Читать книгу Семья - Марина Данилова - Страница 5

В 1995 году стабильность машиностроительного завода заметно пошатнулась. Равно как и на паре соседних производств. Город постепенно стал превращаться в один большой рынок. Невероятное количество разнообразных вещей низкого качества, упакованных в большие клетчатые баулы тоннами, прибывало в город из Турции или шилось ровно с такими же бирками на местных подпольных производствах. Частная торговля во многом опережала развитие науки и промышленности. Для людей, уставших от перешиваний старого и некрасивого советского нового, покупка любой вещи с биркой «Made in Turkey» перекрывала все связанные с этим неудобства, как, например, отсутствие на рынке нормальных человеческих примерочных. Молоденьких модниц и статных дам не смущало зимой оголяться, пока тебя от глаз покупателей прикрывают покрывалом, стоять без обуви на тонкой грязной картонке и рассматривать себя в осколок зеркала в руках продавца. Тем более что адаптированные к новым условиям торгашки, именуемые в те времена челночницами, всегда подбадривали комплиментом относительно твоей фигуры и посадкой на эту фигуру понравившейся вещи. Врали, конечно, безбожно, но население было не избаловано ассортиментом и фактурой ткани, поэтому уровень развития рынка шел семимильными шагами. Там покупали всё, от нижнего белья до свадебного платья. Довольно быстро городские жители облачились в футболки с цветной надписью Paris во всю грудь, кроссовки abibas и помпезные костюмы из щелкающей синтетики. Поэтому по утрам обычный рейсовый автобус со спешащими на работу горожанами выглядел как пестрая цыганская свадьба.

Текущая обстановка, конечно же, сразу сказалась и на количестве клиентов Татьяны Семеновны, и на зарплате Владимира. Потому как в отрасли промышленности, равно как и в науке, было еще грустнее. Некогда уважаемая профессия инженер стремительно растеряла былой почет. Работу по специальности стало найти почти невозможно, а если и была, то платили копейки. Из уважаемого человека с высшим образованием Вовка в одночасье стал инженеришкой вшивым. В кругу бизнесменов, новых русских и прохиндеев наличие диплома не давало никаких преимуществ. И если еще пару лет назад сравнивая, занятость и заработок, Вовка любил пошутить фразой «здоровый сон не только продлевает жизнь, но сокращает рабочий день, да, Тань?», то теперь и сам оказался в ситуации безденежья и отсутствия работы. При этом в семье росла дочь, надо было выживать.

– Может, в Москву поехать? Там возможностей больше, – как-то раз предложил Вовка.

– Да ну, куда нам? Я швея, ты инженер, кому мы там нужны? Там и своих безработных хватает. Если уж совсем плохо станет, в Лядино у моих большой огород, проживем на подножном корме. Будем возить продукты, ну или, на худой конец, переедем туда. А в Москве кто поможет? Нет, Вов, я так рисковать не могу. У нас всё-таки Маринка совсем еще маленькая.

– Согласен. Риск большой. Но, Танюш, о переезде в Лядино или Лопушки речи быть не может. Не для того я пять лет учился в институте, чтобы снова вернуться к «ихним», «евонному», «велисяпеду» и «семь бед – один ответ, дай на бутылочку». Не вернусь туда. Нет там будущего.

Тем временем ситуация на машиностроительном заводе с каждым месяцем лишь ухудшалась. Сначала урезали зарплату и сократили работу до трех дней в неделю, а потом и вовсе перестали платить. Вовка устроился на подработку электриком в жилконтору. Ведущий инженер в области электродвигателей и тракторостроения теперь вешал люстры, чинил розетки и подхалтуривал ремонтом утюгов. Так продолжалось почти целый год. А потом совершенно неожиданно для всех, когда, по слухам, завод вот-вот должны были окончательно закрыть, его выкупил амбициозный бизнесмен. И вместо ожидаемого всеми преобразования здания в молодежную дискотеку или торговый комплекс решил дать производству вторую жизнь. Свою продукцию он планировал продавать в том числе и за пределы родины, но для этого имеющимся кадрам и оборудованию требовалось глобальное обновление.

Новый директор, или, как его тогда называли, хозяин, выглядел забавно. Низкий рост, худощавость, бессменный широкий темно-зеленый пиджак, висящий на нем, как на вешалке, и суетливость в комплекте с невыговариваемой буквой «р» стали объектом язвительных шуток. Да и его невыразительные ораторские способности не манили на трудовые подвиги. Даже наоборот. Уже после первого собрания у опытных сотрудников осталось четкое ощущение, что он больше говорит, чем соображает. Бегло перескакивает с темы на тему, да и в целом не по делу. В попытках заполнить паузы на подбор заумных терминов его речь пестрила эканьем и нелогичным «таким образом», что в свою очередь еще больше убеждало окружающих в том, что он не знает, о чем говорит, но очень хочет казаться умнее и профессиональнее. Образ нового директора никак не складывался в спасателя, способного поднять завод с колен, а скорее вызывал много шуток. Особенно после второго всеобщего собрания коллектива, на котором новый лидер, стуча кулачком по трибуне, громко заявил, что электродвигатель должен стать тише, а трактор – красивее. Однако основательный подход к делу хозяина и его искреннее желание изменить ситуацию в лучшую сторону Вовка разглядел почти сразу.

– Да, он не лидер. Да и оратор так себе. Сумбурной трепотни много, но просто, похоже, раньше он не имел дело с производством. За это его наши и недолюбливают. Но в целом у него ведь может всё получиться. Не знаю, откуда у него деньги на завод, но раз смог, значит, есть в нем жилка авантюризма. А как мы, Танюш, помним из курса истории, именно наглость и самоуверенность берут города, – как-то вечером на кухне делился Вовка с Татьяной своими впечатлениями.

Как бы там ни было, но со вступлением в должность нового директора восстановился порядок регулярной выплаты зарплаты, и не гайками и болтами, а настоящими рублями. К тому же, на удивление многим, новый директор довольно долго демонстрировал реальную заинтересованность в развитии своего бизнеса, частенько ходил по цеху, общался с рабочими и любил проводить собрания, на которых зачитывал финансовые результаты, маленькие победы и большие провалы. Спустя два года битвы за процветание как раз на таком очередном собрании он и рассказал о запланированной поездке в Италию на известный в отрасли тракторный завод. Цель поездки была обозначена как заимствование опыта, ну и чтобы на положительном примере буржуазного Запада досконально узнать, какие нововведения в бизнесе помогут поставить производство на режим постоянного дохода. В число счастливчиков, которых директор брал с собой, конечно, попал ведущий инженер Владимир Шапкин. К 1998 году он уже имел достаточно опыта, пользовался уважением коллег и очень хорошо разбирался в нюансах промышленности.

В тот же день после собрания в отделе кадров Вовка получил список документов, необходимых для оформления деловой поездки, и брошюру с краткой информацией об Итальянском заводе. На глянцевых фотографиях красовались чистейшие интерьеры заводских цехов, аккуратный и яркий трактор в полях, но более всего впечатляли картинки с потрясающим видом на город с высоты птичьего полета. Уютный, немного сказочный компактный городок низких желто-оранжевых домиков с контрастными ставнями и бордово-коричневыми крышами. Итальянская благоустроенность смотрелась чересчур не по-советски. От атмосферы, точно пойманной в объектив фотокамеры, неприлично пахло не только красотой Средневековья, но и красивой буржуазной жизнью. На фото не было ни многоэтажек, ни современных зданий, ни частного сектора за накренившимся забором. Зато немного по-сказочному виднелась башня с колоколом, узкие улочки и площади. На оборотной стороне буклета присутствовал фрагмент карты местности, обозначающий расположение производства относительно аэропорта. Завод, обозначенный на карте большой жирной точкой, находился в маленьком городке Тревильо, примерно в тридцати километрах от ближайшего аэропорта в Бергамо. И Вовке это не говорило ровным счетом ни о чем. Зато Татьяна, как любительница отечественного кинематографа, очень оживилась.

– Там всего неделя, – словно оправдываясь, тихим голосом продолжал Вовка, протягивая Татьяне буклет и список необходимых документов.

– Жить будем в маленькой гостинице недалеко от завода. Вроде нас там должны встретить, и экскурсию по городу обещали. Кстати, сказали, что и жену с собой можно взять. Правда, уже за свой счет, – робко добавил он, пока Татьяна внимательно рассматривала брошюру.

– Вов, да ты что! Так это ж здорово! Да, я знаю, что денег нет. Но я поеду! Обязательно поеду! Маринку к твоей маме отправим. Перекрутимся. Я пару своих золотых колечек продам или в ломбард отнесу. Всё равно их не ношу. Вов, такой шанс раз в жизни выпадает. Ну когда еще-то? – затараторила Татьяна, хотя Владимир совсем не сопротивлялся.

На подготовку отводилось три месяца. За это время Татьяна запланировала успеть не только оформить загранпаспорт и визу, но и обязательно отремонтировать зубы и сшить костюм, в котором не стыдно поехать в чужую страну. Она стала активнее набирать заказы, и если раньше ей были интересны только крупные проекты, в которых она чувствовала себя искусным творцом, то теперь она бралась за любую мелочевку: вшивала молнии, заклепки, подшивала брюки и ушивала юбки. Допоздна засиживалась в ателье, работала дома и с придыханием рассказывала коллегам, как будет ходить по улицам Бергамо и обязательно купит себе итальянские сапоги. Само слово «Бергамо» она произносила с особым удовольствием по десять раз на дню и с ударением на «а». Ровно как в засмотренном до дыр советском фильме «Труффальдино из Бергамо» с Константином Райкиным, который в восьмидесятые-девяностые не сходил с телеэкранов. Это, кстати, было единственное, что она знала об этом городе. Знания об Италии, конечно же, были объемнее:

Первое, из школьных уроков географии она помнила, что контур Италии похож на сапог.

Второе – и оно явно вытекает из первого, – там делают самую лучшую в мире обувь. Одна ее клиентка как-то хвасталась, что ее родственница или какая-то подруга подруги недавно привезла из заграничной поездки божественно красивые туфли итальянского производства. Татьяна, конечно же, их не видела, но рассказ о качестве материалов и идеальной колодке занозой зависти торчал из щелей памяти.

Ну и, разумеется, третье: в Италии живут и трудятся обожаемые русскими женщинами Челентано и Тото Кутуньо. И этого уже достаточно, чтобы поехать в страну солнца и виноградников.

– Откуда мы возьмем деньги тебе на сапоги, это, конечно, Танюш, вопрос вопросов… Но обязательно купим, раз хочется, – уверенно прокомментировал размышления жены Владимир, взял ее за руку и, аккуратно накрыв сверху второй ладонью, поднес к своим губам.

Забегая вперед, отметим, что из той поездки двадцатидевятилетняя Татьяна привезла не только эмоции и сапоги, но и первую свою настоящую итальянскую кожаную сумку. Она была настолько счастлива, что первые месяцы даже ночью просыпалась на нее посмотреть. А иначе и быть не могло. Спать после недели в Италии не хотелось вообще. Столь ярких впечатлений в ее однообразной жизни еще не было. Поездка захватила с момента входа в здание аэропорта. Она никогда не летала на самолете и сейчас, своими глазами наблюдая за слаженной работой иностранного экипажа, внимательно рассматривала всё, от макияжа и манер стюардесс до миниатюрных бутылочек с вином, предлагаемых к обеду. Ну а дальше – больше. У них дома вот только недавно появился телевизор с пультом дистанционного управления, а тут на тебе – в итальянской гостинице кран в туалете срабатывает от поднесения к нему рук.

– Поди разберись, как это работает. Сразу-то и не сообразить. Сломан, наверное, – сетовала Татьяна Семеновна на это чудо техники. Не остались без внимания и отсутствие в магазинах камер хранения, куда в обязательном порядке по сложившейся в СССР традиции следует сдать свои пакеты с уже имеющимся товаром, иначе не миновать унизительного досмотра и подозрений в воровстве. А уж обеденный перерыв длиною в четыре часа, именуемый у них сиестой, поначалу был воспринят как глобальная лень, а не процесс наслаждения жизнью. Увиденное там, в далекой Италии, очень разнилось с действительностью ее родины и порой вызывало противоречивые чувства. Равно как и новые блюда, в которых всего за неделю она стала мнить себя экспертом.

– Не макароны, а паста, – делала она замечания мужу. – Не церквушка, а базилика, не жареный хлеб с чесноком, а брускетта, Вов, помнишь? Да? Внимательно экскурсию слушал? – засыпала она вопросами супруга, и сама же следом на них ответила. – Ой, ладно тебе, точно всё равно. Главное, я теперь всё знаю. И про то, как правильно кофе пить, и про брускетту. Ох, какая же это оказалась вкуснятина. А какие они начинки туда придумывают. Это ж язык проглотить можно! Вов, мы в раю, – довольным голосом подытожила она, лежа на аккуратном диване в маленьком номере отеля после трехчасовой пешей экскурсии по старинным улочкам Бергамо. Она положила уставшие ноги на сидящего рядом мужа и восторженно, почти без пауз, глядя в потолок, делилась впечатлениями.

– А ты заметила, что правильно говорить Бергамо? Ударение на первый слог, – едва успел вставить вопрос муж.

– Ага, – в ответ смеялась Татьяна.

– А то ты всё Бергамо да Бергамо. А вон оно как оказалось, – съязвил Вовка.

– Ой, не начинай свои шуточки. Я-то хоть Бергамо, а ты всю жизнь не можешь выучить элементарное словосочетание «разделочная доска». Всё у него досточка да досточка. Село ты неасфальтированное, – огрызнулась Татьяна.

– Ну куда уж нам, из Лопушков-то до вашей лядинской грамотности, – отшутился муж и громко засмеялся, намеренно сглаживая конфликт.

– И не говори, – улыбнулась в ответ жена, на удивление мягко среагировав на юмор мужа. – Приеду, девчонкам на работе расскажу. Бергамо, паста, брускетта, капучино, какое-то несчитанное разнообразие сыров. Но с плесенью сыр мне не понравился. А тебе, Вов?

– И мне не понравился. Не понял я его. Носками грязными пахнет. Да и есть его как-то неприятно. Плесень – она и в Африке плесень. Неаппетитно выглядит, – равнодушно ответил муж.

– А климат какой! – тут же задала новую тему восторженная супруга. – А шумные они какие! И как будто без комплексов. Вов, заметил? Простые абсолютно, кричат свое «чао» через всю улицу. Улыбаются, словно я им близкая родня, – покачивая головой задумчиво делилась впечатлениями уставшая Татьяна Семеновна. – А как красиво они вино в обед пьют! Загляденье! И ведь выпили, поболтали с официантом и дальше пошли, никто по обочинам не валяется. Удивительная нация. Не живут, а отдыхают, – с завистью в голосе многозначительно закончила она.

– Да, мне тоже многое понравилось. Но, знаешь, на заводе – вот там вообще красота. Видела бы ты их производство! Это ж не станки, а органы. Вместо привычного гула изысканное шуршание. Тань, я захожу в цех, а они там без наушников ходят. Ты такое можешь себе представить? Цех производства пашет на полную катушку, а рабочие без наушников. Мистика просто, – поделился муж, но Татьяна Семеновна была увлечена совсем другими темами.

– Кстати, Вов, ты запомнил, что такое биеннале? – задумчиво перебила она. – А то слово такое красивое, в голове засело, а что означает, не помню. Когда экскурсоводша рассказывала, я в тот момент за седой сеньорой наблюдала, как она элегантно по бульвару плыла в магазин. На шее украшение, на пальцах кольца, в руках маленькая сумочка, и вся такая красивая, одета ну совсем непривычно, – витая в облаках продолжила Татьяна.

– Биеннале, Тань, это у них вроде фестивали так называют. Я так понял, – ответил Владимир, хотя жене его ответ был абсолютно безразличен. Не замечая ничего вокруг, она погрузилась в рассуждения о стиле пожилых итальянцев.

– Ой, Вов, всё-таки хорошо, что мы здесь. Я такого и представить не могла. Где бы я еще увидела, что старушки могут быть модными, аккуратненькими и ухоженными? В туфельках, брючки со стрелками, а вместо платков, как у наших-то, шляпки или прически. Да и дедушки тоже не чета нашим рабоче-крестьянским лицам. Самому скоро в гроб, а он в солнечных очках, рубашка до груди расстегнута, шляпа и шарфик в любую погоду. Загляденье просто. Ой, приеду, наверное, год буду девочкам на зависть трещать.

– И не забудь им поведать, что тут на пятнадцатисантиметровых каблуках никто не ходит, – продолжал подшучивать супруг, нежно поглаживая и массируя ее ступни.

– Даже не говори мне ничего. Я-то пока всё за день обойду, чуть живая каждый вечер. Но ведь и подумать не могла, что элегантность здесь выражают не каблуками.

– А мне нравятся твои каблуки. Не ходи в плоских тапках, как местные, – улыбаясь ответил Вовка, аккуратно переложил ее ноги на декоративную подушку, встал с дивана, открыл мини-бар и протянул жене маленькую бутылочку холодного белого вина.

– Ой, Вов, но ведь это дорого! – тут же встрепенулась супруга, у которой все имеющиеся итальянские лиры были на строгом учете.

– Тань, мы третий день наедаемся на отельном завтраке так, чтобы до вечера не отпустило, а ужинаем в номере привезенной с собой гречкой. Так что уж точно можем себе это позволить, – с улыбкой, но при этом строгим директорским тоном ответил инженер Шапкин.

– А, кстати, хорошо, что и кипятильник взяли, и гречневую крупу. Экономия-то существенная. По их ресторанам с нашим карманом много не находишься, – с не менее серьезным выражением лица прокомментировала Татьяна Семеновна.

– Тань, короче, держи вино. Отдыхаем! Завтра опять на гречке будем сидеть вместо ужина, – настойчиво продолжил муж, протягивая Татьяне миниатюрную бутылочку с красивой этикеткой.

– Ой, и правда. Не откажусь, – тут же ответила она и, не переливая в бокал, сделала глоток прямо из бутылки.

– М-м-м, как же вкусно.

Она закатила глаза от удовольствия и продолжила свои размышления:

– А итальянки тебе как? Краси-ивые, – протяжно отметила Татьяна Семеновна, не дожидаясь ответа. – Я как-то в одном месте сразу столько красавиц-то и не видела ни разу. Волосы у всех густые, лица довольные, никто не бегает со злым взглядом, не ищет на прилавках, чем бы семью накормить. Сидят на солнышке, кофе пьют, болтают, и у каждой телефон. Вов, ты видел, мобильные телефоны через одного. Ох, и живут же, – мечтательно продолжила Татьяна.

– Заметил. Сам удивился. У нас большие трубы не у всех, а тут миниатюрные, совсем другие модели, едва в руке заметны. Я еще таких не видел. И судя по тому, как свободно они общаются, связь здесь недорогая. Уж точно не сравнить с нашими бесплатными десятью секундами, – спокойно прокомментировал муж техническую сторону своих наблюдений. Но Татьяна, витающая где-то в других мирах, однозначно хотела рассуждать не о технике.

– И мужики тоже красивые, все сплошные Тото Кутуньо. Яркие. Подтянутые. И трезвые, – задумчиво закончила известная в узких кругах швея в строгом костюме не меньше чем партийного лидера коммунистической партии. В то время как Вовка уже сидел на корточках около дивана и внимательно рассматривал ее довольное лицо.

– Люблю тебя. Ты у меня нереальная какая-то. Ну этих итальянок, – прошептал он, не отводя от нее взгляд, поправил выбившуюся прядь ее волос и нежно поцеловал в щеку.

Возрождения завода не получилось. Спустя семь лет в его стенах всё-таки расположилась популярная дискотека, а уж к 2015-му вообще мало кто припоминал, что здесь когда-то гудели станки и производилась техника. Но тогда, в 1998 году, впервые побывав дальше Москвы, они оба грели в душе надежду на скорое светлое будущее и на то, что вот так же, на самолете, отправятся к морю с Мариной. То спонтанное путешествие стало отправной точкой в желании Владимира кардинально изменить свою жизнь. Не сидеть на месте, рисковать, не ждать милости от государства или директора завода. Действовать для себя и во благо семьи стало его основным девизом, который ураганом уничтожал страх неудачи. Уже в 2002-м он погрузился в собственные разработки и оформил первый патент на новый вид обеззараживателя воздуха. В 2003-м зарегистрировал себя индивидуальным предпринимателем, взял кредит на развитие бизнеса и в арендуемом помещении наладил маленькое производство. В 2005-м выиграл свой первый тендер на поставку изобретенных приборов в поликлиники и больницы города. И это был тот самый прорыв, который помог ему в 2006-м перевезти семью из однокомнатной квартиры в просторную новую трехкомнатную. А следом, не прибегая к длительным накоплениям, купить путевку на средиземноморское побережье Испании. Восторженные глаза тринадцатилетней дочери, соленый вкус морской волны, вечерние семейные прогулки под звездами, посиделки с бокалом вина в уютных прибрежных ресторанах, маленькие лавочки с сувенирами, уличные музыканты, беспечные испанцы и влажный, немного тяжелый воздух курортного городка навсегда остались в памяти. Но самое удивительное в той поездке – это мягкая, улыбающаяся Танюша, точно такая же, как тогда в Италии. Эти впечатления стоили всех его трудов. Он с удовольствием исполнял капризы своих девочек, и впервые за долгое время, именно эти две недели и еще месяц после прошли без привычных театральных представлений супруги. Любимая и точная фраза тещи, частенько употребляемая в назидательно-воспитательных целях, «ой, Танька, ты всю жизнь то в облаках, то в истерике», впервые не имела никакого отношения к удовлетворенной по всем жизненным фронтам Татьяне Семеновне. Жаль, что недолго.