Читать книгу Девочка, которая лгала - Марина Серова, Марина Сергеевна Серова - Страница 3

Вот так я приступила к своим обязанностям. Сташевич распрощался – как мне показалось, с глубоким облегчением – и уехал, а мы остались наедине с Мариной.

– Вот что, – сказала мне хозяйка, едва стих шум мотора машины адвоката, – хочу, чтобы вы знали. Моя свекровь навязала ваши услуги, тут я ничего не могу поделать. Но имейте в виду – долго вам тут не работать. На днях оглашение завещания моего мужа. Я стану полноправной хозяйкой всего, по закону. И тогда вы отсюда уберетесь, чтоб духу не было.

– Я тоже уверена, что мы сработаемся, Марина Эдуардовна, – приветливо улыбнулась я.

Контролировать эмоции – первое, чему нас учили в «Сигме». И второе – быть профи высокого класса. Поэтому, как бы я ни относилась к вдове Лазарева, работу свою я выполню как следует.

– Ну? Что вам нужно? – нелюбезно спросила хозяйка.

– Совсем немного. Думаю, вас не затруднит выделить мне комнату для проживания – желательно рядом с комнатой вашей дочери. Мне необходимо знать ваши планы как на ближайшее время, так и на каждый день. Если вы собираетесь выезжать в город, планируете прогулки или визиты гостей, ставьте меня в известность. Насколько надежен ваш автомобиль? Вы выезжаете с шофером или возите девочку сами? Также меня интересует система безопасности поселка, и в особенности вашего дома. Есть ли здесь тревожная кнопка? Пожарная сигнализация? Защита от взлома и проникновения? Какое охранное предприятие осуществляет защиту вашего дома?

Марина Эдуардовна во все глаза таращилась на меня. К нижней губе прилипла незажженная сигарета.

– Мне нужно знать, кто занимается вашей дочерью. У Луизы, очевидно, есть няня? Учитель, который готовит девочку к школе? Личный врач? Сколько человек проживают в доме, как долго эти люди работают у вас?

Лазарева опомнилась, смяла в кулаке сигарету и резко произнесла:

– Да, я подозревала, что вы станете головной болью, но что так…

– Марина Эдуардовна, я всего лишь хочу качественно выполнить свою работу, – подчеркнуто корректно сказала я.

Мне показалось, что Лазарева готова сказать мне откровенную грубость. Обычно я не позволяю клиентам переходить эту черту, но, учитывая особенности личности вдовы, для нее можно сделать небольшое исключение… однако лучше расставить все точки над нужными буквами сразу.

– Кстати, вам вовсе не обязательно вводить меня в курс дела самой. Я ведь понимаю, как вы заняты, – я постаралась убрать с лица малейший намек на улыбку. – У вас ведь есть домработница?

– А, да, – с видимым облегчением ответила Марина. – Домоправительница. Только ее сейчас нет. Я ее отпустила по магазинам прошвырнуться.

– А няня девочки?

– У Мариванны внук заболел, – отмахнулась Марина. – Поехала проведать.

Так, похоже, о ребенке некому позаботиться…

– Заболел? – переспросила я. – И чем же?

– Ветрянка, что ли, – равнодушно ответила Марина.

Ничего не понимаю в детских болезнях, но, кажется, ветрянка – крайне заразное заболевание? Впрочем, матери виднее.

– Так что, Луиза сейчас совсем одна?

– Почему это одна? – обиделась Марина. – С матерью. Да и вы тут. Так что приступайте.

И я приступила. Оставив вопросы безопасности на потом, я решила заняться ребенком.

Луизу я нашла там же, где оставила, – девочка сидела в домике и сосредоточенно елозила одной куклой по другой. Отбросив нехорошие ассоциации, я предложила девочке показать мне комнату.

Луиза с готовностью отбросила Кена и Барби и принялась демонстрировать свои владения. Если бы я была хоть чуточку сентиментальной, то к концу экскурсии на глазах у меня стояли бы слезы. А так я испытывала только жгучее желание высказать Марине все, что я думаю о ней в роли матери.

Постельное белье на кровати малышки оказалось грязным. Некоторые игрушки сломаны, но никто не позаботился починить их или выбросить.

В углу стояло маленькое белое пианино, но девочка не умела на нем играть – откинув крышку, она постучала коротенькими пальцами по клавишам, выдав кошмарную какофонию. Зимний садик засох. Рыбки в аквариуме были, но некоторые плавали кверху пузом.

Я стиснула зубы.

Вдобавок в комнате было ощутимо прохладно – на дворе ноябрь, а отопление в доме еле тянет.

Когда я дотронулась до девочки, она показалась мне холодной, как лягушонок.

– У тебя есть теплая одежда? Покажи мне свои наряды, – попросила я.

Луиза просияла, подбежала к огромному двустворчатому шкафу и распахнула дверцы. Да уж, чего тут только не было! Платьица из органзы, коллекция туфелек, пижамы, шубы, лыжный комбинезон…

Проблема в том, что все эти вещи были Луизе малы. Очевидно, девочка подросла за последние полгода, прошедшие со дня гибели ее отца.

– Это мне папочка купил! – простодушно похвасталась девочка.

Я разыскала фланелевую пижамку со слоником на попе и кое-как натянула на малышку. Пушистые носки пришлись впору. Прозрачная дверь вела в маленькую ванную, под стать голливудской диве-лилипутке. Маленькая душевая кабина, крошечная ванна, зеркало в половину стены и столик, заваленный детской косметикой.

Для начала я, поборов брезгливость, умыла наследницу и утерла не слишком свежим полотенцем.

– Во сколько ты обедаешь? – задала я вопрос и тут же спохватилась – вряд ли малышка умеет определять время. Но это и не понадобилось, потому что Луиза весело сообщила:

– А когда захочется! Пошли на кухню, поищем бананов.

– Давай лучше спросим у мамы.

– Зачем? – изумилась девочка.

Но я все-таки обратилась к Марине, сидевшей перед телевизором и болтавшей по телефону.

– Няня еще не приехала? Девочка голодна.

– Ой, да возьмите там чего-нибудь, – отмахнулась хозяйка, – она сама знает. – И Марина вернулась к разговору: – Нет, ну ты представляешь, прямо в дом притащил! Такая наглость! Ну, уж я ему высказала.

Поняв, что толку не добиться, я отправилась на кухню. Девочка, точно мартышка, повисла на дверце холодильника, открыла, вытащила с нижней полки гроздь довольно усталых бананов, очистила один и принялась есть. Утолив голод, малышка потянулась и капризно протянула:

– Мультики хочу!

Осознав, что мои познания в родительском деле крайне скудны, и я не знаю, что еще делают с маленьким детьми после того, как их умоют, оденут и накормят, я капитулировала.

Отведя Лу в ее спальню, я проверила, крепко ли запираются окна. Тем временем малышка включила громадный телевизор и уселась смотреть мультфильм про Бэмби.

Мне часто говорили, что я беру на себя слишком много. Мое дело – охрана. Я выполняю свои обязанности на совесть. Никто пока не жаловался. Но почему-то так получается, что клиенты становятся для меня не просто людьми, которые платят деньги за хорошо выполненную работу.

Получается так, что я вмешиваюсь в их жизнь, решаю проблемы, мирю поссорившихся супругов, предотвращаю самоубийства подростков, расследую убийства и делаю другие не входящие в круг моих обязанностей вещи. Вот только в роли Мэри Поппинс я не попробовала себя ни разу.

Я уже поняла, что с матерью девочки у меня возникнут проблемы, хотя Сташевич преувеличил их значимость.

Марина Эдуардовна не является моим клиентом, и мне достаточно соблюдать элементарную вежливость, а выполнять свои обязанности я буду так, как считаю нужным.

Марина Эдуардовна не вызывала у меня ни малейшей симпатии и даже простого уважения. Не знаю, хорошей ли женой она была банкиру Лазареву, но мать из нее никакая.

Права была Елизавета Михайловна…

Девочка прилипла к телевизору. Лу отвлеклась только для того, чтобы взять пачку чипсов. Не отрывая глаз от экрана, малышка хватала горстями вредную еду и запихивала в рот.

Часа через полтора приехала няня – пожилая тетка в спортивном костюме, такая полная, что еще немного – и было бы две Мариванны.

Войдя в комнату девочки, няня уставилась на меня.

Видимо, Марина забыла предупредить.

– А вы это… кто будете? – наконец спросила Мариванна.

– Телохранитель. Буду приглядывать за Луизой.

Няня вытаращила глаза:

– Это от кого же ее надо охранять-то?!

Я решила не вступать в дискуссии. Оставив Лу на попечение няни, я отправилась изучать периметр.

Осмотрела дом снаружи, поднялась на крышу. Проехалась до ворот, познакомилась с охранником. Звали его Игорек. Он так и представился: «Я Игорек». Как будто не здоровенный детина в камуфляже, а малыш, друг Карлсона.

Поздним вечером того же дня я стояла у окна и наблюдала, как катится по небу луна, то прячась в тучах, то освещая зловещим светом верхушки ближнего леса.

Что там говорила маленькая Лазарева? В лесу водятся медведи? И еще, кажется, зомби?

Н-да, на редкость зловещая местность.

Из леса выползал туман, клочьями повисал на деревьях. Какая-то птица монотонно кричала. Может, сова? Кому еще не спится по ночам, кроме меня? В птичках я понимаю еще меньше, чем в цветочках.

Луиза давно спала.

Не знаю, во сколько просыпаются дети, но, думаю, рано.

Няня не смогла ответить мне на простой вопрос и отмахнулась довольно небрежно: «Луиза? Да она поднимается когда захочет. То так, то этак».

Эти слова можно было назвать девизом этого несуразного дома.

Ничего, что первый блин вышел не слишком удачным.

Завтра я постараюсь сделать жизнь моей подопечной немного более предсказуемой и упорядоченной.

Звонок моего телефона ударил по нервам. А голос в трубке заставил меня поморщиться. Хотя голос был вполне приятным – хрипловатый такой, стильный.

– Я был очень огорчен сегодня. Расстроен. Да, расстроен и огорчен, – сообщил мне собеседник. – Я ведь заказал столик в ресторане. В «Улитке». Твой любимый столик у окна. Ждал весь вечер. А ты не пришла. И вдобавок выключила телефон. Как это понимать?

– Слушай, Кристобаль, извини, – я хлопнула себя по лбу.

Совершенно вылетело из головы, что на этот вечер у меня был запланирован романтический ужин.

– У меня срочная работа. Совершенно неожиданно появился один юрист, с которым в прошлом… неважно, главное, я занята и буду занята еще неопределенное время.

– Но ты могла хотя бы предупредить меня, – обиженно проговорил мужчина. – Я просидел там весь вечер как дурак.

– Слушай, я же извинилась, – огрызнулась я, начиная потихоньку закипать. Ненавижу, когда мужчины ведут себя как дети. Материнский инстинкт у меня отсутствует напрочь. – Телефон я отключила, потому что не хотела будить ребенка.

– Ребенка? – изумился Кристобаль. – Какого еще ребенка?

– Тебя это совершенно не касается. Это работа, – отрезала я. – Помнишь, я предупреждала тебя в самом начале наших отношений, что так может случиться. Мне придется неожиданно уехать. Вот, это и есть, так сказать, страховой случай.

– Какой случай? – переспросил герой-любовник.

Интеллект не был его сильной стороной.

Я вздохнула и сказала:

– Забудь. Все, что тебе следует знать – сейчас я занята. Когда буду свободна, позвоню. Не скучай.

– Знаешь, еще никто так со мной не поступал, – оскорбленно произнес Кристобаль. – Я имею в виду женщины. Со мной так нельзя.

Я прервала связь и только потом сказала: «Можно».

Кристобаль был ошибкой, о которой я уже пожалела. Мы познакомились в танцевальном классе на пробном уроке танго.

Вообще-то обычно мои траектории пролегают далеко от танцклассов, но тут не иначе вмешалась судьба. Предположительно хромая.

Начиналось все так хорошо…

Два месяца назад я скользила по зеркальному паркету, а мою талию обхватывала рука красавца-брюнета с романтичным именем Кристобаль Перейра.

Конечно, никакой он был не Перейра. Но собственное имя, очевидно, казалось ему неподходящим для мастера аргентинского танго.

Жена моего друга Сереги, Иришка Коваль, решила после родов вернуть себе былую спортивную форму – и надумала заняться танцами. На первое занятие Ира уговорила пойти меня – просто за компанию, ну, и чтобы страшно не было.

Хотя чего ей бояться – в прошлом выпускнице интерната номер шесть, угонщице элитных тачек…

В общем, там был этот тип, Кристобаль. Давал уроки аргентинского танго одиноким теткам, которые вообразили, что достаточно надеть черно-красную юбку и взять розу в зубы – и вот ты уже Кармен.

Несмотря на отличную физподготовку, с танцами я не слишком дружу.

На первом занятии я оказалась ненамного лучше любой толстухи-домохозяйки. А я ненавижу чувствовать себя неудачницей.

Во мне проснулись спортивная злость и врожденное упрямство.

Нет, я смогу! Буду не хуже других. Только надо стиснуть зубы и как следует потренироваться!

Да и Кристобаль настаивал, что мне просто необходимо взять еще несколько уроков. У меня, мол, истинный талант, и зарывать его в землю просто преступление.

Неожиданно для самой себя я согласилась.

У меня образовался перерыв в работе, появилось свободное время, и я решила посвятить его танцам.

Кристобаль – совершенно не мой типаж, но я ценю профессионализм в любом деле. Невозможно было не признать, что господин Перейра – истинный маэстро в своем искусстве.

А дальше, как говорят у нас в Тарасове, завертелось-понеслось.

Тут как раз тетушка Мила уехала во Владивосток, и я сама не заметила, как Кристобаль вселился в мой дом. С его появлением в мою жизнь вошел новый мир танца. Я лишь слегка заглянула в него.

Работа слишком важна, занимает девяносто процентов меня… а иногда все сто!

Тем более при ближайшем рассмотрении человек не так мил, как при первой встрече.

Кристобаль не блистал умом, ничем не интересовался, целыми днями валялся на диване в ожидании меня и читал идиотские книжки про попаданцев.

Я не рассчитывала на длительные отношения – для меня это был просто минутный каприз. Но мой партнер по танцам, смотрю, всерьез обиделся, когда я дала ему отставку. Кстати, временную. Но если так пойдет и дальше, она станет постоянной!

Когда так поступают мужчины: «Извини, дорогая, я должен работать, ты же хочешь ту шубку, что мы видели в витрине?» – это нормально, а если женщины, так сразу «стерва»…

Ладно, Охотникова, пора спать. Завтра важный день.

Дело в том, что завтра истекал полугодовой срок после смерти Леонида Лазарева.

Именно в этот день должно было состояться открытие его завещания. Сташевич предупредил меня, что будут необходимы повышенные меры безопасности.

Марина Эдуардовна тоже осознавала важность предстоящей процедуры. Хозяйка дома привела в порядок волосы и надела красное платье, видимо, пылившееся в шкафу с прежних времен – оно было ощутимо узко ей в талии.

Кроме того, Марина дала распоряжение няне искупать и одеть девочку.

За завтраком Луиза куксилась и болтала ложкой в чашке с хлопьями, забрызгала молоком стол и получила нагоняй от нервной матери. Мне показалось, что лицо у девочки бледноватое.

Марина удивилась, узнав, что я собираюсь сопровождать их с дочерью к адвокату.

Видимо, Лазаревой казалось, что я стану выполнять свои обязанности так же, как и все в этом доме, – спустя рукава. Поняв, что от меня не отвязаться, Масяня пожала плечами и дала подзатыльник дочери – просто так, на всякий случай. Я подавила рефлекторный порыв сломать ей руку.

Шофер, полный дядька средних лет, подогнал к дверям дома машину, и госпожа Лазарева с дочкой уселись на заднее сиденье. Я села впереди. Всю дорогу Луиза молча таращилась в окно, расплющив по стеклу крохотный нос, а Марина нервно курила.

Иосиф Леонидович ожидал нас в своей конторе, в старинном чистеньком особнячке на тихой улице в историческом центре.

Адвокат был свеж, подтянут и моложав. Казалось, Сташевич получал удовольствие от происходящего.

Ну, разумеется, юрист был знаком с содержанием документа, который предстояло огласить – ведь он сам его заверял. Посторонних в конторе юриста не было, только благообразная немолодая секретарша.

Сташевич приветствовал гостей, проводил в свой кабинет, усадил в кресла.

Луизе были вручены цветные карандаши и бумага – видимо, адвокат нечасто имел дело с детьми. Девочка не обратила на рисовальные принадлежности ни малейшего внимания.

Некоторое время Лу болтала ногами, стараясь посильнее стукнуть по обивке кресла, потом вытребовала у матери телефон и погрузилась в какую-то игру.

Зато никто не мешал юридической процедуре.

Марина мрачно смотрела на адвоката.

Сташевич извлек из сейфа запечатанный конверт и вскрыл его на наших глазах.

Марина облизнула накрашенные губы и часто задышала. Момент был драматический, нельзя не признать.

Сташевич картинно помедлил, прежде чем развернуть извлеченную из конверта бумагу. Наконец пожилой юрист поднес к глазам завещание покойного Леонида Лазарева и принялся читать.

Говоря коротко, все свое состояние Лазарев завещал дочери, а опекуном назначил адвоката Иосифа Сташевича.

Марина получила весьма щедрое содержание, но только до тех пор, пока не выйдет замуж. Причем Луиза становилась наследницей не только отца, но и бабушки.

Елизавета Михайловна была весьма состоятельной дамой, и ее деньги, а также недвижимость, включая дом в Ницце и несколько автомобилей, коллекцию ювелирных украшений и старинных камей – все это переходило к Луизе.

Когда Сташевич закончил читать, мы все как по команде уставились на девочку.

Наследница сидела, болтая ногами и, высунув кончик языка, сосредоточенно руководила жизнью нарисованного кота.

– Вы заранее знали, так? – хрипло спросила Марина, с ненавистью глядя на адвоката.

Сташевич поддернул белоснежную манжету рубашки, выдержал паузу и с достоинством ответил:

– Разумеется, я помогал Леониду Андреевичу в составлении этого документа. Точнее, консультировал.

Юрист выдержал еще одну паузу – на этот раз очень долгую.

Молчание в комнате сделалось раскаленным.

– Так что, если вы полагаете оспорить завещание вашего мужа, не тратьте понапрасну время.

Мне показалось или в голосе Сташевича звучало неприкрытое злорадство?

Вдова резко встала:

– Я найму лучших законников этом городе. Мы оспорим завещание.

– Лучший законник в этом городе перед вами, – ласково глядя на вдову, произнес Сташевич. – Деточка, не тратьте время. Примите последнюю волю вашего мужа как данность. Живите спокойно, наслаждайтесь жизнью. Растите дочку.

Марина опустилась в кресло.

– Я знаю, что вы обо мне думаете. «Да кто она такая? Что о себе воображает? Она никто, просто гопница, которой посчастливилось подцепить банкира на одну ночь и счастливо забеременеть в эту единственную встречу!»

Вообще-то именно так все вокруг и думали. Я удивилась, насколько точно Марина высказала наши общие с адвокатом мысли.

Госпожа Лазарева в упор смотрела на адвоката.

Было видно, что в ее мозгу происходит непривычная сложная работа.

Вдова пытается придумать, как обойти закон и найти выход из катастрофической ситуации. Хотя почему же катастрофической?

Покойный банкир назначил Марине весьма солидное содержание.

На эти деньги она сможет вполне благополучно жить до конца своих дней, а до этого момента еще очень далеко.

Сколько лет Марине? Двадцать четыре – двадцать пять, никак не больше.

Другая на ее месте была бы довольна, что больше не нужно ни о чем волноваться – живи себе, радуйся, расти дочку, именно это и посоветовал многоопытный Сташевич.

Но нет – Марине хочется большего.

Один раз она уже вытащила счастливый билетик и теперь не намерена выпускать его из рук – даже если ради этого придется судиться с родной дочерью. А может быть, не только судиться? Если с маленькой Лу что-нибудь случится, кто унаследует ее деньги? Конечно, наследник первой очереди – родная мамочка. Марина не любит дочь, это видно даже мне, постороннему человеку…

Конечно, трудно представить, чтобы Лазарева рискнула причинить вред малышке Лу. Все-таки жизнь не кино. И тем не менее покойная Елизавета Михайловна наняла меня для защиты девочки. Может быть, она предвидела именно такой вариант развития событий?

– Мам, я устала. Мам, поехали домой, – заканючила Луиза.

Умытая, причесанная, одетая в чистое, хоть и тесноватое платье, девочка все равно выглядела на редкость несимпатичным ребенком.

– Заткнись, – не глядя на малышку, бросила Марина.

Вдова не отрываясь смотрела на адвоката.

Иосиф Леонидович слегка занервничал под ее тяжелым пристальным взглядом. И я его прекрасно понимала – кто знает, какая глупость взбредет в голову этой не слишком умной девице. Еще надумает нанять дешевого киллера. А что?

Марина проводит полжизни перед телевизором. В телесериалах такой поступок выглядит естественным и логичным, а другого учебника жизни у вдовы нет.

Иосиф Леонидович терпеть не может Лазареву.

Он видит ее насквозь – жадность, глупость, эгоизм, темные мыслишки. Если Сташевича не станет, с другим юристом Марина как-нибудь договорится.

Кажется, Иосиф Леонидович прямо-таки прочел мысли вдовы.

Адвокат поспешно сказал:

– Кстати, хочу вас предупредить – я человек пожилой, должен предусмотреть и неприятные варианты. Так вот, моим преемником назначен весьма знающий юрист, мой друг. Он моложе меня на двадцать пять лет, так что статус-кво сохранится вне зависимости от того, кто будет опекуном Луизы Леонидовны.

Не думаю, что Марина Эдуардовна знала значение выражения «статус-кво», но одно она поняла ясно – в этом кабинете ей ничего не светит. На первом этапе война проиграна. Но это не значит, что нельзя вести партизанские действия. Сташевич лучший, но не единственный в городе юрист. Можно нанять каких-нибудь ушлых ребят, для которых закон – просто поле игры. С деньгами Марины можно многое, в том числе устроить Сташевичу крупные неприятности.

Марина улыбнулась и встала.

– Лу, идем отсюда.

Малышка послушно сползла с кресла и взяла мать за руку.

Сташевич доброжелательно попрощался с девочкой.

На пороге Марина обернулась и бросила адвокату через плечо:

– Мы еще встретимся.

– Нисколько не сомневаюсь, – слегка поклонился Иосиф Леонидович, едва заметно улыбаясь.

На Лазареву его улыбка подействовала как красная тряпка на быка, вдова дернула дочку за руку так, что девочка едва не упала, и пулей вылетела из конторы.

– Евгения, я вам позвоню, – сказал мне вслед адвокат.

Когда мы сели в машину, Марина Эдуардовна, ни на секунду не задумываясь, приказала шоферу:

– Езжай в центр.

«Центром» в Тарасове называется историческая часть города. Когда-то, возможно, здесь и правда был центр города, но сейчас на карте Тарасов представляет собой неровную кляксу, и где у нее центр, не знает никто. Но название сохраняется.

Лазарева велела остановить машину у «Макдоналдса», заказала для дочери бургер, картошку и колу, а сама вышла на улицу и достала телефон.

Интересно, кому звонит вдова спустя пятнадцать минут после оглашения завещания мужа?

Луиза жадно съела гамбургер, потом принялась за картошку.

Брр, и все это запивается ледяной колой!

Будь я матерью этого ребенка, ни за что не стала бы кормить этой мусорной едой. Но меня никто не спрашивает, остается только смотреть, как ребенок запихивает в себя остывшую картошку.

Марина прохаживалась вдоль окна, у которого мы сидели.

Вдова с кем-то увлеченно беседовала по телефону. Причем при разговоре Лазарева прикрывала рот рукой, как будто боялась, что я прочту по губам.

Кстати, она правильно опасалась – считывать с губ я умею.

Ох, не нравится мне происходящее! Не нужно быть великим математиком, чтобы сложить два и два и получить предсказуемый результат: у Марины Эдуардовны кто-то есть.

Иначе почему вдова так негативно отреагировала на завещание? Причина может быть только одна – в случае замужества Марина лишается содержания. А денег Лу ей и так не видать – до совершеннолетия девочки ими заведует Сташевич, а когда Луизе исполнится восемнадцать, думаю, она сама будет в состоянии распорядиться капиталами.

И любящей мамочке здесь точно ничего не светит.

Вдоволь наговорившись, Марина вернулась за дочкой.

После разговора Лазарева слегка успокоилась и повеселела, видимо, вдвоем с сообщником уже разработала какой-то план. Зато Луиза всю дорогу капризничала и ныла.

Уже на подъезде к коттеджному поселку девочка вдруг резко побледнела, и ее вырвало прямо матери на колени. Обивка сиденья, платье Марины – все было испорчено.

Лазарева дала дочери такой подзатыльник, что голова девочки мотнулась вперед, и ребенок едва не ударился о спинку переднего сиденья.

– Свинья! Посмотри, что ты наделала! – кипятилась Марина.

Лу только тоненько подвывала.

Шофер косился на хозяев в зеркало, пытаясь на глаз определить ущерб, нанесенный автомобилю. Наконец проехали стеклянный «стакан» с охраной.

Едва мы затормозили у дверей, Марина выскочила и принялась бумажными салфетками оттирать платье.

Я выбралась наружу, открыла заднюю дверцу, подхватила хнычущую девочку на руки и понесла в дом.

– Мамочка, мне уже лучше, – пробормотала Луиза.

Девочка действительно выглядела не такой бледной. У меня все внутри кипело.

Нельзя, ну, нельзя кормить маленького ребенка такой гадостью!

Поднявшись в комнату девочки, я обнаружила, что няня Мариванна снова отсутствует. На вопрос, куда запропастилась женщина, мне ответили, что та отпросилась навестить внучка.

Стиснув зубы, я привела ребенка в порядок – умыла (кажется, у меня стало получаться намного лучше), переодела в чистое.

Тут в комнату ворвалась Марина.

Хозяйка успела сменить испорченное платье.

Оглядев апартаменты дочери, Лазарева поморщилась – с утра здесь было не прибрано, на ковре валялись игрушки, кроватка не застелена, на полу шкурка от банана.

– Где эта дура нянька? – недовольно спросила меня Марина.

– Поехала навестить внука, – честно ответила я. – Марина Эдуардовна, я знаю в нашем городе отличное агентство по подбору персонала, может быть, стоит обратиться туда и…

– Не лезьте не в свое дело, – оборвала меня Лазарева. – Думаете, я не знаю, зачем законник вас ко мне приставил? Думаете, я поверю в эту фигню – охрану моей дочери? Кто вообще в здравом уме поверит, что Лу нужна охрана?

– И зачем же, по-вашему, я здесь нахожусь? – подчеркнуто вежливо поинтересовалась я.

– Чтобы шпионить за мной, вот зачем! – торжествующе выдала хозяйка. – Он ведь меня терпеть не может, этот старик. После смерти Лёни он вообще на меня взъелся. Что я ему сделала, а?

Лазарева похлопала накрашенными ресницами.

При полном параде она нравилась мне еще меньше, чем без макияжа. Обычно вид у Марины Эдуардовны был просто неухоженный, а в праздничном варианте – откровенно вульгарный. И где Леонид Лазарев умудрился повстречать эту девицу?!

– Но раньше Сташевичу хотя бы ко мне в дом ходу не было. Лёня никогда его сюда не приглашал, всегда по делам ездил в контору. А после его смерти законник к нам зачастил. И чего ему от нас надо? Почему он не может оставить нас с Луизкой в покое? – тоскливо протянула Марина.

Я могла бы ответить, что Сташевич выполняет волю Елизаветы Михайловны и беспокоится о малышке, но промолчала. Я телохранитель. А если Марине Эдуардовне нужна психологическая помощь, пусть идет к психотерапевту, благо в нашем провинциальном Тарасове их несколько десятков, не меньше.

– А теперь мне в собственном доме покоя не будет, – зло бросила Лазарева. – Так что обойдусь без ваших советов.

Тут взгляд госпожи Лазаревой упал на Луизу.

Девочка сидела на полу и вдумчиво ковыряла в носу.

Вид у малышки, честно сказать, был довольно противный.

С полуоткрытым ртом девочка выглядела просто слабоумной. А может, у ребенка попросту аденоиды?

Девочка и так раздражала мать, а сейчас Марина вышла из себя без всякой причины. Впрочем, причина была – завещание, которое часом раньше зачитал Сташевич.

– У-у, зараза!

Лазарева приблизилась к дочери и уже занесла руку для привычного удара…

Я перехватила ее приемом, который использую для таких случаев – ничего особенного, выглядит прилично, однако, если попытаешься вырваться, вывихнешь себе сустав.

Марина Эдуардовна побагровела.

– Вы чего себе позволяете! – прохрипела хозяйка. – Ты кто такая, блин?

Фальшивые хорошие манеры – самая непрочная вещь на свете.

– Телохранитель вашей дочери, – довольно жестко ответила я. – Ее безопасность – приоритет. Если понадобится, я защищу ее от любого, кто захочет причинить ей вред. Даже от вас.

Марина тяжело дышала. Взгляд ее мог прожечь дыру в обшивке космического корабля, точно лазер.

Луиза смотрела на нас с интересом.

– Да, и еще: подчиняюсь я не вам, платите мне не вы, и отчитываюсь я тоже не перед вами.

Вот теперь я сказала все, что хотела. По телу молодой женщины прошла дрожь, Лазарева закусила губу и опустила взгляд. Все, счет один-ноль в мою пользу. Как обычно.

Теперь Марина не поднимет руку на девочку, по крайней мере, в моем присутствии.

Марина вырвала руку, разумеется, когда я это позволила, и пулей вылетела из комнаты.

– Катя-а! Катю-ю-ха-а! – донесся снизу ее зычный голос.

Ну, совершенно как в лесу! Впрочем, меня это не касается.

Катюха, которую звала хозяйка, была домоправительницей.

На мой взгляд, девица была слишком молода для такой должности. В хозяйстве она не слишком понимала, зато умела подольститься к хозяйке. Обслуга в доме побаивалась и ненавидела фаворитку, но возражать не смела.

Вчера, дождавшись возвращения домоправительницы с затянувшегося шопинга, я обратилась к ней с просьбой провести генеральную уборку в комнате Луизы.

Полог у постели был откровенно пыльным, окна грязными.

Судя по всему, Луиза привыкла к этому образу жизни, но ведь нельзя держать ребенка в таких условиях!

Похожая на кошечку Катя вскинула сделанные в салоне густые брови и выдала:

– Вы мне не указывайте. У меня хозяйка есть. Когда она скажет генералить, тогда будем убираться. А пока идите, делайте свою работу, а я свою.

Я решила, что, скорее всего, Катерина – одна из «подруженций» Марины Эдуардовны, и та после свадьбы пристроила ее на непыльную должность. Наемный работник не позволил бы себе так нахально хамить мне.

Не прошло и десяти минут, как взвизгнули тормоза, и из гаража на хорошей скорости выехала розовая машинка.

Госпожа Лазарева отбыла по делам.

Я повернулась к Луизе.

Девочка по-прежнему сидела на полу, опустив почти в колени зареванную мордашку.

– Эй, Лу! – позвала я.

Маленькая миллионерша подняла на меня полные слез глаза.

– Я не буду плакать, – проговорила девочка. – Мне нельзя плакать. А то придет медведь и меня съест.

– Пойдем-ка погуляем, – предложила я.

Луиза улыбнулась, демонстрируя отсутствие двух передних зубов, и с готовностью бросилась одеваться. Кое-как мы собрались на прогулку.

Я подумала, что девочке будет полезнее подышать свежим воздухом и поискать новых впечатлений, чем торчать в душной комнате.

На улице дул пронизывающий ветер, сметая остатки опавших листьев. Поселок выглядел безлюдным – видимо, днем все его обитатели отправлялись в город по делам, а возвращались к вечеру. Навстречу нам попался только уже знакомый мужик в форменном комбинезоне с пневматической трубой в руках.

Луиза семенила рядом, держась за мою руку. Мы дошли до ворот, помахали Игорьку и вышли за стену. Впереди синел лес, и девочка определенно тянула меня в ту сторону.

Малышка без умолку рассказывала о гномах, которых своими глазами видела летом на полянке.

Я решила немного прогуляться по дороге и вернуться в тепло минут через пятнадцать. Понятия не имею, сколько можно гулять с шестилетним ребенком.

У меня зазвонил телефон. Я сняла перчатку и приняла вызов:

– Охотникова.

– Евгения? У вас все в порядке?

Это был Сташевич.

Иосиф Леонидович казался непривычно возбужденным.

Я слегка занервничала – обычно юрист отличался завидным хладнокровием.

– А что у нас может случиться? Все в норме. Вот вышли на прогулку. Ситуация под контролем.

– Я имел в виду лично вас, – пояснил адвокат. – У вас все нормально?

Вот тут я удивилась. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать – а надо признаться, это было давно, – никто не беспокоился обо мне. И не потому, что я так уж одинока или меня окружают сплошь черствые люди. Просто я привыкла сама справляться с проблемами.

– Рад это слышать. Я знаю, что на вас можно положиться, Евгения, но все-таки вы там поглядывайте…

– Ладно, Иосиф Леонидович, я удвою бдительность, раз вы так беспокоитесь, – сказала я наконец, мечтая прекратить бесполезный разговор.

Лу тащила меня вперед, как маленький и упорный оранжевый трактор. Мы уже почти дошли до леса.

– Расскажите, как Марина Эдуардовна перенесла оглашение завещания, – юрист перевел разговор на другую тему.

– А, вполне предсказуемо. Послушайте, вы не думаете, что она возьмет и натворит каких-нибудь глупостей? Мне кажется, у нее на уме какая-то гадость.

Я покосилась на Лу, но девочка не слушала.

– Не волнуйтесь, Евгения, у меня все под контролем, – усмехнулся адвокат. – Что бы там ни придумала эта женщина, у меня предусмотрен ответ на каждый ее предполагаемый ход.

– Тогда до встречи.

Я попрощалась и прервала связь.

Сташевич вел себя странно.

Может быть, адвокат просто стареет? Становится сентиментальным, начинает беспокоиться о вещах, которые раньше считал само собой разумеющимися? Еще год назад, когда мы работали вместе по делу Серебряка, юрист был жестким и сентиментальностью не страдал.

Девочка, пыхтя, тащила меня вперед.

– Эй, Лу, куда мы идем? – Я потянула малышку за руку. Та остановилась, глядя в землю. – По-моему, пора возвращаться. Как насчет мультиков? Пойдем, а то замерзнешь. Вон, у тебя уже нос посинел и сейчас отвалится.

Девочка уставилась на меня круглыми глазами, сдернула варежку и поспешно потрогала нос. С облегчением рассмеялась и сказала:

– Ты врешь! Врать нехорошо. Кто говорит неправду, будет как Пиноккио. У него нос вырос.

Теперь уже я схватилась за нос.

Малышка покатилась со смеху.

Я подумала, что, когда Луиза смеется, то выглядит вполне симпатичной. Надо почаще веселить девочку.

Но Лу тут же сделалась серьезной, потянула меня за руку и, когда я наклонилась, вполголоса проговорила:

– Пойдем, я покажу, где убили папу.

Я внимательно посмотрела на дошкольницу.

Может быть, девочка сочиняет? Или это такая игра – странная и очень неприятная?

– Откуда ты знаешь, где это случилось? – спросила я, старательно обходя главный вопрос: откуда вообще ребенку известно, что отца убили? Неужели кто-то рассказал малышке об этом?

– Я видела, – еле слышно проговорила девочка.

Так, приехали.

– Ты видела, как кто-то стрелял в твоего папу? – также тихо спросила я.

Вообще-то надо бы проводить допрос ребенка в присутствии психолога, но ведь нельзя упустить такой случай…

– Его ведьма убила, – прошелестела девочка.

Ну вот, а я ведь на минуту даже поверила…

– Ведьмы бывают только в сказках, – резче, чем следовало, сказала я. – А в жизни их не бывает.

Луиза тут же втянула голову в плечи и засопела, точно ежик.

– Нет, ведьма бывает, – упрямо повторила малышка. – Она ударила папу бутылкой.

Что за бред? Где ребенок мог видеть что-то подобное?! Ну, конечно, в телевизоре, который целыми днями смотрит ее мамочка. Там и не такое можно увидеть…

– Вот там, за деревьями, – показала маленькой варежкой Лу. – Это было там.

«Нет, это же надо! Врет как дышит. Права была Марина».

– Ладно, пойдем посмотрим, – сказала я.

В этот момент за кустами что-то хрустнуло.

Я замерла.

В эту секунду я вспомнила, о чем меня предупреждал Сташевич. А еще я осознала, что нахожусь в незнакомом лесу с шестилетней наследницей лазаревских миллионов. И если кто-то ждал случая убрать с пути препятствие, то лучшего момента ему не отыскать.

– Стой тихо, – прошептала я, расстегивая куртку и медленно доставая пистолет.

Лу уставилась на оружие расширенными зрачками.

Малышка явно имела представление, что за штуку я держу в руке.

– Там медведь, да? – испуганно спросила Лу. – Он пришел меня съесть?

– Глупостей не говори, – бросила я, поводя стволом.

Ну, выйди же, покажись хоть на секунду! Я тебе коленную чашечку отстрелю, и все наши проблемы останутся в прошлом.

В «Сигме» я специально тренировалась в стрельбе по движущейся мишени, особенно мне нравилось попадать в едущие автомобили.

Но никто не вышел из-за деревьев. Может быть, это и вправду был какой-то зверь? Не медведь, конечно – ну, откуда тут медведи? Но, к примеру, встретить здесь лису вполне реально…

Я выждала еще пару минут, но все было тихо.

– Знаешь, пойдем-ка домой, – сказала я, убирая оружие.

Лу послушно зашагала рядом.

– Не понимаю, чего ты так боишься медведей, – бормотала я на ходу, чтобы отвлечь малышку от пережитого страха. – Они милые, в цирке ездят на велосипедах. Ты была в цирке?

– Папочка сказал, если я буду плохо себя вести, придет медведь и меня съест, – Лу упрямо сжала маленький рот.

– Папочка пошутил, – сквозь зубы процедила я.

Вдруг девочка замерла на месте.

– Что такое?

Рот малышки приоткрылся, дрожащая рука указала куда-то за кусты.

– Зомби! – пронзительно завизжала Луиза. – Там зомби!

Я не успела среагировать, не успела разглядеть, кто стоял за кустами. Не успела достать оружие. Вообще ничего не успела. Только подхватить падающую девочку. Ни выстрела, ни крика, ничего.

Малышка забилась в моих руках и потеряла сознание.