Читать книгу Экс-баловень судьбы - Марина Серова - Страница 3

Утром я встала вовремя, как раз, чтобы успеть собраться, взбодриться чашечкой кофе и продумать свой имидж на сегодняшний день. Кардинальное изменение внешности мне сегодня было не нужно, поэтому к услугам своей подруги Светки-парикмахерши я решила не прибегать. Справлюсь как-нибудь и своими силами.

Я сделала незатейливый тинейджерский макияж, подпудрив и подмазав лицо тональным кремом где нужно, стянула сзади волосы в легкомысленный хвостик и, взглянув в зеркало, убедилась, что, если добавить к моему лицу вчерашнюю джинсовую курточку и брючки, я вполне сойду за слушательницу последних курсов школы милиции, которой пришла пора набираться практических знаний и которой поручили собрать дополнительные сведения по делу о загадочном убийстве профессора истории.

Ведь об истинных причинах смерти профессора еще ничего не известно, и вполне может оказаться, что какие-то ниточки ведут к месту его работы. Не стоит раньше времени поднимать переполох на этом самом месте, появившись там в качестве частного детектива.

Добравшись (на этот раз без особых проблем) до уже знакомого мне института кооперации, я, не раздумывая, обратилась к первому попавшемуся мне гражданину, который на вид был достаточно пожилым. Можно было предположить, что он работает в институте давно и даст мне необходимую информацию.

– Простите, вы не подскажете, как мне найти кафедру истории?

Задавая свой вопрос, не скажу, что я целиком была сосредоточена на собеседнике, поскольку, попав в незнакомое место, старалась поподробнее осмотреться. Но, уловив несколько затянувшуюся паузу, я внимательно взглянула на своего визави.

Передо мной стоял невысокого роста старичок с тоненькими-претоненькими ручками и тоненькими-претоненькими ножками, которые пошатывались и подрагивали от тяжести свисающего до коленок пуза. Беззастенчиво рассматривая меня, он плотоядно улыбался. Все лицо его было покрыто какими-то бородавками (или это родинки такие?), фиолетовые сердечно-сосудистые тонкие губки извивались, как две глисты, усиливаясь не провалиться окончательно в беззубый рот, а когда-то, видимо, роскошная шевелюра свисала теперь в виде двух сальных прядей на глубоко запавшие, но все еще блестящие, неспокойные глазки. В общем – ловелас.

– А вы, собственно, что хотели, девушка? – голосом, скрипевшим, как старая дверная петля, прокаркал старичок, когда убедился, что я полностью сосредоточила свое внимание на его персоне.

Признаюсь, первым моим побуждением было послать его куда-нибудь подальше. Но вспомнив, что я здесь по делу и что сексуально озабоченные старички иногда оказываются весьма полезны (если правильно к ним подойти), я решила отбросить амбиции и прямо с этой минуты стать выпускницей школы милиции, собирающей дополнительные сведения по делу об убийстве.

– Видите ли, – доверчиво глядя в блестящие глаза старичка, стала рассказывать я, – я прохожу преддипломную практику в школе милиции, и мне разрешили принять участие в расследовании дела по факту смерти профессора вашего института… с кафедры истории…

Еще продолжая говорить, я вдруг с ужасом поняла, что забыла фамилию профессора. Надо же так проколоться! Профессионал, называется! Что я сейчас скажу этому престарелому донжуану? Собираю данные о профессоре, а о каком, и сама не знаю?

К счастью, старичок не стал дожидаться, когда я озвучу фамилию, и назвал ее сам. Любопытно-плотоядное выражение немного угасло на его лице, и он, глядя уже мимо меня, каким-то недовольным голосом произнес:

– Это о Разумове, что ли?

Да, этот тип явно не сожалеет о безвременной кончине профессора. Недовольные нотки в голосе и двусмысленный его взгляд насторожили меня, но внешне я старалась сохранять простодушное выражение лица выпускницы милицейской школы.

– Да, о нем. Вообще-то, считается, что дело это вполне ясное – хулиганская выходка, но, поскольку выйти на конкретных исполнителей в таких делах всегда довольно затруднительно, мне поручили собрать дополнительную информацию, изучить контакты профессора…

– Ну что же, изучите… контакты… Вы молодые, вам и книги в руки. – Старичок снова плотоядно заулыбался. – Кафедра истории на втором этаже. Кстати, и кафедра бухгалтерского учета там недалеко, так что, если понадобится что-нибудь, обращайтесь.

– А вы преподаете бухучет?! – с радостным удивлением уставилась я на него, как будто всю жизнь только и мечтала о том, как бы мне познакомиться с каким-нибудь бухгалтером.

Старичок галантно, как в восемнадцатом веке, наклонил голову и представился:

– Спиридонов Эрнест Эрастович, кандидат экономических наук.

Час от часу не легче! К чести своей могу сказать, что, услышав столь оригинальное имя, я не изменила выражения лица, но правда и то, что это потребовало некоторых усилий.

До отказа растянув губы в улыбку, так что щеки совсем скрыли выражение моих глаз, я со всей отпущенной мне природой очаровательностью сказала:

– Как-нибудь зайду, – и отправилась на второй этаж отыскивать кафедру истории, все еще чувствуя спиной прилипший к некоторым местам моего тела неспокойный взгляд Эрнеста Эрастовича.

На кафедре истории по случаю субботы не замечалось особенного оживления. Две скучающие полусонные девушки сидели по разным углам и вяло перекидывались незначительными фразами, выглядывая из-за своих компьютеров.

Моя задача заключалась том, чтобы найти с ними общий язык, и я посмотрела на них так, как смотрит на желанный берег моряк, вернувшийся из кругосветного плавания. Счастье, переполнявшее меня, было настолько очевидным, что девушки начали пробуждаться от своего сна и посмотрели на меня с интересом.

– Наконец-то я вас нашла! – радостно выдохнула я и, не давая им опомниться, опрокинула на них целый ушат очень интересной информации о преддипломной практике, о школе милиции, о том, как много у нас с ними общего, и о том, что люди должны друг другу помогать.

Когда я почувствовала, что они уже достаточно напуганы и думают, что я сейчас надену на них наручники и начну требовать пароли и явки, я резко снизила обороты и сказала то, чего они услышать уж точно не ожидали:

– А давайте чаю попьем?

Известно давно, что главный секрет успеха любой импровизации – в ее предварительной подготовке. Вот и я стараюсь всегда иметь такой своеобразный «рояль в кустах». Моя практика показывает, что самый надежный способ найти общий язык с секретаршами, лаборантками и прочим обслуживающим персоналом женского пола – это иметь в запасе коробку конфет.

На этот раз конфеты у меня были специальные: вишня в коньяке, поэтому я имела все шансы рассчитывать на успех. Девушки, немного ошалевшие под моим натиском, потеряли бдительность и поставили чайник. Может быть, они угощали чаем всех, кто заходил на кафедру истории, но своего я добилась. Через двадцать минут после того, как мы впервые увидели друг друга, мы уже пили чай и, как старые добрые подруги, обсуждали нюансы внутренних взаимоотношений на кафедре истории.

– Ничего мужик был Разумов, только занудный какой-то, – говорила белокурая кудрявая девушка по имени Маша. – Как прикопается к чему-нибудь… или к кому-нибудь, так, считай, на всю пару. Или объяснять что-нибудь начнет, дело выеденного яйца не стоит, а он как затянет – «с одной стороны, да с другой стороны»… Все уже давно все поняли, сидят, зевают, а он все рассказывает. Он вел у нас на втором курсе. Ха! Знаете, я сейчас вспомнила: читала книжку про Швейка, там тоже один… любил объяснять. «Вот, – говорит, – например, окно. Знаете ли вы, что такое окно?» И Разумов – такой же был.

– А как, любили его?

– Нельзя сказать, что любили, нельзя сказать, что и не любили. Как-то… никак.

– Конфликтов особых не было, – вступила в разговор вторая девушка, Ира. – Экзамены он принимал нормально, взяток не брал, с руководством не спорил… с Залесским только в последнее время стали они цапаться из-за этих курсов… у нас тут курсы платные недавно открыли, так они там вдвоем верховодили, ссорились иногда. Но тоже не глобально: поговорят, поспорят и перестанут.

– А из студентов никто не выделялся – угрозами, например, или, наоборот, обожанием чрезмерным?

– Ходил тут за ним один… Он какое-то исследование писал и просто тенью Разумова заделался. Было у профессора несколько человек, вроде факультатива, они и после занятий часто оставались… вы их самих спросите, сейчас пара кончится, они на перемену пойдут. Это группа 3705, Разумов у них куратором был.

– И правда, сейчас звонок будет, – испуганно сказала Маша, посмотрев на часы. – Давай скорее убирать, а то Макарова придет – опять разорется.

– А кто это – Макарова? – на всякий случай спросила я.

– Тоже историю ведет, такая вредная, даже чаю попить не дает: для этого у нас, видите ли, обеденный перерыв есть!

– Жестоко она с вами, – рассеянно говорила я, думая о том, что мнение госпожи Макаровой мне тоже не помешает.

В это время зазвенел звонок, и девушки, поблагодарив меня за вкусные конфеты, поспешно расселись за свои компьютеры.

Дверь открылась, и в комнату вошла представительная дама, судя по всему, еще советской закалки. Я рассказала ей свою легенду о милицейской школе и спросила, что она может сказать о профессоре Разумове.

– О, это был прекрасный, грамотный специалист, хороший преподаватель. Какая потеря для нашего института, – начала мадам Макарова без малейших признаков выразительности в интонациях.

Присовокупив к этому бессодержательному началу еще пару-тройку дежурных фраз, она дала мне понять, что это все, что она может сказать по поводу безвременной кончины своего коллеги. Да, советская школа – это на века. Но кое-что полезное я все-таки смогла извлечь из ее равнодушного монолога. Такая реакция – косвенное подтверждение того, что профессор не слишком тесно общался со своими коллегами и мнение жены о том, что «все его обожали», имеет некоторые неточности. Во-первых, не все, а во-вторых, не «обожали», а просто были равнодушны и поэтому не выказывали явного неприятия.

Складывается ощущение, что Надежда Сергеевна не очень-то хорошо была осведомлена о делах своего мужа и о его взаимоотношениях с окружающими. Она и сама об этом говорила.

Выйдя из помещения кафедры, я почти нос к носу столкнулась с высоким и худым мальчиком, который поспешил извиниться, хотя даже не задел меня.

– Ничего, ничего, – доброжелательная улыбка выпускницы милицейской школы весеннею розою расцвела на моем лице. – Вы не подскажете, как мне найти группу 3705?

– Да все уже, наверное, ушли, у нас последняя пара. А что вы хотели? Может быть, я смогу вам помочь, я тоже из этой группы.

– Правда? Вот какая удача: я собираю дополнительные сведения о профессоре Разумове, ведь он был вашим куратором?

На лице молодого человека в течение одной секунды промелькнуло сразу несколько различных выражений. Доброжелательность, с которой он разговаривал со мной, сменилась какой-то болезненной гримасой, а та, в свою очередь, перешла в восхищенную полуулыбку, которая тоже почти сразу исчезла, и на лице юноши осталось выражение печали. Пораженная такой метаморфозой, я в молчании смотрела на него.

– Да… – наконец произнес он. – Вы знаете, все мы до сих пор в шоке. Невозможно поверить, что такое могло случиться. У кого рука поднялась? Ведь Анатолий Федотович, он… он никому не сделал ни малейшего зла… мы все так любили его…

Казалось, он сейчас расплачется.

– Вы, наверное, хорошо знали профессора?

– Может быть, никто не знал его так, как я! Какой это был прекрасный преподаватель, как он умел интересно рассказывать! Только благодаря ему я ощутил настоящее значение и смысл истории. Он даже готов был заниматься дополнительно с теми, кто интересовался историей, и мы приходили к нему – я и еще несколько человек, – изучали материалы, проводили исследования…

Меня вдруг осенило – не иначе как я разговариваю сейчас именно с тем парнем, про которого говорили мне девушки с кафедры. Тем самым, который «заделался тенью» профессора Разумова. Любовь к своим наставникам – это прекрасно, но, на мой взгляд, во всем нужно знать меру.

То, что мальчик, стоявший передо мной, чувствителен и эмоционален, было видно невооруженным глазом. Тонкая кожа, быстрый взгляд, непроизвольные реакции… Но был в его экспрессии какой-то диссонанс, который я бы не взялась определить, но который почему-то заставлял меня сомневаться в его искренности.

Мальчик произвел на меня двойственное впечатление, и я решила при случае навести о нем более подробные справки. Чем он занимался в ночь убийства, например? Хотя с таким хлипким тельцем, без малейшего намека на мускулы, он был не очень подходящим кандидатом для наемного уличного хулигана.

Мы познакомились, оказалось, что зовут его Влад и что он готов всячески споспешествовать мне в моих поисках. Обещал даже приобщить к этому своих друзей с исторического факультатива. С его друзьями тоже поговорить не мешает. Не будем забывать, что малолетки – одна из версий, и, в каком бы виде они ни выступали, как нанятые кем-то или по своей инициативе, пока преступление не раскрыто, нельзя сбрасывать их со счетов.

Следующим пунктом программы был Владимир Павлович Залесский, и, уточнив у Влада, где находится кафедра экономики, я отправилась заводить новые знакомства.

Господин Залесский с первого взгляда поражал отсутствием всякого выражения на лице. Глядя на меня рыбьими глазами, он молча выслушал рассказ о милицейской школе и голосом, таким же бесцветным, как и его лицо, сказал, что по интересующему меня делу он ничего сообщить не может.

– Но ведь вы работали вместе с профессором Разумовым?

– Так же, как и еще пятьсот человек, состоящих в штате института.

– Однако, занимаясь организацией курсов повышения квалификации, вы находились с ним в более тесном контакте, чем остальные пятьсот человек?

– Наши взаимоотношения касались только профессиональных вопросов, которые не имеют ни малейшего отношения к случившемуся.

– И ваши профессиональные взаимоотношения всегда были безоблачными, вы во всем были согласны друг с другом, никогда не конфликтовали?

– Любую проблему можно решить.

– А я слышала, что в последнее время вы часто ссорились.

– Это были текущие рабочие трудности, которые могут возникнуть во всяком деле и которые всегда разрешались к взаимному удовлетворению.

– Вот как! Да это просто идеальный образец делового партнерства, можно позавидовать. А не подскажете, где вы находились вечером во вторник?

– Эти сведения я уже представил правоохранительным органам. Кстати, школа милиции, если я не ошибаюсь, находится в Тарасове? Что же заставило вас проходить практику в Покровске? Или тарасовские преступники объявили забастовку?

Это был удар не в бровь, а в глаз. Уважаемый Владимир Павлович благодаря своей неподражаемой манере общаться начал вызывать у меня раздражение с самого начала нашего разговора. По мере его продолжения это раздражение постепенно нарастало, тем более что в ответах моего собеседника было совершенно не за что зацепиться. Но последний удар просто поверг меня наземь. На какую-то долю секунды я даже прикусила язык.

Но хоть я и не посещала никогда школу милиции, зато окончила академию права! И, к вашему сведению, господин Залесский, частному детективу Татьяне Ивановой доводилось бывать и не в таких переделках. Поэтому я прикусила язык лишь на долю секунды – не больше.

– Мой руководитель считает, что из всех дел, в которых мы имеем возможность участвовать, это – наиболее интересное. Ну что ж, если вы ничем не можете помочь мне, всего хорошего.

– До свидания.

Ах ты, засранец! Я была в ярости. Шутки шутками, а ведь этот бесчувственный кусок полена с рыбьими глазами практически расколол меня! Недооцениваем мы нашу интеллигенцию. Так просто, мимоходом, равнодушно, как будто пылинку с рукава сдул. А ведь не пылинку сдул – нарушил инкогнито опытнейшего частного детектива! Умен, курилка! Но и мы тоже не лыком шиты. А за урок – спасибо, выучим на всю оставшуюся жизнь. Заигралась, расслабилась – вот тебе и результат.

С Залесским теперь говорить бесполезно, нужно действовать в обход. Он курсами занимается? Вот с ними и поговорю.

Хуже всего, если Залесский имеет отношение к убийству. Возможно, мои расспросы и не смогли по-настоящему встревожить его, но такая хитрая бестия, узнав, что проводится дополнительное расследование, наверняка предпримет меры, чтобы подстраховаться. Да-а, здесь у вас накладочка получается, Татьяна Александровна. Впрочем, рано или поздно он все равно бы узнал.

Держится уверенно… Либо меня не принимает всерьез, либо имеет надежные гарантии. Это тоже уточним. Проверим, Владимир Павлович, все проверим, дайте только срок!

Так размышляла я, проходя по коридору, как вдруг открылась одна из дверей, и навстречу мне вышел Спиридонов Эрнест Эрастович собственной персоной. Увидев меня, он радостно заблестел глазками, и его тоненькие ножки начали активнее подрагивать под тяжестью округлого животика.

– А, милиция! – радостно приветствовал меня он. – Как успехи?

В этот момент я была настолько расстроена, что мысль о том, что есть все-таки на свете существо, которое радо меня видеть, пролилась как бальзам на мою душу, несмотря даже на то, что это был всего лишь Эрнест Эрастович.

– Да вот, сотрудники ваши совсем не хотят помогать.

– Это кто же? Кто посмел? Проработаем на профсоюзном собрании!

– Коллега ваш, господин Залесский.

Глазки господина Спиридонова снова приняли двусмысленное выражение, и он, глядя в угол, как-то сквозь зубы пробормотал:

– А, этот… про свои курсовые операции он много не расскажет.

И, ухмыльнувшись своими змеевидными губами, Эрнест Эрастович отправился восвояси.

Вот это да! Мое полушутливое предположение насчет полезности любвеобильных старичков начинает оправдываться. Не знаю, догадался ли об этом сам Эрнест Эрастович, но слово «курсовые» в его фразе я поняла очень хорошо. Несомненно, речь идет о тех самых пресловутых курсах повышения квалификации, о которых я с самого начала слышу со всех сторон.

Брошенное мимоходом замечание господина Спиридонова еще больше утвердило меня в мысли пообщаться с «курсантами». Занятия начинались в шесть часов вечера, и у меня еще было время посидеть в кафе, выпить кофе и покурить.

* * *

Времени оказалось даже больше, чем надо: как выяснилось, к началу занятий приходить бесполезно – времени на беседы ни у кого нет. Пришлось дожидаться окончания пары.

На перемене я заприметила небольшую группу девушек, стоявших у окна и лениво о чем-то переговаривавшихся.

– Девчонки! – сделав глазки покруглее, обратилась к ним я. – А можно спросить у вас… я хочу поступить на курсы, не расскажите, как здесь у вас все происходит?

– Как обычно – ходишь на занятия, потом сдаешь зачет и получаешь свидетельство об окончании.

– Или не ходишь и… получаешь свидетельство, – с усмешкой сказала одна из девушек.

– Как это? – очень удивилась я.

– Так это. Нужные знакомые есть – можешь не напрягаться. У нас в группе сорок пять человек числится, а на занятиях и двадцати ни разу не бывало. А «корки» наверняка все получат.

– Ничего себе! А тем, кто ходит, это какую-то пользу приносит? Не в смысле зачетов, а в смысле знаний?

– Какое там! Для галочки пару отсидят, свое отбарабанят – и взятки с них гладки.

– А берут дорого?

– За зачет? – с иронией спросила девушка, намекнувшая, что можно получить зачет, не посещая занятий.

– Да нет, за обучение.

– Нам мало не кажется. Да было бы еще обучение, а то… не поймешь что…

– Знаете, девчонки, – заговорщическим тоном сказала одна из девушек, – я однажды в деканат зашла, у них там шкаф раскрыт был, и в нем, представляете, зачетки прямо стопками друг на друге лежат. А стопка – на всю высоту полки!

– Ни хрена себе масштабы!

– А это что означает? – наивно поинтересовалась я.

Девушки посмотрели на меня, как на законченную идиотку, и со снисходительным цинизмом объяснили вещь, по их мнению, элементарную:

– А то, что зачетки приготовлены для проставления зачетов, вот что это означает. Когда нужный преподаватель в деканат заходит, ему партию зачеток дают – он пустые графы и заполняет.

– Вот это да-а! – изумленно протянула я. – Дела у вас тут…

– Да какие это дела, так сейчас везде, а вот руководители наши, Залесский с Разумовым, эти и в самом деле крутили дела.

– Правда? – Всеми силами я старалась не показать, насколько интересует меня продолжение разговора.

Девушки было замялись, но, видимо, не узрев в моей личности ничего настораживающего, продолжали разговор.

– Правда. У меня знакомая есть в деканате – Юлька. Знаешь ее, Свет?

Ироничная девушка, которую, как оказалось, звали Света, понимающе кивнула.

– Света рассказывала: как-то раз провели деньги, вроде бы на покупку калькуляторов, а завскладом как прикопался: «Где калькулаторы? Деньги получали – показывайте! Или деньги, или калькуляторы». Юлька говорит: «Я сижу – угораю. Захотел денег! Они давно уж у Залесского в приходе учтены и расписаны».

– Да-а, дела… А ты говоришь – обучение, – с некоторой даже укоризной посмотрела на меня одна из девушек.

– Или еще: проводят деньги как плату за обучение, а студентов таких не числится. Спрашивается – откуда они их берут?

А вот это уже действительно интересно! Это ведь не что иное, как классическое отмывание нелегальных доходов. Чем же они занимались тут, на этих тихих и ничем не примечательных курсах? И потом: это весьма и весьма существенная предпосылка для появления мотива к убийству. Если предположить, что и у господина Разумова был такой же оригинальный характер, как у господина Залесского, вряд ли их отношения были безоблачными. Да и девочки из исторического деканата намекали на то, что в последнее время они часто ссорились… Как будто в подтверждение моих догадок одна из девушек задумчиво произнесла:

– Да уж, крутили они тут неслабо… Только грызлись постоянно. Оно и неудивительно – денежек всякому хочется, и чем дальше, тем больше… И это убийство, еще неизвестно, кто его…

Ого! Чем дальше в лес, тем больше дров! Ну что же ты растерялась-то, милая моя, – продолжай! Но девушка продолжать не стала, и я, в качестве новенькой, решила задать вопрос:

– Какое убийство?

Однако номер, к сожалению, не прошел.

– Никакое, – остановили слишком разговорчивую девушку ее бдительные подружки. – Пошли, сейчас звонок будет.

Так и не довелось мне узнать, что думают о загадочном убийстве профессора курсистки. Но и без этого выведала я достаточно.

Уже совсем поздним вечером, возвращаясь домой, я пыталась мысленно разложить по полочкам все данные, которые мне сегодня удалось получить.

Из разговора с девочками из деканата было понятно, что высказывание жены профессора о том, что все в нем «души не чаяли», как минимум преувеличение. Отношение к нему окружающих было скорее сдержанно-равнодушным.

Учитывая информацию, полученную от курсисток, можно предположить, что уважаемый профессор был нечист на руку. Хотя не такое уж это из ряда вон выходящее событие. Кто же не будет пользоваться, имея возможность? А вот стычки с Залесским – это факт, на который следует обратить внимание. Шутки шутками, а в девяти случаев из десяти – где деньги, там и мотив.

Что еще? Экспрессивный мальчик, слишком резко переходящий от восторга к отчаянию? Если он общался с профессором достаточно тесно, мотив мог быть и у него, хотя в одиночку он не сумел бы справиться и с хромой курицей. А для того, чтобы позвать помощников, он должен был их как-то заинтересовать, что всегда очень сложно, если мотив личный. Кому какое дело до ваших симпатий и антипатий? Разумеется, проверить нужно будет всех.

Поднявшись к себе и открыв дверь в квартиру, я вдруг поняла, как сильно устала сегодня. Вроде бы и землю не пахала, и бревна не таскала, а ощущение такое – упасть бы сейчас без движения и до утра не вставать.

Это все разговоры. Болтаешь, болтаешь, что-то изобретаешь, и все время – в напряжении, все время боишься на чем-нибудь попасться. И ведь попалась-таки! Сволочь Залесский! Надавать бы ему по морде вместо всех этих разговоров. И ему наука, и мне польза – по крайней мере, хоть психологическая разрядка была бы.

Но в данный момент мне нужна подзарядка. Я сварила кофе, закурила и попыталась составить план своих действий на ближайшее время. Завтра воскресенье, посещение официальных учреждений отменяется. Из тех, кто был назван женой профессора в качестве наиболее частых контактеров, я не встречалась еще с Верой Иосифовной Зильберг. Ее-то персоной я и займусь в следующий понедельник, а завтра нужно будет сделать одну вещь, не менее важную, чем все эти встречи и разговоры. А их наверняка будет у меня в этом деле еще предостаточно.

Чем глубже я вникаю в это дело, тем больше передо мной новых данных, по своей значимости – приблизительно равных. Осмотр трупа показал, что возможны все три варианта убийства: неизвестные хулиганы, студенты и нанятые исполнители, и они имеют практически одинаковые шансы на победу. Беседа с коллегами профессора и студентами показала: кого ни возьми – у всякого мог быть какой-нибудь мотив; и не показала ничего, что указывало бы на мотив, достаточно сильный для того, чтобы совершить убийство. Наверняка общение с пока еще неизвестной мне Верой Иосифовной тоже приведет к чему-то подобному.

В конце концов, я просто запутаюсь среди всех этих новых данных, достаточно важных, чтобы обратить на них внимание, но недостаточно значительных, чтобы навести на след убийцы. Нет, так не пойдет! Необходимо понять, что главное в этом деле, а что – второстепенное, на чем нужно сосредоточиться, а что просто принять к сведению. Надо бы бросить кости. Но сегодня уже нет сил. Завтра…

А сегодня – спать!

* * *

Утром в воскресенье я проснулась бодрой и отдохнувшей. Вчерашней усталости как не бывало.

Решив провести этот день правильно, я приняла контрастный душ и уделила серьезное внимание гантелям и физическим упражнениям. Учитывая, что основная моя работа в этом деле пока ограничивается разговорами, дополнительная тренировка мышц будет весьма кстати.

Образцово-показательный день должен включать в себя и правильное питание. Не обычную сухомятку, которой я привыкла перебиваться в запарке всевозможных следственных экспериментов, а нормальные «суп, второе и компот», которые для каждого советского человека являются эталоном еще с детского садика. Но, заглянув в холодильник, я поняла, что достигнуть идеала будет непросто.

Ничего, хотя бы приблизительно похожего на ингредиенты к супу, в холодильнике не оказалось. Были какие-то мясные полуфабрикаты. В лучшем случае они могли бы сойти за второе. Однако сломить душевную твердость частного сыщика Татьяны Ивановой не так-то просто!

Я спустилась вниз и в ближайшем продуктовом магазинчике купила две пачки лапши быстрого приготовления. Залив содержимое пакета кипятком и раскрошив туда кубик куриного бульона, я получила нечто до такой степени похожее на настоящий суп, что меня охватила неподдельная гордость своими хозяйственными способностями.

Засунув в микроволновку мясной полуфабрикат, я убедилась, что и второе будет присутствовать в моем правильном обеде. А компот – это и вовсе просто: чашечка прекрасного свежеприготовленного кофе – вот мой самый лучший «компот».

Закончив правильный обед, я закурила сигарету и попыталась сосредоточиться на вопросах, которые предстояло мне разрешить с помощью гадальных костей. Что же я хочу узнать? В первую очередь: удастся ли мне вообще распутать это дело? Время идет, происходит накопление все новых и новых данных, из которых все имеют отношение к делу. Но они не дают оснований для того, чтобы начать серьезно подозревать кого-то конкретного.

Что меня ожидает – вот первый вопрос.

И еще один вопрос, который вчера оформился в моей голове: что главное в этом деле, на чем мне нужно в первую очередь сосредоточиться?

Я достала замшевый мешочек с костями, потрясла его, чтобы они перемешались, и высыпала кости на ковер.

Сочетание цифр оказалось таким: 7, 13, 31. В словесном представлении это означало: «Вас ожидает много разочарований. Не забывайте о противоположности».

Вот тебе и прояснила обстановочку! Вместо того чтобы разложить все по полочкам, гадание еще больше все запутало.

По поводу разочарований все предельно ясно. Они преследуют меня с самого начала этого дела. Рада узнать, что они будут мешать мне и дальше.

А вот «не забывайте о противоположности» – это что-то загадочное. О какой противоположности? О противоположности разочарованиям? Хорошо бы! Или, может быть, о противоположности вообще? Что подразумевается под противоположностью вообще? Черный – белый: это противоположность; умный – глупый: противоположность; хороший – плохой… Не здесь ли собака порылась?

То есть то, что (или тот, кто) на первый взгляд кажется хорошим, на поверку может оказаться и плохим; а то, что кажется плохим, вполне может оказаться и хорошим. В этом смысле?

Если так, возможно, зверски убитый профессор истории пострадал за дело, а до икоты неприятный на вид господин Залесский в душе – никем не понятый последний романтик.

Перевертыши? Приходилось сталкиваться с такими явлениями! Не теряйте бдительности, Татьяна Александровна: если вы правильно истолковали результаты гадания – расследуемое дело стало интереснее в два раза. Теперь придется думать не только о том, какие именно из всего многообразия данных могут иметь непосредственное отношение к убийству, но и какие из них следует трактовать в противоположном смысле. Чует мое сердце – ждут меня разочарования, аж облизываются от нетерпения!

Пребывая в некоторой растерянности от результатов гадания, я закурила сигарету и попыталась собраться с мыслями. Но они не собирались. Обещание новых разочарований расстроило меня, а загадочное напоминание о противоположностях сбило с толку. Так и не придя ни к какому консенсусу, я решила положиться на народную мудрость «Утро вечера мудренее» и отправилась спать.