Читать книгу Наследница - Марина Ефиминюк - Страница 3

«…После несчастья, случившегося с отцом, я уехала на некоторое время из королевства, но не ожидала, что путешествие растянется так надолго. По возвращении беспокоить семью моим внезапным появлением я не стала и провела несколько дней в доме Кастана Стоммы, но намереваюсь вернуться в родовой особняк…»

Из письма Анны В. к Еве, двадцатисемилетней вдове ее отца, Валентина Вишневского.

Темный гулкий холл родового особняка был завешен десятками таких же темных портретов. Со всех сторон на меня смотрели давно умершие родственники Вишневские, и в каждом лице светился укор за то, что единственная прямая наследница их фамилии напрочь забыла свою родословную.

Среди прочих я отыскала седовласого представительного мужчину – моего отца, но уголок золоченой рамы на картине совершенно пошло перетягивала черная лента, дававшая понять, что человек отправился по солнечной дороге на невесомое облако. В нише висел мой собственный портрет, скрытый огромным букетом дурманно пахнущих белых лилий, насколько мне помнилось, считавшихся кладбищенским цветком.

Неожиданно перед мысленным взором промелькнуло короткое воспоминание:

…Худой тип с изъеденным оспой лицом рассматривает экспозицию с таким серьезным видом, будто мы стоим в зале Королевской Алмерийской галереи, а не в старом особняке с текущей крышей и стылыми комнатами.

– Анна, у вас очень красивый дом, – говорит он светским тоном.

– Вы меня убиваете, – закатываю я глаза. – Наш дом похож на завешенный портретами покойников склеп, здесь даже холодно, как в склепе…

– Анна! – мертвую тишину разрезал высокий женский голос. За моей спиной раздался перестук каблучков, и, прежде чем оглянуться, я коротко выдохнула.

Ко мне торопилась темноволосая нима в небесно-голубом узком платье – Ева. По рассказам Глэдис, ее взяли в дом в качестве моей дуэньи, но не прошло и полугода, как с этажа для слуг она спустилась в хозяйскую спальню.

– Здравствуй, Ева, – произнесла я, надеясь, что до потери памяти не называла ее «маменькой».

– Какая радость, что ты вернулась домой! – Она чмокнула воздух рядом с моим ухом. – Как ты могла уехать и ничего не сказать? За столько времени ни одной весточки! Мы боялись, что тебя нет в живых.

– Я заметила, – отозвалась я, намекая на прошение признать меня погибшей.

Незнакомая красивая женщина, пахнущая похоронными лилиями, вызывала чувство глубокой неприязни. Наверняка причина крылась в нашем общем прошлом, иначе выходила странная вещь, будто мне до нервической почесухи хотелось вцепиться в волосы совершенно незнакомой нимы.

– Все в синей гостиной. Пойдем?

Знать бы еще, где находилась гостиная, почему она – синяя и куда делся Влад? Он пожелал осмотреться, а сам как сквозь землю провалился. Я бросила тоскливый взгляд на распахнутые двери, через которые лакеи заносили пыльные дорожные сундуки.

Если я посчитала холл мрачным, то только потому, что не помнила гостиной, действительно наряженной в синий цвет. Стены, мебель и ворсистый ковер отливали оттенком предгрозового неба, отчего даже в светлое время суток просторное помещение наполняли хмурые сумерки.

Когда я появилась на пороге, то в мою сторону уставились три пары глаз, а в комнате установилось ошарашенное молчание. Складывалось ощущение, что родственники Вишневские до конца не верили в возвращение наследницы. Мы разглядывали друг друга так, как будто виделись впервые. Впрочем, лично для меня живущие в отцовском доме люди действительно являлись незнакомцами с гравюр.

– Добрый день, – прервала я долгое молчание.

– И впрямь Анна, – протянул господин с редкими седыми волосами, забранными в неряшливый хвост на затылке, и немедленно опрокинул в себя рюмашку аперитива. Дядюшка Уилборт – припомнила я имя.

– Или очень на нее похожа, – усмехнулся высокий худой тип с узкими усиками, придававшими ему хищный вид. – Что же ты встала на пороге, милая кузина?

Нервное лицо мужчины мне было знакомо по многочисленным домашним карточкам, но вот имя, как назло, совершенно выветрилось из головы. Алан, Алик, Ален или как-то еще? Наверное, будет странно, если я начну сыпать официозом и называть родственника, пускай и дальнего, «суним Вишневский». Или у него и фамилия другая? Глэдис говорила, что он приехал из глубокой провинции лет пять назад и помогал отцу с делами.

На диване восседала тетка Клотильда, худосочная бледная женщина с такой идеальной осанкой, словно под платьем у нее, как у гимназистки, была засунута линейка. Меня она встретила величественным кивком головы.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я опустилась в большое кресло, устеленное плоской, как блин, подушечкой. Продавленное сиденье немедленно отозвалось возмущенным скрипом, в ногу впилась пружина, а на лицах родственников появилось такое выражение, будто на их глазах было совершено святотатство.

Я с недоумением изогнула брови.

– Ты села на кресло своего отца, – сдавленным голосом пробормотала Ева.

Знала бы, что плюхнусь в святое место, осталась бы стоять! Точно ужаленная пружиной, я вскочила с кресла и пристроилась на краешек дивана рядом с Клотильдой. Какие у нас были отношения?

– С манерами у тебя все так же туго, – пробормотала тетка и, подхватив трость с костяной крючковатой ручкой, величественно поднялась. – Пойду, подгоню этого нового повара, иначе, пока он будет варганить свои бершамели, Уилборт не сможет ни лыка связать, ни сбершамелить.

Дядюшка немедленно поперхнулся очередной рюмкой аперитива и, я могла поспорить, едва слышно пробормотал под нос:

– Злобная ключница!

Неожиданно она остановилась в дверях и бросила через плечо:

– Негодная девчонка! Где это видано, чтобы Вишневские убегали из дома? Хвала Святым Угодникам, тебе хватило ума вернуться!

Величественной походкой, постукивая тростью и позвякивая ключами, она скрылась из виду. Глэдис говорила, что жесткой прямолинейности я набралась именно от тетки Клотильды, рано овдовевшей, а потом в течение трех лет похоронившей двух сыновей и смирившейся с участью приживалки в богатом доме.

– Злобная ключница! – уже погромче ей вдогонку повторил Уилборт и смело налил в рюмашку очередную порцию вечернего аперитива. Дядька выглядел неопрятным и неухоженным. Темно-зеленый бархатный камзол расходился на животе, коленки брюк висели опавшими пузырями, волосы лоснились. Похоже, дядюшка являлся большим любителем плеснуть за шиворот.

– Я налью чаю. – В удрученном молчании Ева принялась отчаянно звенеть чайным сервизом.

Как же мне не хватало подсказок Глэдис, невовремя слегшей с жаром! Стоило сослаться на дурное самочувствие и сбежать из «синей комнаты пыток», но меня точно пристрочили к дивану крепкими нитками. Я приняла из рук мачехи кружку с холодным травяным настоем, какой называть чаем не повернулся бы язык даже у пьяного Уилборта, и сделала глоток. Во рту появилась горечь, а на зубах – ошметок размоченного листика мяты.

– Так кто ты, нима? – вдруг вымолвил кузен сквозь зубы, поджигая тонкую папироску.

У меня дрогнула рука. Питье выплеснулось на блюдце и немножко на шелковую светлую юбку.

– Что ты хочешь сказать?

– Как мы можем быть уверены, что ты действительно Анна? – продолжил он, выпустив в мою сторону облако табачного дыма. – За последние три месяца мы столкнулись с пятью мошенницами. Они выглядели точно так же, как ты. Глаза, волосы, манеры. В наши дни магия стала столь искусной и сложной, что закамуфлированное лицо выглядит как реальное. Ты тоже носишь подвеску с кристаллом.

Невольно я потрогала украшение, надетое просто по привычке, и обвела притихшую комнату вопросительным взглядом:

– Вам нужны доказательства? Ева, ты тоже считаешь, что я – самозванка? Дядюшка Уилборт?

Судя по тому, как мачеха с дядькой поспешно отвели глаза, они разделяли мнение кузена.

– Мы научены горьким опытом, а потому я требую, чтобы мы провели ритуал на определение кровного родства, – заявил он.

– И когда выяснится, что Анна – настоящая наследница, как ты поступишь? – раздался из дверей насмешливый голос Владислава. – Уедешь отсюда? Ведь оставаться в доме, поставив под сомнение личность единственной владелицы, будет не комильфо. Скажи?

Он вошел, с нарочитой небрежностью держа руки в карманах брюк, и узел страха, завязавшийся в моем животе, начал тихонечко таять.

– Добрый день, – с нахальной самоуверенностью поздоровался Влад, похоже, чувствуя себя абсолютно свободно с чванливыми аристократами.

– Вы кто? – изумленно вопросил мой кузен.

– Познакомьтесь – Владислав Горский, – выпалила я, вскакивая с дивана. – Мой жених.

Из рук Евы выпала чайная ложка и звонко ударилась о наборный паркет.

– Жених? – эхом повторила она, отчего-то сильно побледнев.

– Нима Вишневская? – Он кивнул и с изяществом поцеловал Еве руку. – Нас представляли этой зимой.

– Я… я помню, – запнулась она, поспешно отдергивая пальчики, словно едва заметное прикосновение мужских губ ее обожгло.

– Владислав сопровождал меня в путешествии, – выпалила я заготовленную ложь, но тут же оговорилась: – Но с нами была Глэдис, бывшая помощница папы.

– Кстати, живем мы тоже вместе, – объявил Влад, выставив меня, мягко говоря, девицей довольно легких нравов, и добавил со светской улыбкой: – Правда, без Глэдис.

Одарив насмешника выразительным взглядом, я тяжело вздохнула и отхлебнула отвратительного пойла. Похоже, три месяца до объявления меня законной наследницей обещались стать самыми долгими в моей жизни.

Мой взгляд остановился на семейном портрете, висевшем над каминной полкой. Папа с важным видом сидел на стуле с высокой спинкой, а мы с Евой стояли от него по обе стороны. Король, наследная принцесса и ведьма.

Еще имелись пьяница, ключница и управляющий-мошенник, а венчала макушку семейного торта сортовая вишенка – Владислав Горский. Все, как я описала в своем блокноте несколько дней назад.

* * *

Спальня, куда меня определили, была обставлена с мрачным минимализмом. Стоя в дверях, я следила, как горничная с деловитым видом подошла к окну и смачно жахнула тяжелыми портьерами. В стылую комнату ворвался прозрачный вечерний свет, а в воздухе заклубились облака легкой пыли.

– Генеральную уборку делали весной, – для чего-то объявила служанка и любовно расправила на атласном покрывале, застилавшем кровать, несуществующие складочки.

Тут с первого этажа притащили дорожные сундуки. Служанки принялись развешивать наряды, простые, купленные в лавках готовой одежды.

– Нима Анна, – вдруг обратилась одна из горничных, – может быть, вам захочется забрать какие-то наряды из старого гардероба? Некоторые еще в чехлах висят.

Глядя на незамысловатые вышивки, недорогие ткани, я вдруг вспомнила небесно-голубое бархатное платье мачехи. Могла ли я взять одежду, принадлежавшую той Анне, девушке, которая никогда не исписывала блокноты странными словами, пила на мосту ледяное игристое вино в компании друга-мужчины и говорила людям в лицо правду?

– Просто развесьте, что есть.

Стараясь скрыть замешательство, я сделала вид, будто осматриваю свои новые владения. На самом деле, мне было абсолютно наплевать, где жить, но имелась здесь одна смущающая вещь – дверь в смежную комнату, куда заносили вещи Влада. Дверь выглядела внушительной, крепкой и добротной, как каждый предмет в гостевой спальне. Под изогнутой медной ручкой щерилась щель замочной скважины, но только на поверку замок оказался незапертым.

– А где ключ? – поинтересовалась я у горничных.

– Потерян, – коротко ответила одна из девушек и вдруг, вспыхнув, выпалила: – Зачем вам ключ, нима Анна, все равно ведь вместе…

– Помолчи ты! – испуганно зацыкали девушки на товарку, очевидно, заметив мою кислую гримасу.

Распаковка вещей много времени не заняла, и когда горничные оставили меня наедине с комнатой, я попыталась прикинуть, чем бы припереть общую дверь. Не то чтобы мне думалось, будто Влад мог перепутать в темноте кровати…

Однако мебель в спальне выглядела громоздкой и основательной, расставленной на годы, без расчета на неспокойного жильца, желавшего устроить перестановку. Так что передвинуть комод с узкими ящиками или секретер с полированными дверцами не представлялось возможным даже в теории. Пришлось проникнуть на вражескую территорию, в смысле, в соседнюю спальню к Владу.

В самом углу под серым покрывалом нашлась дряхлеющая козетка с вытертой до белесых проплешин обивкой. Прикинув, что вполне могу перекрыть дверь ею, я попыталась двинуть козетку с места, но изящная с виду, она оказалась совершенно неподъемной. Пришлось поднять ее с одного конца, сжав от натуги зубы, и попытаться протащить волоком, отчаянно скребя ножками по паркету.

Пыхтя и обливаясь потом, я допилила до середины комнаты, когда на моем пути пролег подло собравшийся гармошкой ковер. Пальцы разжались, козетка бухнулась на пол с таким грохотом, что, наверное, даже в подвале разбежались мыши. По паркету растянулись две неровные белые царапины.

– Тяжелая? – раздался ленивый голос.

– Не то слово… – отозвалась я и, замерев на мгновение, осторожно оглянулась через плечо. В дверях, привалившись плечом к косяку и скрестив руки на груди, стоял Влад.

– Боюсь спросить, но что ты делаешь? – заломил он бровь.

– Эм-м? – Я почувствовала, что едва-едва остывшее лицо снова наливается нездоровой краснотой. – В моей спальне мало мебели?

Прозвучало вопросительно и, главное, не очень-то убедительно.

– Вот как? – Он понятливо кивнул, улыбнулся, отчего, подлец, стал выглядеть еще более привлекательным. – А я решил, что ты пытаешься заставить дверь.

– С чего бы мне это делать? – Я кашлянула, проклиная себя за то, что вообще взялась двигать мебель.

– Не хочу настаивать, но, даже на мой взгляд полного профана, дверной проем лучше заставлять шкафом. У них форма одинакова, – принялся издеваться он. – Не думаю, что козетка меня остановит, если как-нибудь ночью я решу ворваться в твои покои и воспользоваться твоей… беззащитностью.

– Но есть шанс, что ты об нее споткнешься и сломаешь себе шею.

Я это сказала вслух?!

– С другой стороны, в твоем выборе есть рациональное зерно, – беспечно продолжил Влад, проигнорировав мое в высшей степени обидное замечание, – туалетная комната у нас одна на двоих и находится именно на моей половине, так что через козетку будет проще перебраться, чем через шкаф, если вдруг у тебя прихватит живот…

– Хорошо! Ты прав! Козетка будет лишней! – выпалила я, прерывая поток насмешек.

– Нет, если ты предпочитаешь унитазу ночную вазу, то я с радостью помогу тебе… – Он было двинулся в мою сторону.

– Оставь! – категорично заявила я, выставив вперед руку. – Общая незапертая дверь – это даже хорошо. В случае пожара у нас появится больше шансов спастись.

Не зная, как скрыться от позора, я бросилась в коридор, на ходу заявив:

– Хочу до ужина осмотреть дом.

– Тебе составить компанию? – В голосе Влада звучал смех. – Вдруг заблудишься?

– У меня есть следящий кристалл, – брякнула я, точно моя подвеска могла служить компасом и не работала исключительно на поиск хозяина.

Я бросилась вперед по коридору, не замечая, куда иду, с единственной целью убраться подальше от совместных покоев. И только оказавшись на лестнице с притушенными магическими огнями, осознала, что действительно заплутала в огромном негостеприимном особняке.

Снизу доносились приближавшиеся голоса горничных. Видимо, сама того не понимая, из хозяйской половины я очутилась в крыле, куда селили прислугу.

– А она мне показалась милой, – говорила одна из девушек.

– Кто? – фыркнула другая. – Наследная Принцесса? Да она хуже Ведьмы!

– Зато она хорошенькая, – заспорила первая.

Выходило, что прозвища домашних, записанные мною в блокнот, нам дали служанки, и в прошлом, видимо, я вполне была с ними согласна.

– Вы видели ее жениха? Глаз не оторвать! Ведьма даже в лице поменялась, когда он вошел, – хихикнула первая сплетница.

– Сразу видно, что Святыми Угодниками в глаза поцелованный[5], – пропыхтела другая.

Тут наши пути сошлись. Сплетницы были из тех, что еще полчаса назад разбирали мои немногочисленные пожитки. Увидев меня на лестнице, две девушки испуганно замерли, а третья, отставшая от проворных товарок, пыхтя и придерживая юбки, поднималась следом.

– А правда, что они в одних покоях живут? – не заметила она меня.

Вопрос повис в воздухе. На лицах служанок нарисовался ужас.

– Правда, – сухо ответила я.

Сплетница испуганно вскинулась, открыла рот, но так ничего и не сказала.

– Где зеленая гостиная? – коротко спросила я, откровенно говоря, даже не задетая обсуждениями.

– Зеленая? – Девушки непонимающе переглянулись.

– В смысле, синяя.

– Внизу. – Мне указали пальцем в лестничный пролет. Логично, что не на чердаке.

– Благодарю.

Они испуганно построились по стенке, и совершенно алогично мне стало неловко за подслушанный разговор, явно не предназначенный для ушей «той самой Принцессы». Едва я исчезла из поля зрения, как девушки страстно зашептались, костеря подругу.

– Вы думаете, что она все слышала?

– Я и сейчас все слышу! – прикрикнула я на жалобное бормотание.

Последовала напряженная пауза, а потом по ступенькам застучали каблучки. Служанки дали от меня деру, как расшалившиеся гимназистки – от директора, и я поймала себя на том, что закатила глаза.

По первому этажу разносилась тонкая нежная мелодия музыкальной шкатулки. Хрупкие, несмелые ноты повторялись и повторялись, точно кто-то раз за разом приоткрывал крышку. На одно мгновение перед мысленным взором мелькнуло неясное воспоминание о сонме разноцветных бабочек, порхающих под выбеленным потолком, а секундой позже совершенно неожиданно для себя я провалилась в воспоминание.

…На широком письменном столе стоит музыкальная шкатулка. Импозантный мужчина, мой отец, распахивает резную крышку с магическим кристаллом в центре мудреного узора. Вместе с мелодией в воздух выплескиваются разноцветные бабочки. Они выглядят совсем как настоящие, мерцают и трепещут бархатные крылья.

Одна, сине-красная, садится мне на плечо, и, поморщившись, я сбиваю ее коротким щелчком. Бабочка мгновенно рассыпается золотистыми блестками.

Ненавижу бабочек. Почему их считают красивыми? Цепкие лапки, хищные усики, из всей красоты – хрупкие нервические крылья.

– Думаю, что моя новая маменька будет в восторге, – фыркаю я.

– Почему ты настроена против Евы?

– Потому что она годится тебе в дочери.

– Как всегда, резка и прямолинейна. Ты могла бы быть с ней помягче?

– Меня пугают кроткие люди, начинаю выискивать в них червоточины, поэтому я предвзята. Кстати, ты позвал меня, чтобы посоветоваться, понравится ли подарок твоей молодой супруге? Знаешь, это жестоко по отношению к ревнивой дочери.

– Я позвал тебя, чтобы показать вот это. – Он ловит неприметную бабочку с полупрозрачными крыльями, похожую на ночного мотылька, и на его ладони она превращается в гладкий шарик. Внутри кристалла пульсирует колдовское сердечко.

– Что это? – удивляюсь я. Никогда прежде не видела такой магии. Видимо, отец отвалил за нее целое состояние.

– Кристалл, который записывает все разговоры в этой комнате…

Придя в себя, я решительной походкой направилась в кабинет, безошибочно нашла дорогу, словно бы минуту назад не чувствовала себя чужачкой в незнакомом доме. Толчком раскрыла двустворчатые двери в большую светлую комнату с бежевым ковром, где, если верить воспоминаниям Глэдис, нашли мертвое тело отца.

Шагнула внутрь и встретилась взглядом со стройной светловолосой девушкой, стоявшей у большого письменного стола. В руках она держала отцовскую магическую шкатулку «с сюрпризом», а над ее головой порхали выпущенные на волю разноцветные бабочки. Мелодия звучала так долго, что начинала хрипеть – разряжался музыкальный кристалл.

– Нима Клотильда попросила принести счетные книги, а я случайно уронила шкатулку, когда доставала их, – вдруг принялась оправдываться незнакомка. – Я хотела поставить ее на место, но никак не могу спрятать бабочек.

Блондинка говорила так, словно мы были давно знакомы, но никто, ни Глэдис, ни Кастан, ни разу не упомянули о ней.

– Я помогу, – отозвалась я, надеясь интуитивно понять, как закрыть крышку.

– У меня не очень-то с магией, – заговорщицким тоном призналась она.

Видимо, девица работала помощницей тетушки.

Когда она со смущенной улыбкой протянула мне шкатулку, то наши пальцы случайно соприкоснулись, и вдруг мою руку до самого локтя парализовало от болезненного магического удара, а кристалл в подвеске на шее явственно хрустнул. От неожиданности я даже отпрянула, и шкатулка рухнула между нами на пол. Крякнув, утихла мелодия.

– Извините! – испуганно округлила глаза бедняжка и хотела было поднять шкатулку.

– Все нормально, – остановила я. – Ты иди, я сама.

Бабочки все еще порхали в воздухе, и мне хотелось выловить ту единственную, в которой пряталась магия.

– Вы можете не упоминать в присутствии своей тетушки об этом? – попросила она, в растерянности указывая на шкатулку. – Вы же знаете, какая она бывает… категоричная.

– Конечно. И возьми счетные книги, – напомнила я, кивнув на стопку.

Охнув, девчонка подхватила тяжелые рукописные фолианты с неприметными обложками и направилась к дверям. Невольно проводив ее задумчивым взглядом, я проверила кристалл в подвеске. Оказалось, что гладкий круглый камешек, обладавший твердостью алмаза, покрылся сеткой мелких трещинок. Магическое сердечко, исправно бившееся внутри него, потухло. Никогда с таким не сталкивалась.

Оставшись один на один с пустым кабинетом, я подняла шкатулку и нащупала на дне почти незаметный, вживленный в днище кристалл. Разноцветное облако бабочек стало тускнеть, а одна, похожая на ночного мотылька с полупрозрачными крыльями, упала в мою подставленную ладонь теплым шариком. На поверку оказалось, что сокращавшийся сгусток энергии, даривший мертвому камню магическую жизнь, едва-едва теплился.

Сколько запечатленных минут сохранилось в затухающем резервуаре?

Устройство для чтения запечатленных на кристалле сообщений стояло тут же, на столе, и напоминало стеклянную колбу. Без колебаний я опустила туда шарик. Кристалл мгновенно засветился, и вдруг в тишине разнеслось очень громкое шипение. Сморщившись, я подкрутила кольцо, опоясывавшее конец трубки, и звук стал тише.

Возможно, отец и не подозревал, что заплатил золотые за испорченную магию, или же кристалл после смерти хозяина слишком долго записывал безмолвие пустого кабинета, а потому совсем разрядился…

Но вдруг в тишине из жернова трубки вырвался страшный сип, и я оцепенела. Человек кашлял и хрипел в предсмертных судорогах.

– Пилюли… – стонал он. – Дай мне пи-люли…

Что-то ухнуло на пол, разбилось. Раздался страшный грохот, его сменила пустая тишина, а несколькими секундами позже по кабинету прошелестели быстрые шаги. Под чужой ногой скрипнула дощечка в наборном паркете, воровато закрылась дверь, в безмолвии щелкнул замок…

Кристалл с тихим шипением растворился, превратившись в голубоватый, терпко пахнущий магией дымок. Словно выходя из транса, я с трудом разжала крепко стиснутые кулаки. На ладони остались покрасневшие лунки от ногтей.

В ту страшную ночь кто-то находился рядом с отцом, следил за тем, как он умирал в корчах, но не пожелал протянуть руку помощи.

Жил ли человек, который фактически являлся убийцей папы, в особняке?

* * *

Ужинали поздно, в малой столовой. Имелась еще и большая, но она была заперта на замок и, похоже, открывалась исключительно по большим праздникам.

Посреди длинного стола между вазонов с фруктами сверкали разлапистые четверорогие канделябры с длинными, как настоящие свечи, магическими кристаллами. Горели настенные светильники, и от излишней иллюминации лица родственников (скорее всего и мое) выглядели, мягко говоря, болезненными, словно мы все дружно заработали несварение желудка.

Из гостиной, соседствующей со столовой, доносился удальской храп Уилборта. Дядюшка так увлекся аперитивом перед ужином, что до закуски не дотянул и остался спать на кушетке.

Кузен развалился на стуле, закурил тонкую папиросу, и в воздухе заклубился ускользающий ручеек дыма.

– Как ты находишь дом, милая сестрица? – спросил он ленивым голосом. – Слышал, что ты устроила экскурсию?

Помощница Клотильды, скромно поглощавшая еду в самом конце стола, виновато опустила голову. Видимо, в роли доносчика выступила она.

– Особняк по-прежнему похож на склеп, – искренне высказалась я, и со стороны Влада раздался едва слышный смешок.

– Как тебе новая комната? Удобная? – осторожно вставила тихим голосом Ева. – Не понимаю, почему ты не захотела жить в своей спальне.

Потому что она, светлая, нарядная, с фарфоровыми куклами на полках и дорогими платьями в гардеробной, не принадлежала мне.

– Я довольна новым жильем, – сухо отозвалась я.

– Особенно смежной дверью без ключа и козеткой. Последнюю мы даже опробовали, – вставил фальшивый жених, не дав мне открыть рта. Прозвучало столь двусмысленно, что у дам вытянулись лица, а кузен насмешливо хмыкнул. Я поперхнулась и схватилась за бокал с водой.

И вот тогда она, Ева, бросила на Владислава быстрый взгляд, не замеченный никем, кроме меня. Невольно я выпрямилась на стуле. Влад рассказывал, что в прошлом я знакомила его с отцом и новой маменькой. Мы обедали в ресторации Королевского Отеля, и случился огромный скандал. Они больше никогда не встречались, даже мельком не пересекались, но… разве на плохо знакомых людей бросают такие вот, словно украденные, тайные взоры?

– Надеюсь, милочка, что тебе хватит здравого смысла порвать с этим типом до того, как все узнают, что вы спите вместе без благословения молельщика, – вырвал меня из размышлений резкий голос тетушки Клотильды.

– А?

Она указала на нас вилкой:

– Ты представляешь, сколько кривотолков пойдет в свете?

Я пару раз непонятливо моргнула. У Вишневских принято поливать грязью человека, делая вид, будто он не сидит с ними за одним столом? Однако, казалось, Влад не обратил внимания на оскорбительный выпад.

– Считаешь, что я слишком прямолинейна? – уточнила Клотильда у него, но вопрос ответа не подразумевал, поэтому она немедленно продолжила: – Она наследница, в ней течет королевская кровь, а ты – без роду, без племени. Тебя никогда не примут в свете.

– Это меня должно задевать? – уточнил он и с потрясающей улыбкой произнес: – Я люблю вашу племянницу и сразу по окончании траура по Валентину собираюсь жениться на ней. Если после свадьбы нам придется пере-ехать из столицы в Гнездич, что ж, мы так и поступим. А что касается королевской крови, так у каждого свои недостатки.

– Для начала вам надо доказать, что девушка, сидящая здесь, действительно Анна Вишневская, – вставил кузен и с довольным видом смял в пепельнице папиросу.

– Хорошо, – кивнула я. – Раз вам нужны доказательства, то, дорогой кузен, я вызову мага на завтрашнее утро. После того как он подтвердит, что я действительно Анна Вишневская, ты передашь дела Владиславу и покинешь мой дом. Своему жениху я доверяю больше, чем тебе.

Заявление изумило даже Влада.

– Ты в своем уме? – возмутилась Клотильда. – Эрик много лет управлял делами Валентина. Ты прекрасно знаешь, как он доверял ему!

– Поэтому в своем кабинете папа записывал все разговоры? Из доверия? Или для семейной истории? – делано усмехнулась я и с фальшивым удивлением изогнула брови, заметив оцепенение семейства: – Магическая шкатулка с бабочками на самом деле не просто забавная игрушка, а вещица, запоминающая абсолютно все разговоры.

Если заявление и встревожило кого-то из домашних, то виду никто не показал. Вероятно, совместное выживание в особняке Вишневских воспитывало в жильцах нечеловеческую выдержку и умение блефовать.

– Папа умер, – в гробовой тишине продолжила я, – а меня не было рядом, и я хочу узнать, чем он занимался в последние минуты своей жизни. Так что, поверьте, я тоже буду с нетерпением ждать завтрашнего приезда мага.

Дело было сделано! Наживка – брошена. Кто из них выдаст себя?

Сняв с коленей салфетку, я поднялась из-за стола.

– Спасибо за ужин. От вашей теплой компании у меня точно случится заворот кишок, – последняя фраза вылетела сама собой, по инерции.

Стены родного дома начинали будить спящую глубоким сном прежнюю Анну Вишневскую.

* * *

Тот, кто находился с отцом в последние минуты жизни и спокойно, не произнеся ни слова, следил за тем, как он умирал, должен был прийти за шкатулкой сегодняшней ночью. Он не мог упустить единственный шанс спрятать правду. Пока семейство продолжало давиться едой, я незаметно проникла в пустой кабинет, чтобы устроить засаду.

На освещении в особняке экономить не привыкли. На широком столе горела настольная лампа с зеленым стеклянным колпаком. Впрочем, приглушенный магический кристалл едва справлялся с подступавшим из углов полумраком.

В нерешительности я оглядела комнату, не зная, где спрятаться. Лезть под стол и сворачиваться на ледяном полу бубликом меня не прельщало, зато в шкафу за дверцами на поверку обнаружилась довольно глубокая ниша. Большую часть ее занимали ящики с документами, но при желании туда можно было поместиться и даже подглядывать за комнатой через узкие щели-прорези, расположенные на уровне глаз.

Не успела я хорошенько присмотреться к убежищу, как за спиной щелкнул замок. Я стремглав заскочила внутрь шкафа, проворно закрыла дверцы и в тесном пространстве неловко зацепилась волосами за угол нависавшего над головой ящика. Чтобы освободиться, пришлось, сжав зубы, выдрать клок волос.

Кто-то вошел. Я даже затаила дыхание, припала к щелке в дверной створке, пытаясь разглядеть человека, попавшего в немудреную ловушку. Однако время шло, веско и басовито тикали высокие напольные часы, а гость даже не появился в поле зрения. И в общем-то складывалось странное ощущение, что мы друг друга брали измором. Кто кого пересидит?

– И долго ты собираешься прятаться? – прозвучал спокойный голос Владислава.

Проклятье!!!

Я прикусила язык, решив до победного конца изображать шпиона. Влад остановился напротив шкафа, сунул руки в карманы, склонил голову. Без пиджака, в черном жилете, с закатанными манжетами белой рубашки. Интересно, в прошлый раз я соблазнилась именно на присущую ему элегантную небрежность?

– Ты прищемила дверцами подол платья, – устало вздохнул нежданный гость, и я обругала себя нехорошими словами.

Прятаться после такого признания выглядело по-настоящему глупым, но мне никак не приходило в голову, как сохранить лицо в столь нелепой ситуации. Не придумав ничего толкового, я распахнула дверцы с таким независимым видом, чтобы у оппонента не осталось сомнений, что сидеть в шкафах для любого нормального человека – это дело обычное. Коронный выход испортила непослушная прядка, упавшая на глаза из развалившейся прически.

– Анна? – с трудом подавив издевательскую усмешку, кивнул Влад.

– Что надо?

Возникла странная пауза. Мы смотрели глаза в глаза.

– Твои прятки как-то связаны с заявлением о следящих кристаллах? – без обиняков спросил он.

– Я настолько предсказуема? – фыркнула я.

– Ты очаровательно растрепана.

Вдруг Влад протянул руку к моему лицу. Жест оказался столь неожиданным, что я отшатнулась, но проворные пальцы все равно мягко заправили за ухо непослушную прядь волос.

– Тебе нравится играть в дознавателя? – тихо спросил он.

– Дело не в развлечениях… днем я прослушала кристаллы из шкатулки.

Влад изогнул брови, давая понять, что ждет продолжение рассказа.

– В ту ночь перед самой смертью отец был не один. Он корчился в предсмертных судорогах и просил о помощи, а человек, находившийся рядом, ничего не предпринял, просто стоял и смотрел, как он умирает. Разве это не бесчеловечно?

Некоторое время Влад молчал, словно пытался оценить мои слова, а потом спросил:

– Скажи, Анна, тебя мучает совесть за то, что ты забыла отца?

– Да.

– Если ты разворошишь змеиное гнездо и узнаешь, кто именно был с Валентином в ту ночь, это сделает тебя хотя бы немного счастливее?

Вздернув подбородок, я соврала ему в глаза:

– Определенно.

Он что-то хотел еще сказать, а может, задать очередной до жестокости прямолинейный вопрос, заставлявший обнажать душу, но по другую сторону кабинетной двери раздались осторожные шаги. Не успела я опомниться, как оказалась в темной нише, тесно прижатая к Владу. И от него одурительно вкусно пахло. Меня посетила идиотская мысль, что аромат его благовония, тонкий и чуть кисловатый, – новый любимый аромат в моей жизни.

В кабинете тихо отворилась и закрылась дверь. Раздались осторожные шаги. Верхние огни зажигать не стали, но свет от настольной лампы стал ярче. Несколькими секундами позже в щели между рейками я увидела Эрика с отцовской шкатулкой в руках. Кузен распахнул крышку и вздрогнул, когда в лицо ему вырвалось облако разноцветных бабочек-пустышек.

– Чтоб тебя!

Наколдованные летуньи запорхали в воздухе, а Эрик перевернул шкатулку вверх дном, потряс, видимо, разыскивая следящий кристалл. Он только вошел в азарт, как вдруг замер и резко вскинулся в сторону дверного проема. На короткую секунду в лице с тонкими усиками промелькнул шок, немедленно сменившийся на понимающую ухмылку.

– Что ты здесь делаешь? – прозвучал музыкальный голос Евы, и от удивления у меня поползли на лоб брови.

Ворсистый бежевый ковер заглушал стук высоких каблуков. Она прошла, полная достоинства и сама похожая на одну из наколдованных разноцветных бабочек, порхающих над головой. Глядя на нее со стороны, становилось ясным, почему, позабыв про здравый смысл и приличия, отец женился на женщине практически ровеснице мне. Ева была преступно красива.

– Судя по всему, то же самое, что и ты. – Звучно хлопнув крышкой, Эрик отставил шкатулку на письменный стол. Бабочки перестали трепыхаться и зависли в воздухе, похожие на букашек, окаменевших в янтаре.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сухо ответила мачеха. – Я увидела горящий свет и зашла.

– Да-да, – покивал тот. – Как и я.

– В таком случае потуши огни, когда будешь выходить, – Ева развернулась.

– Тебе не кажется, что она не похожа на себя? – в спину женщине спросил Эрик. – Разве за год люди могут так сильно измениться?

– Ты все еще думаешь, что она очередная мошенница?

– Судя по всему, для нас обоих было бы лучше, чтобы она оказалась самозванкой. Правда? – Кузен медленно приближался к Еве. – Потому что, если она настоящая Анна, как ты думаешь, кого она выставит из дома первым? Ненавистную захватчицу спальни обожаемого папаши или человека, которого он называл сыном?

– Что ты предлагаешь? – Она развернулась, скрестила руки на груди с таким видом, будто ей ничуть не интересно слушать племянника бывшего мужа, только вот глаза казались настороженными и даже испуганными. Ева научилась контролировать выражение лица, но взгляд ей по-прежнему не подчинялся. В этом она отличалась от тетушки Кло, проведшей всю жизнь в высшем обществе, та в любой ситуации внешне оставалась непробиваемо-хладнокровной.

– По-моему, самое время заключать военные союзы. – Эрик протянул руку и сжал подбородок женщины длинными пальцами. – Завтра она пройдет через ритуал, помоги мне остаться в этом доме.

– Помоги мне избавиться от ее жениха.

– Заметано, – пробормотал он, медленно приближая рот к ее губам, чувственным и чуть приоткрытым в ожидании поцелуя. Они жадно припали друг к другу, а у меня во рту стало горько от желчи. Сама того не подозревая, я дернулась, чтобы выскочить из шкафа и прервать тошнотворную сцену, но Влад сжал мою руку. Я непонимающе на него глянула, и мужчина только покачал головой, советуя мне оставаться на месте.

И в этот момент в кабинет ввалился все еще пьяный Уилборт.

– Ох ты ж, проклятье! – Он повис на ручке, стараясь сохранить равновесие и не ткнуться носом в паркет.

Любовники испуганно отпрянули друг от друга. Ева поскорее отвернулась, тыльной стороной ладони обтерла губы.

– Что это за тварь? – промычал дядюшка.

Он замер на месте, с трудом сфокусировался на висящей прямо перед носом розово-оранжевой бабочке и отщелкнул ее пальцами. Окаменелая летунья немедленно осыпалась водопадом золотых блесток.

Тут пьяница заметил парочку, пытавшуюся скрыть смущение, и прищурился:

– Как хорошо, что вы оба здесь! У меня есть архиважный разговор.

Ева исчезла из поля зрения. Раздался звук отодвигаемого кресла. Видимо, она уселась за стол, старательно изображая деловую леди. Святые Угодники явно не обделили мачеху актерским мастерством.

– Мне нужны деньги на магические кристаллы… – Пошатываясь, он направился к столу. Секунда, и в кабинете раздался грохот, а все бабочки, висевшие в воздухе, исчезли. Похоже, дядюшка на пьяную голову разбил шкатулку.

– Ох ты ж, Угоднички, – фыркнул он. – Как же я так неловко? Пора завязываться с выпивкой, совсем руки непослушные.

Возникла долгая пауза, а потом Эрик спокойно произнес:

– Сколько?

– Удиви меня.

Похоже, ему выписали чек, и Уилборт присвистнул:

– А ты, мой мальчик, щедрее Валентина и его дочери…

Вдруг я заметила, что очень сильно стискиваю влажными пальцами запястье Влада. Он мягко освободился, положил руку мне на затылок и заставил прижаться лбом к его груди. Мне разрешили спрятаться от уродливой реальности.

Позже, когда мы выбрались из шкафа и разошлись по комнатам, то, лежа без сна в холодной влажной постели, на простынях, пахнущих лавандовым щелоком, я следила за изменчивыми теневыми узорами от дерева, танцующими на стене. В тишине вдруг раздался голос Влада, такой четкий и близкий, точно нас не разделяла дверь:

– Ты отличалась от них. Ты могла позволить себе не носить никаких масок. Такая, какая есть, честная с собой и с окружающим миром, ни унции подлости. То, как ты с небрежной улыбкой швыряла людям в лицо правду, вызывало восхищение.

– Ты говорил, что я была непереносимо скучна.

– Я соврал.

– Зачем?

Он промолчал. Приподнявшись на локтях, я чуть подалась в сторону закрытой двери и снова повторила:

– Зачем, Влад?

– Потому что оставить тебя – было самым правильным поступком за всю мою жизнь.

Мое сердце совершило непростительное сальто.

– Спи, – добавил он, давая понять, что разговор окончен.

Откинувшись на подушки, я натянула до подбородка одеяло.

Влад не догадывался, как сильно ошибался. Лицо капризной, прямолинейной наследницы тоже являлось маской.

Скрывавшей меня.

* * *

…Я снова прячусь в шкафу для бумаг в папином кабинете. Чтобы увидеть комнату, мне приходится стоять на стульчике, давным-давно припрятанном под полками. Я тянусь, смотрю сквозь щелку. Внутри очень душно и тесно, я ловлю тонкую струйку прохладного свежего воздуха.

Папа задумчив. Он встает с кресла, выходит из-за стола. Из своего убежища я вижу, как он приближается к большому фикусу в широком горшке. В доме холодно, цветы растут плохо и быстро умирают, зачастую даже не успев окрепнуть, но этот разлапистый великан с длинными острыми листьями выглядит на редкость здоровым.

Папа протягивает палец, воздух разрезает голубоватая вспышка, и на моих глазах на ветке, вообще-то не рожденной для цветения, появляется удивительной красоты ярко-алый бутон. Он стремительно раскрывает нежные бархатные лепестки.

– Выходи, воробышек. – Папа не оборачивается. – Я знаю, что засела в шкафу.

Выбираться из убежища, оказавшись пойманной с поличным, стыдно, но любопытство побеждает неловкость. Я выхожу из душного, пахнущего пылью и чернилами нутра и бросаюсь к фикусу. Ярко-алый цветок испускает изысканный аромат, похожий на мамины благовония из лавки экзотических ароматов.

– Почему ты никогда не говорил, что так умеешь? – выдыхаю я и задираю голову, чтобы посмотреть в папино доброе лицо с едва заметной сеточкой морщинок возле глаз.

– Потому что, воробышек, уметь делать так – это неправильно и уродливо, – говорит он. – Мы Вишневские, в нас течет древняя кровь, и на наших плечах лежит огромная ответственность перед королевством, так что мы не имеем право на изъян.

– Изъян? – повторяю я тихо. Какое некрасивое, непростительное слово!

Ко мне приходит понимание, что вряд ли я признаюсь ему в своем дефекте. Скрою, что когда дотрагиваюсь до его или маминой руки, то вижу события, происходившие с нами много дней назад. Если папа узнает о моем изъяне, то наверняка разлюбит меня…

– Анна! – голос Кастана вернул меня из нахлынувшего воспоминания в реальность, где в гостиной приглашенный маг Его Высочества готовился к ритуалу. Приготовления были нехитрые, но они заставили всю семью Вишневских следить за действиями необычного визитера с пристальным вниманием, ведь маг в доме – это событие экстраординарное. Пришла даже помощница тетушки Кло, а Уилборт, несмотря на то, что выглядел страшно помятым и больным, сохранял вызывавшую всякое уважением трезвость.

– Могу я с тобой поговорить? – Судебный заступник скосил глаза на моих родственников. – Наедине.

Едва мы оказались в отцовском кабинете, где еще поутру убрали осколки разбитой шкатулки, точно ее никогда и не было, Кастан перестал изображать светскую любезность.

– Как ты согласилась на такое чудовищное унижение?

– Унижение? – Я непонимающе покачала головой. – Кастан, унизительно стоять перед толпой мужиков в одном исподнем и следить, как за тебя торгуются, точно за корову. Унизительно, когда твой бывший возлюбленный заявляет, что ты была настолько скучна, что он едва не свернул челюсть, зевая в твоем обществе. А в том, чтобы позволить себе разрезать ладонь и доказать, что являешься наследницей огромного состояния, я не вижу ничего унизительного. Только так я смогу стать хозяйкой в этом доме и потребовать оплаты счетов.

– Святые Угодники, Анна, – процедил Кастан, – о чем ты толкуешь? Какие еще счета?

– Отец умер не сам. В ту ночь рядом с ним находился человек. Возможно, он просто не дал ему снадобья, а возможно, и помог отправиться на небесное облако по солнечной дороге. Я обязана узнать, что случилось той ночью, и наказать виновного, кем бы он ни являлся.

– Анна, ты меня пугаешь! Дознавателями доказано, что Валентина хватил удар. Ты не помнишь, но он всегда страдал плохим кровотоком, а в ту ночь началась страшная гроза. Скорее всего, убийцей стала именно плохая погода. – В лице лучшего друга светилась жалость. – Мне жаль разочаровывать тебя, Анна, но в его смерти нет ничего подозрительного. И как бы тебе ни хотелось верить в обратное, определенно, он был один в тот вечер.

– Ты принимаешь меня за сумасшедшую? – вспылила я. – Я прослушала следящий кристалл, который он установил в кабинете за пару месяцев до смерти. Так что, Кастан, определенно, он не был один в тот вечер. Кроме того, сейчас этот человек сидит в соседней комнате и спокойно следит, как маг готовит ритуал. Он не имеет права находиться в моем доме.

В сердцах я даже ткнула пальцем в сторону кабинетной двери, неожиданно раскрывшейся и явившей нам Влада. С ленивой улыбкой он поднял руки, точно сдаваясь стражам.

– Не хочу прерывать вашего уединения, но семья ждала, что на правах жениха я ворвусь в кабинет и устрою кулачный бой, – произнес он. – Как считаете, суним Стомма, мне стоит вас разок ударить?