Читать книгу Дурочка. Взорванный город. Ч.1 Роман - Марина Бойкова-Гальяни - Страница 3
Двенадцать лет назад
ОглавлениеДинозаврик-почтальон Робби стучал в стекло: письмо! Женя распахнула окно.
– Заказное в синем с полосками конверте, – каркнуло зелёное чудо, хотя у него и был всего единственный конверт.
Юная зеленоглазая брюнетка с прелестным голливудским носиком и белоснежной кожей, взяла пакет, и положила в карманчик на боку Робби пятидесятирублевую купюру. Динозаврик, устало помахивая крыльями, полетел в сторону калитки. Плюшевый робот, игрушка Герхарда, доставлял почту из ящика, что на резной калитке, в дом.
Тонкий аромат духов привёл ноздри в трепет: оглянувшись, девушка обнюхала пакет. Без сомнения, Герхарду писала женщина. Заказным? Личные письма быстро и надёжно переправляет электронная почта: отчего сердце Евгении бьётся так, что кажется, грудь тесна?
Герхард называл её ласково, Джен, Дженни. Влюблённые не были венчаны, но милый друг обещал, что рано или поздно это произойдет.
На конверте почтовый индекс, город Майами, номер абонентского ящика. И всё.
В дверях, небрежно запахнувшись в светло-бежевый халат, привычная сигара в зубах, красивый и свежий после розовой ванны, улыбается Герхард.
С юных лет служа экономкой в доме, Евгения, наконец, стала полновластной хозяйкой. Любовь развивалась стремительно на фоне домашних дел. Она влюбилась в молодого хозяина, едва увидев. Герхард называл юное создание любимой женушкой, ангельским цветком, озорницей, хохотушкой и прелестью. В часы особой нежности, игриво обращался Душка-хохотушка, мой розанчик, Джен.
– Моя прелесть, опять пакет? – пыхнув сигарой, вальяжно отмахнулся, – надоели заказчики, одна мелочёвка, ничего путного. Впрочем, ладно, давай сюда.
Надо сказать, Герхард был талантливым изобретателем, и не очень востребованным. Машиностроительные фирмы иногда пользовались его усовершенствованиями. Он мог всё. Но страстью были роботы. Далеко ходить не надо: симпатичный почтовый динозаврик.
Герхард был гением. И, конечно, не богатым. Да и кто видел богатых изобретателей в нашей стране? Жил он на широкую ногу.
Купив остров в Тихом океане на спонсорские деньги, он вложил уйму личных и заёмных денег на строительство лаборатории, где мечтал воплотить в жизнь безумные идеи. Герхард утверждал, что идёт впереди человечества, и, если не он сейчас, то другой учёный создаст настоящего киборга когда-нибудь через полвека. Амбиции возлюбленного заставляли произносить «киборг» с презрительной усмешкой. Герхарду предстояло создать нового прекрасного человека.
Великий творец стоял в домашнем халате, из ворота которого виднелась мускулистая загорелая грудь, мужественно покрытая чёрными завитками волос, и крепкая шея, с ямочками между ключицами. Он был необыкновенно хорош, излучал здоровье и силу. Джен обожала Герхарда, да и он платил тем же за верность и преданность.
– Душенька, – говаривал изобретатель в тихие минуты душевной близости – даже, если я взорву этот каменный мешок с пятимиллионным населением, ты скажешь, что виноват сам город. Где я найду более преданного друга и такую милую очаровательную мордашку?
Далее, конечно, следовали поцелуи и уверения в любви.
Юная красотка нерешительно удерживала пакет, вопрос крутился на языке.
– Что же ты? – мужчина нетерпеливо протянул руку, – давай.
– Письмо от женщины.
Рука повисла в воздухе. Герхард нервничал, кусая губы. Именно по манере кусать губы в прелестной головке пронеслась догадка, что любимый этого письма ждал. Кровь прилила к груди, и перекинулась на щёки:
– Дорогой, обманываешь?
Вспыхнул и он. Рука дрогнула и опустилась вдоль туловища:
– Милая кошечка, ревнуешь? – тон игривый, с ноткой фальши.
– Нашёл женщину более преданную, чем твоя Джен?
Герхард подошел вплотную и заключил любимую в объятия:
– Глупышка. Раньше ты не реагировала на письма поклонниц.
– У меня здесь неспокойно, – приложила руку к сердцу.
– Ну, полно, полно, милая. Извини, спешу, – разжал объятия, в которых было так уютно, что казалось, Женя умерла в момент, когда милый отстранился. – Письмо оставь в кабинете. Вечером гляну.
Хлопнула дверь. Джен рассеянно прошла в кабинет и нарочито небрежно бросила письмо на стол: «Другая? Кто сумеет любить Герхарда как я? Самозабвенно до отречения. Любимый требователен и капризен. А что он требует? Ничего. Я угадываю желания, когда Герхард сам о них не знает. Глупая Женька, ты просто служанка, вот и всё».
Всхлипывая, демонстративно не глядя на конверт, подошла к окну. В цветнике садовник обрезал куст смородины. Подумав, в каких указаниях тот нуждается, на секунду задержалась у кабинетной двери, подавляя желание вернуться и снова обнюхать письмо. Покачала головой и решительно вышла. Переодевшись в голубые бриджи, девушка спустилась в сад. Пожилой, на взгляд девушки, работник приветствовал новоиспеченную хозяйку почтительным кивком.
– Доброе утро, Максим. Хороший день сегодня. Не забудь срезать розы для хозяина. Большие, белые розы.
– Как обычно?
– Да, как обычно.
Он кивнул. Садовник на редкость сдержан и молчалив. Девушка постояла рядом, наблюдая за работой, и вздохнув, посетовала на немногословность Максима:
– Если бы платили за игру в молчанку, ты бы разбогател, не так ли?
Тот пожал плечами.
Печально вернулась в дом. Пролистнула газету, где иногда попадались объявления: требуется секретарь или горничная. Ничего подходящего. Да и Герхард не отпустит.
Любимый вернулся скоро, и быстро прошёл в кабинет, где «его ждёт письмо незнакомки», мысленно сказала Женя, нервно кусая ногти. Герхард вышел к ней спустя полчаса, как ни в чем не бывало, улыбаясь, насвистывая модную мелодию.
– Прочёл письмо?
– Какое?
– То самое, от женщины.
– Считаешь, мне есть дело до любовных писем? Это после очередного отказа в банке.
Женя подошла и обняла его, мысленно представляя жизнь без денег: поменять огромный дом на квартирку, урезать расходы, отказаться от пятничных приемов.
– Что? Ты, верно, собралась голодать, Пташка? Не волнуйся, до этого не дойдет. – Он посмотрел на возлюбленную и вдруг рассмеялся, – Намечается работёнка. Правда, едва рассчитаюсь с долгами, буду снова искать денег, детка.
– Прячешь интрижку?
– Интрижки? Какая блажь!
– Но ты ведь мужчина.
Он расхохотался. Глядя на него, рассмеялась и Джен: нелепо подозревать Герхарда. Спрятала на груди любимого пылающее лицо: глупая, недоверчивая. Герхард всё работает, работает, а она, неблагодарная, подозревает милого в измене. Он погладил хорошенькую головку: «Ну, всё, всё, успокойся. Никого, кроме тебя. О кей?»
– Теперь, дорогая, боюсь, огорчу. Через пару дней отчалю на Евгению (остров в Тихом Океане назван в честь любимой). Поскучаешь в одиночестве.
– Обязательно без меня?
– Обязательно, душечка. Буду работать, а ты затоскуешь. Угрызения совести овладеют мной, начну думать, как развлечь драгоценную.
– Уже тоскую. Когда вернёшься?
– Боюсь не очень скоро. Работа, милочка.
– Работа, работа. Никогда не знаю, увижу через месяц, через год. Другая ждать не станет.
– За это и люблю именно тебя. Милая всегда со мной.
– Думаешь, так будет вечно?
– Да.
Герхард уехал. Она заперлась в своем одиночестве. Изредка открывала шторы, чтобы взглянуть день или ночь, полностью сосредоточившись на тоскливом ожидании Герхарда. Однажды он войдет и скажет: «Моя затворница, как ты с ума не сошла?» Она ответит, что сойдет с ума, если захочет любимый, умрет, если прикажет. Сколько дней прошло без него, месяцев? Может, прошли годы, и она уже не Дженни, а Сольвейг. Ощупывала лицо: морщины. Мечталось, что тоска преждевременно состарила некогда прекрасную девушку, и она безумно жалела себя. Но зеркало показывало юную, пышущую здоровьем красотку.
Иногда звонил.
А как-то её навестила подруга Герхарда, Наталья, кареглазая насмешливая шатенка с пышными формами. Молодая женщина вела раздел «Скандалы и сплетни» в популярном журнале «Светские хроники», и, между прочим, могла бы разбогатеть, печатая в ней рассказы о своих любовных похождениях. Скрепя сердце Женя приняла молодую женщину. Наталья хотела подружиться, но Джен подозревала её в любви к Герхарду и жутко ревновала.
– Герхард велел?
– Ты о чём, красотка?
– Навестить меня. Вижу, звонит тебе: «Натали, проведай мою ласточку, а то одичает и упорхнёт».
Наталья рассмеялась:
– А если так? Только насчёт «упорхнёт» не говорил.
– Конечно. Куда ж я денусь?
– Подруга, не пойму, любишь или ненавидишь?
– Ненавижу всё, что отбирает у меня Герхарда: работу, вечные отлучки, поклонниц. Господи, один ты знаешь, когда приедет моя любовь: через месяц, год? Делает, что хочет.
– Как насчет пятничного приёма на следующей неделе?
– Что мне приём? … Как, как ты сказала? Герхард?
– Да.
– Герхард. Герхард возвращается к своей Дженни!
– Ты задушишь меня, Женька! Приедет, приедет.
Женя плакала от радости. Возлюбленный будет рядом. Не отпускать бы.
– Почему Герхард не позвонил? Разве от звонка я была бы менее счастлива?
– Ты плохо его знаешь.
– Наталья, причуды Герхарда непредсказуемы. Согласись, разве радость была б не полной, сообщи о приезде? А?
Натали пожала плечами.
– Хотела и я быть уравновешенной. Ты когда-нибудь любила беззаветно, страстно?
– Думаю, нет. Хотя влюбляюсь каждые два-три месяца, – Наталья покачала головой и вздохнула, – и, слава Богу.
– Жаль тебя. Счастье быть с любимым, жить его жизнью. Эх!
– А если случиться что-нибудь. Если уйдет? – Она засмеялась, – Нетушки. И так хорошо.
Евгения загрустила. Зачем Наталья говорит об утрате? Наталья встала и, подойдя вплотную, положила руку на голову подруги. Уткнувшись в её живот, Женя разрыдалась.
– Ну вот. Это и называется радостью предвкушения встречи с любимым? Эй, красотка, выше нос!
– А вдруг Герхард покинет свою Дженни? – всхлипнула та, – или умрёт? Зачем жить тогда, лучше сразу в могилу.
Натали рассмеялась.
– Чтобы, увидев хладный труп возлюбленной, Герхард пустил себе пулю в сердце. И будут два трупа лежать обнявшись. А новый Шекспир создаст роман или поэму «Герхард и Джен».
– Ну, ты и язва, Натали. Желаю тебе влюбиться без оглядки. Тогда поймешь, как насмехаться над чувствами.
– Вряд ли получится, дорогая. Я слишком холодна и расчётлива.
– И, похоже, гордишься собой.
Наталья резко отошла и опустилась в кресло, стоящее у нетопленого камина, разинувшего чёрную голодную пасть. Наступило молчание. Слёзы Жени высохли. Она пожалела о словах, брошенных в запале. Присев на подлокотник кресла, в котором Натали смотрелась маленькой, беззащитной девочкой, Женя обняла подругу. Натали припала щекой к юной груди:
– Если бы ты знала! – Вырвалось из уст девушки, – если бы знала!
– Герхард? – отстранила подругу.
– Нет. Я.
– Ты и Герхард?
Она вновь стала насмешливой и холодной:
– Похоже, милочка, весь мир крутится вокруг вас с Герхардом. В твою хорошенькую головку не приходила мысль, что мне глубоко плевать на ваши любовные интрижки? Не знаю почему, искренне люблю тебя. – Она хохотнула, – ой, как испугалась. Думаешь, я лесбиянка?
– Не знаю.
– Я – урод. Робот. Смеюсь, конечно.
Гостья подошла к бару и налила виски в хрустальный стакан до половины.
– Содовая там же, в баре.
– Да, знаю я, Женя, Женечка, подружка милая.
Выпила залпом, и, крякнув по-мужски, отрезала дольку лимона.
– Хочешь, сделаю бутерброд с икрой?
– А! Не стоит.
Подруга ласково посмотрела на Женю, снова берясь за бутылку.
– Погоди, а то опьянеешь. – Женя взялась за приготовление бутерброда. – Признаться, я дико ревновала Герхарда. Думала, ищешь дружбы, дабы узнать, что нашел в простушке красивый и талантливый мужчина.
– Было. – Она лихо тряхнула головой, – на минутку потеряла голову от обаяния этого парня, когда увидела в коротких шортах и белой майке. Красавец! Увы, минутка прошла, и чувства улетучились, как утренняя дымка под действием солнца. А тут ты, зеленоглазая кошечка, ласковая, нежная. Ну, как устоишь? А, милашка?
Наташа запрокинула голову и рассмеялась. Евгения подвинула к ней тарелку с бутербродом. Гостья опять выпила виски, передернулась и, судорожно схватив бутерброд, откусила:
– Ну и гадость. Срочно перехожу на коньяк.
– У нас есть коньяк.
Натали не ответила и, подойдя к окну, с интересом стала смотреть вниз:
– Хорош, чёрт возьми!
– Садовник? Стар и безобразен, как смертный грех. К тому же, нем, как рыба.
– Нем? Я бы не сказала. С кем он так оживленно беседует?
– Да?
Женя в недоумении подбежала к окну: красивый загорелый брюнет, одетый в белоснежные брюки и рубашку с коротким рукавом и открытым воротом, показывал садовнику на розовый куст. Последний размахивал руками, что-то горячо доказывая.
– Ну и ну!
– Кто это?
– Понятия не имею. Идём!
Схватив Натали за руку, девушка, смеясь, потянула подругу вниз по лестнице.
– Куда, чумовая?
Хохоча, выбежали в сад. Вблизи незнакомец оказался ещё привлекательней. Сердце Жени забилось, будто увидела произведение искусства или вещь, которую хотела бы обязательно иметь у себя, руки дрожали. Посмотрела на подругу. Та была сражена. Мужчина кивнул:
– Эдуард. Можно – Эдд. Нельзя – Эдик. Мой отец сорок лет выращивал розы. Теперь я. Вот, доказываю садовнику, что так не поступают с цветами.
– Понятно, – сделала шаг назад Женя, невыносимо скучая.
– Интересно, – прожурчала Натали.
Женя удивленно подняла бровь, обласканная негой, звучащей в голосе подруги. Эдуард взял Натали за руку, и, подведя к цветнику, начал читать лекцию по разведению роз. Садовник раскрыл рот и заслушался. Юная хозяйка, горестно вздыхая, вернулась в дом. Похоже, сегодня она потеряла и подругу. Жаль, раньше внимание Натали вызывало досаду. Теперь, впервые очнувшись от одиночества в отсутствие Герхарда, девушка снова оказалась в вакууме. Взяла бутылку, из которой наливала подруга и прильнула щекой к стеклянному боку.
– Ах, Натали! Милая, Натали. Будь счастлива, но все-таки возвращайся когда-нибудь.
Теперь чудилось, не случайно Герхард выбрал ей в подруги именно Натали. Он любил Наташу. Открыв виски, вдохнула запах. Нет, виски, ну их. И, правда, коньяк лучше.
Спустя час Евгения рыдала, обнимая бутылку. Зазвонил телефон.
– Похоже, я втюрилась, красотка, – сообщила Натали.
– Угу, – шмыгнула носом Женя.
– Джин, плачешь?
– Я пьяна в стельку. Да, плачу. Буду рыдать, пока не умру. Все меня бросили.
– Ты просто сошла с ума. Ложись спать, утром навещу.
– Правда?
– Обещаю.
Обессиленная, Джен доковыляла до кровати, и в одежде завалилась поверх покрывала. Последней мыслью было: «Видел бы Герхард свою душечку».