Читать книгу Сказочники или Мир в капельке росы - Марина Рюмина - Страница 2

Солнечный луч пробился сквозь листву, поплясал на поверхности лужи, встревоженной колесом телеги и начал играть с ресницами юноши, мирно спавшего на козлах. Молодой человек отмахнулся как от мухи. Луч скользнул по щеке и опять начал светить в уголок глаза, как бы говоря: «Вставай, а то проспишь и не успеешь поздороваться со мной!» Юноша дернул бровью и проснулся. В просветах веток сияло чистое светлое небо.

Возница повернул голову и улыбнулся – ему показалось, что две лазурные глубины смотрят в глаза друг другу.

– Говорил тебе, Лесь, иди спать в кибитку. Тогда бы не пришлось вставать так рано.

– Но тогда бы я не увидел звезд перед грозой, не умылся бы прохладным ливнем, не услышал бы песню ветра и, наверняка, проспал бы рассвет! – Ответил юноша, продолжая смотреть в небо, – Да и ты, Петрико, без меня вряд ли смог бы помочь Чалой вытянуть телегу из той лужи, в которой мы застряли во время грозы.

Он поднялся и огляделся вокруг.

– Гляди-ка, Петрико, там, справа, кажется, поляна.

– Вот и славно! Там и остановимся для завтрака.

Кибитка выехала на зеленую опушку и остановилась. Справа от себя путники увидели небольшое озеро, а слева проходила накатанная грунтовая дорога.

– Кажется, сегодня нам удастся пополнить свой провиант, – сказал кучер и повел Чалую в направлении озера.

Молодой человек взял два ведра и пошел к берегу, бросив на ходу:

– Наберу воды для завтрака, и можно будет отмыться.

– Петрико, – сказал юноша, стоя по пояс в воде, – а ведь в таких озерах, наверное, и водятся кикиморы или русалки?

– Ты что, боишься, Лесь? – поддел его возница.

– Да нет, наоборот, было бы интересно встретиться с этаким чудом.

– Встретишься еще, успеешь! – засмеялся кучер и протянул над ведрами руки, – а пока отмывайся, и давай чуток поспим.

И Петрико тоже стал отмывать сапоги. Потом они заплыли на середину озера, окунулись несколько раз с головой, выбрались на берег и устроились для отдыха на зеленом душистом ковре.

– Надо же, а ведь здесь совсем сухо, только роса, – произнес Лесь после недолгого молчания, – а я – то думал, что ночной ливень верст на десять всю округу намочил. Почему, Петрико, иногда такие вещи случаются, которые и объяснить-то никак нельзя? Ну, к примеру, в одном месте ливень всю деревню затопил, а рядом лес стоит не политый; или молния одно дерево ударом испепелит, а другое, рядом, стоит, как ни в чем не бывало, хоть и выше оно и ветвистей?

Но Петрико спал сладким сном. Лесь подложил руку под голову, закрыл глаза, и совсем, уж было, сон его сморил, как вдруг слышит, будто в кустах плачет кто-то.

Поднялся он, раздвинул ветки, глядит, а там баба на камне сидит, нечесаная, в лохмотьях, кулаком мокрый нос утирает.

– Что это ты, тетечка, тут сырость разводишь? Что за горе у тебя приключилось?

А она молчит, да только искоса на Леся позыркивает, и глаз у нее, от слез, видимо, как-то так поблескивает.

– Да ты не бойся меня, горемычная, я тебя не обижу, – ободрил ее парень, – А, может, и помогу чем.

Тут она подвывать перестала и зубы в улыбке оскалила.

– Я и не боюсь, – говорит, – а коль помочь хочешь, так я тебе беду свою расскажу. Купалась я здесь давеча, и гребень в воду обронила, да найти не могу. Видно, под корягу угодил. А там глубоко, потонуть боюсь – плавать-то не умею. А в деревню нечесаной идти стыдно. Да и гребень новый покупать придется. Муж у меня скупой, за растрату вожжами отходит, как пить дать. Может, ты нырнешь, да гребень мой поищешь? Под корягой он, не иначе.

Лесь нагнулся над озером:

– Не видать ничего.

– Да ты нырни под корягу-то, – засуетилась баба, – там рукой и нашаришь.

– Гребень-то новый был? – поинтересовался молодой человек.

– Да бабушкин еще, – ответила она.

– Эка, нашла из-за чего так убиваться, -пожал плечами юноша, – Пора бы уж и новый гребень справить. Ладно уж, держи, расчесывайся.

Лесь достал из кармана рубахи вещицу и протянул ее бабе:

– Для Веснушки вырезал, вчера только закончил.

Баба взяла гребень, повертела в руках.

– Ишь ты, узорчатый-то какой! И зубцы не редкие и не частые, в аккурат.

– Ну, раз по сердцу тебе, забирай его, так и быть, – улыбнулся Лесь, – А я Веснушке еще вырежу.

– И не жаль тебе красоту такую незнакомой бабе отдавать? – недоверчиво покосилась на него тетка.

– Конечно, не жаль, раз ты радуешься! Да тебе только такой гребень и надобен. Другой раз и с гребнем купаться будешь, не потонет – деревянный он. Да ты в волосы-то его вколи, поглядись в воду – красавица! Муж на тебя посмотрит, да не то что вожжами накажет, а еще и шаль новую справит. Вот увидишь, гребень счастливый, с душой сделанный.

Баба волосы расчесала, гребень вколола, да и впрямь как-то похорошела, изнутри, что ли, засветилась.

– Так вот ты какой, Олесь Клязьменский, – говорит, – Недаром, значит, про тебя молва идет.

Парень глаза свои синие от удивления раскрыл и ресницами захлопал.

– Откуда знаешь меня, тетенька? Мы с балаганом в этих краях впервые.

– Да уж знаю. Земля слухами полнится, – и, вдруг, улыбнулась, и с ехидцей добавила, – А, может, ты и братцу моему поможешь? Время-то есть у тебя?

– Да я, вообще-то, поспать хотел, – опустил голову юноша, – приустал в дороге.

– Ну и не ходи, – успокоилась тетка.

– Нет, если помочь надо, то времени не жалко. Далёко идти-то?

– Да вон туда, – указала баба в чащу, – Может, сразу его найдешь, а, может, версту поплутаешь.

– А что с ним? – спросил Лесь.

– Хворый он.

– Как звать-то мне его?

– Да Силычем кличь, – вдруг тетка головой тряхнула, и взгляд опустила, – Ну, иди уже.

Он шел и шел в указанную сторону, а лес становился все гуще и гуще. Как-то зябко стало Лесю.

– Силыч, – позвал он тихонько. Никто не откликнулся.

– Силы-ыч! – крикнул он громче, но голос не подхватился эхом, а сразу смолк, будто усовестился, что тишину нарушил.

«Надо же, чаща какая! Как бы не заплутать!» – забеспокоилсямолодой человек и огляделся – поросль стояла стеной со всех сторон одинаковая. Вдруг, за спиной Лесь услышал скрип и еле успел отскочить – прямо на то место, где он стоял, рухнул ствол большого дерева с подгнившим основанием.

– Ух ты! А место-то тут гиблое, – произнес юноша, – одному и пропасть недолго. Но ты не бойся, Силыч, я тебя здесь не оставлю. Сейчас отдохну чуток, с мыслями соберусь, а то, видно, заплутал немного.

И Лесь сел прямо на свалившийся ствол, достал из шаровар свистульку в виде канарейки и засвистел. Заиграл, да и сам заслушался, забылся, где он.

«Хороший звук получился – звонкий, заливистый», – подумал он с удовольствием и обернулся – в кустах будто бы сушняк хрустнул.

– Силыч, это ты? – спросил юноша, раздвигая ветки. Там действительно стоял мужичонка, росточком ему в аккурат под мышку.

– Ну, слава Богу, нашелся!

– Чур меня! – взмахнул мужичок руками, и отступил в чащу.

– Да ты не бойся, – поспешил успокоить его Лесь, – я не нечисть какая. Я артист из балагана Петрико. Меня сестра твоя послала тебе в помощь. Ты скажи, что за беда с тобой приключилась?

– Беда не вода, не утечет, свое русло не изменит, – затараторил мужичонка.

– Это так, – согласился молодой человек, – но главное из чащи выбраться, а там в любой деревне травницы найдутся. Да хоть Петрико – наш балаганщик! Очень умелый человек. Любого больного на ноги поставит.

– Меня ставь, не ставь, а все одна нога короче, – усмехнулся старикашка.

– Вот оно что, – призадумался Лесь, – и давно ты так маешься?

– Почитай, сызмальства. Так что, ни знахарки, ни сказочник твой меня не исцелят, – грустно заключил Силыч.

– Исцелить не исцелят, а вот помочь горю твоему можно.

В глазах юноши заиграла лукавая искорка.

– И кто же мне поможет? Уж не ты ли? – захихикал мужичонка, будто веткой о ветку заскрипел.

– А хоть и я!

– Ой, хвастун, болтун, пустомелище! – скривился Силыч.

– Да ты погоди ругаться-то, – остановил его молодой человек, – Ты вот что скажи – лыко у тебя есть?

– Лыко? – захихикал старичок, – Да ентого добра здесь видимо – невидимо.

– Ну, так давай!

Силыч проворно зашнырял по кустам (даром что хромой). А через несколько минут перед Лесем была целая гора лыка, и ни какого-нибудь, а самого что ни на есть первосортного.

– Ну, а теперь сказывай, насколько у тебя нога короче будет? – спросил парень, перебирая пахучие полоски.

– Почитай, вершка на полтора, – ответил мужичок, по-птичьи склонив голову на бок, – Да ты что задумал-то, хлопец?

Олесь хитро улыбнулся:

– А вот сплету тебе сейчас лапоточки: на одну ногу – обычный, а на другую – с двойной подошвою. А меж подошвами набью его корою липовой, толщиной в аккурат в два дюйма. Вот и будешь, ты, дяденька, бегать, как лучший гонец, а про изъян свой и помнить забудешь.

– Эка невидаль – лапоточки! Кто сказал, что Силычу обувка нужна? Я и босый и хромый, а быстрей самого быстрого бегуна куда надо доберусь! – ворчит мужичонка, а сам парню за плечо заглядывает, не передумал ли тот ему лапти плести.

– Вишь, как ладно у тебя работа спорится, – сменил, наконец, Силыч гнев на милость.

– А ты не стой в стороне, а иди лапоток померяй, чтоб по размеру обувка вышла, – говорит ему Лесь.

– Ишь, че захотел – померяй! – осерчал вдруг мужичонка, да ступню в листву сухую поглубже зарыл, – вот такой у меня размер, в аккурат с енту щепку будет, – и Лесю кусок коры подает.

Тот только плечами пожал.

– Странный ты. Ну, мерить не хочешь – не меряй, но потом не обижайся, если обувка либо жать будет, либо с пятки сваливаться.

– А ты в аккурат по щепе делай – не промахнешься, – заверил старикашка.

Закончил Лесь работу, лапти перед хозяином поставил и говорит:

– Ну, пора нам отсюда и выбираться – сестра твоя о тебе беспокоится, извелась уже, наверное.

– Марфа, что ли? – с ехидцей спросил Силыч.

– Может и Марфа, имени не спрашивал. Я ее у озера встретил, она там гребень обронила.

– У, кикимора! – в сердцах воскликнул старичонка.

– Что это ты, дяденька, на сестру ругаешься? – удивилсяюноша, – Она за тебя волнуется, меня на помощь прислала…

– Кикимора и есть. Волнуется! Лишь бы свою заботу на другого спихнуть! – сморщился мужичок и заморгал часто – часто, будто ему соринка в глаз попала.

– Да разве можно женщине одной в этакую чащу ходить! Меня тут деревом вот этим чуть не пришибло, чудом увернулся, а ну как она не успела бы? – заступился за тетеньку Лесь.

А Силыч тем временем в лапоточки впрыгнул и вдоль деревьев расхаживает, да по сторонам поглядывает, всем своим видом будто сказать хочет: «Ну как я вам? Я ли не молодец?! Вот вам и убогий, вот вам и хромый».

– Ну, я ведь тоже не лыком шит, – опять заскрипел Силыч, и, вдруг, свистнул неожиданно звонким посвистом, да крикнул зычным голосом:

– Фиска!

И, как по волшебству, кусты расступились, и предстала пред Лесевым взором девушка красоты невиданной.

– Анфиса, дочка моя, – представил Силыч и для нее добавил, – парень ентот мне обувку с ходулькой смастерил. Отблагодарить надо.

Улыбнулась Анфиса ласково, взяла Леся за руку и сказала голосом ангельским:

– Пойдем со мной, парубок, не пожалеешь!

Лесь глядит на нее во все глаза, очей отвести не может и все думает, как у такого неказистого мужичонки этакая принцесса народиться сумела. Велика сила природы-матушки!

– Чем же одарить мне тебя, зорька ясная? Ведь нет у меня ничего. Был гребень резной, красоты твоей достойный, да я его Марфе отдал, – только и сумел вымолвить.

А Анфиса смеется, да за собой парня тянет.

И, вдруг, стволы да ветки разом кончились, и оказались они на берегу того же озера, где их лагерь разбит, только с другой стороны.

«Что же это я, выходит, все время вокруг озера кружил. А ведь думал, версты за две от этого места в лесу заплутать довелось», – мелькнуло в голове Леся.

Но долго удивляться ему не пришлось.

– Подружки, – позвала Анфиса, – встречайте, это гость мой!

И, вдруг, кувшинки да лилии в воде зашевелились, и увидел юноша стайку девчат с цветами в волосах. Они засмеялись, забрызгались, телами белыми засверкали и, прямо так, неприкрытыми, в воде запрыгали:

– Иди к нам, Олесь, мы тут хороводы водим, в салочки играем. Нынче праздник – Иван-Купала. А в этот день все можно!

Закружился лес и озеро, радостно и трепетно сжалось сердце. А девчата поют, за ухом щекочут, взгляды томные из-под ресниц на него бросают. А ярче всех Анфисины очи горят!

– Ты, глупый, гребнем меня одарить хотел. Не надо мне никакого гребня. Ты мне себя подари! – шепчет она, как ветром знойным обжигает. И от шепота этого вся кровь так и закипает, так и бродит.

Вот и рубаха его уже на берег полетела, и штаны вдоль камышей плывут, и стоит он уже в одном исподнем по пояс в воде. Так и до греха недалеко. Да что там – совсем близко! Закрыл Лесь глаза руками:

– Девки, милые, что же вы делаете- то! Мне ведь что – я птица вольная. Сегодня здесь, завтра там. А ты, Анфиса, вдруг что получится, потом будешь век горе маять! И все из-за лаптей со стельками!

– Да люб ты мне! Иди сюда, не думай ни о чем!

Глаза туманом заволокло, в висках застучало.

– Не по-людски это. Что ж я – нехристь какой!

И Олесь сквозь Анфисино объятие руку под ворот просунул и крестик медный в кулаке сжал.

Открывает глаза – лежит он на поляне. Рядом Петрико спит, посапывает, Чалая траву щиплет. Он в одежде своей, при поясе. Только на руке правой от крестика медного кровавый след остался.

– Надо же, приснится ведь этакое!