Читать книгу Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей - Страница 3

17 января 1907 года, Санкт-Петербург.

 Аквариум исходился в исступлении.

 Громкая музыка по всей площади увеселительного сада звучала на все лады. Оркестры разных мастей: цыганские, румынские, французкие хоры – в каждом уголке сада музыка была своя, как и публика. Кабы сейчас небо над Санкт-Петербургом разверзлось, да погребло столицу под своими сводами, обитатели сего заведения и не заметили бы перемены в мире.

 Пьяный, шальной угар, да желание, будто поскорее покончить свою жизнь в этом веселье, в похоти, словно разлитой в воздухе.

 Вбегают туда-обратно официанты во фраках, двигаются сквозь марево табачного дыма, а из-за приоткрытой кабинетной двери – исступление пляски, стук каблуков.

 Мыслей – нет, забот – нет. Вот здесь и сейчас – настоящая жизнь, сиюминутная.

 Гиблое, страшное место, корёжившее судьбы, ломавшее людей.

 Место, где сводятся знакомства, обговариваются дела, заключаются сделки.

 Женщина, сидящая на коленях у Слепцова громко вздохнула и чуть задрожала. Он снова сжал её грудь, уже мягче. Та прильнула к нему, продлевая ласку.

 Что ж…

 Василий глянул на Улитина, по обе стороны от которого сидели сразу две цыганки, одна ещё даже пела. Купец щурит глаза – пьянее барина Аквариум ещё не видал. А бриллиант на мизинце поблёскивает, говоря: и богаче тоже, и щедрее.

 Слепцов подлил Дине ещё.

– И душа, просто зашлась, в той твоей песне, несравненная моя, – он продолжил умасливание певички, не забывая проследить, как она вновь осушила свой бокал. Ручейками в её уши льётся то, что так гоже ей слыхать.

– Да что я, вот Варя Панина…

 Громкий хлопок – бутылка “Клико” в руках Алексея, пробка в высь.

– За талант, коего не видал ещё Петербург! – крикнул купец-табачник, пьяно поливая шампанской пеной декольте девки, трущейся на его ногах, тут же слизывая пролитое. – Гуляй купечество! – швырнул бутылку и, сунув два пальца в рот переливисто засвистел.

 Певички захохотали от восторга такому шику, кроме Духовской, та млела от литого в уши елея:

– Да какая Панина! Панина перед тобой, что коза на сцене! Черна, страшна, то ли дело ты, голубка моя несравненная, – в подтверждение горячности своих чувств, Слепцов припал к напудренной шее, выбивая из певички всхлип, то ли лестью, то ли лаской.

 Слух отметил, что за тонкой перегородкой кабинета утихла музыка, зазвучал голос антрепренера – объявляет фокусы. Взглядом спросил стоящего у входа призрака – тот помотал головой, отрицая.

 Одной рукой Василий пьяно, расхлябисто задрал девке платье, поглаживая ляжку, другой придвинул ей шоколадные конфеты.

– Талантливая! Вся столица должна тебе рукоплескать! Звезда! Да что столица! – Париж!

– Вяльцева нынче в Париже… ей французы кланяются… – Слепцов усадил её повыше, давая почувствовать падкой на лесть Дине, насколько она прекрасна и желанна.