Читать книгу Между мирами - Марина Энигмо - Страница 1

Стоило ее глазам открыться, как над ней навис полумрак, скудно разбавляемый мигающей на низком потолке желтой лампой. Медленно сев на узкой кушетке, приставленной изголовьем к стене, девушка в растерянности огляделась. Она находилась в тесной комнате без окон с бетонными стенами, полом и потолком. В тусклом свете лампы весьма неприглядно смотрелись старый деревянный стол, заваленный ворохом бумаг, металлический темно-зеленый шкаф с пятью выдвижными ящиками и проржавевшая раковина в углу.

Над раковиной висело мутноватое зеркало, и оно привлекло внимание девушки. Спустив ноги с кушетки на пол, она поморщилась от обжегшего ее босые ступни холода и прошла к зеркалу, чтобы… Понять, кто она? В голове было совершенно пусто, и в памяти не нашлось ни одного воспоминания, которое помогло бы ей разобраться в том, где она находится и что произошло.

В зеркале она увидела молодую девушку невысокого роста с длинными спутанными волосами темного цвета, одетую в поношенную черную рубашку с закатанными до локтей рукавами и великоватые ей джинсы. На бледном исхудавшем лице поблескивали большие темные глаза. Она вгляделась в них, мучительно пытаясь вспомнить хоть что-то, но в памяти по-прежнему властвовала абсолютная пустота.

Решив, что в окружающей обстановке можно найти какие-то подсказки, девушка подошла к столу и принялась рассматривать разложенные на нем бумаги, исписанные вдоль и поперек мелким неразборчивым почерком. Понять что-либо было трудно, но, перебирая бумаги, она увидела рисунки анатомического строения человеческого тела и органов в разрезе с пометками на полях, зарисовки и подробные описания стадий разных болезней, от которых ей стало не по себе.

– Нашла что-то занимательное?

Голос раздался прямо у нее за спиной и, испуганно отбросив бумаги на стол, девушка рывком обернулась. Темноволосый мужчина в синей клетчатой рубашке спокойно прошел к металлическому шкафу, открыл один из его ящиков и положил в него какой-то сверток из коричневой бумаги.

– Ита, любопытство не порок. Если тебя что-то интересует, лучше спроси у меня, – и он улыбнулся, наконец, посмотрев прямо на нее. – Я рад, что ты пришла в себя. Как ты себя чувствуешь?

Имя, которым он к ней обратился, волной всколыхнуло ее чувства. Оно принадлежало ей в прошлом, которого она почему-то не помнила.

– Кто вы? – тревожно спросила Ита, проигнорировав его вопросы. – И что это за место?

Мужчина сложил руки на груди и чуть прищурился, озадаченно оглядев ее.

– Ты ничего не помнишь?

– Нет.

– Любопытно… – протянул он и подошел к своему столу, быстро начеркав что-то карандашом на одной из бумажек. – Ретроградная амнезия, – пробормотал он, диктуя вслух.

– Может, все-таки объясните мне, что это за место и кто вы такой? – раздражаясь из-за того, что ей все еще неизвестно это, воскликнула Ита. – Что со мной произошло?

– Ты в лечебном корпусе, поскольку упала и потеряла сознание, а я здешний врач. Меня зовут Астрикт, – говоря это, мужчина невозмутимо подошел к ней и достал из кармана крохотный фонарик. – Мне нужно осмотреть тебя, прежде чем отпустить к семье, которая о тебе позаботится. Смотри сюда.

Включив фонарик, он направил лучик света ей в глаз и велел смотреть на мочку его уха. Затем проделал то же самое с другим глазом.

– Головной боли нет?

Ита отрицательно покачала головой, не чувствуя никакого недомогания.

– Думаю, ты в порядке, – заключил Астрикт и ободряюще улыбнулся, отчего в уголках его глаз собрались морщинки. – Я сообщу Виктору о том, что он может забрать тебя.

– Виктор? – растерянно спросила Ита, которой совсем не нравилась эта потеря памяти. Из-за страха перед неизвестностью она не ощущала себя в безопасности. – Кто он?

Астрикт взглянул на нее с сожалением и ответил:

– Твой отец.

Ее покоробил тот факт, что она была лишена воспоминаний даже о собственном отце. Если она, как выяснилось, полностью здорова, то почему все воспоминания исчезли? Ита спросила об этом у Астрикта, пока тот, взяв со стола очередной незнакомый ей прибор, стал быстро нажимать пальцем по его экрану.

– Я отправил твоему отцу сообщение через трансфузор, чтобы он пришел и забрал тебя, – объяснил Астрикт, заметив ее озадаченный взгляд. – А что касается твоей амнезии… Воспоминания, предшествовавшие травмирующему событию, могут быть заблокированы твоим мозгом. Это защитный механизм.

– Но что со мной случилось? Почему я упала?

– В нынешнее время опасности подстерегают нас на каждом шагу, – туманно ответил Астрикт, похоже, не желая расстраивать ее. – Учитывая твое состояние, я бы не стал так сразу пугать тебя, описывая ту реальность, в которой мы живем. Ты увидишь все своими глазами и, возможно, найдешь в ней немного больше хорошего, чем вижу я.

– Увиливая от прямого ответа, вы пугаете меня куда больше, чем если бы сразу рассказали мне правду, – возразила Ита, раздражаясь все больше.

Астрикт по-доброму усмехнулся, прислонившись поясницей к столу и наблюдая за ней.

– Ты похожа на себя прежнюю. Память на универсальные знания сохранилась, проглядываются индивидуальные черты характера. Я полагаю, что твои воспоминания вернутся. Не сразу, со временем.

Не зная, что еще сказать, Ита отвернулась от него, прошлась по комнате и в недоумении спросила:

– Почему здесь нет окон?

– Вряд ли тебе захочется видеть то, во что мы превратили этот мир.

В этот момент железная дверь с протяжным скрипом открылась, и в проеме показался коренастый мужчина среднего роста с морщинистым лицом, на котором отпечаталась многолетняя усталость. Ита догадалась, что это ее отец, поскольку у него были такие же, как у нее, темные волосы с красноватым отливом и карие глаза. Он вскользь посмотрел на нее и сказал лишь:

– Идем.

Ита сразу же поняла, что он не из тех, кто способен открыто проявлять родительскую заботу. Виктор производил впечатление жесткого и сдержанного человека, которому чужды всплески эмоций. А его жилистые руки и сгорбленная спина говорили о том, что он привык много работать.

– Виктор, должен предупредить, что у твоей дочери диагностирована амнезия. Вероятно, из-за сильного потрясения, – поспешил воскликнуть Астрикт, прежде чем они ушли. – Это не угрожает ее здоровью, но отнеситесь к этому с пониманием. Ей понадобятся забота и внимание прежде, чем воспоминания вернутся.

– У нас полно времени для этого, – в голосе Виктора прозвучала мрачная ирония. – Шевелись, – велел он, подтолкнув дочь ладонью в спину к двери.

Покинув лечебный корпус, который с большой натяжкой мог так называться, они оказались в длинном пустынном коридоре все с теми же бетонными стенами и рядом дверей, освещенном редко встречающимися на пути бледно-желтыми лампами, некоторые из которых моргали.

Виктор, не оборачиваясь, тяжелой поступью шел на пару шагов впереди Иты, а она в молчании следовала за ним. Спрашивать у него о чем-то она не решалась, понимая, что он этому не обрадуется. Отец показался ей холодным и неприступным – совсем как чужой человек. В конце коридора оказалась высокая каменная лестница, ведущая к массивной двери из темного металла. Было похоже, что они покидали подземный бункер. У самой двери Виктор обернулся и сухо сказал:

– Держись рядом.

Когда он, повернув рычаг, открыл дверь, Ита отшатнулась и зажмурилась – яркий свет на мгновение ослепил ее. Щурясь, она шагнула в неизвестность, которая встретила ее удушливой жарой, шумом и скверным запахом, определить который она ни за что не смогла бы. Он был едким, с привкусом гари и чего-то еще, ей незнакомого.

Через несколько секунд глаза Иты привыкли к свету солнца, и она замерла, с удивлением осматриваясь. Ей казалось, что она стояла посреди засушливой пустыни, в которой каким-то непостижимым образом вырос тесный, суетливый городок с невысокими, хаотично расположенными домами из бежевого пористого камня. Они образовывали самые настоящие трущобы с узкими проходами, по которым протискивались бесчисленные люди в такой же, как у нее самой, старой и поношенной одежде.

Кое-где эти своеобразные улочки были накрыты тканевыми навесами, создающими спасительную тень. Они с Виктором стояли на переполненной людьми крохотной квадратной площади, в самом сердце этого городка, отчаянно пытающегося выжить среди испепеляющей жары, песка и нужды.

– Что это за место? – ошеломленная увиденным Ита забыла о предосторожности, которая прежде останавливала ее от вопросов.

– Ты родилась и выросла здесь, – ответив, отец взял ее под локоть и потянул на себя, чтобы дать дорогу мужчине, толкающему впереди себя тележку, заполненную доверху металлоломом. На одном из обломков с блестящим черным покрытием был изображен золотой круг. – Тео, уже вернулись? – спросил у него Виктор и кивнул на тележку. – Сгодится на что-нибудь?

– Посмотрим, – хрипло ответил Тео, обернувшись через плечо и продемонстрировав свое перепачканное загорелое лицо. – Это обломки отслеживателя. Мы подбили его дня два назад и только сегодня нашли обломки. Рухнул в двух километрах от Кротовой Норы.

– Аккуратнее, – посоветовал Виктор, нахмурив брови. – Датчик слежения может все еще работать. Отключите его в первую очередь, а после отдайте Маркусу. Он знает, что с этим делать.

Тео кивнул и продолжил путь, с натугой толкая тележку по каменной дорожке, едва проглядывающей сквозь песок, а Виктор повернулся к Ите и сказал:

– Мне нужно возвращаться к работе, а ты оставайся там, – он кивком головы указал в сторону большого одноэтажного здания с маленькими квадратными окнами и распахнутыми настежь дверьми. – Помоги, чем сможешь. До захода солнца, пока жара не спадет, лучше не выходить на улицу. Увидимся вечером.

Отец явно не собирался возиться с ней, но Ита не стала из-за этого расстраиваться. Она сразу же поняла, что у здешних людей нет времени на пустые разговоры – они делали все, чтобы выжить. На остальное времени не оставалось. Проводив взглядом ушедшего Виктора, она повернулась и неуверенно направилась туда, где ей было велено оставаться. Переступив порог здания, Ита остановилась из-за странного чувства, возникшего в ее душе. Мучительно подбирая слово, она, к счастью, вспомнила его. Дежавю. Она уже видела это прежде…

Это был большой зал, по которому в случайном порядке были расставлены разномастные столы всех форм и размеров – очевидно, все, что нашлось. По левую стену размещался длинный раздаточный стол, пока пустой, который отделял от зала кухню. Там в большом кругу разместились женщины. Ита не узнавала ни одну из них, пока настороженно приближалась к ним и разглядывала каждую. А вот они ее знали хорошо, потому что, заметив ее появление, оживились и заулыбались.

– Ита, ты в порядке? – спросила женщина с добрым круглым лицом и русыми волосами, заплетенными в косу. Она сидела на большом деревянном ящике и ножом счищала кожуру с каких-то темно-фиолетовых клубней. Как и все остальные. – Мы волновались за тебя, когда ты… – она почему-то осеклась и добавила наигранно невозмутимо: – Оказалась в лечебном корпусе.

– Астрикт сказал, что я здорова, – ответила Ита, чувствуя себя неуютно под множеством любопытных взглядов. – Но я не помню, что со мной случилось. Не помню ничего.

– Совсем ничего? – удивилась другая женщина с рыжими волосами до плеч и проницательным взглядом, которая была затемно постарше остальных.

Ита покачала головой, закусив нижнюю губу.

– Астрикт заверил меня, что воспоминания могут вернуться со временем, и я на это надеюсь. Я вроде и узнаю это место, и в то же время нет. Виктор, то есть… отец, ничего мне не объяснил. Астрикт тоже не стал себя этим утруждать. Может, хотя бы вы поможете мне разобраться?

– Только если ты поможешь нам, – лукаво улыбнулась рыжеволосая женщина и указала ножом на ведерко, где лежали еще неочищенные фиолетовые клубни. – Если уж ты ничего не помнишь, нам придется знакомиться заново. Меня зовут Дорсия.

Ита улыбнулась ей и приняла нож, который ей протянула женщина, заговорившая с ней первой.

– Руфина, – представилась она. – А это моя младшая сестра Фаина.

Руфина повернулась к сидящей вместе с ней на ящике молодой девушке со скромной улыбкой и такими же русыми волосами. Фаина быстро посмотрела на Иту и тут же отвела глаза, когда их взгляды случайно пересеклись. От нее исходило сильное напряжение. Взяв из ведерка один из клубней, Ита с любопытством оглядела его и спросила:

– Что это?

– Овощ, растет под землей, – объяснила Руфина, которая явно была не прочь поболтать. – Мы называем его теренис, хотя метрополисты, которые и создали его в своих лабораториях, дали ему название ИСП-7, что значит искусственно синтезированный плод. Это седьмая и самая удачная его модификация.

– Искусственно синтезированный? – переспросила Ита в непонимании. – И кто такие метрополисты?

Дорсия, оторвавшись от чистки клубней, строго посмотрела на Руфину и заговорила вместо нее:

– Тебе необязательно разбираться с этим, едва придя в себя, Ита.

– Но я хочу знать, – воспротивилась Ита, которая успела устать от того, что все вокруг пытались оградить ее от правды. – Объясните мне, что происходит, что это за место и почему мы живем в таких условиях. Да хотя бы какой сейчас год!

Дорсия тихо вздохнула и, поскольку она здесь явно имела авторитет, после ее позволительного кивка Руфина осмелилась начать говорить:

– Сейчас две тысячи девяносто четвертый год, а живем мы в городе, который сами называем Пыльный. Для метрополистов же это место ничто иное, как колония-19. Здесь они построили один из своих заводов, которые обеспечивают их необходимыми ресурсами. Большинство из нас работают на этом заводе, чтобы прокормить свои семьи – нам выдают пайки раз в месяц, на которые и недели не проживешь.

– Колония? – Ита чудом сумела вспомнить значение этого слова, и оно ей не понравилось. – Выходит, что…

– Да, наши жизни почти не принадлежат нам, – с горечью усмехнулась Дорсия. – Теперь все в руках метрополий, которые живут за наш счет, забирая для своих нужд то последнее, что осталось от прежнего мира.

– Когда все стало меняться, мы этого даже не поняли, – разговорчивая Руфина продолжила свой рассказ. – Семьдесят лет назад нам казалось, что мир всегда будет таким, каким мы привыкли его видеть – зеленые леса, чистый воздух и изобилие воды. В любой момент мы могли отправиться в магазины за какими угодно товарами. Но при условии, если имели достаточно денег, на которые могли все это обменять.

– Денег? – услышав незнакомое слово, Ита вклинилась в рассказ. – Зачем они были нужны?

Руфина растерялась от такого вопроса и в поисках ответа обернулась на Дорсию.

– Для обмена необходимым друг с другом людьми была придумана мера стоимости, которая и выражалась в деньгах. Они позволяли нам измерять стоимость всех товаров. И мы проживали свои жизни, чтобы получить эти деньги. Обменивали свой труд на них, выполняя разного рода работу, а взамен получали возможность содержать себя. Правда, доход не был одинаковым для всех. Разная деятельность оплачивалась по-разному. Всегда были люди из привилегированного класса, которые имели огромные доходы, и те, кто лишь мечтал об этом. И это порождало извечные противоречия, которых в мире было и так предостаточно.

– Но почему люди мирились с этой несправедливостью?

– Раз весь мир жил по таким правилам, кто был в силах что-либо изменить? – Дорсия посмотрела на Иту слегка снисходительно. – Если ты хотел выжить, то соглашался быть винтиком в этой системе. Везде и всюду нас призывали тратить больше денег, чтобы те, на чьи товары и услуги мы их обменивали, все больше богатели. Это было потребление ради потребления. Нескончаемая гонка за удовлетворением нескончаемых потребностей. В погоне за ресурсами и богатством существовавшие в то время государства, которые разделяли людей по принадлежности к той или иной территории, находившейся во власти избираемых вождей, враждовали между собой. Мой отец был учителем истории, и он часто говорил, что история человечества – это история войн. И мы не смогли остановиться, даже понимая, что ждет нас в конце этого пути.

– И что же произошло?

– Чтобы удовлетворить свои нужды, люди многое забирали у природы, – Дорсия говорила все это, продолжая чистить клубни, и голос ее звучал спокойно. Это были воспоминания, которые уже не трогали ее. Она смирилась с произошедшим. – Нам нужно было топливо для транспорта и для промышленности, с помощью которой мы и создавали товары для собственного потребления. Мы добывали ресурсы из недр планеты – все больше и больше, забывая, что рано или поздно они закончатся. А в это время воздух загрязнялся вредными выбросами, в воду сливались отходы производства, леса вырубались, а животные, населявшие их, исчезали навсегда. Природа погибала, и мы вместе с ней. Я была свидетельницей нескольких эпидемий, которые унесли миллионы жизней. Мои родители умерли во время вспышки одной из них, а я чудом выжила.

– И тогда появились метрополии?

– Да, верно, – кивнула Дорсия, отложив очищенный клубень терениса в большую металлическую емкость у своих ног. – Ресурсов становилось все меньше, а люди по привычке хотели потреблять в прежнем темпе. Вражда государств усиливалась существующими проблемами, повсюду вспыхивали конфликты. Тогда и образовались могущественные союзы стран, ненавидящих друг друга и борющихся за остатки ресурсов. Их было пять, затем, после всех войн и столкновений, осталось лишь три – Серенум, Террестриум и Феррум. В конце-концов люди поняли, куда они движутся, но противостоять своей натуре не сумели. Вместо того, чтобы сплотиться перед лицом общих проблем, они воевали и убивали друг друга. И когда планета стала такой, какой ты видишь ее сейчас, мировая элита решила оставить умирающую Землю, чтобы управлять ею из безопасного места.

– И куда они отправились? – подобный поворот истории был неожиданным для Иты.

– На соседнюю планету, которая давно уже была объектом их пристального внимания. Марс. Десятилетиями метрополии готовились к его заселению, строили космические корабли и планы по колонизации пустынной планеты, на которой хотели обрести безопасное пристанище и начать все заново. И они начали, оставив нас здесь умирать в пыли и грязи.

Изумленная Ита огляделась среди присутствующих и увидела скорбные лица уставших женщин в лохмотьях, которые сидели здесь, прячась от невыносимой жары, и чистили клубни терениса в качестве единственной доступной для них пищи. Что они делали, верно, каждый день своей пустой, лишенной радости жизни.

– Но разве ничего нельзя изменить? – воскликнула Ита в непонимании. – Почему мы должны мириться с этим?

Все посмотрели на нее спокойно и устало – надежда в их сердцах давно угасла.

– Нам лучше побыстрее закончить, скоро время обеда, – сказала Дорсия, тем самым поставив точку в этом разговоре.

Разочарованно поникнув, Ита умолкла и принялась счищать толстую фиолетовую кожуру с плода терениса, но не успела закончить с ним, как заметила, что все присутствующие напряженно смотрят ей за спину. Обернувшись, Ита увидела бледную и худую женщину в сером балахоне. Ее бледность казалась болезненной, особенно среди загорелых жителей колонии. И смотрела она прямо на нее потерянным взглядом воспаленных глаз.

– Агата, не присоединишься к нам? – не замечая ее состояния, предложила Дорсия. – Нам не помешала бы помощь.

Но Агата отступила на шаг, словно боясь чего-то, а затем развернулась и спешно вышла. Догадываясь, что дело было в ней, Ита осторожно спросила:

– Она… знает меня?

– Ты выросла здесь, – напряженно улыбнулась Руфина. – Разумеется, все тебя знают.

– Но почему она так отреагировала на меня?

– Не обращай внимания, – посоветовала Дорсия. – Агата в последнее время не в себе. Недавно она потеряла сына и все еще не оправилась от горя, – и она быстро переключилась. – Фаина, ты слишком много срезаешь! Нужно вот так, смотри.

Все вернулись к делу, и Ите ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Но она все еще видела перед собой пугающий взгляд той странной женщины, Агаты, и прикован он был именно к ней. Что же скрывалось за этим? Ита мучилась этим вопросом весь день, пока находилась в Праеториуме или, как говорили местные, в Общем Зале. По словам Дорсии это было место для совместных трапез и свободного времяпровождения, где можно было отдохнуть после тяжелой работы и обменяться свежими новостями.

Но, по правде говоря, Ита не отдохнула ни минуты за весь день. Постоянно находились дела, которыми следовало поскорее заняться. Они готовили обед на всех в огромных железных чанах, работали за раздаточной стойкой во время общей трапезы, затем собирали со столов посуду и мыли ее, после подшивали и чинили вещи, которые удавалось раздобыть неизвестно где, чтобы после раздать их нуждающимся, удобряли и поливали теренис, посаженный за Праеториумом в небольшой закрытой от палящего солнца оранжерее.

К ужину предстояло к уже приготовленному днем пюре из терениса пожарить пойманную мужчинами дичь, которую Ита не смогла распознать. Это был зверек с короткой коричневой шерстью, четырьмя лапами, коротким хвостом и большими ушами, которого здесь называли кринитус. В мешке было около пятнадцати тушек, и женщины, разбирая их, невозмутимо принимались их разделывать. У Иты комок подступил к горлу от этого кровавого зрелища, и она дрожащей рукой достала из мешка бедного зверька, которому предстояло стать их ужином. Его шерсть была очень мягкой на ощупь, а вид настолько умилительным, что она просто не смогла приступить к делу.

– Я не смогу, – сказала она беспомощно, отложив нож на стол рядом с тушкой.

– А раньше у тебя с этим проблем не возникало, – проворчала Дорсия, потеснив ее и одним твердым ударом отрубив несчастному зверьку голову. – До этой амнезии ты была потверже, девочка. Займись чем-нибудь другим.

От вида крови и выпотрошенных внутренностей Иту затошнило, и она отвернулась, зажмурившись.

– Мне… надо подышать свежим воздухом, – пробормотала она прежде, чем выбежать наружу.

Оказавшись за порогом Праеториума, Ита по инерции прошла несколько шагов, стараясь справиться с тошнотой и головокружением, но остановилась, удивленная открывшимся ей видом. Ярко-красное солнце почти закатилось за линию горизонта, окрасив небо в потрясающие алые и золотые оттенки. В лучах заката прежде бледные стены и крыши домов стали терракотовыми, а в некоторых окошках уже приветливо горел свет.

С приближением вечера грязь и запустение не так бросались в глаза, и городок Пыльный каким-то чудом показался ей не таким уж и ужасным, каким предстал поутру. Воздух стал значительно прохладнее, но остался таким же сухим. Глубоко вдохнув его, Ита устало присела на потрескавшиеся ступени крыльца Праеториума и, любуясь красивым закатом, задумалась обо всем, что с ней произошло сегодня.

Многое все еще оставалось для нее туманным, но кое-что она поняла достаточно ясно: этот мир больше не был дружелюбен к ним. Оставшимся на Земле людям приходилось каждый день бороться за выживание, пока виновники всех бед скрывались на далеком Марсе, существуя за их счет. Что касалось ее загадочного падения и потери памяти – с этим еще предстояло разобраться. К тому же, она была сбита с толку прохладным отношением к ней отца, который не спешил помочь ей, и напугана поведением той женщины, Агаты. Ита чувствовала – что-то таилось за всем этим. Нечто, что от нее так старательно пытались утаить.

– Ита?

Голос был знаком ей и, подняв голову, она увидела перед собой смуглого парня со взъерошенными темными волосами и карими глазами, блестящими в сгущающемся полумраке. И он был не один. У него за спиной в нескольких шагах стояли трое парней примерно того же возраста в рваных куртках, и их хмурые лица не вызвали у Иты доверия. У одного из них половина лица от брови до подбородка была пересечена неровным шрамом. Ита настороженно поднялась со ступенек и обернулась на приоткрытые двери Праеториума, надеясь, что именно в этот момент кто-то из них выйдет.

– Тебя уже выпустили из лазарета? – спросил подошедший к ней юноша, который явно ее знал.

– Да, сегодня утром Астрикт выпустил меня из лечебного корпуса, – ответила Ита с долей опаски. – А тебе не мешало бы представиться, потому что я не помню ничего из того, что было до падения.

– Не помнишь даже собственного брата? – недоверчиво спросил он и, увидев на лице Иты озадаченность, добавил со смешком: – Это я, Зено.

Имя действительно показалось ей знакомым, к тому же, этот Зено был очень похож на Виктора, и Ита решила поверить ему.

– Прости, я… В самом деле ничего не помню.

– Это серьезно осложняет дело, – проговорил Зено с досадой и украдкой обернулся на ожидающих его приятелей. – Ты… не помнишь, куда спрятала чертежи? – он спросил это, понизив голос и тщетно пытаясь скрыть свою нервозность.

– Какие чертежи? – не поняла Ита.

Зено выдохнул и провел ладонью по лбу, вытерев проступивший на нем пот. Что бы не таили в себе эти чертежи, они много значили для него.

– Неважно, – поспешно отмахнулся Зено и хотел было отойти, но в последний момент передумал и почти шепотом сказал: – Я сам их найду. И будет даже лучше, если ты не станешь участвовать в этом. Я все объясню им. Ни о чем не рассказывай отцу, если ты все вспомнишь.

– О чем ты?

Но Зено не ответил и, развернувшись, направился к своим друзьям. Все они как-то странно посмотрели на нее, а затем быстрым шагом скрылись за углом Праеториума. Проводив их растерянным взглядом, Ита вздохнула. Очередная тайна, которую ей предстояло разгадать.

Когда она вернулась в Праеториум, остальные женщины под руководством Дорсии уже закончили разделывать тушки, и Ита взялась помочь им хотя бы с готовкой. В суете время пролетело незаметно, и вот уже в Праеториум стали стекаться люди на вечернюю трапезу.

Работая за раздаточной стойкой, Ита была настолько погружена в себя, пытаясь разобраться в том, кем она была до потери памяти и во что была втянута, что то и дело роняли ложки и промахивалась, накладывая еду мимо тарелок. Когда она выронила уже тарелку, и все ее содержимое оказалось на полу, Дорсия не выдержала и вытолкала ее из-за стойки со словами:

– Мы сами справимся.

– Это вышло случайно!

Дорсия, протянув другую тарелку ожидающему своей порции человеку, строго на нее посмотрела.

– Простите, – виновато сказала Ита, наклонившись было, чтобы собрать еду с пола. – Я приберу.

– Оставь, – раздосадованная Дорсия, присев на корточки, оттолкнула ее руки и принялась сама за уборку. – Сегодня мне показалось, ты стала собраннее и ответственнее, потому я и согласилась принять тебя к нам. Я захотела помочь тебе, когда ты рассказала о том, что потеряла память, и это несмотря на то, что ты совершала в прошлом. Но я вижу, что ты не изменилась, Ита. Тебе лучше заняться тем, чем ты занималась прежде.

– В том-то и дело – я не помню, чем прежде занималась.

Выбросив ошметки еды в мусорное ведро, Дорсия, прежде чем отойти от нее и вернуться к работе, недовольно воскликнула:

– Спроси у своего отца. Уверена, ему есть, что рассказать тебе.

Ита в одиночестве сидела за одним из столов Праеториума и без аппетита помешивала ложкой фиолетовое пюре из терениса, думая о том, что сказала ей Дорсия. Похоже, что она была не очень лестного мнения о ней, и причины этого крылись в ее прошлом.

Было странно не помнить саму себя, не знать, какой ты была прежде, что делала, что говорила, что предпочитала на ужин. Кто друг, а кто враг? И в чем причина этого злосчастного падения, лишившего ее всех воспоминаний? Были одни лишь вопросы и ни одного ответа.

Но Ита не желала и дальше мучиться неизвестностью. Увидев, как Виктор входит в распахнутые двери Праеториума, она решительно нахмурилась. Пришло время получить столь необходимые ответы. Отодвинув стул, она поднялась и двинулась навстречу отцу, обходя столы и расхаживающих по залу людей. Он заметил ее приближение, жестом оборвал разговор с сослуживцами и остановился в ожидании, позволив тем уйти.

– Мне знаком этот взгляд, – сказал он невозмутимо. – Что ты натворила на этот раз?

– Меня больше интересует, что я натворила в прошлом, – ответила Ита, остановившись напротив него. – Дорсия сказала, что тебе есть, что рассказать мне. Что же, я готова выслушать.

– Не время и не место для этого разговора, – безжалостно оборвал ее отец, оглядевшись вокруг.

Он хотел обойти ее, но Ита шагнула в сторону, преградив ему путь собою.

– Мне нужно знать.

– А мне нужно поесть после целого дня, проведенного у станка, – Виктор отреагировал на это достаточно холодно. – И тебе бы не помешало, если ты не хочешь снова оказаться в лазарете. Хотя не стану скрывать, это стало бы для всех облегчением.

И он направился к раздаточной стойке, оставив ее в полном недоумении. Обтекаемая людьми Ита стояла посреди зала и устало смотрела на его удаляющуюся спину. Что такого она сделала в прошлом, раз заслужила подобное отношение с его стороны?

Оглядевшись вокруг себя, Ита заметила, что так на нее реагируют почти все. Мужчины неодобрительно косились в ее сторону, женщины, переглядываясь, шептались. Возможно, ей это лишь казалось из-за потери памяти, но она чувствовала себя здесь чужой и отверженной, неправильной и лишней. Словно бы ее нахождение здесь было чудовищной ошибкой, допущенной кем-то свыше по нелепой случайности.

– Не стой столбом, – послышалось у нее за спиной. – Что застыла?

Обернувшись на этот раздраженный мужской голос, Ита увидела перед собой такого же уставшего, сгорбившегося мужчину, какими были здесь все, с запавшими серыми глазами и вытянутым лицом. Он был одет в темно-серую форму, кое-где покрытую черными масляными пятнами. А за его спиной показалась та самая женщина, Агата, которая странно повела себя при их встрече утром. Оба изменились в лице и запылали негодованием, когда Ита обернулась на них, будто одно лишь ее существование было для них невыносимо.

– Что ты здесь забыла? – процедил мужчина с неподдельной ненавистью. – Или от необходимости отбывать наказание тебя избавил заботливый отец? И что же он предложил за это Муниципию, а? Сколько стоит жизнь моего сына?!

Ита содрогнулась от его гневных обвинений, не зная, что на них ответить. В зале разом стихли разговоры, и все обернулись на них. Но никто не спешил вмешаться. Никто не пытался встать на ее защиту и осадить взбешенного мужчину. Никто, кроме Виктора.

Он успел подойти с тарелкой к столику, но когда все случилось, то не стал есть, отставил тарелку и пошел к ним. В воздухе разлилось густое напряжение, когда он приблизился к дочери и встал рядом с ней.

– Заканчивай это, Карбо.

– Ты прав, давно пора покончить с тобой и всей твоей проклятой семейкой! – Карбо не собирался останавливаться. – Ты вырастил их такими же, как ты сам – предателями без чести и совести и покрываешь их преступления, как Муниципий покрывает твои в обмен на… А что ты способен дать им, Виктор? Информацию о нас? О чем мы говорим, что мы делаем, да? Или, может, это нечто большее? Люди говорят, что ты, пользуясь своим положением, продаешь метрополистам едва ли не треть нашего урожая и поставляешь им контрабанду, которую достают твои смышленые детишки.

Ита напряженно поглядела на отца, не зная, верить ли этому, но лицо Виктора осталось совершенно невозмутимым. Он смотрел на стоящего перед ним Карбо и цеплявшуюся за его локоть Агату так, будто они ужасно ему наскучили и отнимали у него драгоценное время.

– Скажешь, это все неправда? – наступал Карбо. – Или тебе и сказать-то нечего?

– Скажу лишь, что мне жаль вашего сына, – сухо произнес Виктор. – Он погиб, и мы все скорбим вместе с вами. Но не ищите виноватых. Сет оказался там, где ему быть не положено. И расплатился за это.

– Твоя дочь была с ним, когда он умер! – яростно выплюнул Карбо, заставив Иту побледнеть. – Их нашли возле Кротовой Норы. Ты не задумывался о том, что они делали там после начала комендантского часа? Всем известно, что это за место – контрабандисты устроили там свой штаб. И мой сын не мог отправиться туда по своей воле. Это она подвела его к гибели! – мужчина ткнул пальцем в плечо испуганной Иты, и она невольно отступила на шаг. – И вы за это ответите. Я узнаю, что произошло на самом деле!

Карбо недобро оскалился и, наконец, оставил их в покое. Агата позволила своей руке соскользнуть с локтя мужа и тем же болезненным, потерянным взглядом посмотрела на Иту. Она словно бы умоляла ее о чем-то и в то же время боялась это озвучить. Ите стало не по себе, но когда она уже хотела спросить «чего вы от меня хотите?», Агата, опомнившись, отшатнулась от них с Виктором и поплелась вслед Карбо.

– Я не… – забормотала запутавшаяся Ита, но была бесцеремонно прервана.

– Я же сказал – не здесь! – осадил ее Виктор и подтолкнул в спину к столам, сидящие за которыми люди вовсю глазели на них. – Возвращайся к ужину и, будь добра, помалкивай. Нам ни к чему излишнее внимание.

Но внимания и без того было в избытке. Пока Ита находилась в Праеториуме и пыталась съесть хоть что-то, ей было не скрыться от взглядов и пересудов. Есть совсем не хотелось, потому что ее мутило и уже от самой себя. Человек, которым она была и который теперь скрывался где-то в глубинах ее памяти, ей не нравился.

Не верилось, что она была замешана во всем этом. Что она и вправду была такой, как говорят люди. И теперь она боялась того, что еще могло ей открыться. Правда, которую она так отчаянно хотела узнать сегодня, больше не представала спасательным кругом. Она казалась водоворотом, который все сильнее затягивал ее на самое дно.

Праеториум она покинула вместе с отцом, который шел рядом в угрюмом молчании. Темноту вечера разгоняли изредка встречающиеся им на пути настенные фонари и свет из окон домов. Проходя по узким улочкам Пыльного, Ита слышала из приоткрытых окон тихие голоса людей, вернувшихся домой после тяжелого дня и обсуждающих все произошедшее с ними. Иногда им вторил заливистый детский смех.

Они все шли и шли, петляя в трущобах, наклоняясь, чтобы пройти под развешанным на веревках между домами бельем, и теснясь к стенам, дабы обойти встречных прохожих. Когда же Виктор, наконец, остановился, увлеченная своими мыслями Ита не сразу заметила это и едва не прошла мимо него.

Дверь дома, возле которого они остановились, ничем не отличалась от всех других. Темно-коричневая, крепкая, из твердого матового материала, который Ита не смогла распознать. Виктор приложил широкий черный браслет, обхватывающий его правое запястье, к маленькому и такому же черному квадрату на двери, и та открылась. Ита посмотрела на собственные руки, но у нее браслета не было.

– Мне такой не полагается? – спросила она, входя внутрь вслед за отцом.

– Тебе полагается отбывать наказание. Из дома ты будешь выходить только в моем сопровождении.

Едва они переступили порог, как автоматически зажегся свет. Ита замерла, осматриваясь в собственном доме, в который пришла подобно гостье – не зная, чего ожидать. Она стояла в небольшой парадной с тремя дверьми, и все они были заперты. На потолке тускло горела одинокая неприятно-желтая лампа.