Читать книгу Я – живой! - Марина Ивановна Иванова - Страница 4

Афанасий бежал наугад в сторону железной дороги, выплевывая на ходу выбитый зуб, глаз тоже затек, губа рассечена надвое. Иван оставил память о себе на всю жизнь. Любовь сладкая бывает, но после нее горечь во рту стоит еще долго. Откуда эта любовь на людей набрасывается?

«Сам вообще на жену внимания не обращает, только кричит, еще возмущается, что на другого загляделась, – размышлял Афанасий по дороге. – А видно любит меня, за помощью побежала, чтобы муженек вилами не заколол. Спасибо. Но я за Натальей тоже вернусь, когда устроюсь и за ее ребятишками. А то не понятно, как жить? Страну действительно бросает с этой индустриализацией то в силосную яму, то на электрический столб. Сами не знают, чего хотят. Запутались, заврались, – нужно сельское хозяйство, не нужно сельское хозяйств. Дадим землю в аренду, не дадим землю в аренду. Нужно дела в городе поднимать, деревня подождет. Хотят построить новую страну, а какую не знают. Наелись новой экономики? Отец тоже возмущался больше всех, когда из города приезжал с заработков. Говорил жируют так же, только одних богатых на других богатых поменяли, лишь в деревне всех бедными сделали, уравнили. Когда же этот переходный период от капитализма к социализму закончится? Две войны, две революции, надоело! Земли побросали, затем спохватились, стали из городов назад крестьян звать. Вот дед Федор тоже прибежал домой. А что толку? Теперь селькохозяйственные артели придумали, поля сторожат, урожай собрать нормально не могут, сколько добра пропадает. Еще коммуны хотят создать, чтобы все общее, и жены, дети, все вместе спали, веселились. А что мне это нравится. Вот у нас считай коммуна получилась у деда Федора, —. Афанасий засмеялся над своими мыслями, сплюнул кровь, заторопился быстрее к стоявшему поезду.

Звуки шипящего состава приближались к станции. Что – то было зловещее в этих мелодиях. Неизвестность набрасывалась на тебя тяжелым ночным полотном. Как хорошо, что у кого – то есть дом! Тебя там ждут! Вон бегут все куда – то, наверное, в свои кровати теплые, к мужу или жене под бочок. Мне спешить некуда, где зиму перекантуюсь, не знаю? Слышал, что на юге тепло, нужно срочно туда. Куда идет этот поезд? А вдруг на север? Я уже сбился с пути похоже навсегда.

Два года жизни у деда Федора в наемниках за тарелку борща. Не хотелось выходить из зоны комфорта. Каждому человеку нужна семья. Он должен знать, что его ждут. На дворе тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Мне пятнадцать! Жених! Лучше бы не связывался с этой Натальей, не стоял бы под дождем на станции, не зная в каком направлении двигаться.

Люди бегали по перрону, не замечая его. У всех были дела. Кто бежал с корзиной, в которой кричали гуси, кто с потертым чемоданом в очках, кто в дорогом драповом пальто с сигарой. Люди были совершенно разные. Не только внешне, но и по внутреннему содержанию. Это читалось по лицам. Вон идет с отвисшей челюстью, бессмысленным выражением глаз, видно с трудом думает. А этот человек в берете с потертым чемоданом смотрит вовнутрь себя, но все равно видно, что он умный. Взгляд совершенно другой, не такой, как у того с открытым ртом. А тип с сигарой, отморозок нэповский, тот всех скурит, как эту сигару.

Афанасий, разглядывая прохожих, забыл, что нужно каким – то образом попасть в поезд, только когда увидел, что в один из вагонов подбрасывают вилами сено, понял, как ему туда попасть. Мужчина с вилами, не смотрел по сторонам, он механически поворачивал туловище к телеге, накалывал пучок сена и забрасывал в небольшую щель створок, из которых на него смотрел вороной красавец. В тот момент, когда он наколол сено, Афанасий юркнул в щель, нырнул в сено с головой, проскочив подальше в вагон. Над ним фыркал недовольный конь, пару раз лягнул для порядка. Афанасий услышал голос мужика:

– Чем недоволен?! Лучшее сено! Посмотрим, чем тебя эти турки кормить будут?

– Турки? – пронеслось в голове у Афанасия. Он счистил солому с подбитого глаза, огляделся. За перегородками со связанными копытами стояли племенные жеребцы. Афанасий знал в них толк. Помогал в колхозной артели деду Федору, видел, как большевики беспокоились об укреплении материального состояния деревни. Разрешали земли брать в аренду, посевное зерно, с урожая можно было вернуть, лошадей в аренду тоже давали. Наверное, этих племенных кому – то везут. Советское правительство реальную помощь стало оказывать селу. Голод напугал всех! Крестьян решили вернуть в деревни. Все наработки применяли для развития нового строя. Это время считалось переходным от капитализма к социализму. Развитие кооперации – великое дело! Коллективизация кооперативов, снабженческо – сбыточные магазины, которые скупали сельскохозяйственную продукцию у артели, выдавали товары промышленного производства. Хорошо, что приняли на XV съезде партии «Резолюцию о кооперации!». А то – бы как я в этот поезд попал? Только непонятно причем здесь Турция?

На его размышления ответил скрип закрывающегося вагона, сзади кто – то наборосил щеколду с замком.

– Давай, трогай! – закричали на перроне по – старинке, будто лошадь в путь отправляют.

Афанасий закрыл глаза, улыбнулся, повторил: «Давай, трогай!».

Поезд дернулся вперед, будто кто толкнул, затем назад раскачиваясь загромыхал по рельсам: «Ту – ду, ту – ду, ту – ду». Жеребцы заволновались, недовольно заржали, встали на дыбы, видно им не хотелось в Турцию, Афанасию хотелось. Он закрыл глаза и провалился в будущее. Ему снилось, как он в белом красивом костюме скачет на этом черном красавце, как ему улыбаются девушки с цветами в руках, бросают зовущие взгляды. У каждой красивая ложбинка в области декольте. Но одна чернявая с длинными черными косами стоит в стороне осуждающе смотрит. Черный конь встает на дыбы, Афанасий хватает девушку, сажает с собой, увозит в красивый добротный дом из белого кирпича. Но в этом доме почему – то нет окон.

В это время слышит странный крик, скрежет, плач, открывает глаза, перед лицом оскалившийся чернявый жеребец с мертвыми глазами. Афанасий вскочил, не понял почему небо над головой. Сон это или жизнь? Ничего не понимает, крики людей, плач настоящий, протяжный, завывающий, что произошло? Ничего не понятно, он быстро вылез из своего укрытия.

– Людей вытаскивай! – крикнул ему мужик накалывающий сено.

Афанасий огляделся, вагоны лежат перевернутые в овраге, со стороны виднеются очертания гор. Сколько ехали, сколько он проспал, ничего не помнит. Афанасий рванул на плач. Залез через окно в горящий вагон, увидел в крови покалеченных людей, стал поднимать деревянные скамейки, придавившие одного в буденовке, постарался как можно спокойнее вытащить сломанную ногу, мужнина сцепил зубами ворот телогрейке.

– Потерпи, сейчас я тебя вынесу на воздух, а то угорим! – Афанасий взял его на руки, подтолкнул к окну, в которое заглядывала луна, поднял мужчину, попытался протиснуть его в разбитое окно, затем сам подтянулся, вылез, передал мужчину в руки хозяина лошадей.

– Петро Михайлович, давай сюда, на солому, как же так?

– Не причитай, Василий, как баба, лучше людей спасай! – закусил мужчина ворот вновь.

Афанасий продолжал вытаскивать из других вагонов старух, детей, молодых женщин, быстро оттаскивал их подальше от горящего поезда.

– До нашего хутора тут рядом, Петро Михайлович, я сейчас быстро кого – нибудь на помощь позову, – конюх Василий быстро оседлал, оставшуюся в живых лошадь, ускакал в темноту.

Через некоторое время, несколько телег появились на горизонте. Афанасий уже вместе с остальными мужиками курил возле перевернутых вагонов.

– Главное, пожар потушили, молодцы! – похвалил Петр Михайлович.

Василий с подмогой грузил раненых на брички. К первому подошел Петру Михайловичу, заискивающе старался помочь, но тот отказался от его помощи, подозвал Афанасия.

– Тебе как звать?

– Афанасий.

– Куда путь держал?

– Никуда.

– Тогда со мной пойдешь, мне такие бойцы нужны, – улыбнулся Петр Михайлович Волков и оперся на плечо юноши.

Василий сокрушался, что не доехали совсем немного до своей станции Лабинской. Говорил, что это недобитые враги советской власти промышляют на дорогах. Но Волков предупредил, чтобы не растлевал молодежные умы. Врагов всех перебили. Тунеядцев, которые за дорогами не хотят смотреть сразу к расстрелу.

На берегу реки Лаба на месте Мохошевского укрепления еще в Кавказскую войну воздвигли станицу Лабинскую. Это был надежный фортпост по защите Российских рубежей на Кавказе. Из Лабинской дорогу провели на Майкоп. После частых набегов черкессов, турок, адыгов, войсковой атаман приказал поставить впереди станицы хутор Вольный с укреплениями. И вот так от него треугольником расположили еще два хутора: Кармолино – Гидроицкий и хутор Шелковников.

Петр Михайлович Волков был начальник ревкома Вольненского сельского поселения. Ему нужен был на хутор Кармолино – Гидроицкий хороший управленец, с гибким умом, сильной волей, чтобы молодой был. Он решил присмотреться к Афанасию.

– Сколько годков тебе, Афанасий? – спросил Волков, когда тот пришел к нему в больницу.

Жить Афанасия оставил Волков при сельсовете. Там диван кожаный трофейный, из самого Питера доставили за хорошую службу перед Отечеством. Вот Афанасий на нем поспит. Так решил Петр Михайлович. Работать возьму писарем для начала, пусть присмотрится. Документы сам справлю. Нужно узнать, сколько годков ему?

Афанасий услышал вопрос, решил набросить года два для начала, сказал, что ему семнадцать, сообщил, что сирота, из детского дома сбежал. На этом и порешили.

– Ладно, трудовую книжку тебе организую, человеком станешь! Фамилию хоть свою знаешь?

– Да, Шаталов Афанасий Сергеевич! – гордо произнес новый житель хутора.

В стране был разброд и шатание, «Положение о видах на жительство», – основа всей паспортной системы Российской империи, потеряло свою силу после революции так же, как и «Устав о паспортах». В то время не обязаны были иметь паспортов, достаточно что люди были приписаны к месту службы или обществу. Паспорта выдавались только, если человек выезжал дальше пятидесяти верст и дольше шести месяцев. Женщинам паспорт могли выдать только с разрешения мужа или отца. Но виды на жительство и паспортные книжки того времени долго еще гуляли по стране, почти до тысячи девятьсот двадцать третьего года. Позже были введены удостоверения личности. Паспортные, трудовые книжки аннулируются со временем. И только местные советы могли дать разрешение на выезд, въезд, выдать трудовую книжку, которая приравнивалась к паспорту.