Читать книгу Музей одной естественной истории - Марина Кокуш - Страница 6

Махагон цвета «Ночь на Манхэттене», Гибсон, октябрь 2014

Если я и была в чем-то абсолютно уверена насчет В., так это в том, что его любимый цвет – темно-синий. Цвет космоса, ночного неба, звезд, холодной дали – по-моему, очень грустный цвет. Даже голубику он любил, я уверена, только потому, что она по-английски называется blueberry.

Как-то незадолго до дня рождения В. мы выбирали ему подарок, и он показал мне темно-синюю перьевую ручку под названием Skywalker. Как он смотрел на нее! Будто перед глазами у него была не принадлежность для письма, а самый настоящий джедай, носивший эту фамилию. Звездный странник, родившийся в день создания Империи и долго не ведавший о своем высоком происхождении. «Luke, I’m your father!1», – так и вертелось у меня на языке.

Я притворилась, что пытаюсь запомнить артикул, не подавая вида, что уже больше месяца назад заказала ему подарок-мечту. Мы когда-то видели его в магазине, но быстро о нем забыли, – таким он казался недосягаемым. Мое возбуждение было не так-то просто скрыть – я чуть не подпрыгивала на месте. Так в школе, бывало, вызубришь урок и ждешь, что учитель вызовет тебя к доске, но руку не поднимаешь, а лишь жадно ловишь взглядом каждое его движение: как он водит пальцем в журнале, спускаясь вниз, а затем снова поднимаясь вверх, опять вниз и, наконец, обратно в начало списка, к первым буквам алфавита, чтобы назвать твою фамилию.

Вот уже долгих четыре недели заветная коробка высотой почти в человеческий рост стояла в кладовой у меня в офисе, а я каждое утро с замиранием сердца заглядывала туда проверить, на месте ли она. Наконец в день рождения В. в конце рабочего дня я дрожащими от волнения руками распаковала картонную коробку, достала подарок, расстегнула молнию чехла… Как передать мое разочарование?! Словно учитель вызывает тебя к доске, но ты вдруг понимаешь, что выучил не тот параграф.

Гитара показалась мне неестественно маленькой. Точнее, я думала, что гитары, на которых играют настоящие рок-звезды, намного больше. Я даже засомневалась, заказала ли я настоящий инструмент или Gibson стал выпускать крошечные гавайские укулеле. Короче говоря, чисто по-женски меня волновал вопрос, угадала ли я с размером, покупая подарок.

Так или иначе, что-то менять было уже поздно, поэтому я быстро положила гитару в багажник и рванула с места в сторону бульвара Периферик. Времени было в обрез, а мне нужно было еще воплотить в жизнь вторую часть моего сюрприза, которые В., к слову сказать, терпеть не мог. По крайней мере, он сам был в этом уверен, но я рассчитывала, что все изменится с того дня, когда он откроет багажник, увидит там кучу синих воздушных шариков, а под ними – о чудо – подарок его мечты.

Как назло, в районе Порт-де-ла-Шапель я встала в безнадежную пробку, но зато появилось время надуть те самые шары прямо за рулем. Водители соседних машин смотрели на меня с изумлением.

Подъехав к офису, где работал В., я переложила шарики в багажник, спрятав гитару, и позвонила ему, чтобы спускался. Мы опаздывали в ресторан, который я предоставила ему выбрать самому, зная, как он не любит сюрпризы.

Как обычно, после работы В. был не в духе. Пока мы ехали, я думала: «Интересно, а как чувствует себя мужчина, который сидит с ничего не подозревающей женщиной в ресторане, заказывает десерт, а во внутреннем кармане его пиджака лежит кольцо в красной коробочке с золотистыми полосками, и он ждет, когда официанты, стоит только ему подать условленный знак, приглушат свет, включат романтическую музыку…» Сказать, что я никогда не задавалась вопросом, как именно В. делал предложение своей бывшей жене, было бы неправдой.

Приехав по нужному адресу, мы вышли из машины, отдали ключи швейцару и вошли в ресторан с очень модным тогда в Париже французско-японским меню из шести блюд, подобранных по настроению шеф-повара (а он был в тот день в приподнятом настроении, как не преминул уведомить нас официант).

Между второй и третьей переменой блюд В. наконец оттаял. Я предложила поиграть в игру, когда каждый раз, прежде чем сделать глоток вина, мы должны говорить друг другу тост. «Хорошо, – лукаво улыбнулся он, – тогда предлагаю выпить за единственного человека в этом зале, который похож на китайца. Нет, не за нашего официанта». Я была рада, что к нему вернулось чувство юмора (он любил шутить над моим разрезом глаз) и что мы перестали напоминать пару влюбленных, которым даже нечего сказать друг другу за ужином.

Одна такая пара как раз сидела за столиком позади меня. Мне было неудобно оборачиваться, поэтому В., знавший толк в новостных передачах канала ВВС, вел для меня прямой репортаж. Мы успели сказать друг другу пять или шесть тостов, а пара – довольно толстая и некрасивая девушка и ее тщедушный, невзрачный спутник – так и не проронила ни слова. Вот наконец она говорит что-то тихо-тихо, не поднимая глаз от тарелки. О боже, она, кажется, сейчас заплачет. – А он что делает? – А он молчит. Нет, уже берет ее за руку, она поднимает на него глаза. Он уверяет ее в чем-то. Все, она начинает улыбаться. Кажется, помирились. – Мы с В. облегченно вздохнули.

До конца ужина он разыграл для меня еще пару сценок из жизни других посетителей ресторана, мы выпили за Бориса Ельцина, на которого я якобы похожа, когда сплю; за носорога, которого он изображал на второй день нашего знакомства; за его комнату номер тринадцать в нашем университетском общежитии, где мы в свое время провели сотни счастливых часов. О своем сюрпризе я, разумеется, давно забыла, и только когда мы сели в машину, меня снова охватило волнение. Подобно тому мужчине в ресторане, который ждет подходящего момента, чтобы дать знак официантам и вручить возлюбленной красную коробочку из внутреннего кармана пиджака, я считала минуты до нашего возвращения. Три светофора, поворот… уже два светофора… перекресток с круговым движением… последний светофор… По парижским меркам, мы припарковались очень близко, то есть в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Свет погас, включилась романтическая музыка…

– Пожалуйста, помоги мне достать из багажника мою сумку, она очень тяжелая, – попросила я.

В. вышел из машины, то же сделала и я, но пока не подходила к нему, чтобы можно было наблюдать издалека. За пару секунд в его глазах сменили друг друга: недоумение (поднял глаза на меня), испуг (достал чехол и расстегнул молнию), восторг (взял в руки гитару и снова посмотрел на меня), нежность… Теперь я точно знаю, как она выглядит, и пусть кто-то попробует убедить меня, что это абстрактное понятие…

Я подошла ближе, он обнял меня и тихо-тихо сказал: «Какая же ты глупая! Тебе ни за что, ни за что не нужно было этого делать… Спасибо!»

– Я переживала, что она слишком маленькая. Нет?

– Боже мой. Я же говорю – stupid2.

– Ладно, главное, что она твоего любимого цвета.

Мы пришли домой и легли спать. Конечно, не сразу, а после того, как В. исполнил несколько аккордов из репертуара группы Metallica. Перед тем как заснуть, он крепко обнял меня и прошептал: «Никто, никто и никогда не делал ничего подобного для меня», – и это был миг самой интимной близости, которая когда-либо была между нами. Минута, когда мне, мерзнущей всегда и везде и заставляющей его включать обогреватель на десять делений, было настолько жарко, что я первая высвободилась из его объятий и единственный раз уснула на своей половине кровати.