Читать книгу Куда уж хуже. Реквием заговорщикам (сборник) - Марина Серова - Страница 6
Куда уж хуже
Глава пятая
Свастика
ОглавлениеВасилий Федорович улетел спустя три часа. Все это время он общался с дочерью наедине. Никто не мог слышать их разговора, но одно было несомненным: Крысолов был безмерно счастлив, что нашел свою дочь. Перед самым отбытием он позвал меня – я уже познакомилась с девушкой по имени Катя и даже сыграла с ней пару партий в теннис – и сказал, что наш уговор остается в силе и я могу рассчитывать на его помощь.
– А что за дело-то у тебя? – спросил он как бы невзначай.
– Вы что-нибудь слышали о народном движении «Россия»?
– Нет, а что, есть и такое?
– Да. И похоже, ваша дочь участвует в этом движении.
– С каких это пор ты занимаешься политикой, Танечка?
– Со вчерашних. Просто мне стало интересно, чем же оно, это движение, так привлекательно для молодежи.
– И всего-то?
– Нет. Убили одного моего знакомого. Еще в прошлом году. Вы рассказывали мне именно о нем. Виктор Дубинский. Так вот, в его кармане я тоже нашла точно такое же воззвание, как в Машиной книжке. Вот я и подумала…
– Совершенно напрасно ты подумала.
– Вы что-нибудь знаете об этом?
– Знаю. Мои люди считают, что его убил Худяков, которого ты то ли защищаешь, то ли наоборот.
– И насколько этому можно верить?
– Насколько хочешь. А теперь прими от меня подарок. – И Василий Федорович с совершенно бесстрастным лицом достал из кармана и протянул мне коробочку, в каких обычно хранят ювелирные украшения. Открыл, и я увидела массивный перстень с бриллиантом.
– Мы же с вами договаривались совсем о другом… Я в Москве без машины, и как там насчет ваших людей?
– Я же сказал в самом начале – все остается в силе. Но с этим перстнем ничего не бойся. Ты меня поняла?
– Поняла. – Хотя ничегошеньки не поняла. – Что с Машей?
– Она теперь будет умницей. Мне пришлось ей кое-что объяснить. Все-таки она моя дочь, и поэтому ей надлежит вести себя благоразумнее. Покалякали, короче.
Я в который раз подивилась этому сочетанию литературной речи с воровским жаргоном.
– Хочешь, я возьму тебя с собой в Тарасов, а если у тебя дела в Москве, то Сергей с Андреем в твоем распоряжении.
– Вот за это спасибо. А с перстнем прямо и не знаю…
– Зато я знаю. Носи и не снимай.
И он ушел. Сказал что-то своим парням и ушел. Я видела, как поднялся в небо и улетел вертолет. Я осталась возле машины в обществе троих практически незнакомых мне мужчин и, быть может, впервые в жизни не знала, что мне делать. Маша после разговора с отцом зашла в дом, а потом вышла к нам и приблизилась ко мне.
– Папа сказал, что это вы меня нашли. Как вам удалось? – Она выглядела утомленной, погрустневшей и какой-то повзрослевшей. Намотав на палец прядь волос, Маша смотрела на меня, наклонив голову набок, и ждала ответа.
– Я же профессионал. Зачем тебе знать, как я тебя нашла. Ведь если я тебе скажу, что случайно, ты не поверишь.
– Конечно, нет.
– Я нашла в твоей квартире воззвание. Ты действительно имеешь отношение к народному движению «Россия»?
– Да, а что, нельзя?
– Мы могли бы поговорить с тобой на эту тему?
– Конечно. Проходите в дом. Я сейчас позову Катю, и она нам что-нибудь приготовит на ужин… Или, если хотите, можем сходить в столовую.
Я попыталась отказаться, но она и не слушала меня. Легко поднялась на крыльцо, в прихожей стоял телефон, позвонила. Хмыкнула:
– Ушла куда-то…
– Я с какой-то Катей не так давно играла в теннис. Может, это она?
– Ой! Конечно, она, позовите ее, пожалуйста…
В доме Маша познакомила меня со Стасом, который тут же вызвался отвести моих телохранителей в столовую. Он все понимал с полуслова. Прибежавшая с корта Катя, судя по всему домработница – толстушка, которая сколько бы ни играла в теннис, а все равно не похудела бы, – достала из холодильника окрошку, вареную говядину и клубничный торт.
– Не могу в такую погоду есть жирную пищу, – словно оправдываясь, сказала Маша, помогая ей накрывать на стол. Мы сидели втроем – Маша, я и Стас – в огромной комнате за большим столом, и я рассказывала им о своем походе в штаб на Цветном бульваре. Они почему-то хохотали.
– Чтобы стать членом нашего движения, недостаточно просто прийти в штаб. Мы стараемся не принимать случайных людей. В основном приходят знакомые, с рекомендациями… У нас очень избирательное движение.
– Но что же это за движение, о котором никто не знает?
– Знают, еще как знают. Вы себе даже представить не можете, сколько тысяч человек насчитывает «Россия».
– ТЫСЯЧ? – засомневалась я.
– Именно тысяч. И в основном это молодые люди начиная от шестнадцати и кончая тридцатью.
– И как же происходит агитация? – Я, как человек практичный, интересовалась в первую очередь механизмом обработки нежных мозгов, то есть технической стороной вопроса.
– Наши люди внедряются в вузы и училища, в службу занятости и переподготовки кадров…
Стас, этот вальяжный и роскошно одетый молодой человек с копной вьющихся каштановых волос, большими карими глазами, бледной кожей и прекрасной фигурой, говорил таким языком, словно всю свою жизнь занимался агитацией или политпросвещением.
– Тогда объясните мне, непонятливой, почему же тогда ни одна из партий или движений не может похвастать тем, что в ее рядах именно молодежь? Чем вы заинтересовываете ее?
– Мы хотим изменить все. Весь уклад жизни. У нас есть план переустройства общества, где большая роль отводится личности.
– А как вы собираетесь поднимать экономику?
– У нас есть светлые головы, которые разработали подробнейшие программы с расчетами вплоть до рубля. С помощью их мы наведем порядок в экономике.
– А кто ваш лидер?
– Разве вы не слышали? Рюрик. Это гений, в которого мы верим.
– А где его можно увидеть или услышать?
– Он появляется крайне редко, но его последователи повсюду…
– Стас, мы взрослые люди. Если он ваш лидер, то все должны знать его в лицо, а он должен как можно чаще выступать перед, извините, массами… Это необходимо при организации любого движения или партии. Ничего лучшего еще просто не изобрели. Ну что – я могу увидеть вашего гениального Рюрика или его вообще не существует?
– Ошибочное мнение. Если привлекательны идеи, то вовсе не обязательно выступать перед аудиторией. Хотя он выступает достаточно часто. Существует газета, листовки, воззвания. Но их мы выпускаем ограниченными тиражами. Мы не хотим, чтобы в наши идеи заворачивали селедку.
– А можно почитать вашу газету?
– Конечно. Но только не выносите ее из дома. Машенька, принеси, зайчик.
И зайчик побежала за политической газеткой. Вот как весело живет наша «золотая молодежь». Развлекается, выпуская оппозиционные газетки, и наводит туману на и без того затуманенные мозги обывателей. Но когда я прочла первые строки этой газеты, которая так и называлась – «Россия», я испугалась, увидев свастику. Вернее, какой-то знак, очень похожий на этот фашистский символ. Значит, моя кофейная гуща меня не обманула и на этот раз? В передовице печатался текст обращения, который открытым текстом призывал население к смене президента и правительства, к ИСТРЕБЛЕНИЮ всех тех, кто «ВСКОРМЛЕН ВЧЕРАШНИМ ДНЕМ». Что бы это значило?
– Ваше движение призывает к кровавым репрессиям, к жертвам и убийствам?
– А без этого Россию не изменить. Если не остановить, не удушить правительство, которое выдает на-гора нелепые законы, способствующие обнищанию основной части населения России, то нас поработит Китай. Китайцев больше миллиарда, а жить им негде. Или американцы введут свои войска.
– Стас, ты это серьезно?
– Я понимаю, вы, наверное, приезжая, поэтому ничего о нас не знаете. Нас МНОГО. Понимаете? МНОГО. Оставайтесь у нас ночевать, а утром мы вам покажем кое-что…
Спать меня и Павла уложили на втором этаже. Окно спальни было открыто, но от комаров спасала невидимая тонкая сетка. Пахло влажной хвоей и свежестью. Мы лежали на разных кроватях, застеленных чистым бельем, сытые, и могли бы спокойно уснуть, но после разговора с этой жизнерадостной парой мне было не по себе. Я шепотом выложила Павлу все, что мучило меня, закончив фразой:
– Похоже, этот Рюрик умный мужик. Вот бы на него посмотреть. – И вдруг я вспомнила, ЧТО мне рассказал о Павле Худякове Крысолов. А вдруг рядом со мной лежит убийца Вика? И зачем я вообще таскаю парня за собой? Надо бы оставить его в покое. Вернуть деньги, тем более что он действительно одалживал в фирме «Восток» пятьдесят миллионов. Позвонить Крысолову, чтобы тот дал полный отбой, и сказать ему, что деньги у фирмы будут через пару дней. Утром я проснулась от того, что меня кто-то тряс за плечо. Я открыла глаза и увидела свежую и бодрую Машу. Она улыбалась, на ее розовых щеках проступили ямочки, глаза блестели. Видно было, что она провела прекрасную, полную любви и счастья ночь.
– Вы хотели посмотреть?
– Что? – не поняла я сначала.
– Пойдемте, у нас сбор в семь часов ровно. А сейчас уже без двадцати. Как раз успеете умыться и выпить чашку кофе. Катя приготовила вам внизу, на кухне.
Я разбудила Павла и объяснила ему, в чем дело. Он тоже быстро собрался, и уже без пяти семь мы шагали через лес в сторону пионерского лагеря. Откуда-то доносилась музыка. В лесу пели птицы. Я и представления не имела, что такого особенного мы можем увидеть, ради чего нас подняли в такую рань. Но я явно недооценила суть происходящего. И поняла это, лишь когда увидела такое, от чего волосы мои встали дыбом.
За лесом начиналась огромная зеленая долина. Сколько хватал глаз, везде стояли легковые автомобили, мотоциклы, микроавтобусы… Несколько тысяч человек, одетых в летнюю пеструю одежду, построились, словно солдаты на параде. Лица у всех были счастливые. Это были не нищие безработные, которым нечего надеть и не на что приехать. Это было совершенно новое, сытое и даже раскормленное поколение. Но они явно были кем-то организованы. Зазвучал марш, кажется, Вагнера, и все двинулись вышагивать по кругу. В том числе и Маша со Стасом. Мне казалось, что я вижу сон.
– Паша, ущипни меня.
– Хорошо. А ты – меня.
Нет, мы не спали. Мы присутствовали при грандиозном скоплении народа, о котором никогда не узнает ни пресса, ни телевидение… Люди добровольно приехали сюда, скорее всего из Москвы, чтобы помаршировать в свое удовольствие и тем самым выразить свое согласие со всеми идеями этого народного движения. Это было фантастичное зрелище. И если бы мне кто-нибудь рассказал об этом, я бы ни за что не поверила. Больше того, я сочла бы собеседника сумасшедшим. И вдруг все стихло. (Маша со Стасом вернулись к нам. Я увидела их разгоряченные лица и широко раскрытые глаза.) Музыка… Голоса… Затем все стихло. Слышен был только ветер да непонятный звук, доносившийся откуда-то слева… Я повернула голову, и мне стало совсем уж нехорошо. В сопровождении двух молодых парней к центру людского моря неторопливо продвигалась инвалидная коляска с сидящим в ней мужчиной неопределенных лет. У него были густые седые волосы. Глаза спрятаны за темными стильными очками. Мужчина был даже красив. Ноги его закрывал клетчатый черно-красный плед.
– Вы подготовились к сегодняшней встрече? – спросил он высоким мальчишеским голосом.
– Да! – ответили тысячи голосов.
– Прошу оставить ваши предложения и выполненные задания у моего помощника, – и он обратился к кому-то, стоявшему рядом со мной.
Стас? Да, мужчина в коляске обращался именно к нему. Ровные ряды людей двинулись в нашу сторону, каждый, поравнявшись со Стасом, вручал ему какой-то листок с отпечатанным текстом.
– Это Рюрик? – спросила я на всякий случай у стоявшей в шаге от меня Маши.
– Рюрик.
* * *
…Приснится же такое. Я присела на постели и осмотрелась. Павел еще спал, подложив по-младенчески под щеку руку. В дверь стучали. От этого я, наверно, и проснулась.
– Да, войдите! – крикнула я, подтянув простыню к самому подбородку.
Вошла Катя и сказала, что все давно встали и ждут нас к завтраку. Она ушла, а у меня закружилась голова. Какое-то странное это было место. Я взглянула на часы: девять. Неужели я настолько впечатлительный человек, что мне снится такая чушь? Но уже за столом, наблюдая за бесстрастными лицами Стаса и Маши, я подумала: а вдруг это предостережение? Что, если такое случится в действительности и какая-то неизвестная государственным структурам партия или движение сплотит вокруг себя молодых и примет решение о свержении правительства и президента НЕЛИГИТИМНЫМ путем. Что тогда будет? И куда смотрит наша госбезопасность? Размазывая по тарелке овсянку, я думала о том, что необходимо срочно же связаться с их отделом по связям с общественностью и узнать, зарегистрировано ли вообще движение «Россия». Что касается моего пребывания в Нагорном, то я совершенно потеряла нить расследования. Надеясь встретить здесь, на этой даче, людей, имеющих непосредственное отношение к руководству движением, я хотела выяснить, существуют ли у них списки, ведется ли учет членов, узнать, много ли их сторонников живет в Тарасове и причастно ли это движение к смерти Вика. Признаюсь честно, что, если бы не свастика на дне чашки, я бы ни за что не связала воедино эти две истории. Наверно, поэтому я, выпив кофе и стараясь действовать незаметно для сидящих за столом, опрокинула чашечку и замерла в ожидании чуда, которое я сейчас увижу на дне.
– Вы любительница гадать на кофейной гуще? – спросила, улыбаясь, Маша и призывно заглянула Стасу в глаза: смотри, мол, какая странная.
Я перевернула чашку и похолодела от ужаса – снова СВАСТИКА.
– Смотрите, что бы это могло быть? – спросила я, обращаясь к Маше и не в силах сдержать своего волнения. – Это свастика, не так ли?
– Не так. Это просто кофейные разводы, я не верю во всю эту чушь, – ледяным тоном произнес Стас.
Я завидовала больше всего Павлу. Казалось, он настолько доверился мне, что даже забыл о своем огромном долге. Он откровенно наслаждался жизнью. К нашим разговорам не прислушивался, а уписывал за обе щеки овсянку с бутербродами, улыбался чему-то про себя и был, как мне кажется, вполне счастлив. Я никак не могла решить для себя, оставаться ли мне здесь, чтобы попытаться поподробнее узнать об организации, или возвращаться в Москву.
– Если у вас есть время, вы могли бы погостить у нас, – произнес неожиданно для меня Стас. Он словно читал мои мысли.
Я вопросительно посмотрела на Павла и поняла, что именно эта фраза и понравилась ему больше всего за сегодняшнее утро. Он словно ждал, когда же ее наконец произнесут. Я усмехнулась. Как все-таки легкомысленны мужчины и как безответственны…
– А мы не стесним вас? По правде говоря, мне очень хотелось бы поиграть в теннис, здесь столько кортов, что почти не бывает очереди.
– Папа мне сказал, чтобы я вас холила и лелеяла, – заметила Маша, – вы же нашли меня… Представляю, как сложно это было…
– Да нет, не очень… Говорю же – случайно.
– Хорошо. Тогда оставим этот разговор. Вы – наши гости, а гостей принято развлекать. Вообще-то мы собираемся в Москву. Мы и завтракаем обычно там, в одном кафе. Если хотите, поезжайте с нами, а если нет, оставайтесь здесь, отдыхайте, Катя за вами присмотрит, накормит, когда вы проголодаетесь… Существует несколько пунктов инструкции пребывания на дачах. Первый, и очень важный, – не подходите к колючей проволоке, которая тянется по периметру всей территории. Второй – постарайтесь не особенно распространяться, что вы не москвичи, держитесь особняком. Здесь разный народ, они вас не знают…
Очень странная инструкция. Одно было понятно – мы чужаки. После завтрака Маша со Стасом уехали. Катя, пользуясь возможностью, побежала на корт, а мы пока оставались в доме.
– Я знаю, у тебя куча вопросов, – сказал Павел, – и тебе не терпится высказать свое мнение. Давай поищем здесь что-нибудь наподобие купальников и махнем в бассейн.
– Я не могу. Это негигиенично.
– Тогда давай сходим к магазину у ворот, может, там что-нибудь подберем…
Павел делал мне какие-то знаки, я никак не могла понять, что он имеет в виду. И когда он, говоря какую-то ерунду, стал показывать на свои уши, мне стало безмерно стыдно: ну конечно, он намекал на «жучков», которыми этот сказочный домик мог быть нафарширован до самой крыши. И почему же мне это раньше не пришло в голову? Конечно, мы не могли разговаривать здесь, надо было найти место, где бы нас никто не мог услышать. Да и вообще не мешало бы произвести кое-какую разведку.
– Хорошо, в бассейн так в бассейн, – согласилась я, мы вышли из домика и направились к центральной аллее.
Наши телохранители, молчаливые и покладистые, как зомби, играли в теннис с Катей – по очереди. Увидев нас, парни как-то напряглись, словно замерли, но я сделала им знак рукой, и мы продолжили наш путь дальше. Да, это был настоящий рай. Чистота, высокие хвойные деревья, тенистые аллеи, аккуратные двухэтажные особнячки, дорожки, блестевшие в солнечном свете от росы… Из окон доносилась музыка, а из глубины этого дачного городка тянуло свежим ароматом кофе. Похоже, большинство живущих здесь предпочитали без хлопот питаться в столовой. Центральная аллея вывела к воротам, возле которых стояла вооруженная охрана. Пока мы не скрылись в магазине, я чувствовала на своей спине взгляды этих рослых парней, и мне было не по себе. Магазинчик был маленький, но очень компактный, и в нем можно было купить абсолютно все, начиная с еды и кончая шубами. Продукты хранились в холодильниках под стеклянными витринами, и это были не только консервы, но, как я и предполагала, свежие овощи, фрукты и даже деревенское молоко. Что говорить о купальниках и плавках, за которыми мы сюда пришли, если здесь можно было купить даже дорогое вечернее платье. Я выбрала себе черный закрытый купальник, резиновую шапочку и большое красное полотенце. Павлу купила пестрые плавки и синее полотенце.
– Если хотите, можете взять напрокат велосипеды, – предложила нам очень миленькая продавщица.
Это было очень кстати, потому что я намеревалась обследовать каждый кустик этого дачного рая, а ходить пешком было бы довольно утомительно. Поэтому мы сразу же согласились. Девушка скрылась за дверью, и вскоре здоровенный детина вывел нам два спортивных велосипеда, практически новых.
– У вас есть документы?
– Нет, – сказала я, чтобы не усложнять себе жизнь. К чему им знать, кто мы и откуда. Просто приехали погостить к родственникам или знакомым.
– Ничего страшного. Берите так, – улыбнулась девушка, и мне показалось, что мне снова снится сон.
Выйдя из магазина, Павел сказал:
– Тут и удивляться нечему: разве сможем мы выйти отсюда иначе, как через эти ворота. Велосипеды никуда не денутся. Так что не ломай голову.
Однако мне не понравился его тон. Но что было делать? Мы сели на велосипеды и покатили по аллее в сторону бассейна. И только переодевшись в специальных кабинках и нырнув в воду, посчитали себя более менее отделенными от всяких «жучков», если таковые, конечно, были. Павел прекрасно плавал и чувствовал себя превосходно, чего нельзя было сказать обо мне. Я начала комплексовать по поводу его невнимания ко мне. Неужели я настолько погрузилась в работу, что перестала интересовать мужчин? А ведь Крысолов говорил мне о Худякове совершенно противоположные вещи. Он плавал, нырял, играл в воде, как мальчишка, и совершенно не обращал на меня внимания. Мне стало неинтересно, я поднялась на несколько ступенек из воды и вдруг увидела мужские ноги. Они оказались буквально в сантиметре от моего лица. Мускулистые, загорелые и волосатые. Интересно, кому они могли принадлежать? Я подняла голову и встретилась взглядом с ярко-синими глазами мужчины. Светловолосый, стройный, в белых стильных плавках, он, наверное, пользовался завидным вниманием со стороны обитавших здесь женщин.
– Что-то раньше я вас здесь не видел, – сказал он, помогая мне подняться и даже прикрывая мои плечи полотенцем. Надо же, какая фамильярность!
– Вообще-то я бы и сама смогла взять полотенце, вам не следовало так утруждать себя.
Мое стремление к независимости выглядело более чем блекло. Желание понравиться этому блондину выдавало меня с головой. Я совершенно забыла о Павле. И лишь услышав позади всплеск, взяла себя в руки и словно очнулась. Зачем я разговариваю с этим парнем, меня же проинструктировали, чтобы я ни с кем не общалась.
– Паша, нам пора, – сказала я, обращаясь к вытиравшемуся несколько поодаль Павлу, и пошла к велосипедам. Он молча кивнул и пошел следом.
– Мы еще увидимся, – услышала я за спиной. Что ж, вполне возможно.
Мы сели на велосипеды и поехали по центральной аллее, так и не сказав друг другу ни слова. Павел обогнал меня и свернул в лес, я за ним. Он спрыгнул и, прислонив велосипед к стволу дерева, жестом пригласил меня последовать его примеру.
– Ты мне что-то хотела сказать или спросить? Уверен, что здесь нас никто не слышит. Даже если «жучки» установлены в велосипедах, все равно…
– Я ничего не понимаю. Мне кажется, что мы попали в плен. И что нас никто отсюда не выпустит. И еще – у меня болит и кружится голова. Ты ничего не можешь мне сказать по этому поводу?
– Могу. Ты помнишь, что было утром?
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.
– Ты хочешь сказать, что все это не было сном?
– Конечно, нет.
– Но ведь это какой-то бред. Значит, и ты там был? И ты видел это огромное скопление людей? Казалось, они приехали со всей Москвы… Не молчи, скажи же что-нибудь…
– Пока не могу. Но у меня есть план.
– Какой?
– Мне необходимо залезть на какое-нибудь высокое дерево и хорошенько осмотреть сверху всю территорию дач.
– Я бы составила тебе компанию, да боюсь, что у меня не получится.
– Решай сама. – С этими словами Павел встал, подошел к ели, потрогал ствол и вдруг начал с легкостью взбираться наверх. Ловкими энергичными движениями он заставлял свое гибкое тело подниматься все выше и выше. И вот наконец совершенно скрылся в густых пушистых еловых ветках. Я с трудом представляла себе, как он будет спускаться вниз. Но он не спешил этого делать.
– Э-эй! Ты что, не собираешься возвращаться?
Но он молчал. Я испугалась. Ощущение нереальности происходящего пугало меня, как пугало бы всякого нормального человека. Но вдруг произошло какое-то движение, посыпались обломанные маленькие ветки, и я наконец увидела спускающегося Павла. На шее у него что-то болталось. Когда он спрыгнул на землю, я подбежала к нему и поняла, что это фотоаппарат.
– Откуда он у тебя?
– Он всегда при мне. Просто я носил его в кармане. Хочешь посмотреть вид сверху?
Это был, оказывается, «Полароид». Моментальный снимок. Этого я никак от Павла не ожидала. Но когда я взглянула на этот снимок, мне стало и вовсе не по себе. Дело в том, что дачный массив представлял собой огромное квадратное пространство, обнесенное колючей проволокой. Но не это было главным. Коттеджи и строения были расположены таким образом, что изображали СВАСТИКУ. И это мне не могло показаться. Так было на самом деле.
– Павел, рассуждая логически, я могу сделать вывод, что организация существует очень давно. Во всяком случае, лет десять. Кроме того, она финансируется по-крупному. Далее. Единственное, что мне нужно было здесь, это найти настоящий штаб этого движения, добраться до архива и посмотреть, нет ли в его списках фамилий Травиной и Дубинского. Вот почему мы еще здесь. Я не говорила тебе, потому что не была уверена в том, что я на правильном пути…
Павел снова молчал. Мне казалось, что я делаю ему одолжение, рассказывая все это, – настолько он оставался безучастным к происходящему.