Читать книгу Дочь алхимика - Марина Дечко - Страница 3

Сделать первый шаг мне так и не удалось, потому как в волосы тут же вцепилось что-то острое, а я запоздало поняла: умертвие. Рванув его резко на себя, стала заваливаться на карету, по которой по-прежнему бежал рокот силовых волн.

Краем глаза успела заметить фигуру маркиза, рваными движениями бросающего по сторонам огненные снаряды. Те алыми всполохами озаряли сосновые верхушки, а нежить все наступала.

Разорванные временем и поднятые человеком с древней кровью, они все увереннее подходили к упряжке, отчего лошади, напуганные до смерти, становились на дыбы. Еще немного – и они сорвутся с места, оставив нас одних в этой глуши.

Ослепляющая боль прервала мысли. Полуистлевшее тело жадно накрыло меня сверху, и я поняла, что больше не смогу. Воздух быстро заканчивался, поддаваясь напору стальной хватки костлявых пальцев, и перед глазами уже поплыло, когда внезапно голос маркиза вернул все на место:

– Я предупреждал вас!

Грубый рывок – и, кажется, прядь моих каштановых волос осталась в руках умертвия. Но это волновало меня сейчас меньше всего.

– Вы нарушили приказ, и последствия будут неотвратимыми! – Яростный оскал маркиза – это первое, что я смогла разглядеть. А потом… потом стало ясно, что за то время, пока я оставалась в карете одна, случилось многое.

Синий костюм министра был изорван на груди, а по рукаву проворной змейкой ползла тонкая струйка крови, спускавшаяся с подбородка. Неужели все так плохо?

Похоже, я сказала это вслух, потому как маркиз со злостью ответил:

– Справлюсь! Забирайтесь в карету! И чтобы больше ни единой глупости!

Спорить с господином Левшиным было бесполезно, и потому я лишь предложила:

– Позвольте помочь.

Маркиз засмеялся. Зло, рвано. А потом резко выбросил руку в сторону – и уже в следующий миг ко мне рванул кусок человеческого тела с горящими зеленью глазницами:

– В чем?! В этом?! Не знал, что вы некромант, Ольга!

Мне стало мучительно стыдно за свое предложение, но все же я понимала: кладбище потревожено не просто так. Кто-то знал, что через него проедет карета с министром. И этот кто-то готовился. Но хватит ли у Николая Георгиевича сил, чтобы предотвратить нападение?

Гул усиливался, и Левшину пришлось, заведя меня за спину, выставить огненный щит. Я впервые видела горящую стихию в такой форме. Ярко-алый заслон пульсировал в такт всполохам пламени на родовом перстне министра, разрастаясь с огромной скоростью. Спустя всего пару вздохов он превратился в купол, своды которого окружали безумно напуганных лошадей и нас с маркизом. А рокотание стихло. Надолго ли?

Левшин снова обернулся. Его голос стал чуть спокойнее, но все же было ясно: это всего лишь самообладание. На самом деле Николай Георгиевич по-прежнему зол.

– Вы должны проследовать в карету. Даже если… – слова давались ему нелегко, и я скорее понимала, чем видела: наша защита отнимает у него много сил, – нежить сможет прорваться сквозь купол… – громкий удар, подобно раскату грома, пустил по щиту яркую трещину, а лицо министра стало встревоженным, – карета защищена. Ее найдут поутру, и вас тоже – в целости и сохранности. Вы понимаете меня, Ольга?

И снова по имени. Дважды только за последнюю минуту. Нужно будет сказать ему. Но все это – позже.

– Я могу помочь! – Настаивать на своем, когда видишь дикую вспышку бешенства в глазах собеседника, страшно. Но интуиция подсказывала: этой ночью случится что-то одно – либо мы оба погибнем, либо выживем. Но так или иначе – вместе. А потому я решилась побороть животный страх. – Во мне нет дара некроманта, но сила рода Воробьевых дремлет в крови. Ее можно забрать…

Лицо маркиза на мгновение из яростного превратилось в недоуменное, однако совсем скоро гнев заполнил собой пространство между нами. И почти сразу прозвучал самый унизительный из всех вопросов, которые мне доводилось слышать:

– Я надеюсь, вы не пытаетесь соблазнить меня? Потому что если это так, то вынужден сообщить: вы не в моем вкусе.

Жгучий стыд опалил не только щеки, но всю кожу на моем теле, а мне едва удалось сдержать слезы. И все же я понимала Левшина. Силой можно поделиться лишь при прямом контакте, позволив магу словно бы выпить ее.

Значит, поцелуй?

Я и сама отшатнулась от этой мысли, когда она так явно пронеслась в сознании. Однако огненный щит продолжал мерцать, покрываясь новыми трещинами, и времени оставалось немного. Вот уже и рокот десятков голосов пробился сквозь защиту купола, зажужжав подобно гигантскому насекомому. И я поняла, что гордости сейчас не место.

– Вам не удержать эту волну нежити без моей помощи, маркиз. Прошу вас…

Договорить мне не дали. Одним стремительным движением господин Левшин приблизился к моему лицу, грубо прижавшись губами ко рту. Едва дыша, я широко распахнула глаза, пытаясь совладать с собой и с той силой, которую ощутила в нем.

А сила звала.

Мир снова свернулся до небольшого клочка под алым куполом, и я почувствовала, как ноги слабеют. Крепко сжав меня в объятиях, чтобы не позволить упасть, маркиз продолжил яростно терзать мои губы, и в какой-то момент мне захотелось прервать это, пока еще сознание не померкло.

Сила уходила быстро.

Подчиняясь напору мага, она текла по саднящим губам, обжигая их огнем, пока не стало слишком больно. Кажется, я уткнулась кулаками в широкую грудь Николая Георгиевича, пытаясь оттолкнуть его, но это дало обратный результат. С глухим стоном он вцепился пальцами мне в волосы, сжав их в тугой узел. Запрокинул голову, ворвавшись в рот прохладой настоящего поцелуя, а затем… Купол разом стал прочнее, ярче, и тогда произошло что-то совсем немыслимое.

Маркиз перестал ожесточенно сминать мой рот, и на смену болезненному испытанию пришло нечто другое – более мягкое, плавное. И уже не такое яростное, как поначалу.

Сил во мне не осталось. Последнее, что я успела запомнить, – это пряный запах кожи Николая Георгиевича. А потом все вмиг исчезло, растворившись за карими глазами моего спасителя.

Очнулась я под мерное покачивание кареты. Полулежа на мягком диване, попыталась сесть под неотрывным взглядом министра, но тотчас осознала: это не так уж и просто. Похоже, маркиз отнял у меня слишком много сил и на их восполнение понадобится время.

– Когда прибудем в министерство, я распоряжусь подать вам травяной отвар, он поможет быстро восстановиться.

Я благодарно кивнула, отведя взгляд от Николая Георгиевича, и постаралась следить за алой дымкой, разливавшейся по соснам за окном уже без мертвенного сияния.

– Вы не пострадали?

– Серьезно – нет, но на будущее, Ольга… Я признателен вам за помощь, только в следующий раз будьте добры потрудиться исполнить мой приказ. Все же вы под…

– …стражей?

– Под следствием, – уточнил министр. – И от моих показаний в суде будет зависеть ваша судьба.

Спорить с чиноначальником кабинета его императорского высочества не стоило, но образ моих мыслей и вправду всегда отличался от прочих, и потому я не придумала ничего лучшего, чем напомнить…

– В высшем свете, – каждое слово давалось с трудом, но закончить начатое казалось необходимым, – не позволено называть собеседника лишь по имени. Мы с вами не близки…

Правая бровь маркиза пораженно взлетела вверх, а на лице снова сменилась гамма чувств: от гнева до откровенного изумления. Четко очерченные губы Николая Георгиевича изогнулись в издевательской усмешке, и он напомнил о недавнем позоре:

– А как же наш поцелуй, Ольга?

Туше!

Я и подумать не могла, что стыд будет столь ярким. А ведь маркиз мог бы проявить хоть каплю сострадания и не упоминать о случившемся. Но, проведя с ним последние несколько часов, я вдруг явно осознала: сочувствия не дождусь. Так стоило ли отвечать?

Я снова отвернулась к окну, сказав лишь:

– Меня зовут Ольга Савельевна Ершова, потрудитесь это запомнить.

И прикрыла глаза, постаравшись сосредоточиться на мерном движении кареты. Впрочем, министр тоже больше не проронил ни слова. Он отвернулся к окну, изредка бросая на меня короткие взгляды, но сейчас это не имело никакого значения. Мне бы продержаться до министерства, где выдадут чудодейственный травяной отвар…

Кажется, я все же уснула, потому как в благодатный покой внезапно ворвалась широкая ладонь маркиза, бережно убравшая волосы с моего лица. Вздрогнув, ощутила ночную прохладу, усиливаемую шелестящей водной гладью, и лишь тогда поняла: мы прибыли к месту.

Николай Георгиевич подал руку, на которую опираться совсем не хотелось, но все же пришлось. И я, едва не споткнувшись, ступила ногой на каменную мостовую близ огромного белоснежного здания с надписью, выложенной крупными золочеными буквами.

Вот, значит, как выглядит министерство.

Кажется, я не была в Петергофе последние лет пять, и за это время многое изменилось. Центральная улица стала еще прекраснее, чем прежде: теперь даже ночью здесь горели сотни огней, бросавших яркие пятна света на сочную зелень деревьев. Похоже, совсем недавно прошел небольшой дождик, оставив каменную плитку все еще влажной, а кое-где, подобно крошечным оконцам, блестели небольшие лужицы.

По бокам дороги стояли удобные кованые скамейки, подле которых высились неизвестные мне железные гиганты с бледными сферами белесоватого сияния. Ничего похожего до этой ночи мне видеть не приходилось, и, судя по всему, я слишком загляделась на последнее слово алхимии, раз маркиз решил пояснить.

– Фонари, – обыденно бросил он. – Последняя разработка семьи Никитиных. Совместно с вашим отцом, кстати. Алексей вам не рассказывал?

Я покачала головой, удивленно наблюдая за тусклым свечением. Беседовать с маркизом не хотелось вообще, но любопытство оказалось сильнее.

– И как они работают? Из чего черпают энергию?

– Это частички ливиума, открытого графом Ершовым совсем недавно. Они заперты в сферы из особого стекла, в которых живет крупица воздушной стихии. Род Никитиных наследовал власть над эфиром, чем охотно делится с империей. Говорят, всего через пару лет такие сферы заменят обычные свечи во всех домах Старороссии.

– В вашем доме тоже есть такие? – От любопытства я совсем осмелела и, только задав неуместный вопрос, поняла, что позволила себе лишнего. А потому постаралась как можно скорее загладить вину. – Прошу прощения, ваше сиятельство, мне не следовало быть столь любопытной. Жизнь в Хвойном далека от той, что проходит в Петергофе, и мне не доводилось знать ни о чем подобном.

Стало неловко. Я будто бы призналась перед совсем чужим человеком в том, что не гостила в родовом доме отца почти восемь лет, и детская обида заставила сжать кулаки сильнее. Видно, это не укрылось от министра, который тут же спросил:

– Вы ведь не виделись с графом в последние годы?

Отвечать на этот вопрос почему-то казалось тяжелее всего, но это всего лишь начало, а потому мне следует собраться.

– Нет.

– Долго? – Кажется, маркиз снова наблюдал за мной с нескрываемым интересом.

– Долго. Последние несколько лет. Пять, если точнее. В первые три года моего обучения он проездом бывал в поместье деда, куда мне разрешалось прибыть на каникулы, потом…

– Ясно. – Голос маркиза снова зазвенел ледяными нотками. – Опознать сможете?

Я задумалась. А ведь Николай Георгиевич впервые спросил, смогу ли я узнать отца. И теперь я сама сомневалась. Но память хранила общую черту, которая, как я надеялась, не исчезла, и потому ответила:

– Смогу. Если вы не против, мне бы хотелось поскорее закончить.

Маркиз кивнул. Бережно придержал меня под локоть, пока мы поднимались по скользким после ночного дождя ступеням, и обратился к швейцару, стоявшему в дверях:

– Доброй ночи, Миша. Нас ждут.

Мужчина средних лет склонился в низком поклоне. Ничто в нем не выдало интереса к тому, как мы выглядели. Он даже не позволил себе разглядеть явные следы лесного побоища. Лишь неприкрытое восхищение министром:

– Ваше сиятельство.

Удивленная, я позволила господину Левшину провести меня через едва освещенное фойе к широкой лестнице с вычурными перилами. И все это время думалось о том, как часто Николаю Георгиевичу приходилось возвращаться в министерство в таком виде? А может, это далеко не самое необычное, что удалось увидеть здешнему швейцару?

– Верхнюю одежду оставите у меня в кабинете, – прервал рассуждения маркиз. – Ночью здесь можно найти немногих.

Он снова подал руку, помогая подняться по ступеням, и тут же заверил:

– Но секретарь на месте, она приготовит отвар.

Спорить не стала. Да и какая разница, где можно оставить плащ? Правила приличия? Они давно забыты, учитывая произошедшее возле кладбища. Так стоит ли беспокоиться о меньших условностях?

В приемной нас встретила невысокая девушка лет двадцати. Худенькая, с кукольным личиком в обрамлении светлых волос, она смотрела на огненного мага так же преданно и восхищенно, как и швейцар у дверей. И лишь поначалу во взгляде проскользнула обеспокоенность. Ее выдали ладони, взметнувшиеся к порезу на щеке министра. Но секретарь мгновенно взяла себя в руки, подав ему папку с бумагами. Неужели их связывает не только служба? И может ли эта миловидная девушка быть влюбленной в подобного человека?