Читать книгу Вприпрыжку за смертью - Марина Серова - Страница 3

Я надеялась, что Аня Головатова сможет объяснить мне ситуацию более внятно, нежели ее недоразвитая, но верная подруга.

Однако первую половину дня я продолжала оставаться в неизвестности.

Расспрашивать Машу – гиблое дело. Я еще раз смогла в этом убедиться, пока ехала с ней на машине к дому Шихиных – ее родителей.

– Так почему Аня убежала от отца? – допытывалась я. – Ее что – обижали?

Маша лишь пожимала плечами и говорила что-то невнятное насчет судьбы, и особо упирала на то, что жизнь у всех разная.

Очень информативно, ничего не скажешь. Я также не смогла из нее выжать и крупицы информации насчет Паши Головатова, которого видела в ресторане.

– Брательник у нее крутой, – с уважительной опаской поведала мне Маша. – Очень у них все непросто, оттого и ушла она навсегда.

Шихины жили на краю города в одноэтажной развалюхе с треснувшим каменным фасадом и дощатыми стенами. Дом замыкал собой уползавшую на гору улочку, справа пространство было словно обрезано оврагом, тянувшимся перпендикулярно реке, слева – небольшим осиновым леском. Впереди возвышалась гора из песчаника, далеко позади едва виднелись городские девятиэтажки.

– А где же папка? – то растерянно, то встревоженно повторяла Маша, бродя по квартире и заглядывая во все углы. – Или пушнину собирает? Да нет, вроде он сегодня насобирался…

Впрочем, долго блуждать ей по жилплощади не пришлось – габариты были не те. Квартира Шихиных занимала от силы метров десять – убогая комнатушка с ветхой рассохшейся мебелью да чуланчик.

Заглянув на всякий случай в кухню и проинспектировав туалет, Маша пожала плечами.

– И куда задевался? Пойду у мамки спрошу, – Маша решительно направилась к соседской двери и требовательно постучала.

Не дождавшись ответа, толкнула дверь, и некоторое время до меня доносились невнятные голоса и звук сдвигаемых стаканов.

– Говорят, вышел, – вернулась Маша. Заметив мой вопросительный взгляд, устремленный на неожиданно чистые полы при довольно сильной загаженности всего остального, Маша пояснила: – Снизу-то я убираю, а что на столах да шкафах – папка с мамкой трогать не дозволяют. Заначки там у них, что ли, хранятся?..

Если заначки и были, то представляли собой авоськи с майонезными баночками да предусмотрительно не выброшенные флаконы из-под тройного одеколона: когда припрет бодун – выцедить хоть пару капель из каждого; практика знакомая – так заядлые безденежные курильщики не выбрасывают докуренные «бычки».

– Что-то у меня на сердце неладно, – очень серьезно обратилась ко мне Маша. – Сдается мне, что батяня прознал про Аню и пошел в погреб. Что у него на уме – один бог ведает.

– Ну так пошли, показывай, – подстегнула я девушку. – Где твое хозяйство?

Сарай оказался рядом, метрах в пяти от дома – лепящиеся одно к одному деревянные строеньица словно подпирали стены друг друга, оттягивая неминуемое падение сгнивших досок и продавленных крыш.

Дверь одного из сараев была приоткрыта. Вернее, просто отставлена к стене – доски были настолько расшатаны, что миниатюрный замочек (не больше, чем на почтовых ящиках) играл здесь роль скорее декоративную. Но вряд ли бы кому-нибудь пришло в голову взламывать такую развалюху.

Из сарая слышался какой-то неясный шум. Заглянув внутрь, я увидела плюгавенького мужика неопределенного возраста и на редкость хилого телосложения. Он сосредоточенно рылся в куче мусора и кирпичей, пытаясь разгрести завал. У него это не очень-то получалось, и он по большей части пыхтел и охал, нежели работал руками.

Завидев Машу, он немедленно бросил возню с громадным куском штукатурки, который безуспешно пытался сдвинуть с места, и принялся орать:

– Стерва! Корова! Сука! – каждое из этих ругательств он выкрикивал писклявым голоском, беспомощно потрясая над головой крепко сжатыми кулачками. – Да как ты… Да я тебя… Да ты мне…

И дальше в том же духе. Видимо, отец и дочь хорошо понимали друг друга, если Шихин мог позволить себе изъясняться исключительно ругательствами, междометиями и малоосмысленными словосочетаниями.

Очевидно, его гневные выкрики можно было бы перевести следующим образом:

«Я крайне недоволен тем, что ты мне помешала. Особенно мне неприятно, что ты воспользовалась моим слабым физическим состоянием и предполагала, что я не смогу разгрести завалы, которые ты устроила на крышке погреба. Когда мне представится случай, я тебя накажу!»

Но Маша почти не отреагировала на оскорбления и невнятные порицания.

Девушка лишь внимательно посмотрела на отца, желая определить степень его опьянения на данный момент, тяжело вздохнув, отстранила Шихина, словно он был неодушевленным предметом, и принялась доделывать работу, которая оказалась не по силам ее отцу.

Маша раскидала завал в считанные минуты. Глядя, как она управляется с тяжелыми балками и кирпичами, я еще раз смогла убедиться в недюжинной физической силе младшей Шихиной. Это в соединении с ярко выраженным инфантилизмом – если не сказать больше, умственной отсталостью – создавало довольно трогательное впечатление. Наверняка Маша была преданной подругой, хотя и воспринимала жизнь через призму своего искаженного сознания.

Откатив последнюю бочку, Маша отряхнула руки, вытерла их о какую-то тряпку, висевшую на гвозде, и решительно заявила, обращаясь к отцу:

– Аня уходит.

– Ду-ура! – взвыл Шихин, подскакивая к дочери. – Мне ж за нее двадцать долларов предлагали, а ты за бесплатно отдаешь?

Маша никак не среагировала на цену, назначенную за ее подругу в твердой валюте.

Она уже приоткрыла крышку погреба, собираясь спуститься внутрь, но я ее остановила:

– Разрешите мне.

Маша отступила в сторону, и я спустилась вниз по шаткой лестнице.

Погреб был не очень глубоким, но достаточно просторным. В дальнем конце ямы что-то смутно белело – за трухлявой бочкой с полусгнившей капустой, возле сваленных в кучу пластиковых бутылок. Я стала продвигаться поближе, стараясь ступать очень осторожно – на полу попадалось битое стекло.

Смутная белизна оказалась женским платьем. Еще два шага – и я уже могла разглядеть забившуюся в угол хрупкую фигурку.

Девушка сидела на корточках, опустив голову в колени и обхватив ее руками. Острые локти торчали в стороны, словно человек, которому не удалось спрятаться, пытался по-звериному ощетиниться.

Я подошла поближе и чуть тронула Аню за плечо. Та вздрогнула как от удара током и, не поднимаясь, замотала головой из стороны в сторону.

– Пойдем, – тихо сказала я. – Тебе не надо тут больше прятаться.

– Я никуда не пойду, – через силу произнесла Аня, так глухо, как будто сама зажимала себе рот ладонью. – Оставьте меня в покое.

– Нет, – твердо сказала я. – Покой сейчас для тебя – это смерть.

Тут Аня вскинула голову. Она смотрела мне прямо в глаза, и ее губы тряслись.

– Смерть? Как вы легко произносите это слово… Что вы вообще знаете о смерти!

– Гораздо больше, чем ты думаешь, – спокойно ответила я. – Но давай сверим наши впечатления по этому поводу чуть позже. Сейчас тебе действительно нужно уходить отсюда, и как можно скорее. Меня можешь не бояться – я друг. Спроси об этом у Маши.

Это имя подействовало мгновенно – как магическое заклинание. Аня неуверенно поднялась на ноги и растерянно посмотрела на меня.

– Пойдем, – взяла я ее за руку и повела к лестнице по проходу между ящиков.

Аня покорно шла за мной, с трудом переставляя ноги, ее рука была вялой и влажной.

Когда мы выбрались наверх, папаша Шихин попытался взять реванш. Он понял, что Аня в таком состоянии не способна сопротивляться, и рискнул снова заявить свои права на обитательницу его погреба.

– Тут ей быть! – топнул он ногой. – Ты кто вообще, девка?!

Этот вопрос был обращен ко мне. Я не удостоила Шихина ответом, да он и не особо настаивал – стоило мне только внимательно посмотреть на него, как пьянчужка сразу же отступил, спрятавшись за спину своей дочери. Но Маша, разумеется, не оказала ему поддержки.

Мы вышли за ворота – я вместе с узницей и Маша. Аня, которую я вела под руку – девушка явно чувствовала себя плохо, – слегка пошатывалась и дышала с хрипом. Пребывание в погребе, даже непродолжительное, резко отрицательно сказалось на ее здоровье.

«Повезу ее к себе для начала, – решила я, – а там разберемся».

Впрочем, один вопрос все же стоило разрешить немедленно, что я и сделала:

– Значит, так, – проговорила я, когда мы подошли к моему автомобилю, – кто из вас меня нанимает? Давайте уточним позиции, чтобы мне было легче работать дальше. Ты, Маша, сказала, что хочешь меня нанять, верно? Но, я полагаю, заплатить ты не сможешь.

Маша уверенно кивнула.

– Тогда что же у нас получается? – продолжала я. – Задаром я не работаю, прошу учесть. Справедливость – справедливостью, но у всех свои проблемы, верно? Итак, я жду ответа.

– М-можете считать, что вас наняла я, – едва разжимая губы, проговорила Аня. – О деньгах не беспокойтесь, у меня все есть…

Девушку била мелкая дрожь. Она подняла голову, попробовала улыбнуться и попросила:

– Довезите меня до аптеки. Мне надо купить лекарства, которые я обычно принимаю. Пожалуйста, давайте обсудим все потом. Сначала аптека, а затем, – при этих словах Аня мечтательно зажмурилась, – если можно, я хотела бы принять горячую ванну.

– Без проблем, – откликнулась я, усаживаясь за руль. – Маша, ты едешь?

Шихина отрицательно покачала головой и, кивнув на оставшийся за нашими спинами дом, виновато пожала плечами. Ей предстояло еще разбираться с кипевшим безысходным гневом папашей-алкоголиком.