Читать книгу Все учесть невозможно - Марина Серова - Страница 2

Гулкие шаги отдавались в глубине бункера. Честно говоря, мне здесь абсолютно не нравилось. Хотя – надо отдать должное дизайнеру, – оказавшись внутри, можно было забыть, что снаружи все это выглядело серым и пугающим. Стены были выложены красивой плиткой, а на потолках мерцали встроенные лампы дневного света, придавая лицам моих сопровождающих мертвенно-бледный оттенок. Если учесть, что морданции у них и до этого не рождали во мне восхищения, то теперь они напоминали людей, пролежавших в гробах как минимум неделю.

Мы остановились перед внушительной дверью с кучей замочков и глазочков. Дверь показалась мне неприветливой и озлобленной. «Вот и не верь после этого в учение про ауру, – вздохнула я. – Если мне неслыханно повезет и я выберусь отсюда живой, я в первый же вечер затарю ящик пива и так напьюсь, что…»

Додумать, как именно напьюсь, я не успела. Дверь сурово скрипнула и начала открываться.

Кабинет, представший моим очам, был весьма эклектичен. На стенах красовались портреты Ленина, Сталина и Гитлера. Не хватало только дяди Зю, усмехнулась я про себя, чувствуя начинающуюся дрожь в ногах. Мне уже не надо было смотреть на хозяина кабинета, чтобы с трех раз догадаться, кто мой похититель.

– Ну ты и влипла! – процедила я себе сквозь зубы, поднимая глаза, чтобы встретить улыбку, от которой затошнило куда сильнее, чем от запахов в милицейском «козлике».

– Здравствуйте, Таня, – пробасил мой похититель, пытаясь извлечь свое грузное тело из тисков слишком маленького для его объемного зада кресла.

Вот так я попала в гости к Халивину.

* * *

Халивин относился как раз к тем личностям, которых я избегала. Потому что не очень люблю этот тип людей. Даже если бы он был лидером самой мирной партии в мире, убежденным пацифистом и человеколюбом, я бы все равно не стала напрашиваться на аудиенцию. Но, увы, назвать его пацифистом мог бы только полный дебил.

Раньше Халивин был верным сыном коммунистов, но потом что-то произошло – то ли у «соколенка» выросли собственные крылья, и он решил полетать в просторах необъятной родины в поисках добычи, то ли просто сказалась его любовь к сильной руке, которой он посчитал как раз свою собственную длань с короткими толстыми пальчиками. Так появилась в нашей чересчур демократической стране Партия трудового народа, ПТН. С Геннадием Халивиным во главе.

Его заунывным плачам о судьбе голодающего русского народа вняли многие. И начали отчислять денежки со своих скромных пенсий на вспомоществование «спасителю»! Ни у кого не появилось мысли, что, судя по излишнему весу, их «спаситель» скорее нуждается в диете, нет – даже этот факт стал доказательством его верной службы интересам народа. «Толстый какой, – лепетала одна бабулька на площади, где как-то раз проходил митинг, – больной, бедняга… А сил для нас не жалеет…»

Теперь эта светлая личность сидела передо мной, и я не ждала от ближайшего будущего ничего хорошего. Если судьбе захотелось сегодня выступить передо мной в лице Халивина – спаси меня господи от такой судьбы!

* * *

– Простите меня, что пришлось воспользоваться такими методами, – постарался обаятельно улыбнуться Халивин, буравя меня глазками.

– Ничего, – улыбнулась я, – вы меня не удивили. Это ведь ваши обычные методы…

Он нахмурился. Тяжелый взгляд из-под кустистых бровей намекнул мне, что я не очень вежливая девочка. Ну, уж какая получилась, усмехнулась я, с невинным выражением встречая этот взгляд.

– Как вы ошибаетесь, Танечка, – сокрушенно покачал он головой. – Конечно, милая моя девочка, вы являетесь жертвой пропаганды. Именно поэтому нам и пришлось так поступить. Вы бы никогда не пошли на контакт со мной добровольно, разве я не прав?

– Правы, – кивнула я.

– Вот видите, – почему-то обрадовался он. – А виной тому проклятые газетчики, которые рисуют нас дикими зверями…

– Зверьми, – поправила я механически.

– А? – остановился он. Кажется, я помешала ему исполнить замечательный номер под названием «Речь вождя».

– Ничего, это я так. Выступила не по делу. Продолжайте.

– Так вот, нам приходится прибегать к подобным вещам, потому что…

– Проклятые газетчики рисуют вас зверьми, – повторила я, безмятежно улыбаясь. – Я это поняла. Надо думать, если нам крупно не повезет и вы станете самодержцем, вы их почикаете. Так?

Я выставила палец и, словно расшалившееся дитя, выкрикнула:

– Пиф-паф, ой-ой-ой!

– Кажется, вы забываетесь. – Мой собеседник вытер с грозного лба капельки пота.

– Я? – округлила я глаза. – Помилуйте… Я же не хватала вас на выходе из магазина и не тащила на глазах у всех по улицам… Кто из нас, собственно, забывается?

– Я уже попросил у вас прощения, – обиженно сопя, пробурчал Халивин. – Иначе вы бы не согласились общаться со мной.

– А вы так этого хотели? – рассмеялась я. – Интересно, вы поступаете так со всеми, кого находите достойным разделить ваше одиночество в бункере? Кстати, вы с его помощью уже подготовились к воздушным налетам НАТО? И сколько денег вы угрохали на это сооружение?

– Не ваше дело! – вскрикнул он тоненьким и жалобным голоском. – Впрочем, извините. Я хотел попросить вашей помощи, но чувствую, что дружелюбного диалога у нас не получается. Вы почему-то негативно настроены по отношению ко мне.

– Ну уж простите. Не каждый способен радоваться, когда его похищают. Я, конечно, девушка романтическая, но не настолько. Поэтому терпите…

Я закинула ногу на ногу и, небрежно покачивая носочком, спросила:

– Сколько времени я должна отработать у вас в качестве собеседницы?

– Да вы не такая уж приятная собеседница, если хотите знать, – поморщился он.

– Вы тоже не очень. Но надобность у вас возникла почему-то именно во мне. Что касается меня, то я совершенно не нуждаюсь в вашем обществе.

Голос рассудка взмолился: «Танька! Уймись. Что ты делаешь? Сидишь в логове этого борова и дразнишь его. Ты хотя бы знаешь, на что он способен?»

Если честно, мой рассудок был прав. Кажется, я перегибаю палку. Судя по выражению халивинских глазок, меня поставят к стенке чуть раньше подлюг-журналистов. Но, однажды закусив удила, моя вольная душенька уже не могла остановиться. Мне нравилось дразнить его. Хотя бы потому, что, как мне кажется, я была первой, кто смеялся ему в лицо. Это грело мое самолюбие. И потом – к стенке он меня поставит не сейчас. Сейчас я ему зачем-то ужасно нужна. А потом… Потом я что-нибудь придумаю.

– Ладно, – сделала я вид, что признаю себя побежденной, раскаиваюсь и так далее, – приступайте к изложению вашей надобности. Только давайте не будем выяснять различия в наших политических взглядах. Дела так дела. Но не более того.

Халивин согласился.

– Наконец-то вы начали рассуждать здраво, – поощрительно улыбнулся он. Возьми конфетку с полочки, детка. Ты стала сговорчивей и умнее.

Я промолчала. Пусть думает так, как ему нравится.

– Дело в том, что у меня украли одну вещь, – вздохнул он.

– Любимую коллекционную трубку? – съязвила я, не удержавшись. – Ту, из которой Иосиф Виссарионович выпускал колечки дыма в лицо Троцкому?

Нынешний вождь явно страдал от недостатка оптимизма. Во всяком случае, с чувством юмора у него было не очень. Поэтому он нахмурился.

– Стыдно смеяться над святынями, – назидательно произнес он. – Ваше поколение, девочка, не имеет идеалов. В этом трагедия…

Он поцокал языком, показывая, как его огорчает факт отсутствия у меня идеалов.

У меня не было особого желания обсуждать с ним свои идеалы. Я промолчала.

– Вернемся к интересующей меня проблеме, – пробормотал Халивин. – Ваше ерничество начинает меня утомлять. Так вот, о вас рассказывают чудеса, Таня. Будто ваша интуиция помогает вам распутывать дела, которые не под силу остальным работникам милиции.

– Я не работник милиции, – честно призналась я. – Я представитель ненавистного вам частного сектора. Можно сказать, акула капитализма.

С этими словами я безмятежно улыбнулась.

Он пропустил мои слова мимо ушей и продолжал:

– У меня пропала очень важная вещица. Ее украли. И теперь, Танечка, мне нужна ваша помощь. Потому что, если эту самую вещицу не вернуть, никто нам с вами не поможет.

– Боже, – выдохнула я голосом, полным скорби, – что же у вас такое украли? Неужели чемоданчик с ядерной кнопкой? Неужели у вас был такой же, как, по слухам, имеется у президента?

– Нет, – отмахнулся он пренебрежительно, – украли вещь куда более опасную и важную. С ее помощью могут погубить все, во что я вкладывал свои силы, энергию, душу, наконец…

Он совсем расстроился. Мне даже показалось, что в уголках глаз Халивина предательски блеснула слеза.

– Так, – кивнула я, – значит, вас ограбили. И что, простите, у вас экспроприировали? Должна же я иметь хоть какое-то представление о том, что мне следует отыскать.

Какое-то время он молчал.

– Пока я не могу вам этого сказать, – наконец печально проронил он.

– Ага. Я поняла, – сказала я. – Значит, вы хотите, чтобы я отправилась в неизвестном направлении на поиски того, о чем вы не желаете мне сказать. Мило…

Я сделала попытку подняться.

* * *

Обстоятельства сегодня явно складывались не в мою пользу. А раз так, надо все попытки к сопротивлению отложить до лучших времен. Оттого, что я сейчас устрою здесь небольшую драчку, мое положение не изменится к лучшему. Поэтому придется смириться с существующим порядком вещей.

Халивин посмотрел на меня насмешливо и ласково. Словно удав на кролика.

– Так что мы с вами решим, Танечка? – проворковал он.

Я опять оглянулась на цербера, помешавшего мне подняться. Красавчик продолжал смотреть прямо перед собой. Его каменное лицо было начисто лишено не только мыслей, но и эмоций. «Если его перенести на остров Пасхи, он станет самым загадочным из тамошних истуканов», – подумала я.

– Кажется, вы уже все решили за меня, – проворчала я. – Так что излагайте вашу проблему. Но не надейтесь на бесплатное обслуживание. Я, как подобает акуле капитализма, не собираюсь упускать своего. Учтите, что мой труд – весьма дорогое удовольствие.

– Знаю, – осклабился он, – не могу сказать, что считаю вас эталоном порядочности, Таня. Но… Обстоятельства вынуждают меня согласиться с вашими условиями. Двести долларов в сутки, так?

– И скажите спасибо, что я пока не перешла на «евро», – мрачно улыбнулась я.

– Спасибо, – наклонил он свою лысую башку. Вообще-то он был удивительно похож на Горного Короля. А я, следовательно, была в его пещере заложницей.

– У меня мало времени, – сообщила я. – Поэтому давайте поскорее.

– Танечка, голубушка вы наша, да кто же вам сказал, что мы вас задержим? Сейчас я все вам расскажу.

Он закурил. Кстати, если вы думаете, что он курил «Приму» или «Беломор», вы ошибаетесь. «Ротманс». Вот такие «капиталистические» привязанности. Нет чтобы поддерживать родную промышленность…

– Хотите? – предложил он мне сигарету. Мне очень хотелось курить, но гордость узника заставила меня отрицательно покачать головой. Он пожал плечами. Спрятал бело-голубую пачку в ящик стола и задумался.

– Эта вещица пропала из моей квартиры. Случилась напасть в тот вечер, когда у моей супруги был день рождения и на нем присутствовали родственники и близкие друзья. Вроде я раньше никого из них не мог подозревать в предательстве…

Про измену он произнес голосом, полным скорби. Такой глубокой, что казалось, его душа сейчас разорвется от осознания этого печального факта.

– Что за вещица? С родственниками и друзьями легче разбираться, когда знаешь, что они скоммуниздили.

– Сейчас.

Он взглядом приказал церберу покинуть помещение.

– Дискета, Таня. Такая вот малость. И когда вы ее найдете, постарайтесь не любопытствовать, что на ней записано. Очень постарайтесь…

Он смотрел на меня улыбаясь. Но его глаза оставались серьезными. И, черт бы его побрал, в них явно присутствовала угроза.

«Не садись на пенек, детка, не ешь пирожок. Дядя Гена придет и устроит тебе большой пионерский слет по всем правилам».

– Чтобы вам не было скучно, – опять растянул он губы в улыбке, – я решил предоставить вам помощницу. Нашу юристку.

Он нажал на кнопку, и дверь открылась. Цербер застыл по стойке «смирно», и в комнату вошла она.

У меня начала медленно отвисать челюсть. Не потому, что появившаяся на пороге фемина была очень уж нестандартной. Нет, наоборот, она была вполне стандартной. Даже красивой. Только мне почему-то стало нехорошо. Слишком холодные глаза скользнули по мне с этаким равнодушным презрением, и слишком величественная улыбка слегка раздвинула ее губы.

Моя будущая помощница щелкнула каблучками и вытянулась на пороге, ожидая дальнейших распоряжений.

– Познакомьтесь – это Татьяна. Это Ирина. Надеюсь, девочки, что вы не будете ссориться.

Мы смерили друг друга взглядами и сдержанно кивнули.

Особенной симпатии между нами не возникло.

– Теперь я предоставляю вас друг другу. Обсудите план действий и начинайте. Кстати, Танечка, не обессудьте, но Ирина теперь постоянно будет с вами. Для вашей безопасности.

Вот кошмар-то!

– Она что, будет жить в моей квартире? – поинтересовалась я.

– А кто вам сказал, что вы будете жить в вашей квартире? – добродушно расхохотался Халивин. – Нет, моя хорошая. На какое-то время вам придется воспользоваться нашим гостеприимством.

«Приехали», – подумала я, чувствуя, как все мои надежды на быстрое освобождение тают в воздухе. Сопротивляться, судя по решительному виду моих тюремщиков, было абсолютно бесполезно.

– Я привыкла к повышенному комфорту, – сообщила я.

– Не беспокойтесь, такой комфорт будет вам предоставлен.

Я с тоской посмотрела на все еще зажатый в руке кетчуп. Сейчас я считала его причиной всех моих несчастий. «Проклятый, – подумала я, вертя его в руке. – Какую злую шутку сыграло со мной чревоугодие!»

Кажется, они решили, что я собираюсь швырнуть в них эту несчастную бутылку, потому что Ирина озабоченно взглянула на кетчуп, потом на своего партайгеноссе, и он заерзал в кресле.

Я не выдержала и рассмеялась. Ирина нахмурилась.

– Ну, ладно, – сказала я. – Так и быть. Я у вас побуду. Но совсем немного. И помните – я чрезвычайно капризна в своих желаниях.

С этими словами я поднялась. Гордо вскинув голову, пошла к выходу.

«Главное, Танька, не показывать им свой страх, – сказала я себе. – И мы непременно выкрутимся. Вот увидишь».

* * *

Да уж… Умение вляпываться в истории у меня удивительное… Интересно, почему это я до сих пор ни разу еще не проваливалась в канализационный люк?

Мы все шли и шли по анфиладе коридоров, сменяющих друг друга. Моя молчаливая «помощница» явно не была настроена на доверительные разговоры. Я же рассматривала ее, поскольку мне было интересно понять, что же задвинуло ее в этакую компанию. Конечно, своим каменным лицом она напоминала статую Афины Паллады, но в целом – девушка как девушка. Стройная. Со светлыми волосами. Костюм, правда, чересчур строгий. Я бы поменяла на джинсовый. Но – кому что нравится. «Может, у них мода такая», – вспомнила я слова героя «Ассы».

Наконец Ирина остановилась и картинным жестом благодетельницы распахнула передо мной дверь.

– Какая классная камера, – причмокнула я, – это у вас люкс?

Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Располагайтесь, – произнесла она тихим равнодушным голосом. И исчезла.

Но перед этим предусмотрительно закрыла дверь на ключ.

– Ну, Таня, мы одни, – сказала я себе, плюхаясь на кровать, такую огромную, что становилось непонятно, зачем мне одной столько места. Или подлый Халивин тешит себя надеждой оказаться рядом?

Теперь можно было подумать, в какую грязную лужу мы вляпались и как нам отсюда выбираться. Но чем больше я думала, тем печальнее становилось на душе. Анализируя ситуацию, не всегда находишь выход. Пока я его не видела.

Пока я видела перед собой комфортабельную тюремную камеру, оснащенную по последнему слову импортной техники и меблированную в лучших «новорусских» традициях.

И от этого меня тошнило. Я закрыла глаза. «Ну, кавказская пленница, – спросила я себя, – что делать-то будем?»

Ждать, чего же еще? Ждать удобного момента, чтобы дать этой выдре в строгом костюме под дых и удрать. Не могу же я вести расследование отсюда! Я же не Ниро Вульф, черт бы их всех тут побрал…

Сама не помню, когда я заснула. Я просто начала проваливаться в черную яму. Как в трубу. Мимо меня пролетали бутылки с «Балтиморовским» кетчупом, и все они норовили упасть мне на голову.