Читать книгу Глория мунди - Марина Москвина - Страница 3

Оглавление

Рот мой полон песней, а язык ликованием, что-то зреет во мне и дает зеленые всходы, как проросший корень имбиря на подоконнике, – ведет неуклонно к тому моменту, когда я подарю свое имя горячей голубой звезде. А что это за песнь и о чем в ней пойдет речь? Точно пока неизвестно, тема – жизнь. Сама жизнь, лишь бы только найти ее ключевую ноту, вот эту точку, начало начал, из которой исходит мир.

Как же так, что я до сих пор не знаю – есть какой-нибудь смысл в этой круговерти или он вообще не предусмотрен? Имеется ли свободная воля, право выбора, рост и развитие личности, о чем я который год кручу шарманку студентам и старшим школьникам, а сама ни в одном глазу – например, насколько я безумна, или кто дышит, когда я дышу, кто думает, когда я думаю, предчувствует, осязает? Или мы движемся предопределенными орбитами, и не существует силы, которая бы изменила этот незыблемый маршрут?

Вдруг на твою голову обрушивается Милость в виде богини плодородия, чей теплый виолончельный голос в одно прекрасное утро произнесет в телефонной трубке:

– Несите-ка всё, что вы написали, – я хочу выпустить в свет ваше ПСС (полное собрание сочинений). Сначала оптом – в твердом переплете. Потом в розницу – в мягоньких обложках дешевых, чтобы народ мог купить и прочитать. А вы пока пишите новый роман!

Вот так – Пестунья Небесная! – то вместе, то поврозь начали выходить мои творения – весьма и весьма немногочисленные, причем столь малого объема, что Лёша вынужден был их укрупнять и укреплять, оснащая иллюстрациями.

– Ого, как ты много уже написала, – всё равно ворчал Лёшик.

– Это при том, – отзывалась я, – что пишу абзац в день.

– Но с каким постоянством! – восклицал он. – Люди то запьют, то закручинятся, то во что-нибудь вляпаются, то разводятся, то меняют квартиры… а ты – абзац в день, абзац в день.

Видя, как в поте лица Лёша иллюстрирует мои труды, я поинтересовалась, прочел ли он их, а вернее, со свойственной мне душевной тонкостью, – «Перечитал ли?»

На что тот высокомерно ответил:

– Мне это вообще не нужно – читать да перечитывать. Вы мне скажите название романа, кто написал – приблизительно. И картинки будут лучше, чем текст, я вас уверяю. Пускай это всё читают художники без воображения!

Как ни странно, мое безыскусное ПСС немного обогатило нас. И поскольку я всегда была и остаюсь мечтателем, заблудившимся в мире искусственных спутников, сверхзвуковых самолетов, пластмассовых ложек, алюминиевых аэровокзалов, торговых центров и рукотворных солнц, – я собралась на эти деньги отправиться в Гималаи, в закрытое для европейцев королевство Мустанг и Бутан, – бродить по долинам затерянных миров. Я уже видела себя исследователем, ступившим на неизведанную землю, мечтала о приключениях, опасностях, сильных ощущениях, когда жизнь снова ставит тебя, как древнего человека, под звездами – лицом к лицу с мистерией земли.

Но вместо того, чтобы взойти семенами странствий, мой благодатный золотой дождь неожиданно оросил почву для капитального ремонта.

Целостный микрокосм распался на картонные коробки, добытые Лёшей в табачном киоске. Они проплывали перед нашими носами, источая крепкий запах табака фабрики имени Клары Цеткин, медленно скользили, словно по реке, превращаясь в двухмерные силуэты, скрываясь в ее первородных водах.

От макушки до пят мы покрылись белым порошком, на расстоянии вытянутой руки не видно ни зги, небритый молдаванин Марчелло в качестве аванса забрал всю сумму на ремонти ушел. Мы были уверены, что он не вернется, но утром он появился с капитанской трубкой и в тельняшке. До полудня они с супругой Виолеттой что-то рушили, а чуть пробьет восемь склянок, бригадир выуживал трубку и начинал ее раскуривать, пока Виолетта гоняла за бутылкой. Несколько месяцев у нас в доме шумел перегарно-морской прибой. После чего наступил полный штиль, поскольку молдаване канули в Лету. А вместо них воцарился истинно русский Данила-мастер, который с порога объявил, что он нам не жалкий пьяница, но – бери выше – алкоголик в завязке. Данила утомлял тем, что зычно разговаривал сам с собой. Мы были на пороге нервного срыва, когда его сменил армянин Макбет – очень симпатичный, абсолютно без зубов, он предпочитал тихую задушевную беседу с трубами в канализационном шкафу.

В разгар ремонта ко мне приехал человек из деревни, Юра, с двумя взрослыми сыновьями – забрать, что не нужно из мебели. Хотела ему всё отдать, такой он белобородый, благостный. Даже свой детский столик, который еще сделал одноглазый столяр Котов, когда мы жили в Большом Гнездниковском переулке.

А Юра:

– Не надо, не отдавайте детский столик! Пусть он останется с вами. Как вы милы мне. Я обязательно должен вам сказать. Негодяй буду, если не скажу, – надо пить структурированную воду! По тридцать граммов на килограмм веса – церковную, из родника, фильтрованную – сырую! Три месяца – и никогда не будете болеть! Вы запомнили? Ну как вы милы мне, дайте я вас обниму!..

Ушел, потом стучит, звонок не работает. Я открываю дверь – Юра:

– Вы запомнили? Воду! Пить воду!!!

Старых вещей лишились по требованию сына. («Надо, чтобы в доме постоянно звучало эхо! – считает мальчик. – Как только эхо пропало, значит, в доме творится что-то неладное…») Тридцать уже не помню какая годовщина нашей свадьбы, Лёша продал картину под названием «Живущий в хоботе идет на Северный полюс», и мы в «Икее» заказали кровать. Лёшик так и сказал:

– На эту знаменательную дату я подарю тебе кровать.

– А я, – говорю, – подарю тебе любовь на этой кровати!

Из экономии Лёша подружился с мастером-сборщиком из «Икеи» – Джабраилом. Тот очень мало берет за свою работу, но когда сверлил дырки, чтобы повесить шкафчики на кухне, насквозь продырявил две стенки. Лёшик с ним больше никогда решил не связываться. Но слышу – рекомендует кому-то:

– У нас есть замечательный конструктор мебели Джабраил. Он, конечно, много не возьмет, но может всё окончательно разрушить.

Забыла сказать, в связи с выходом в свет ПСС на меня обрушилось не только богатство, но и слава. Не то чтобы «слава-слава», но все-таки, из газеты «Жизнь» обратились:

– Так, мол, и так, составляем гороскопы известных личностей, только назовите свой год рождения, и вам будет гороскоп – на прошлое и на будущее, а вы знай себе подтверждайте попадание в яблочко! Космонавт Гречко остался очень довольный сотрудничеством с нами…

Потом пригласили в ток-шоу «Что хочет женщина». Тема такая: «Если женщина говорит „нет“, то это ничего не значит».

– Не можете сегодня, приходите завтра. Темы: «Любовник только укрепляет семью». И «Большая зарплата женщины – разрушает». Предполагаются звезда и эксперты.

– Надеюсь, – говорю, – я буду звезда?

– Вы будете эксперт, – мне ответили твердо.

Вдруг замаячила на горизонте некая Надежда из программы «Надежда».

– Хотим предложить вам участие в программе «Большая семья».

– Телевидение?

– Ни боже мой, – отвечают мне, – просто программа – в чистом виде. Истоки она берет в Индии и в ООН. Тема: СМИ – в борьбе за победу добра над злом. Понимаете, вы – как раз то, что нам нужно. Зачем мы приходим в этот мир и куда идем? Этот вопрос всегда рано или поздно встает перед человеком: что такое душа и есть ли она?…

В общем, единственное, на что я решилась, – дать интервью одной газете, не стоит озвучивать ее звонкое имя, оно и так у каждого на слуху с такими-то миллионными тиражами, подумала: редактор имеет независимые воззрения, новости культуры освещаются неплохо, а в подвал криминальной хроники лучше не соваться, иначе в такое угодишь варево из жареных новостей, извиняюсь, конечно, за несуразный каламбур, что мое кредо – встречать каждый день изумленьем и восторгом – может не только пошатнуться, а и затрещать по всем швам.

Самое курьезное из этого подвальчика, я повторяю – просто забавное: «Женщина в Тюмени прилипла к шлагбауму», «В желудке у мужчины обнаружили два килограмма шерсти…», «Иллюзионист Дэвид Копперфильд обвиняется в изнасиловании», «Страшный скандал: председатель суда – квартирная мошенница! Ее уличили в квартирных махинациях и предложили уйти из суда по собственному желанию, но она отказалась», «В Эстонии поймали пьяного слепого водителя» и так далее и тому подобное.

– Да они выдумывают всё, – говорит Лёша. – …Только не смей мне рассказывать эти ужасы.

Я говорю:

– Ты ж говоришь, что они всё выдумывают!

А он:

– Да. Всё выдумывают, но, наверно, самый ужас – правда.

Мы провели фотосессию, я выглядела неотразимо, в последний раз я так расстаралась много лет тому назад, когда арт-клуб МуХа пригласил меня выступить в роли Снегурочки перед детьми завсегдатаев. Помню, сынок еще заметил деликатно:

– Ну что, последний раз Снегурочку играем? Дальше-то пойдет Баба Яга?

Съемка отдельно, интервью отдельно, молоденькой журналистке, которой время от времени позванивал ее бойфренд, и она грустно отвечала, что пока еще занята (дело у них явно двигалось к расставанию), часа за четыре я выложила в деталях всю свою бурную жизнь, наполненную странствиями и благородными подвигами во имя процветания человечества.

Лёша говорит:

– Наверное, когда она уходила, пошатываясь, ты еще бежала за ней и кричала: «Я еще то забыла, это и это!..»

Потом они оба куда-то подевались, я и сама завертелась как белка в колесе. Ремонт обновил мою берлогу, она воссияла, однако весь дом – вверх дном, в бумагах полная неразбериха, и в остальном, естественно, тоже. Надо же умиротворить атмосферу, купить хоть какой-нибудь шкаф, куда можно всё засунуть, распаковать коробки.

В одном конце города у меня сын с беременной женой, в другом – старик-отец. Патриарху – банка с борщом, остальным – полиэтиленовый контейнер с гречкой и жареным минтаем. Пирог через день печется с лимоном – «лимонное настроение». Кусочек обязательно соседу – девяностолетнему профессору Богомолову.

Утром звонишь в дверь с горяченьким пирожком. Профессор из-за двери:

– Я сейчас оденусь!

– Не надо, я просто в щелочку просуну!

Но – старая гвардия не сдается – его долго нет, мечется по дому, прикрывает наготу, появляется на пороге – в одних трусах.

– Я, – говорит, – по старой морской привычке сплю без всего.

И элегантный жест – БЕЗ ВСЕГО…

У Лёши то и дело выставки в провинции. Вот он уезжает в Ижевск, на родину изобретателя автомата Калашникова, стоит в ванне, тоже голый, мокрый.

– Давай, иди, – говорит, – ухаживай за своим папой. У меня нет мамы с папой, я понимаю, как ты хочешь, чтобы твой папа подольше побыл.

Мы обнялись, поцеловались, утерли друг другу слезы. Я вышла и погасила в ванне свет.

Он кричит:

– НЕ НАДО МНЕ СВЕТ ГАСИТЬ!!!

За полтора года сочинился новый роман – не мудрствуя лукаво я просто и без прикрас описала жизнь нашей семьи, на него у нас вся надежда, свеженький, из типографии, экземпляр торжественно вручила отцу, он звонит:

– Поверишь ли, – говорит мне, – читаю, смеюсь до слез…

После школы папа тулил меня в МГИМО, который окончил с отличием, чуть ли не первый военный выпуск, я уже об этом писала, нанял мне аутентичных репетиторов из этих священных стен, откуда, как горные орлы, взмывают и разлетаются по миру дипломаты, международные журналисты, историки, экономисты. Всё было предусмотрено и просчитано до мелочей, но когда стали сдавать документы, он, бедный, с ужасом обнаружил в моей школьной характеристике фразу: «…Не отличается особой пунктуальностью».

– Боже мой! – вскричал он. – С такой характеристикой тебе даже в ПТУ нечего соваться! Только безнадежно пропащему человеку без тени перспектив можно залепить в характеристике с места учебы такую дребедень.

Пришлось нам свернуть с этой столбовой дороги к блистающему миру на более скромную стезю и с тем же прицелом сдавать экзамены в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы.

– Слава Всевышнему, что ее туда не приняли! – радовалась тетя Маня из Витебска. – А то выскочила бы за негра, укатила бы с ним в… Зимбабве. А у того там еще пара жен в юбках травяных и семеро по лавкам – все черные, босые, с кольцами в носу, сидела бы в джунглях до скончания времен, мыкалась, вернуться не на что, только локти кусай и голову пеплом посыпай!..

А впрочем, какая разница, главное, быть открытым для людей и сохранять одновременно тайную и недосягаемую связь с мирозданием. Я стремлюсь к морю, к небу, ко всему, что так близко и так далеко. Ты идешь на полсантиметра от земли, уже не на три, но на пол… Ничего, мы включаем в себя и пространство, и время, детство, старость, и семя, и дерево, корни и цветы, с каждым шагом открываются немыслимые горизонты и причинно-следственные связи.

Встретила тут подругу детства, с которой в детстве обретались в пионерском лагере. Она мне и говорит:

– Помнишь, как ты апельсины под тумбочку закатывала? Их не разрешали хранить в тумбочке. А ты закатишь и забудешь. Воспитатель отодвинет тумбочку, а там вечно – твои тухлые апельсины.

– Какой ужас, – говорю.

– Ничего подобного, – она отвечает. – Я недавно прочитала, что запах тухлых апельсинов повышает тонус!

Аромат тухлых апельсинов лег в основу моего неизбывного жизнелюбия.

Недаром я чувствую в себе какой-то цитрусовый запал, который только разгорается с годами, что меня подвигло осваивать фламенко. Кто я была такая – до фламенко? Хожу, ссутулившись, смущаясь рубенсовских форм своих… Отныне с этим покончено. Учитель огненного чувственного фламенко, знойная Долорес, открыла для меня неведомые грани женских чар:

– Женщина имеет только плечи, голову и грудь, – она провозгласила на первом же занятии. – Лоб у вас на груди, лицо – на животе. Каждое движение начинается с импульса – ах! – подбородок вскинула… Зачем так резко? Шейные позвонки надо беречь, они уже не те, что прежде: где ваша кантиленность жеста? Линейка на спине, и поплыла – с груди!.. Стоп-стоп-стоп! Что вы как сваренные вчера макароны?…Кого-то пленить – движение бедра и поправить волосы. Всё. Успокоились. Никакой физиологии! Не дай бог еще что-то упадет!..


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Глория мунди

Подняться наверх