Читать книгу Неидеальная Чарли Тэйр - Марина Ефиминюк - Страница 3

Не то чтобы я ждала чудес на новогоднем балу в академии, но на такой душераздирающий сюрприз тоже не рассчитывала… Под праздничной аркой из еловых ветвей Алекс открыто целовался с девушкой в скромном платье. Для человека, еще в карете беспрерывно ворчавшего, как его раздражают детские танцульки, он неплохо проводил время, гораздо лучше меня. Вдохновенно, эффектно и с огоньком.

Вернее, с огоньками. С еловых ветвей на них с той студенткой сыпались серебристые снежинки, вуалью окутывали стройные фигуры, слившиеся в объятиях. Пространство искрило, вспыхивало в свете магических ламп. Красивая сцена, словно сворованная со страниц книги…

К сожалению, во всех любовных романах, что мне довелось прочесть, у главного мужского персонажа обязательно имелась навязанная семьей невеста. Будь эта девица трижды неплохим человеком, ее в равной степени ненавидели и герой, и автор, и читатели. В истории Александра Чейса, звездного выпускника Ос-Арэта, бесящей невестой-дурой была я.

Увы.

Мне оставалось в полной разладице с собой и со здравым смыслом гипнотизировать парочку под новогодней аркой и игнорировать неуместную мысль, что неугодных невест на людях не целовали. За закрытыми дверьми, в дальнем уголке и в темноте, впрочем, тоже. Никто и никогда! Жених – по понятной причине плохой переносимости, способной свести его в могилу. Другие парни – из страха огрести неприятности. Мы не девушки – ведьмы, пробуждающие в мужчинах древнейший инстинкт! К сожалению, не охотника и защитника, а самосохранения.

– Выскочка Эридан совсем свихнулась! – со злым смешком проговорила Гвендолен, считающая себя даже не королевой, а хозяйкой академии. Наверное, справедливо, потому что ректор приходился ей родным дядькой.

– Что Александр в ней нашел? Она же стипендиатка и зубрила! – поддакнула подружка Гвендолен.

– Хуже только какая-нибудь северянка! – решительно согласилась другая.

Все верно, если хотите подружиться с ректорской племянницей, обругайте северян! В начале учебного года в Ос-Арэт по обмену приехала дюжина студентов из Норсента. С первородного языка название их королевства переводилось как «северный полуостров». Просто, без фантазии и изысков. Зато они сами простыми отнюдь не были. Кричаще не походили на нас, держались отстраненно и холодно, словно в своем Норсенте отморозили доброжелательность и хорошие манеры.

Парни носили длинные волосы, наверное, чтобы не замерзать в родных холодах, и у всех в шевелюрах были вкрапления тонких разноцветных прядей, светившихся на солнце. Говорили, их цвет зависел от стихии, которой подчинялся дар, но спрашивать об этом напрямую считалось неприличным. Вернее, очень личным, почти интимным. Никто же не спрашивает у девушек размер верхнего обхвата, за такое нахальство можно и по физиономии получить. В случае с магией у северян происходила похожая история.

Осенью мне пришлось переводить азрийский манускрипт в паре с северянкой Рэдмин. Я так отчаянно старалась не таращиться на огненно-рыжие полоски в ее темной шевелюре, что в итоге все время таращилась. Она не осталась в долгу и без стеснения рассмотрела горящую у меня под кожей обручальную нить.

– Было больно завязывать? – громко спросила она, наплевав, что в библиотеке можно разговаривать только уважительным шепотом, а еще лучше – языком жестов. И уж точно не стоило осквернять резковатым северным акцентом святую тишину этого храма старинных фолиантов! В трети из них рассказывалось о большой магической войне с Норсентом, случившейся чуть больше века назад.

– Да, – неожиданно для себя призналась я, не отрывая взгляда от словаря.

– Говорят, это дурная примета, – добавила она, видимо, из любопытства посмотреть на мою реакцию.

– Люди вообще часто говорят чушь. – Я дернула плечом и кивнула: – Ты будешь переводить свою часть или мне все сделать самой?..

Голос ректорской племянницы вернул меня в реальность, на шумный бал, где Алекс выкинул очередной фортель.

– Слышала, парни с факультета высшей магии снова на кого-то поспорили, – злословила она. – Уверена, Александр целует эту голодранку ради выигрыша!

– Думаете, собирается соблазнить?! – с восторгом подхватила одна из ее подружек. Странно, как не взвизгнула.

И что-то – прости господи! – так задрали дурацкими сплетнями…

– Эй! Гвендолен! – резко окликнула я, не в силах слушать скудоумное перешептывание.

Она как ни в чем не бывало обернулась и даже состроила удивленный вид, будто только-только меня заметила.

– Что тебе, Шарлотта?

– Перестань нести в мир чушь и займись своими делами, – посоветовала я. – У тебя их всегда очень много.

Лед в моем голосе можно было дробить в крошево и раскладывать по небьющимся бокалам, в которых на балу подавали дрянной сладкий пунш. Его пили только непуганые первокурсники. Третий год пошел, как я по незнанию попробовала, и до сих пор вспоминаю с содроганием.

– Мне кажется, я сейчас как раз занимаюсь своими делами, – ехидно улыбнулась Гвендолен.

– Выходит, ты считала себя подружкой Алекса, а он забыл сказать, что вы расстались? Может, записку прислал, но ты пропустила? – не обращая внимания на то, что она пошла красными пятнами, продолжала я. – Почтовую шкатулку с утра проверила?

– Не пойму, Тэйр, тебе нравится наблюдать, как жених целует голь подзаборную?

– Целуй он тебя, все было бы в порядке? – задала я резонный вопрос. – Так?

– Между прочим, я за тебя переживаю, а ты всегда ведешь себя, как змеюка подколодная! – обиделась Гвендолен.

– Стараюсь, девочки, вам соответствовать, – улыбнулась я одними губами.

Вообще-то, с первородного языка Ос-Арэт переводилось как «змеиная башня», и название прекрасно отражало внутреннее содержание.

– Не язык, а жало! – выругалась Гвендолен и, оскорбленная до глубины души, повернулась ко мне смелым вырезом на спине, а к подругам – расшитым жемчугом фасадом.

Началось бурное обсуждение, но до меня не доносилось ни слова – сплетницы закрылись пологом тишины. Владей я подобным заклятием, спряталась бы в собственный кокон и от души выругалась. Природа наградила меня талантом к изучению языков, но сильно обделила магическими способностями. Унизительное интимное представление Алекса приходилось переживать с непринужденной надменностью в лице и без единого бранного словечка. Именно они, портовые ругательства, застряли в горле горьким комом, а вовсе не слезы. Знаю точно!

А парочка между тем нашла в себе силы прервать бесконечно-бесконтрольный поцелуй и теперь зачарованно смотрела глаза в глаза. Они не замечали ни зрителей, ни шумной музыки, ни – понятное дело! – невесты, нервно мнущейся в сторонке, и вдруг вновь качнулись навстречу друг другу. Оказалось, что это был не конец, а только антракт перед вторым актом!

– Да вы издеваетесь… – пробормотала я себе под нос.

Надо было что-то делать, чтобы не выглядеть измученной сироткой. Вернее, несчастной измученной сироткой. Для начала – повернулась к новогодней арке затылком и с самым независимым видом направилась в бальный зал. Пусть все думают, что у меня там свидание.

Из раскрытых дверей неслась известная мелодия из музыкального спектакля, второй сезон подряд собирающего аншлаги в королевском театре. Виднелась высоченная елка, украшенная мерцающей алой звездой и иллюзорными горящими свечами, по виду совершенно не отличимыми от настоящих. Вокруг нее танцевали пары.

Если пересечь этот зал, то можно выйти на главную лестницу, по случаю праздника застеленную зеленым ковром, а оттуда спуститься в холл и незаметно дернуть домой. В экипаже Алекса… Он как-нибудь найдет способ добраться до родового поместья посреди ночи. Очень морозной ночи! Уверена, в Ос-Арэте никогда таких холодов не видели. Похоже, северяне привезли вместе с собой из Норсента. И не верилось, что зима задержалась за Крушвейской скалистой грядой и пришла всего пару-тройку недель назад.

Задумавшись, я едва не врезалась в одного из этих «очень морозных» людей. Перед самым носом вырос камзол цвета темного кофе с золотым шитьем на лацканах. Едва успела затормозить. Он пах чем-то льдистым, строгим и очень приятным. Не камзол, а его владелец.

Я кивнула с вежливой улыбкой и обошла препятствие по дуге. Парню следовало изобразить фонарный столб, но неожиданно он оказался подвижен и вдруг сжал мой локоть:

– Чарли!

Не знаю, что из случившегося поразило больше всего. Имя, которым меня называли только очень близкие друзья, но никогда – собственный жених? Сексуальный голос с едва уловимым акцентом, растягивающий гласные в этом имени? Или же мурашки, возникшие от прикосновения теплых мужских пальцев, аккуратно, но между тем уверенно сжимающих руку в том месте, где заканчивалась длинная перчатка.

Нас представляли в день приезда северян в Ос-Арэт, когда я проводила экскурсию по замку, но его имя давным-давно выветрилось из головы. Парень не выглядел мощным, как некоторые из его земляков, однако за счет роста и разворота плеч заставлял чувствовать себя хрупкой. В темных волосах, опрятно открывающих лицо, виднелись тонкие светлые пряди. Взглядом я невольно зацепилась за маленький золотой шарик, вставленный в свод правого уха, и только потом посмотрела в светло-карие глаза. Теплые и внимательные.

Неожиданно в голову пришла мысль, что северянин не шелохнулся, пока я его разглядывала. Подобным образом ведут себя с настороженными котятами, чтобы не испугать до паралича хвоста. Хвоста у меня не было, а паралич от удивления едва не случился.

– Потанцуй со мной, – произнес он и без лишних намеков отпустил мою руку.

– Я не танцую.

– И все же… – в обволакивающем голосе вдруг появились властные интонации.

Я немедленно вздернула подбородок, приготовившись – так сказать – источать надменность, но в разноцветной толпе краем глаза заметила элегантный черный смокинг Алекса и выпалила:

– Чудно! Будем танцевать!

Честное слово, лучше плясать под елкой с парнем из Норсента – в смысле, возле елки, – чем наблюдать, как жених с высокомерной миной и большой помпой ведет на танцевальный паркет свое новое увлечение. Пусть видит, что я тоже веселюсь!

– Идем уже веселиться?

Господи, я сказала это вслух…

Уголки чувственного рта у парня дернулись и поползли вверх, но улыбка так и не появилась.

– В смысле, пока еще музыка играет, – выкрутилась я, хотя было очевидно, что на балах играли, что называется, до последнего танцора.

– Раз ты боишься, что нам не хватит музыки…

Как будто небрежно он положил на мою поясницу ладонь и увлек к раскрытым дверям бальной залы. Я так остро ощущала его руку, что с трудом сдерживалась, чтобы не выгнуться.

Едва мы добрались до танцевальной площадки, аккуратно лавируя среди кружащих людей, как мелодия оборвалась, и зал мигом превратился в гудящий рой. На нас действительно не хватило музыки! Это было настолько нелепо, что захотелось истерично хихикнуть. Останавливало лишь то, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не хихикала.

Приглашенный небольшой оркестр, спрятанный на балконе второго этажа, взял паузу. На стенах начали разгораться магические светильники. В ожидании следующего танца рассыпались пары, пространство наполнилось светом, а мы остались стоять у всех на виду возле праздничной елки. Надо было продержаться пару минуточек в неудобном молчании, но плясать с человеком, имя которого никак не можешь выудить из головы, казалось неловким.

– Я не помню, как тебя зовут, – сама от себя не ожидая, призналась я.

– Даже не сомневался, принцесса, – ответил он на языке центрального Норсента, произнеся прозвище «принцесса» с такой непередаваемой интонацией, что захотелось огрызнуться на портово-сапожном диалекте. Остановил языковой барьер, впрочем, быстро исчезающий при нужном градусе раздражения.

– Ты же в курсе, что я тебя понимаю? – сухо спросила я.

– Конечно.

В его глазах плескался смех. Подозреваю, что разница в возрасте у нас была года три, как с Алексом, но меня не покидало ощущение, будто парень с северного полуострова старше на две жизни.

– Ноэль Коэн, – представился он.

– Шарлотта, – зачем-то ответила я и поспешно добавила: – Тэйр.

– Помню.

Раз высокомерие на него не действовало, оставалось нахальное дружелюбие, презираемое северянами:

– В таком случае пожмем руки?

– Не утруждайся хорошими манерами, – хмыкнул он. – Они тебе и так поперек горла.

Ноэль оказался прав настолько, что невольно напрашивался вопрос:

– Ты что, за мной наблюдал?

– Тебя подводит умение держать лицо.

– Неужели?

– Сейчас тоже.

Только собралась выдать колкую фразу и почти ее придумала, как с балкона хлынула незнакомая бархатная мелодия. С изумлением я поняла, что сделала головокружительный разворот на цыпочках и оказалась ловко пойманной то ли в объятия, то ли в капкан.

Ноэль танцевал вообще не по канону! К таким хореографическим вывертам не готовят ни жизнь, ни учитель танцев, ни мама, любящая следить за уроками и придираться к любой мелочи. Он двигался медленно, держался на ничтожном расстоянии и смотрел исключительно на меня, а не расточал скучающие взгляды по сторонам или на девушек рядом, как это обычно делал Алекс. От непривычки, что партнер всем телом и каждым мельчайшим жестом давал понять, что сосредоточен на мне, а не на мысли, как сбежать к подавальщику за бокалом с крепким спиртным, захотелось одновременно моргать, дергать глазом и кусать губы. Такое разнообразие нервных тиков, растеряться недолго!

Пока я разбиралась в собственной душевной организации и пыталась ее обратно переорганизовать, паршивая действительность вернулась. Ноэль поднял голову. Взгляд нацелился на кого-то за моей спиной и мгновенно заледенел. Следующая фраза разодрала в клочья хрупкое волшебство момента:

– Ты сегодня одна? Без своего… сопроводителя.

– Жениха, – с прохладцей поправила я, решив, что он забыл, как это слово произносится на шай-эрском.

Недолго музыка играла! В смысле, меланхоличная мелодия по-прежнему лилась со стороны балкона, но все встало на свои места. Мы неизбежно заговорили об Александре. Программу обмена студентами с Норсентом курировал его отец, и, видимо, северянин чего-то хотел от моего будущего свекра или вообще от обоих Чейсов.

– Ты здесь без него? – с нажимом повторил Ноэль.

– С ним, – вздохнула я, мысленно поклявшись, что теперь точно навсегда разочаруюсь во всех мужчинах, кроме папы, и никому не дам шанса притвориться приличным человеком. – Александр сейчас очень занят.

– Настолько, что не знает о споре? – Его акцент стал заметнее, речь звучала резче.

Перед мысленным взором вновь возник страстный поцелуй под новогодней аркой, омытый дождем из серебристых блесток. Увидела как наяву, во всех красках и подробностях, а ведь только-только удалось изгнать образ из сознания!

– Полагаю, он знает, – сухо вымолвила я.

– И твоему сопроводителю плевать, что парни спорят на деньги, кто из них этим вечером… – Ноэль запнулся, словно подбирал слова помягче, – соблазнит девушку, с которой он обручен?

До меня мгновенно дошел смысл сказанного, но от замешательства на некоторое время пропал дар речи. Даже к лучшему, ведь ответить вежливо все равно не удалось бы. Однажды Алекс заявил, что не собирается со мной нянчиться, и эти годы именно так он поступал, демонстрируя потрясающую верность собственному слову. Даже сегодня предпочел устроить собственное представление для взрослых, нежели остановить абсурдный спор.

Мама говорила, что в любой ситуации леди следует красиво улыбаться, но у меня теория вечно расходилась с практикой. Фальшивая улыбка красивой не удавалась. Вот и сейчас криво растянула губы, легла, как пристроченная.

– Сколько сегодня за меня дают?

– Сорок динаров, – не моргнув глазом, ответил Ноэль.

– Оказывается, я дорого стою, – мрачно пошутила я. – Говорят, на других ставки были поменьше.

Неожиданно стало ясно, что мы замерли на месте и мешали остальным парам перемещаться по танцевальной площадке. Ладонь Ноэля по-прежнему лежала на моей спине, я все еще цеплялась за его широкое крепкое плечо и чувствовала под пальцами гладкую дорогую ткань сюртука. Следовало расцепить руки, отойти на шаг, но ни один из нас не пошевелился.

– И что, Ноэль Коэн, ты решил победить в этом споре?

– Нет.

– Вера не позволяет быть азартным? – съязвила я, хотя нападать на северянина было сродни тому, как рубить голову гонцу с дурной вестью. В общем, ужасно глупо.

– Я не делаю ставок на девушек, – спокойно ответил он.

– Если ты проходишь мимо, то для чего вмешался? – спросила я. – Не то чтобы я не могла сама за себя постоять, просто любопытно.

Он что-то ответил на родном языке, однако использовал совершенно незнакомые речевые обороты. Вообще-то, в Норсенте существовало около десяти разных диалектов, слишком много для небольшого полуострова, но нам преподавали лишь тот, на котором говорила королевская семья, простой и текучий. Это никак не мешало мне говорить с чудовищным акцентом и пропускать половину предлогов.

– Переведи, – потребовала я.

– Не выношу, когда унижают принцесс.

– Ты ведь сказал что-то другое, – не поверила я.

– Если не уверена, то стоит попытаться и выяснить, – не стал отпираться он, но и не подтвердил догадку.

– Мне не настолько интересно, чтобы бежать за словарем.

Мы пытливо смотрели в глаза и, наверное, со стороны напоминали Алекса с той стипендиаткой. Оставалось разве что качнуться навстречу.

Музыка между тем неохотно заканчивалась: сначала долго стихала, потом ударила последними звенящими нотами, и наступила тишина. Разом вспыхнули магические лампы, на свечах, украшающих новогоднее дерево, вытянулись иллюзорные язычки пламени.

– Спасибо за танец. – Ноэль опустил руки и отступил.

Мы сухо попрощались, и я даже успела промаршировать к выходу, когда в сознании всплыла четкая и острая мысль. Обычно на людях Алекс старался вести себя осмотрительно, и я терпеливо ждала, когда он осознает, как сильно во мне нуждался. Похоже, он больше не хотел стараться, а меня до смерти задрало ждать.

Я окинула шумный зал быстрым взглядом, пытаясь в толпе отыскать фигуру в коричневом сюртуке. Ноэль успел исчезнуть из поля зрения, и его пришлось искать. Недолго, правда. Компания северян обнаружилась возле злосчастной новогодней арки. Вообще, их было сложно не заметить: все как на подбор – высокого роста, атлетически сложенные и одеты пусть дорого, но не по здешней моде. Еще они обладали особенным талантом, находясь в шумной толпе, подчеркнуто держаться особняком.

Ноэль заметил меня издалека и, не выпуская из вида, наблюдал за решительным возвращением. Знаю, что некоторые тушуются под чужим пристальным взглядом, не понимают, куда деть руки, и в коленях будто появляются шарниры, но в меня с детства вбили умение гордо нести себя миру. Наверное, со стороны выглядело так, будто пигалица-блондинка вдруг снизошла до нежеланных на балу гостей из Норсента.

– Добрый вечер, – чопорно поздоровалась я. Оставалось только книксен сделать. Уверена, учитель этикета пришел бы в полный восторг от идеальных манер, но Ноэль с друзьями не особенно оценили. Снижать градус неловкости он не торопился. Наоборот, вопросительно изогнул бровь, не понимая, что, собственно, мне понадобилось.

– Мы можем поговорить? – Я окинула его друзей-здоровяков быстрым взглядом. – Вдвоем.

Остаться наедине в грохочущем музыкой, смехом и голосами коридоре было невозможно, мы просто отошли к слепому окну. В стеклах отражался свет, а теперь и наши фигуры, чуточку размытые, похожие на призраки и как будто не совсем реальные.

Неожиданно вспомнился декабрьский вечер, когда в Ос-Арэте наконец-то пошел первый снег. Тогда в пустом коридоре сквозь полуслепое окно мы с Ноэлем следили за плавным падением белых хлопьев, напоминающих перья из ангельских крыльев. Точнее, я следила за долгожданным снегопадом, призванным укрыть обнаженную и незащищенную перед морозами землю, а он, видимо, насмотревшись на снег еще в Норсенте, в оконном отражении смотрел на меня. Изучал так пристально и сосредоточенно, что становилось неловко. Просто тот случай затерся в памяти суетой экзаменационной декады.

– Можешь поставить полог? – попросила я.

Секундой позже мы словно оказались в глухой закрытой комнате с прозрачными стенами.

– Говори, – кивнул Ноэль.

– Давай ты соблазнишь меня…

Лицо северянина окаменело, но на горле нервно дернулся кадык. Наверное, такую реакцию можно было считать нечеловеческим удивлением.

– Не по-настоящему, конечно! – быстро оговорилась я и, неизбежно начиная краснеть, коротко рассказала план: – Просто притворимся. Ты меня… кхм… поцелуешь. Мы заберем деньги и поделим пополам.

– На булавки не хватает, принцесса? – как-то слишком нехорошо для хорошей затеи усмехнулся Ноэль.

– Булавки нынче очень дорогие, – согласилась я. – Так что скажешь?

– Нет, – без тени сомнений отказался он от чести стать первым мужчиной, который меня поцелует.

За двадцать динаров, прошу заметить! По-моему, весьма достойное предложение.

– Почему? Боишься последствий? Не хочешь связываться со мной из-за Алекса Чейса? Тебе не нравлюсь именно я? Даже за деньги?! – выпалила вопросы на одном дыхании.

– Нет, – снова повторил Ноэль, стараясь подавить ироничную улыбку. Точно ироничную! Она отражалась в светло-карих глазах.

– Господи, ты всегда такой многословный?

– Я не волнуюсь из-за последствий, и мне точно нет дела до твоего парня, – мирно пояснил он, нарочито избегая называть Алекса тем, кем он являлся на самом деле: паршивым женихом из поучительной сказки для юных девушек, не умеющих держать фантазии в узде. – А ты?

– Я осознаю последствия этого предложения и готова к ним, – стараясь говорить спокойно, ведь размеренность придавала словам вес, произнесла я. – Понимаю, что люди будут судачить, но в Ос-Арэте все время о ком-нибудь злословят. Сплетней больше, сплетней меньше. Через неделю начнутся каникулы, а после них случится какой-нибудь грандиозный скандал и о новогоднем бале вообще никто не вспомнит. Что до Алекса – он никак не отреагирует. У нас… партнерские отношения.

Все-таки выбор слов имеет значение! Как ловко удалось описать то, что жениху на меня начхать, не прикрываясь батистовым платочком.

– Но ты все равно очень хочешь досадить этому своему партнеру, – сделал совершенно правильный вывод Ноэль.

Я уже упоминала, что он казался старше меня не на три года, а на две жизни? Наверняка на северном полуострове души людей хранили в глиняных горшках, а потом раздавали новорожденным со всем багажом знаний. Конечно, никогда о таком не слышала, но другого объяснения с лету придумать не удалось.

– Дело даже не в Алексе… Я бешусь от одной мысли, что кто-то посмел на меня сделать ставку! Если не отберу у них все деньги, то взорвусь от злости. Я имею право на моральную компенсацию! – нахально заявила я, а потом, чтобы быть справедливой, добавила с меньшим пафосом: – Хотя ты прав, Алексу тоже хочется досадить.

– Убедила, – совершенно неожиданно сдался Ноэль.

Полог спал, нас вновь обступили звуки праздника.

– Кстати, – понизив голос и приблизившись к нему на шаг, вымолвила я заговорщицким тоном, – если нужны доказательства, то мы можем подняться к тебе в общежитие. Или я отдам ключ от своей комнаты в пансионе. Этого ведь будет достаточно?

– Как ты попадешь домой без ключа? – кажется, искренне заинтересовался Ноэль.

– У меня есть запасной.

– Да ты все продумала! – издевательски протянул он.

– Пойдем под арку? – кивнула я в сторону пустующей новогодней арки.

Вообще-то, по традиции считалось, что она исполняла желания. Если встать под еловые ветви и душевно попросить высшие силы помочь, то в течение года загаданное обязательно случалось. Или нет, как обычно происходило у меня. Возможно, стоило пожелать что-то другое, а не традиционное «хочу, чтобы Алекс в меня влюбился».

– Зачем? – вопросом на вопрос ответил Ноэль.

– Там нас все увидят.

– Здесь тоже неплохо видно.

Без предупреждений самоуверенным жестом он взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Онемев от паники, я зажмурилась, невольно сжала кулаки. В голове пронеслась испуганная мысль, что прямо сейчас меня впервые поцелует мужчина! Из обычного человека я превратилась в звонкую натянутую струну, приготовилась к поцелую… Но ничего не произошло.

Я открыла глаза. Ноэль с интересом разглядывал мое пылающее лицо.

– Ты будешь что-нибудь делать или я поехала домой?

– Расслабься, принцесса, – улыбнулся он и в следующий момент прижался приоткрытыми мягкими губами к моему напряженному рту.

Короткий поцелуй, длившийся не больше пары секунд, показался таким самоуверенным, что у меня перехватило дыхание и споткнулось сердце – все сразу. Напоследок Ноэль, дразня, провел кончиком языка по моим по-прежнему сжатым губам, словно запечатывая их для чужих поцелуев, и отстранился.

Сама не понимаю, отчего испытывала такое потрясение и смущение. Щеки пылали, губы горели, будто их натерли жгучим перцем. Сердце колотилось, как взбесившееся, а в такт ему в голове стучала дурацкая мысль, что у меня случился первый в жизни поцелуй.

Не с Алексом Чейсом.

За деньги.

Проклятие!

– Эй? – тихо позвал Ноэль, заглядывая мне в лицо.

– Все отлично! – выпалила я и, освобождаясь, аккуратно отвела его руку. – Ты очень хорошо целуешься.

– Находишь? – усмехнулся он.

Господи, что я несу? Интересно, я теперь всегда буду лепетать чушь после поцелуев с мужчиной или можно надеяться, что это временное помутнение рассудка, вызванное неопытностью?

– Давай отдам тебе ключ от пансиона, – быстро проговорила я. – В смысле, от комнаты в пансионе.

– Решила ко мне не подниматься? – любезно уточнил он.

– Пожалуй, ограничимся ключом.

Стараясь не встречаться с ним взглядом, я полезла в болтающуюся на золотой цепочке бальную сумочку и принялась в ней ковыряться, пытаясь вытащить из-под девчачьей ерунды резной ключ.

– Чарли…

Неожиданно большая теплая ладонь накрыла мои нервные руки, вынуждая прекратить суетливое копошение. Я подняла голову, наверняка пунцовой физиономией сливаясь с красной портьерой на окне.

– Что?

– Не торопись, – попросил Ноэль. – Хочешь что-нибудь?

Еще немножечко поцелуев. От души благодарю.

Честное слово, когда он спрашивал, настойчиво и будто бы заботливо, так сильно хотелось… предложить второй акт, что я предпочла вообще не открывать рот и многозначительно промолчать. «Многозначительно», естественно, только у себя в голове.

– Отвратительный пунш, кислую воду с лимоном, – принялся перечислять он, – бренди, карету и тихо сбежать домой?

Удивительно, но от дружеского подтрунивания нервозность как рукой сняло.

– Вода с лимоном была бы кстати, – послала облегченную улыбку.

– Хорошо, – кивнул он. – Подождешь меня минуту?

– Конечно.

Невольно я проследила за Ноэлем, направляющимся в сторону столовой, где были накрыты столы с угощениями и напитками. Он двигался свободно и уверенно, вынуждал людей расступаться, а не лавировал в толпе, пытаясь избежать столкновения. В этом они с Алексом даже были похожи.

Мысль о женихе так неприятно резанула, что я вернулась в реальность и наконец ощутила обступающие со всех сторон любопытные взгляды. Северяне тоже посматривали. Вдруг один из парней, блондин с выбритыми висками, отсалютовал маленькой кожаной фляжкой и, не сводя с меня оценивающего взгляда, сделал глоток.

Ноэль прав: необязательно забираться под новогоднюю арку, чтобы оказаться в центре внимания. Уверена, что без лишних плясок и обмена ключами вся академия решит, будто меня удалось соблазнить ровнехонько в коридоре за красной портьерой. Или в сплетнях окажется, что мы соблюли приличия и закрылись в кабинете высшей магии, где творили разные бесчинства, помимо самой высшей магии. Наверняка обнаружатся свидетели совращения, своими глазами разврата не видевшие, но слышавшие подробности от кого-нибудь честного и достойного всяческого доверия.

Осознавая, что была о себе слишком хорошего мнения, когда считала, будто способна пережить последствия публичного лобзания с северянином, я поступила как настоящая девчонка: на минуточку решительно сбежала в дамскую комнату. Правда, в женском убежище, куда уходили, чтобы избавиться от бардака на голове и в голове, оказалось едва ли не многолюднее, чем в коридоре. Чужие разговоры очищающей мысли медитации ничуть не способствовали.

С независимым видом я подошла к длинной каменной столешнице с десятком небольших углублений-раковин. Стянула надоевшие перчатки, опустила руки в чашу, немедленно наполнившуюся чуть тепленькой водой. Под прозрачной толщей на запястье издевательски ярко светилась обручальная нить…

– Тэйр! – позвала меня одна из однокурсниц.

С баночкой карминового блеска в руках она смотрела на меня через отражение в зеркале. Накрашена у нее была только нижняя губа.

– Что? – спросила я и убрала руки из чаши, отчего та начала стремительно пустеть.

– Слышала, Алекс Чейс целовался со стипендиаткой.

– Завидуешь?

– А должна? – дерзко ответила она.

– Не знаю, – пожала плечами. – Ты мне скажи.

С презрительным видом я схватила с каменной столешницы намокшие перчатки, вышла из уборной и обнаружила у противоположной стены Ноэля, сложившего руки на груди. Было очевидно, что вряд ли он дожидался, когда дамская комната освободится от – так сказать – дам, чтобы нырнуть в кабинку.

Я пересекла коридор и остановилась на расстоянии вытянутой руки, не вторгаясь в его личное пространство и не позволяя нарушить свое.

– Ты меня не дождалась, – резюмировал Ноэль.

– И теперь ты меня преследуешь?

Понятия не имею, почему из сумятицы мыслей выловила самую странную.

– Это было бы по-настоящему жутко, принцесса, – отозвался он, вновь перейдя на насмешливый тон, и протянул на ладони кожаный кошель с перевязанной шнурком горловиной. – Держи.

Я оглянулась через плечо, проверяя, не таращатся ли на нас, но коридор на удивление был пуст, а дверь дамской комнаты не шелохнулась.

– Что это?

– Твоя моральная компенсация, – пояснил Ноэль. – Парни решили, что были неправы, когда сделали ставки, и просто отдали тебе всю сумму.

– Ты у них отобрал, что ли?!

– Решил, на сегодня с тебя достаточно потрясений, – ловко уклонившись от объяснений, сказал он.

– Оставь их себе, – после паузы предложила я.

– То есть ты уже досадила жениху. Цель достигнута?

Впервые использовав слово «жених», Ноэль бросил остро-режущий взгляд на мою руку с серебряной нитью, и я подавила дурацкое желание сцепить пальцы за спиной или же нехитро натянуть промокшие перчатки.

– Просто мы с тобой договорились их поделить. Я отдаю свою часть… – беспомощно попыталась оправдаться.

– Не знаю, как у шай-эрцев, принцесса, у нас чаевые принято оставлять только лакеям и подавальщикам, а я себя ни к тем, ни к другим не причисляю. – Он вложил тяжелый кошелек мне в руку. – Купи своему жениху какой-нибудь дорогой подарок. Не знаю… коробку галькоу? Счастливой смены времен.

Его слова беспрерывно крутились в голове, когда я возвращалась в пансион в карете Алекса, между делом «забыв» самого Алекса в замке. В середине осени перед магическим турниром я привезла из столицы коробку шариков галькоу, редкого природного энергетика. Снадобье стоило баснословных денег, способных даже маму, потомственную транжиру, привести в нервный трепет, но жених прилюдно отказался от подарка, и коробка в сердцах полетела в мусорную корзину на глазах у команды по боевой магии.

Услышать из уст северянина намек на обидный эпизод оказалось неожиданно неприятным. Разозлившись, я швырнула кошель на подоконник, но на полпути к выходу – в смысле, через жалкий десяток шагов – во мне проснулся куркуль. Я вернулась и забрала деньги, решив все, вплоть до последнего сантима, отдать на благотворительность. Зря, что ли, продала первый поцелуй? Но пока туда-сюда металась за динарами, умудрилась посеять бальные перчатки и на себе проверила пословицу, утверждающую, что золотые монеты даже в трескучий мороз греют озябшие руки. Ничего подобного! Народные изречения врут хуже анекдотических небылиц.

Ночью я снова в самых причудливых формах переживала события, случившиеся на празднике. Мы с Ноэлем, одетые в исподнее, целовались посреди пустой танцевальной площадки. Неожиданно из-за праздничной ели выскочил Алекс с горящими ревностью глазами и желанием свернуть северянину шею. Мне, наверное, тоже. Однако узнать, чем закончилось дело, не удалось. Из реальности в замечательный сон проник насквозь простуженный, но смутно знакомый женский голос:

– Чарли Тэйр, немедленно поднимайся!

Следом с меня сдернули одеяло.

– Я проспала экзамен?!

В панике я подскочила на кровати, как-то разом вспомнила, что экзамен по северному диалекту только в понедельник, и наконец обнаружила Зои Терри, застывшую в изножье кровати.

Как истинная отличница факультета бытовой магии до Нового года подруга успела абсолютно все: успешно закрыть экзаменационную декаду, смотаться с однокурсницами на каток и подхватить горловую жабу, из-за которой и пропустила вчерашнее веселье. Кудри у Зои торчали в разные стороны, горло было перемотано платком в цветочек, а руки воинственно уперты в бока. Для больной, еще вчера порывавшейся написать завещание на конспекты по теории заклятий, она выглядела исключительно живенько.

– Кто ты, восставший после лихорадки демон, и куда ты дел мою любимую подругу? – недовольно буркнула я.

– То есть, Чарли Тэйр, ты не отрицаешь, что мы подруги? – Голос у нее скрипел, как несмазанные шестерни. Хотя, пожалуй, даже хуже.

– Если за сегодняшнее утро ничего не поменялось, – согласилась я.

– Тогда почему я узнаю от Хлои, что вчера ты целовалась с умопомрачительным северянином?!

– Кто такая Хлоя? – Я моргнула, хотя больше заинтересовалась тем, каким образом подружка на одном дыхании произнесла слово «умопомрачительный» и не оговорилась.

– С кем именно из северян ты целовалась, вопроса не возникает? – прищурилась она и указала в меня пальцем: – Из чего я делаю вывод, что это правда!

– Господи, да ты по утрам гений дедукции! – растирая лицо ладонями, проворчала я.

Официально заявляю, что подобные разговоры с человеком, пережившим резкое пробуждение, следует приравнять к жестоким преступлениям.

– Я в гневе, что грандиозную новость принесли какие-то академические сплетницы, заглянувшие к нам на завтрак! – возмущалась Зои, рискуя сорвать едва-едва обретенный голос. – Что тебе помешало рассказать об этом вчера ночью?

– Ты спала, – напомнила я.

– А сегодня утром? У тебя было целое утро!

– Спала я.

– Справедливо, – поутихла подруга.

Неожиданно в комнату заглянула Вербена Вествуд, черноволосая, остроглазая студентка из комнаты в конце коридора.

– Зои, ты почему не в кровати? – строгим голосом спросила она и тут же без особых церемоний обратилась ко мне: – Так что, Чарли, у тебя роман с горячим северянином?

– Нет! – открестилась я от любых романтических притязаний. – Мы просто…

Взгляд невольно упал на секретер, где на стопке учебников и словарей лежал кожаный кошель, полный золотых динаров.

– Они просто целовались на глазах у половины Ос-Арэта, – просипела Зои.

– А я-то надеялась, что он познакомит нас со своими приятелями и мы устроим тройное свидание. – Вербена печально вздохнула и указала Зои: – Отправляйся в кровать и прими настойку, которую я тебе вчера принесла!

Вообще-то, она училась на зверомага и лучше всего разбиралась в лечении домашних химер и крупного рогатого скота (в прямом смысле слова, а не парней). Однако в прошлом году ей каким-то чудом удалось избавить мадам Прудо от приступа подагры, и Вербена уверовала в собственные силы… С тех пор мы боялись даже чихать, чтобы случайно не навлечь на свою голову и прочие здоровые части тела целительницу животных с неуемным энтузиазмом самопальной знахарки.

– Целитель запретил мне пить непроверенные самодельные снадобья, – соврала Зои исключительно из чувства самосохранения. – Сказал, у меня очень слабое здоровье.

– Какое же оно непроверенное? – оскорбилась Вербена. – Оно на мадам Прудо проверено! И, между прочим, спасло ее…

Хотелось добавить «спасибо, господи боже», но из чувства справедливости и чуточку от беспокойства за здоровье Зои я напомнила:

– Спасло от приступа подагры.

– Моя настойка помогает от всех болезней! – отрезала создательница подозрительного снадобья.

– Она ее втирала в ногу!

– Вот и Зои пусть вотрет! – сердито велела она. – Снаружи!

– Ты сказала пить, – жалобно просипела несчастная больная, испуганно схватившись за перевязанное горло.

– Перепутала… С целителями такое иногда случается. – Вербена пожала плечами, скрылась в коридоре и оттуда крикнула: – Зои Терри, отправляйся в постель!

Та действительно решила вернуться к себе и даже предприняла отчаянную попытку выйти за дверь, но не пожалела остатков голоса и объявила:

– Я так тобой горжусь, Чарли!

– За публичный поцелуй? – усомнилась я.

– За то, что он был не с Алексом Чейсом! Надеюсь, теперь этот твой же-ни-шок будет кусать локти!

В прошлом году Зои посещала собрания клуба брошенных невест, хотя сама ни разу в жизни ни с кем не встречалась. Через пару недель она с умным видом заявила, что в Алекса я влюблена только по привычке. Раз чувства ненастоящие, то боль от них тоже фантомная. Мне искренне нравилась теория, но она не объяснила, почему от фальшивой боли с души воротило ничуть не меньше, чем от реальной.

После нашествия любопытных подружек спать расхотелось. Я обвела комнату унылым взглядом. В спальне царил настоящий бардак: бальное платье свисало со спинки плюшевого кресла и совершенно не гармонировало с бутылочно-зеленым цветом обивки. Туфли валялись на сером шерстяном ковре, шелковые чулки растянулись тут же. Один был прилично, вернее, неприлично погрызен…

– Прикончу, сволочь! – выругалась я на домовика, вскочила с кровати, но в домашние туфли ногами не попала, а встала на ледяной пол. – Тварь ты блохастая!

Справедливо говоря, к домашним духам, умеющим принимать вид всевозможной мелкой живности, блохи не прилипали, но в детстве именно так нянюшка называла матушкину химеру, на пару лет застрявшую в форме визгливого пуделя. Сейчас я знала бранные словечки позабористее, а в то время ругательство «тварь блохастая» казалось самым грязным из всех возможных.

Потом химера превратилась в беззубую змею и уползла. Все были в шоке: избавиться от разноликой домашней зверюшки было весьма проблематично, но с моей родительницей не смогла жить даже магическая тварь. Когда мама начинала вычитывать мораль, мне тоже хотелось превратиться во что-нибудь юркое и уползти.

Ругаясь сквозь зубы, я опустилась на колени и глянула под кровать. На тапочках сидел облезлый дымчатый кот с круглыми, совсем не кошачьими ушами и недобро щурил единственный желтый глаз (второй был затянут бельмом). По-крысиному голый хвост нервно ходил туда-сюда. Казалось, домовик никак не мог решить, кем хотел обратиться: кошкой или мышкой, а потому выбрал нечто среднее. В общем, уши были чудны, а хвост – ужасен.

– Отдай тапки, паршивец! – буркнула я.

Кот широко раскрыл пасть, продемонстрировав единственный верхний клык, и зашипел. Абсолютно беззвучно. Материальную форму духи принимать умели, но с музыкальным сопровождением возникала загвоздка: они все были немы как рыбы.

– То есть не отдашь? Тогда… подавись!

Связываться с нечистью себе дороже. Разозлится и прольет чернила на какой-нибудь очень нужный учебник! Я поднялась с колен, отряхнула ладони и босиком пошлепала в ванную.

– Только платье не дери! – прежде чем закрыться, попросила у домовика. – Вернусь и уберу его в шкаф!

Ножки стульев в моей комнате давным-давно были оплетены красными нитями и даже завязаны бантиками для красоты. Нормальной нечистью этот жест принимался за искреннее извинение жильца, но у нас дух был с характером. В смысле, с придурью. Постоянно являл лик страшенного крысокота, что-нибудь в назидание портил и плевать хотел, что горничные по выходным не проводили уборку. Полагаю, домовик давно впал в старческий маразм, особняку-то почти полвека!

Все спальни здесь были обставлены одинаково и без излишнего изыска: добротная мебель, ширма, однотонные обвивки. В особенно сильные морозы теплые жилы в старых стенах начинали стыть, становилось прохладно, как сейчас, но зато в просторных комнатах имелись отдельные ванные, а у меня еще был камин с чугунной решеткой и кочергой.

Иногда, когда Алекс выкидывал какой-нибудь фортель, а его отец с приторной улыбкой напоминал, что невеста обязана принимать, прощать и прикрывать причуды взбрыкнувшего жениха, я в красках представляла, как этой замечательной кочергой колочу фамильный сервиз в родовом поместье Чейсов. Упоительная фантазия!

Приведя себя в порядок и убрав платье в стенной шкаф, я спустилась вниз. Оказалось, что сплетни о моих вчерашних приключениях взбудоражили весь пансион. Наверное, до мадам Прудо тоже дошли, но она не успела спуститься с третьего этажа и призвать меня к ответу. Даже повариха, принесшая в давно опустевшую столовую завтрак, поглядывала с хитрецой, словно ждала, когда между овсяной кашей и черным кофе с сырным гренком я расскажу пикантные подробности о прилюдном лобзании. А в большой гостиной немедленно наступила восторженная тишина, стоило пройти мимо распахнутых настежь двустворчатых дверей. Самое интересное, что ни одна из соседок, кроме Зои, само собой, не училась в Ос-Арэте, но все были в курсе последних сплетен академии, словно учились.

– Не стесняйтесь, продолжайте! – поднимаясь к себе, крикнула с лестницы. – Мне уже ничего не слышно!

Запершись на ключ, я уселась готовиться к экзамену и попыталась отрешиться, так сказать, от мира с полуостровом Норсент в целом и с отдельным северянином в частности, но возникла проблема… Сдавать мне предстояло северный диалект. В общем, я сразу была обречена.

Через полчаса бесполезной зубрежки обнаружилось еще одно своеобразное последствие вчерашнего поцелуя: абсолютно все фразы проговаривались в голове сексуальным мужским голосом с затаенной хрипотцой, принадлежащим Ноэлю Коэну. Может, подруги были не так далеки от истины, когда называли северянина «умопомрачительным»? Прежде я никогда не страдала слуховыми галлюцинациями. Но, главное, голос будил в памяти воспоминания о поцелуе, и из головы мгновенно вытеснялось все несущественное! Экзаменационные темы в том числе.

– Проклятие!

В сердцах отшвырнув карандаш, я откинулась на спинку стула и сердито посмотрела на дурацкий кошель, по-прежнему лежащий на стопке учебников.

– Хорошо! Победил!

Несмотря на адский мороз, я начала собираться в благотворительную будку, стоящую на площади в трех кварталах от пансиона. Конечно, можно было отправить деньги через семейного поверенного, но не хотелось потом отвечать на вопросы мамы, а она непременно нападет в самый неожиданный момент и попытается выяснить, откуда родом такая крупная сумма, если она не была снята с моего счета в королевском монетном дворе.

– Ты куда? – выглянула из-за дверей своей спальни Зои, обязанная лежать в кровати и вдохновенно выздоравливать, а не шататься по особняку и устраивать эпидемию горловой жабы.

– Сейчас вернусь, – бросила я, на ходу застегивая теплое пальто с опушкой.

– Купи мне орешков в соленой обсыпке, – попросила она.

– Тебе нельзя, у тебя горло болит, – натягивая перчатки, напомнила я.

– Тогда джема из крыжовника и бутылочку сиропа из шиповника, – передумала подруга.

– Поможешь подготовиться к экзамену? – немедленно попросила я.

Зои прекрасно говорила на северном диалекте. У нее язык Ноэля Коэна был первым и единственным иностранным, а не четвертым, как у меня.

В жизни не подумала бы, что застряну, не добравшись до конца «золотой пятерки», обязательной для королевских переводчиков, но диалект вставал колом и никак не усваивался.

– Нет, – с милейшей улыбкой покачала она кудрявой головой. – Я болею. Не хочу тебя заразить.

К сожалению, зимой чем ярче солнце, тем крепче морозы. Ужасная дисгармония! Выскакивая на улицу, я подсознательно ожидала весеннего тепла, но нос и щеки, что естественно, обожгло острым холодом. Под ногами хрустел снег, от дыхания шел пар, а от яркости и прозрачности света поначалу темнело в глазах. Удивительно, как успела вытянуть руку и толкнуть кованую калитку, а не войти в нее лбом.

Круглая благотворительная будка была сплошь обклеена объявлениями. На что только люди не собирали деньги! Глаза буквально разбегались. На самом верху даже висела рукописная просьба от театрального городского клуба собрать денег на костюмы для январской постановки. Уголок листа, где после закрытия будки появлялась собранная сумма, оставался девственно-чистым.

– Кому собираетесь жертвовать? – сварливо поглядывая из маленького окошка, спросила сидящая в будке тетушка.

Деньги я разделила между сиротскими приютами, а в дарителях указала имя Ноэля Коэна из выпускного курса академии Ос-Арэт.

Когда забирала расписки с поблескивающими магическими печатями, не удержалась и спросила:

– Тетушка, а что же, театральному клубу никто не жертвует?

– Холодно, – буркнула она. – Люди дома перед каминами сидят, а не по этим разным театрам шастают.

Я вытащила из ридикюля кошелек, достала монетку в пятьдесят сантимов и подвинула пальцем:

– На костюмы. Даритель тот же.

Избавившись от денег, я и впрямь почувствовала себя лучше. На радостях, что теперь думаю только о северном диалекте, а не о парне, на нем говорящем, в продуктовой лавке так засмотрелась на длинноволосого мужчину, чем-то напоминающего Ноэля, что забыла, какой джем попросила купить Зои, и взяла наугад из крыжовника. На морозе память вернулась, и я мысленно поблагодарила бога, что угадала правильно, ведь в вопросах вкусностей подружка превращалась в кармическую сестру Чейса-старшего. В смысле, виртуозно выковыривала мозг чайной ложечкой.

В общем, радовалась я очень сильно. Недолго, правда. Стоило подняться по обледенелым ступенькам особняка и под перезвон колокольчика зайти в холл, как из салона высыпали девчонки во главе с Вербеной.

– Посыльный из академии принес. – Подруга протянула деревянный ящичек с нетронутой сургучной печатью и забрала у меня звякнувший баночками бумажный пакет. – Покажешь, что внутри? Мы умираем от любопытства.

– Уверена, Шарлотте прислали цветы в стеклянном шаре или шоколад! – с мечтательным видом протянула одна из соседок.

Пока я стягивала перчатки, расстегивала пальто и вскрывала пломбу, они делились предположениями и практически поспорили на деньги, что именно прислали. Внутри лежали мои бальные перчатки, потерянные в коридоре академии. Поверх небрежно бросили сложенный надвое листик белой мелованной бумаги.

«Ты забыла. Не благодари. Н. К.», – было написано твердым мужским почерком. При взгляде на мелкие литеры без красивостей сердце вдруг сильно-сильно ударило в ребра…

– Посыльный уже ушел? – быстро спросила я, сунув ящичек Вербене.

– В кухне размораживается, – кивнула она и с любопытством заглянула под крышку: – Ой, девочки, такое разочарование! Здесь только перчатки.

– Новые?

– Уже поношенные, – донеслось до меня.

Курьер из Ос-Арэта, по всей видимости, студент-первокурсник, прихлебывал из большой дымящейся чашки травяной чай и отогревался в тепле, ароматно пахнущем мясным бульоном с кореньями.

– Передашь кое-что отправителю? – быстро спросила у парня. – Я оплачу.

Как назло, от невиданных морозов в самописном пере замерзли незамерзающие чернила, так что написать на конверте с расписками о пожертвованиях аккуратно и разборчиво, чтобы не вызвать у получателя ехидной улыбочки, конечно, не удалось. «Ты теперь благодетель. Не благодари. Ч. Т.», – кое-как накарябала я и вручила посыльному вместе с мелкой монеткой.

Казалось, Ноэль должен был прислать какую-нибудь записку в ответ на нахальное послание, но он промолчал.

В понедельник утром я встала спокойная, сосредоточенная и полностью готовая не посрамить уважаемый род королевских послов Тэйр дополнительной пересдачей никому, кроме северян, не нужного диалекта. Боевому настрою безусловно способствовала выпитая настойка боярышника. Еще от нее же чуточку гудела голова. Наверное, пятая порция в три часа ночи оказалась лишней. Зато я почти не дрогнула, когда засветилась золотистым цветом почтовая шкатулка, принявшая с утра пораньше послание.

В неурочное время, когда за окном еще разливалась темнота и до рассвета оставалось не меньше получаса, писать могла только мама. У нее-то, в восточном королевстве Эл-Бланс, куда полтора года назад его величество отправил отца королевским послом, уже прошел второй завтрак, а значит, наступило время рассылать письма. В первую очередь дорогой дочери, наверняка не способной выжить без материнского наставления. Не удивлюсь, если мама, находясь в трех портальных переходах от Ос-Арэта, уже успела узнать о пятничном бале…

Без особого желания я откинула крышку шкатулки. На устланном алой тканью дне покоился черный бархатный конверт с гербом нашей семьи. Внутри лежал ровный квадрат письма, педантично скрепленный свежей сургучной печатью. Мама всегда отправляла послания по всем правилам, словно им предстояло преодолеть путь в пару месяцев, а не в пару секунд. Почерк у нее был каллиграфический. Понятия не имею, сколько ей в детстве пришлось попортить писчей бумаги, чтобы добиться такой ровности литер, но мне сидение над прописью не помогло. Я писала разборчиво, но до идеала, по мнению матушки, конечно, не дотягивала.

«Наша любимая дочь! – Она всегда начинала с большим пафосом. – Мы с твоим отцом желаем тебе удачи на сегодняшнем экзамене!»

Конец. Если родительница пожелала удачи, то бог громко расхохотался и сделал так, чтобы только удача могла спасти меня от провала. Как правило, не спасала.

Откровенно сказать, у меня имелась личная дурная примета: день, начинающийся с послания от мамы – не важно, что именно в нем было написано, возможно, просто рассказано о тропических ливнях Эл-Бланса, – обязательно шел наперекосяк. Примета действовала всегда, даже если письмо проигнорировать.

– Мне конец.

С обреченным вздохом сложив страничку, я сунула в кожаный портфель конспекты и, заперев комнату, спустилась вниз. В холле возле двери, словно его не пустили в гостиную и заставили отираться у порога, с равнодушным видом стоял Алекс.

Он разглядывал черно-белые ромбы на полу у себя под ногами. Из-под дорогого кашемирового пальто был виден форменный пиджак. Услышав шаги на скрипучей деревянной лестнице, нежданный визитер поднял голову и одарил меня колючим взглядом.

Внезапно я поняла, что за выходные ни разу о нем не вспомнила. Даже не задалась вопросом, как он добрался пятничной ночью до поместья. И эта мысль изумила сильнее, чем его появление с утра пораньше в пансионе мадам Прудо.

Вцепившись в перила, я остановилась на ступеньках и резковато спросила:

– Что ты здесь делаешь?

– Доброе утро, Шарлотта, – в ответ очень вежливо поздоровался он.

– Ах, да… Здравствуй, Александр, – кивнула я, отдавая дань манерам. – Почему ты здесь?

Если он был удивлен приемом, то вида не подал и спокойно объяснил:

– Ехал в академию на тренировку и подумал, что стоит тебя подвезти на экзамен. На улице очень холодно.

Только Чейс-старший был способен заставить сына сделать крюк, чтобы забрать невесту из дома и не обмороженной довезти до академии.

– Твой отец приехал в город? – вырвалось у меня.

– Писал, что будет в среду.

С большим недоверием я нахмурилась. Он же не решил выбросить меня на подъеме к Ос-Арэту, чтобы продемонстрировать, каково было добираться по морозу из академии в поместье?

– Шевелись, Шарлотта! Иначе опоздаешь, – привычно-недовольным тоном скомандовал Алекс и открыл входную дверь.

Под истеричный звон колокольчика в холл хлынул сквозняк и пахнуло ледяным холодом. Действительно, стоило поторопиться, чтобы не выстудить первый этаж. Иначе разозлится не только домовик, маниакально любящий тепло, но и все жилички старого особняка.

– Ладно, – кивнула я, быстро сбегая по лестнице. – Спасибо, что заехал.

Мы ехали в принужденном молчании, глядя на светлеющий город в разные окна. Оставив позади проснувшиеся улицы, экипаж повернул под указатель в сторону замка Ос-Арэт и начал подниматься в гору. Если бы Алекс захотел меня высадить, то пришлось бы по холоду, глотая ледяной ветер, добрые полчаса карабкаться вверх по заснеженной дороге… Зато точно не замерзнешь. Наверное, даже согреешься.

– Слышал, Шарлотта, что ты хорошо провела время в пятницу, – вдруг в тишине, разбавленной лишь стуком колес, сухо вымолвил Алекс.

Внутри екнуло. Он поэтому сегодня явился? Решил обсудить бал?

Я медленно повернула голову. С непроницаемым видом он продолжал смотреть в почти замерзшее окно, словно действительно мог в нем что-то разглядеть.

– А я видела, как ты чудесно проводил время в пятницу, – парировала в ответ.

Алекс повернулся. В седых предрассветных сумерках замкнутое лицо терялось в тени.

– И как, Шарлотта, тебе понравилось целоваться с северянином? – с ледяной интонацией вымолвил он.

– Да, – не отводя взгляда, спокойно ответила я. – Сравнить, конечно, не с чем, но, по-моему, было очень неплохо… А тебе понравилось с той девушкой? Не запомнила, как ее зовут.

В синих глазах собеседника появилось напряжение. На лице заходили желваки. Держать драматически длинные паузы мне никогда не хватало характера.

Молчание я прервала первой. Говорила без издевки, но, полагаю, Алекс посчитал иначе:

– Не стоило упоминать ее? Не злись. Это от удивления, что ты заговорил о Ноэле.

– Ты называешь его по имени? – Губы жениха дернулись в нехорошей усмешке.

– А ты предполагал, что я обращаюсь к нему «северянин»? – сыронизировала я. – Кстати, как ты добрался до дома?

– Как видишь, благополучно, – отрывисто бросил он и вновь отвернулся к окну, за которым уже тянулась замковая стена Ос-Арэта.

Момент, когда карета вкатила в раскрытые ворота академии, можно назвать историческим в жизни Шарлотты Марии Тэйр! Внезапно пришло осознание, что за эти бесконечные выходные меня перестала трогать реакция собственного жениха на наш поцелуй с Ноэлем. Что мне до его эмоций? Я в своих-то полностью запуталась.

Жизнь в академии начиналась рано, а во время экзаменационной декады вообще не останавливалась. Над площадью перед главным входом уже погасла вспыхивающая с наступлением темноты световая сеть, на парадной лестнице под колпаками из мутной слюды медленно угасали магические огни. Сновали студенты, громыхали частные экипажи и академические омнибусы, курсирующие между замком и городом.

Экипаж остановился. Кучер услужливо открыл дверь, впустив в согретый заклятием салон холод и грохот площади.

– Хорошего дня, Алекс, – по привычке пожелала я и, подхватив с сиденья портфель, выбралась на мостовую.

– Шарлотта! – вдруг позвал он.

Я обернулась:

– Что?

– Как, по-твоему, я должен… Нет, ничего. – Словно его задерживали насильно, он поморщился и помахал рукой, то ли предлагая мне отправляться на экзамен, то ли требуя от кучера поторопиться и отвезти его в восточное крыло, где находились залы для атлетических и магических тренировок.

– И тебе удачи на экзамене, Алекс, – не удержалась от шпильки.

– У меня нет сегодня экзаменов, – отозвался он.

– Знаю.

На мгновение мы встретились глазами. Разрывая зрительный контакт, я развернулась и пошагала к парадным дверям. Стрелки больших круглых часов на башне факультета бытовой магии приближались к восьми утра, и замок приготовился к трубному громогласному бою, частенько слышному даже у подножия горы.

Входя в огромный холл с высоченным потолком, я ждала тех самых последствий, о которых говорил Ноэль. Мысленно представляла, как народ, разом замолчав, резко повернется и начнет восторженно шептаться, со всей страстью осуждая прилюдные лобзания. В реальности на меня никто не обратил внимания, не заметил появления и даже не обернулся. Видимо, за выходные новость перестала быть горячей и все о ней думать забыли.

Даже в гардеробной, любимом месте для встреч академических сплетников, куда пришлось заглянуть, чтобы отдать пальто заботам замковых домовых, до меня никому не было никакого дела. Облегчение, правда, долго испытывать не пришлось. Когда я поднялась по лестнице, устланной зеленым ковром, меня бесцеремонно окликнули:

– Тэйр!

Невольно оглянулась, хотя следовало бы не заметить крика. Возле перил стояла компания незнакомых парней в форменных пиджаках с гербом факультета высшей магии на нагрудном кармане.

– Подойди, – повелительным кивком скомандовали мне. Хорошо, не щелкнули пальцами, как подавальщице из придорожной таверны.

Выгнув бровь, я изобразила крайнюю степень недоумения, которое действительно испытывала, и развернулась, намереваясь прибавить шаг, чтобы не опоздать на экзамен.

– Шарлотта! Да постой ты! – Неожиданно один из представителей «цвета факультета высшей магии» вспомнил мое имя и обрел подвижность, на удивление ловко догнав, перегнав и даже преградив путь.

– Говори, – сдалась я. – Только быстро. У меня через десять минут начинается экзамен.

– Извини. – Он старательно отводил взгляд, смотрел то над моим плечом, то в пол. – За спор. Мы были неправы, что оскорбили тебя.

– Еще как неправы! – на всякий случай согласилась я и, хоть внешне оставалась высокомерно-насмешливой, даже руки на груди скрестила, но мысленно присвистнула. – Если вы решили коллективно извиниться, чтобы получить обратно деньги, то поздно. Ничего не выйдет – они уже потрачены.

– Нет-нет! – Парень вдруг страшно испугался. – Деньги ни при чем! Просто это… скажи ему, что мы искренне извинились и ты простила.

– Кому ему? – не поняла я. – Чейсу?

– При чем здесь Чейс? – теперь уже озадачился он. – Я о Коэне.

Парень быстро оглянулся назад, словно боялся, что Ноэль появится в коридоре, как проклятый колдун, чье имя не следовало упоминать всуе, чтобы не накликать беды.

– Ноэлю Коэну? – на всякий случай уточнила я. Вдруг в академии учится его однофамилец, ввергший в шок золотую молодежь? Но представитель этой вечно скучающей касты утвердительно кивнул.

– Кхм… – глубокомысленно протянула я. – Хорошо, я скажу ему, что больше не в претензии. Еще что-то?

– Еще раз извини.

– Извинила. Теперь ты подвинешься?

Парень наконец отошел с дороги.

– Удачи на экзамене.

Я заторопилась в лекционную аудиторию, где должен был проходить экзамен, но к началу все равно не успела. Перед закрытой дверью туда-сюда ходили издерганные однокурсники, и на мое появление вновь никто не обратил внимания.

– Канахен спрашивал о тебе, – прошептала староста и с полубезумным видом, не сводя с меня глаз, принялась беззвучно шевелить губами. Видимо, повторяла наизусть вызубренный текст.

Профессор полжизни провел в Норсенте, легко изъяснялся на всех диалектах полуострова и испытывал презрение к каждому, кто оказывался не в состоянии при случайной встрече поздороваться без чудовищного шай-эрского прононса. Особенно если «каждый» – дочь уважаемого королевского посла.

Неожиданно в благопристойной тишине зазвенели возбужденные девичьи голоса. Они стремительно приближались к закрытой аудитории.

– Шарлотта! Ты стоишь тут под дверью и ничегошеньки не знаешь! – с восторгом прострекотала одна из опоздавших однокурсниц. – В центральном холле твой Алекс сцепился с северянином!