымоли прощенье

У тех, что Над…

Над Чем, вы спросите?

Над нашим государством?

Над государством тюрков,

Может быть?!!

Над нами кто-то есть.

Иначе для чего

Мне этот уготован жребий?

Я буду Вас просить о наказаньи!

Я стану жить на паперти Любви!

И снова перемеривать названья

На чувства кругосветные свои!

Роза с сухими жалкими ветками —

Далеко до весны…

Листьев опадших гниющий ковер

Опутал тебя.

В этой помойке срама и хлама

Чудится шевеление —

Это плодятся в утробе у розы черви.

И паутиной опутаны руки Розы.

Голову клонит

От тяжкой неволи к груди,

Губы обметаны жарким стремленьем

К прекрасному…

Где же ты, Солнце?!!

Сверкнули звезды морозных окон.

Платье Ваше,

Неважное, дырявое – из паутины —

Сменится скоро прекрасным нарядом —

Будет время!

Мой Белый Рыцарь

Стоит у входа,

Обняв руками

Лик небосвода.

Всегда безмолвно,

Всегда безгневно

Собою горизонт

Объемлет…

Чарует прошлым

Его истома,

Он полон тайной

Родного дома.

Горит свечами,

Стоит ночами

Его молчанье

Под куполами.

Мой Рыцарь Бедный

Пленен навеки —

Цепей потверже

Небес парсеки,

Их синева двулична,

Их синева двужильна —

Очарованьем смены

Напудрена обильно!

Но неизбежность камня

Не исключает память —

Его ночей брутальность

Пережитое тянет.

И невозможность встречи

Не исключает шага —

В таком противоречье

Видна отвага.

Мне Рыцарь Белый,

Глядя печально,

Не говоря ни слова,

Все ж доверяет тайну…

Его громада,

Его молчанье

Мне обещать не могут,

Но обещают…

В назойливом круженье

Толпы безбрежной

Он разрезает путь мне

Улыбкой нежной.

Пусть будет так!

И Рыцарь Белый

Еще вернется

Ко мне несмело —

И станет он

Опять у входа,

Затмив, как прежде,

Лик небосвода!

Музыка соборного органа

Чуть слышна в этот поздний час,

В общей спешке чиста и незванна,

Привиденьем преследует вас.

До оскомины все знакомо,

Все дома носят серый цвет.

Эта музыка, как таитянка,

Нарядившаяся в алый креп.

На заплеванный город не смотрит

Иностранка, дикарка и бабочка:

Волны импульсам мощно вторят

И ветвями наружу тянутся…

Лишь она отражает пульсации

Чувств и мыслей моих, быть может,

И в горниле обид хлестаться ей,

И в разгуле страстей тревожиться!

И в аккордах всех душ усопших,

Как людское волнуясь, море,

Все качается, пенится, ропщет

Эта музыка на просторе!

Окружая случайных прохожих,

Всех их красками наделяет,

Но цветов не кладет похожих —

Видно, лиц типовых не бывает…

Вдруг мелькнуло в проулках лета

Светло-сумрачное лицо,

Где сплелись все краски на свете,

С той поры я ищу его.

Только чаще в прелюдиях глухо

Раздаются шаги людей,

Что не ведают тихих звуков,

Что не знают мира теней.

С распаленным на фугах сознанием

Ленты чувственности сплетаются.

Мы с органом, как капли дождя

В раскаленном песке, растворяемся…

Музыка соборного органа

Чуть слышна в этот поздний час…

Я выбелил

имя твое на камнях,

когда обливался слезами.

Я высветил

имя твое в облаках,

когда упивался отчаяньем.

Я многое мог бы отдать

за лучик холодного света

в твоих уходящих глазах,

когда бы мне помнилось это

несказанное признание,

затерянное в стихах,

как позднее обещание.

Мы пили красное вино,

Что называется «Кагор»,

И тек чрез камешки легко

С подругой тихий разговор.

В него отчаянно вонзясь,

Заверещала трель звонка —

Окаменела эта связь —

От телефонного гудка!

О, это друг мой вдалеке

Тревожно набирает номер,

В кабинку грязную вкрутясь, —

И свет померк в оглохшем доме.

Я много лет ждала его —

Того звонка, что мне трезвонит,

Но связи нет – исчезла связь,

Так будь же проклят этот номер!

Он все звонит, а меня нет,

И дом заполонили мыши.

И я звоню, а друга нет,

Вернее, я его не слышу!

И только имя повторять,

Поверишь, не устану снова.

Держать невидимую связь

Под крышей маленького дома!

И пью я красное вино

За дом и здравие соседки.

Унылой ночью пусть грустят

Застолья нашего объедки…

Благодарю за полноту тобой

Весь вечер.

Когда иду,

Глазами землю обнимаю

И вспоминаю, вспоминаю

Твое тепло, твое плечо.

Нет. Ты не пустой,

Как мне могло казаться,

И не ханжа, не трус.

Любимым ты не станешь,

И мне смешно бояться

Твоих прикосновений,

Жадных уст.

В кругу друзей,

Не чувствуя обиды,

Я сознаю – напрасно,

Милый мой,

Лишь глаз твоих

Задумчивых мотивы

И чудный вечер,

Созданный тобой.

Ты, как вино, опьяняющий,

Вечный восторг пред всевышним,

Вечностный миг, отделяющий

Нас друг от друга

И соединивший…

Ты был жесток и коварен,

Медленный миг воскресения

Самых высоких мечтаний и тайн —

Тайн мирового значения…

Ты был и зол, и упрям,

Нас против друга бросал,

И, накаляясь, дрожал, как струна,

От неверности наших речей…

И никак не мог оборваться,

Вычленить нас, отделить.

Миг, мы не просим прощения.

Сделай же так, чтоб смогли мы забыть!!!