Читать книгу Политиканиада, по линии ада - Марина Леванте - Страница 6

Как, ведут себя пчёлы в своей естественной среде обитания хорошо известно, и сколько пользы приносят они не только той среде, а и человеку, тоже хорошо все знают, как и в курсе, что он, человек без пчёл и без их мёда, если что, ну, никуда, настолько эти насекомые значимы оказались для всех нас.

Вот, и Эйнштейн, великий учёный, что сказал про них и про нас…? Он сказал, или даже хуже, предсказал, что «нет пчел – нет опыления – нет еды – нет человека»…

И человек задумался…

Потому что до того уже успел опылить многие растения своими умелыми руками, не пчелиными хоботками, а в руках у него было ни что иное, как набор отравляющих веществ, называемых хитро так, пестицидами и разными другими наименованиями. Но, как ни называй, сути это не изменило, что значит, погибло много из того, что было в природе и на что клала своё жало пчела и не только она, потому что опылением занимаются ещё и мухи, и птицы, и такой пчёл, названный шмелём, правда толку от него, почти столько же, как от того козла, что с молоком, ибо мёда он приносит в разы меньше чем известная всем нам пчела, но и участвуют в процессе опыления даже, летучие мыши, и просто сильный или слабый ветер…

Но, как известно, в былые времена без привычных опылителей, то есть без пчелиных семей прекрасно обходилась, к примеру, флора Северной Америки и Ирландии. Потому что пчёл туда завезли именно люди, которые, как ни странно это звучит, в ближайшей перспективе могут заменить некоторых насекомых…

Кто-то может спросить, а как это, а зачем это…? Есть же ещё растения, наравне с отравляющими пестицидами, и есть же ещё и все остальные, что опыляют эту оставшуюся не умерщвлённую до конца флору. Так зачем…?

Ну, просто с момента великих географических открытий в мире произошли немалые изменения. Выросло население, которое требовало всё больше не только зрелищ, но и больше хлеба… А пчёлам, как ни крути, мы обязаны 1/3 всего урожая. И потому Эйнштейн, как нельзя прав оказался в своём горестном предвидении: не будет пчёл, человечество лишится не только меда, но и пищи насущной…

И потому, пока пчёлы ещё трудятся в своих ульях денно и нощно, являясь, не в пример человеку, жуткими трудоголиками, летая по прежнему на пастбища, те самые луга и поля, где ещё растут цветы, лютики-ромашки, и там, перелетая с цветка на цветок, делают свою работу, а потом, дружно возвращаясь в свои жилища, не только в дупла, из которых Винни Пух с Пятачком мёд воровали, а и в те, что построили для них люди, назвав их ульями, а там, выкинув за шиворот и за дверь тех, кто хотел только лежать и ничего не делать, лишь развлекаться, что являются трутнями и среди людей, продолжали начатое на полях, и бережно распределяли собранный нектар по сотам, в которых он и превращался потом в так желаемый и любимый человеком мёд, этот человек, помня слова великого учёного и не забывая о своих деяниях, думал о той альтернативе, что поможет ему выживать и дальше, не оставшись без еды вовсе.

И собственно, давно уже придумал, потому что вторым потенциальным заменителем пчел после шмеля, предназначалось стать человеку… И вообще, это ни какое-то далёкое фантастическое будущее, потому что в Китае, где пчелы давно перевелись, лет двадцать, так, назад, по причине уже упомянутых пестицидов, опылителями являются не эти мохнатые в коричневую полосочку насекомые, а люди. Как всегда, дешёвая китайская рабочая сила вручную опыляет цветы. Неудобно, затратно, всё ж понятно, человек это – не пчела, крыльев и хобота не имеет, но, тем не менее, это работает…

А пока китайцы совершенствуют придуманный процесс опыления искусственным путём, на других просторах, люди, менее совершенные, просто примеряют костюм пчелы и изображают пасеку, что является их работой, за которую они, конечно же, получают заслуженную заработную плату.

Вот и Ося, Осип Лионович, что мечтал при советском строе, живя в столичном граде, о демократическом переустройстве своего государства, потому что много чего его не устраивало тогда, сейчас и давно уже трудился пчелой в Кузьминском парке на Юго-востоке своего родного города…

Вся его работа заключалась, в основном, в том, что он с самого утра, являясь на работу, опаздывать нельзя было, ни-ни, потому что начальником товарища Туринского был старый кэгэбист с тридцатилетним стажем на старой службе, и ещё, как не уставал повторять сам Осип, азербайджанец по национальности, что подразумевало им же ослиную упёртость того, и потому пчела ровно в девять ноль-ноль уже в надетом полосатом костюме сидела за рабочим столом, как ученик за партой и ждала распоряжений от нелюбимого им осла.

Но это не была басня про осла, козла и мишку, и про мартышку, хотя чем-то и напоминала её, ибо был Осип Лионович из семьи музыкантов, но опять ни из тех, что затеяли сыграть квартет, это была банальная жизненная реальность и надо сказать, не лучшая, в которой кто-то уже лет десять всё изображал и изображал пчелу, а кто-то был начальником, хоть и не любимым.

Но что поделаешь, всем мил не будешь и потому товарищ Туринский, тоже денно и нощно, развлекал посетителей парка, проводя экскурсии по так называемому «Музею пчеловодства», рядом с которым расположилось nn-ое количество настоящих, не экспонируемых ульев. Но Осип, будучи человеком, не просто осторожным, а трусливым, всё ж в глаза начальнику ни разу так и не сказал, кем его считает, мёд из домиков таких же настоящих пчёл, как и их ульи, не собирал и потому надобности в надевании сетки пчеловода тоже не имел. Ибо опасаться, что те, полосатые угрюмые бестии, угрожающе жужжа, вылетят из своих домов и вцепятся ему своими жалами в морду, не было. И по сей причине работник музея, для правдоподобности своих рассказов из жизни пчёл, вынужден был носить полосатую майку и жёлтого цвета штаны, а на голову цеплять нечто подобие шапочки с усиками-антенками. Где пряталось его пчелиное жало, никто не знал, да и не предполагалось, что экскурсовод будет пугать детей, в окружении которых он вечно находился. В этом и заключалась та работа, а значит и жизнь этого ещё не пожилого человека, который просто мечтал жить при демократическом устройстве, в котором он думал всё будет, как в раю, но этот его рай, почему-то сконцентрировался исключительно на пасеке в Кузьминском парке на Юго-Востоке родного города Москвы мальчика Оси и всё же без наличия тех демократических свобод, учитывая факт имеющегося над Осипом главенствующего лица.

Тем не менее, упёртостью осла обладал не начальник товарища пчелы, а сама пчела, которая всё неустанно повторяла, что всё равно голосовала бы за того, кто этот рай демократический пообещал ей уже 25 назад, и плевать ей, пчеле полосатой, что не выполнил своего обещания кумир многих, похожих на Осипа, ну, или, во всяком случае, не до конца, а правильнее, ни для всех. Ибо райская жизнь всё же состоялась, но только у кучки тех, кто её и обещал всем остальным. А тем остальным только и осталось, что продолжить восторженно жужжать дальше, про то, что такое, хоть и не полученная, но обещанная демократия, которой не наблюдалось даже на пасеке, где исключительно жужжал давно подросший мальчик Ося.

***

А пока мальчик Ося не вырос и не стал той жужжащей, но больше брюзжащей пчелой, он воспитывался за кулисами Большого театра, где его отец не совсем понятно, какую роль исполнял, потому что в списках солистов оперных певцов и ведущих танцоров не значился, да, так и путал всю свою жизнь, по словам сына, Равеля с Гершвиным, что не помешало, однако полностью впитать маленькому Осипу ту атмосферу театральных клановых конфронтаций в борьбе за выезд за рубеж.

Тяжёлым грузом легла эта несправедливость из жизни советских людей на сердце ребёнка, невозможность поехать туда, куда хочется, эдакое, отсутствие свободы в своём выборе, которое он пронёс через всё, ставшее бременем для него, время социалистического строя, уже позже всё повторяя как мантру, одно и то же четверостишие:

«Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала, какого мы рода,

Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…»

Но это было потом, чтение стихов и тоска о несостоявшемся, или всё же произошедшем, а пока мальчик наслаждался иной славой, он был приближен к самой приме-балерине Майе Плисецкой, вернее, к её коленям…

В 1972-м году на сцене Большого театра вышла постановка балета «Анна Каренина», в которой Осипу посчастливилось сыграть и ни один раз, роль Серёжи, сына Анны, главной героини романа великого писателя Льва Толстого. И вот раз за разом он выбегал навстречу своей названной матери, утыкался плачущим личиком ей в колени, прощаясь с той навсегда, а потом точно так же раз за разом, рассказывал этот незабываемый эпизод из своей жизни.

Правда, был у Оси ещё и младший брат, который тоже претендовал на роль сына Анны-Плисецкой, и слово в слово повторял рассказы брата о цветах и шоколадке, которую каждый раз клала великая балерина в корзину, выносимую на сцену после окончания спектакля, а он всё думал, что это зрители так его любят. Но вот незадача, не смотря на некоторые расхождения и большие сходства в повествованиях братьев, всё же младший ну, никак не мог быть Серёжей на премьере балета, ибо только-только появился на свет в тот год, а сыну Карениной по содержанию было уже шесть лет. Но, тем не менее, всю свою сознательную жизнь так и соревновались братья друг с другом за место у колен великой балерины, за право обладания фотографией с её изображением и её автографом, с надписью «Моему сыну в жизни и на сцене» или «Моему любимому сыну от Майи Плисецкой», рассказывая одну и ту же историю, уже больше походящую на небылицу.

Но и это осталось давно в прошлом, в том прошлом, когда получивший по возрасту право голосовать, выросший Осип отдал свой голос за того кумира, который пообещал ему и всем гражданам советской страны демократические свободы, которые светили запрещёнными раньше поездками за бугор, прилавками, полными продуктов питания и теми товарами, которые до сей поры из советских граждан, мало кто, видел, ну, только если в кино, сидя на заднем ряду и жадно впитывая каждый вдох той свободы, которой, на их взгляд, не было в Советском Союзе.

Ведь хотелось говорить, что думаешь, петь те песни, которые нравятся, писать и читать те стихи, которые отвечали твоим запросам, а тут… Запреты, запреты, кругом одни запреты… Нет джинсов, нет магнитофонов, нет бумажной колбасы с чизбургерами и гамбургерами, нет молока с антибиотиками и консервантами, нет жевательной резинки и смешных презервативов с усами или со вкусом клубники, и просто нет секса, правда, есть дети, и есть демография, но всё равно нет доступа к порно журналам, и такой же литературе, и просто – просто нет того счастья, что есть у них… Зато было кое-что другое, что оказалось совсем не нужным многим, и таким, как Осип, в первую очередь…

И вот, всё же успев прихватить из ненавистного советского строя, ни только бесплатное среднее образование, сдав полноценные выпускные экзамены, а не теперешнее ЕГЭ, поучившись ещё и в музыкальной школе, куда ж без этого, ведь отец 35 лет жизни отдал Большому Театру, да и сам Осип был непосредственным участником театральных спектаклей, успев получить и бесплатный диплом об окончании вуза, правда, в родной в столице юноша с печально поднятыми бровями, как на маске Арлекино, и тёмными вьющимися волосами не учился, а поехал в Калининград, где был на тот момент меньше конкурс на вступительных экзаменах, и уже позже вернулся обратно, для того, чтобы окончательно покончить со всем тем, что досталось ему за просто так. Правда, успел ещё не долгое время поработать в газете «Комсомольская правда» в отделе писем, ну, а, пото – оо – ом…

Потом Осип с гордостью рассказывал, как был на баррикадах, борясь за свободу, за новую западную демократию в своей стране, которой ему так до этого не хватало.

«Ну, 90-е, ну лихие, роковые. Что помнится? В нас стреляли, мы отвечали…» – важно докладывал уже пополневший и поседевший мужчина, хотя, глядя на его второй безвольный круглый подбородок, который являлся венцом всей его теперешней солидности, видя знакомые брови, что больше походили на сложенные в молитве руки Марии Магдалены, слабо верилось во все его истории с выстрелами и обороной, вообще, с трудом можно было представить себе этого трусоватого человека, который сходу менял своё мнение, словно флюгер на ветру, готовый в любой момент развернуть свои оглобли в выгодную для себя сторону, бьющегося где-то там, ещё и с оружием в руках, тем не менее, он продолжал: «В 90-м родился Илюха…»

Это его первенец, фотографию которого он потом с гордостью демонстрировал своим друзьям, но по причине, что шестилетний мальчуган был заснят рядом с известным всему миру Бабой, покойным олигархом Борисом Березовским, являвшимся, в общем-то непосредственным виновником того торжества, на котором присутствовал не только старший наследник Оси.

«В 91-м мы провели Конгресс за Европейское ядерное разоружение, а на следующий день начался ГКЧП. Потом было голодно и местами холодно…»

Но ему было нипочём. Уже ведь вовсю дул ветер желанной свободы, а на самом деле, свирепствовал сильнейший ураган, уносящий с собой не только счастье уже бывших советских людей, а и всё, что было создано их руками, построенные фабрики и заводы, ещё в послевоенные годы, и те, что создавались позже, потому что все производства, а с ними и природные богатства не существующей уже страны, уезжали за границу, словно вольноотпущенники, чтобы приносить пользу другим людям, чтобы они могли пользоваться тем, что стало вдруг не нужным здешнему люду.

И наконец-то, ура, они путешествовали! Стояли всю ночь и утро за билетами в железнодорожную кассу, потом покупали международные в СФРЮ, затоваривались электробритвами, соковыжималками и прочей дребеденью, собирались ехать до Суботицы (это городок в нынешней Сербии), и вдруг там война.

Но не беда, ибо весну 98-го новые свежеиспечённые русские, отдавшие за свою свободу практически всю страну на откуп своих мечтаний, встречали уже в Амстердаме. 30—го апреля того же года – день рождения какой-то королевы из чужого королевства, будто из сказки, но не из русской, а может быть братьев Гримм или Андерсена… Но всё равно, было шумно, пьяно, весело.

А летом уже дальше, словно в старой песне – «по секрету всему свету…» покатились на юга, в жаркий Израиль. Там же, став на минуту праведными христианскими паломниками, будучи, в основном, евреями по национальности, не забыли искупаться в священной реке Иордан, в той, в которой по преданию, крестили Христа, обеспечив себе, таким образом, не только святость Иисуса, но и беспрепятственное прохождение через врата в светлое Царство Божие… И, как полагалось, совершив обряд омовения, очищения, преодолели земные грехи и искушения, что позволило с чистым сердцем и такими же помыслами двинуться дальше, уже обратно, к себе, в обновлённую родину, где в воздухе теперь реяло не Красное знамя великой страны, украшенное золотым серпом и молотом, а веяло воздухом полученной свободы, от которой миллионы людей этой страны задыхались, почти, как от того бедственного положения, в котором почему-то оказались…

И всё же не почему-то, а потому что… Потому что в противовес обещанному, многие стали просто банальными нищими, потому что специалисты, учёные, которые, как и Осип – Пчёлка получили советское образование, что считалось лучшим в мире, уехали на Запад, теперь стало почти без разницы, где находиться, там или здесь, везде царили, так называемые демократические свободы, что звучало, почти, как равенство и братство бывших союзных республик… Но, только, оказавшись там, что почти здесь, или всё же чуть лучше, кто устроился, став уборщиками и официантами, а кто тоже пополнил ряды их бомжей и безработных…. Ведь ни просто образованным, а знающим людям давно было известно, даже тем, кто не успел или не захотел покинуть родные пределы, тем, у которых великие для Оси имена ассоциировались с русскими словами «БАБА» и «ЕБН», что ведут там достойное существование единицы. А, если ещё не повезло родиться в семье миллионера, или просто стать богатым наследником своих родителей, то шансы твои не велики, получить то, чего достоин каждый человек на земле, но не каждый получает…

И потому нынешняя молодёжь бывшей советской державы получает образование под названием «тупой и ещё тупее», которое ещё и не для всех возможно, ибо деньги теперь ни у всех есть. И пятидневная рабочая неделя, вместе с 8-ми часовым рабочим днём тоже канула в далёкое и ни очень, прошлое, ибо не успели несчастные советские люди оглянуться, как через 70 лет вновь оказались в царской России и опять с 12-часовым рабочим днём, без намёка на какую-то свободу, заняв привычное положение вечных рабов и холуев…

Вот и Ося, посчитавший теперь себя свободным, горько плакал, и публично признавался, что полученная им медаль правительства Москвы льгот-то никаких не даёт… А чего он хотел, этот свободный человек, являющийся на самом деле рабом не только своих желаний и потребностей ЖКТ…?

Да и почти как тогда, при неизменном царе Горохе стали люди вымирать, как мухи, ибо и квалифицированная медицина, как и образование, стала доступной только для толстого, пухлого кошелька, обладателями которого были несколько иные фигуранты состоявшихся событий.

То есть все стали свободны в своём праве выбора – можно умереть, если нет денег, а можно и украсть и не умереть, и выздороветь, но сесть за решётку. Можно выбрать между тупым и ещё тупее, и такая появилась тоже неплохая альтернатива прошлому.

Но, почему-то мало, кто радовался полученной такой свободе выбора, тому, что у горнила власти собралась кучка проворовавшихся бандитов во главе с авторитарным паханом, тем, давно канувшим в лету царём-батюшкой, про которого многие знали только из учебников истории.

А теперь он снова был на троне, и не на сказочном, а настоящем, в окружении демократов, приспешников того дяди, за которого голосовал юный тогда ещё Осип, получивший возможность раз в год скататься на дешёвый европейский курорт, пафосно посидеть в дорогом ресторане, заказав себе обед из трёх блюд, и заплатив за него несметные бабки, в размер зарплаты многих своих сограждан, при том, что, как в кино с Челентано, за окном дорогого, но всё же не высококлассного общепита может оказаться стоящая голодная девушка и умоляющим взглядом просящая накормить, только не аферистка, а настоящая бомжиха или нищая, та, что осталась без всего того, что не только обещали, но и того, что имела до полной разрухи.

А свободный в своём выборе Осип сможет, как и тогда, вновь ногами и руками принести присягу за демократию уже почившему и ныне прошедшему через те Светлые врата, о которых мечталось его соратникам во время купания и омовения, добавив к этому с гордостью, как с его конкурентом в правительственный бассейн, что раньше ему не доступен был, нахаживает, плюнув при этом и на ту девушку за окном, и на всех своих соотечественников, которые в том самом дерьме живут, на которое он вдруг стал сетовать, вот уже 25 лет существования желаемой кем-то демократии…

А той демократии, вот так сюрприз, нет, и никогда не было, ни в одной точке мира… Просто её убили ещё в зачатке чьей-то рождающейся утопии, а потом сказали, что так и было, просто вы не правильно трактовали понятие свободы слова и волеизъявления.

А ведь, как всё начиналось, до банальности просто…

Завоевали янки свою независимость, правда зачем-то отобрали её у всегда свободолюбивых индейцев, потом и у чернокожих, сделав их своим рабочим инструментом, короче, провозгласили ту пресловутую демократию, но захотели ещё лучшей жизни и возвели на жертвенный алтарь себе для поклонения жирненького такого тельца, обсыпали его золотой пылью, и начали молиться ему и только ему, став зависимыми от материальных благ, забыв про духовные. Европа не отставала в своём желании не только благоухать в благоденствии, но и в стремлении к обогащению.

Ну, а теперь, и весь мир, без исключения, охватило чувство немереной свободы, все по уши погрязли в пресловутой не существующей на самом деле демократии, каждый человек на планете Земля имеет право сделать первый или последний вдох, ведь это его право выбора, жить или умереть от голода. Его право на лучшее существование, которое никто не вправе отобрать, только вот не понятно, почему наравне с сытой якобы Америкой и такой же Европой существуют страны третьего мира, где каждую минуту, каждую секунду не рождается, а умирает ещё один свободный человек. Почему молодые люди в Соединённых Штатах, которым их правители сумели успешно внедрить в мозги чувство патриотизма и исключительности, идут не на свою войну, убивать ни в чём не повинных людей, а потом так и остаются в чужой для себя земле, а их родители получают похоронки и трупы своих почти малолетних детей в запаянных цинковых гробах, и всю оставшуюся жизнь клянут ту свободу, которая отобрала сыновей у их отцов и матерей. Такой ли демократии хотели американцы и европейцы, от чего могут гордиться всем тем, чего не было в жизни советских людей..?

Зато Осип Туринский, так жаждущий западного счастья, имеет теперь возможность надеть на себя костюм пчелы, майку в полоску и жёлтые штаны в обтяжку, и поучаствовать в другом спектакле жизни, совсем не в знаменитом балете «Анна Каренина», назвав про себя дающую руку своего начальника «кавказским ишаком», а потом втихаря, или на камеру снять с более чем значимой скульптуры, потому как раньше другие памятники ставились, той же пчелы, установленной в Кузьминском парке, спортивную форму своей любимой хоккейной команды, которую надели на каменное тельце какие-то шутники, и сохранить её себе на память, ибо другую память он и ему подобные оставили на плахе чьего-то безумного счастья, впившись зубами в рыхлую мякоть распятой на жертвенном алтаре туши золотого барана, взамен обретя своё счастье, потому что каждому, как всегда говорится, своё, выразившееся в неизменном статусе Пчёлки Оси.