Читать книгу Тайны горных туманов - Марина Серова, Марина Сергеевна Серова - Страница 3

Сразу после разговора с Федором Павловичем я поехала в парк, где надеялась найти Аню вместе с ее подругой Верой.

С одногруппницей дочери Зеленцова мне тоже хотелось познакомиться – быть может, она что-то знает о том, кто мог угрожать Ане. Конечно, записка и в самом деле могла оказаться чьей-то не слишком удачной шуткой, но, признаюсь, в это мне верилось с трудом. Пошутить можно было и по-другому, а вот в письме явно содержалась угроза. И потом, реакция Ани – ее отец отметил, что дочка сильно изменилась, и раз дело не в проблемах с учебой, скорее всего, всему виной злосчастная записка. Хотя девушка и говорила, что понятия не имеет, откуда взялось письмо, я ее словам не верила. Отец Ани, впрочем, тоже.

До центрального парка Тарасова я добралась быстро – по счастью, пробок не было, поэтому вскоре я уже припарковала машину на стоянке и зашла на территорию зоны отдыха.

Для горожан, которые проводят лето в городе, центральный парк – наилучшее место для прогулок, по крайней мере, здесь не так пыльно и шумно, как на улицах. По дорожкам прогуливались мамочки с колясками, дети постарше катались на роликах и скейтах, влюбленные парочки миловались на лавочках возле маленького пруда.

Я прикинула в уме, где в парке могут находиться девушки-художницы, и внимательно осмотрелась по сторонам.

В принципе, замечу я их сразу – наверняка у обеих студенток имеются мольберты и этюдники, вроде так называются сундуки с красками. Поэтому я ускорила шаг и быстро прошла вдоль пруда.

Вдалеке виднелся парк с аттракционами, и я задумалась.

Может, Вера с Аней решили запечатлеть на своих холстах карусели? Чертово колесо, например?

Увы, я не художник и никогда живописью не интересовалась, поэтому представления не имела, что может заинтересовать сокурсниц в качестве натуры. Вроде обычно рисуют природу, портреты… Но, видимо, придется осмотреть весь парк – пока я никого похожего на Аню с Верой не заметила.

Я прошлась по парку аттракционов, потом завернула на пристань прогулочных лодок. За ограждение решила не идти – это все равно бессмысленно, завернула за летнее кафе и прошла на довольно пустынное место, поросшее деревьями. Лесом или рощей это, конечно, не назовешь, но лавочек тут было гораздо меньше, а пруд казался грязнее. Если кому и захочется посидеть в парке подальше от толп людей, то этот пустырь – самое подходящее место.

Я оказалась права – еще издалека заметила двух девушек, расположившихся на берегу озера. У обеих в руках были какие-то картонки (наверное, холсты), рядом стояли деревянные ящики. Одежда девушек явно отличалась от одежды других посетителей парка: на обеих были потрепанные джинсы и клетчатые рубашки – наверняка художницы надели то, что не жаль испачкать.

Я обрадовалась, что не опоздала, и решительно подошла ближе. Теперь я могла разглядеть подруг, которые увлеченно занимались рисованием.

Ни Вера, ни Аня меня не заметили – обе намешивали кистями краски на палитре, изредка обмениваясь репликами. О чем был разговор, я не слышала, зато внимательно оглядела внешность компаньонок.

Аню я сразу узнала благодаря фотографии, которую отдал мне Зеленцов. Вера же выглядела старше подруги, у нее были длинные волосы, забранные сзади в хвост, и довольно необычное лицо. Красавицей я бы ее не назвала – слишком выдающийся вперед подбородок, слишком тонкие губы, да и прическа совсем не подходила к ее типу лица. На месте Веры я бы отпустила челку и выбрала более стильную стрижку, да и косметика девушке явно бы не помешала. Но Веру, похоже, совершенно не волновала собственная внешность – по ней было видно, что она целиком погружена в свое творчество. Аня тоже выглядела сосредоточенно – то ли ей не нравилось, что получалось на ее картине, то ли ее беспокоили какие-то другие проблемы.

Я тихо приблизилась к художницам, а потом вежливо проговорила:

– Здравствуйте, прошу прощения, что беспокою… Можно взглянуть на ваши картины?

Обе девчонки, как по команде, подняли на меня глаза.

Потом Вера пожала плечами (как мне показалось, несколько высокомерно) и сказала:

– Смотрите… Только это не картины, а всего лишь этюды.

– Я в этом совсем не разбираюсь, – улыбнулась я. – Просто мне очень нравится… живопись.

– Мы только учимся, – подала голос Аня. – Мы еще не художники…

– Для меня любой человек, который умеет рисовать, – художник, – заметила я. – Увы, мне такого таланта не дано…

Я зашла за спины к девушкам и посмотрела на их маленькие холстики. Обе, как мне показалось, изображали одно и то же место – пруд, на берегу которого росли деревья, однако картинки сильно отличались.

Цвета на Верином холсте показались мне несколько мрачными и сероватыми, словно она писала пасмурный осенний день. А вот палитра Ани, напротив, выглядела жизнерадостной и яркой, вода в озере искрилась голубыми и лазурными цветами, а деревья были покрыты салатовой и желто-зеленой листвой.

Если верить в то, что произведение художника является отражением его внутренней натуры, то можно сделать вывод, что Вера – человек меланхоличный и угрюмый, а Аня, напротив, девушка жизнерадостная и позитивная. В принципе, по рассказу Зеленцова, его дочь и была такой до недавнего времени…

– Как красиво! – воскликнула я. – Вы свои картины потом продавать будете?

– Да что вы, смеетесь? – хмыкнула Вера. – Какие это картины? Это же так, зарисовки. Для итогового просмотра в училище. Покупать их явно никто не станет.

– Ну почему же? – удивилась я. – Честно говоря, я всегда мечтала повесить у себя в квартире произведение нашего тарасовского художника. Да и моя тетя в восторге от живописи… Вот я бы, например, с радостью приобрела обе ваши картины. Если, конечно, вы согласны их продать!

– Так они ж недоделаны… – смутилась Вера.

Аня посмотрела на меня с таким видом, словно я только что сказала величайшую в мире бессмыслицу.

– Но вы же доделаете! – возразила я. – А пока мне и так нравится!

Девушки переглянулись, точно советуясь между собой.

Повисло молчание, после чего Аня неуверенно проговорила:

– Честно говоря, у меня еще никто не покупал… мои этюды. Я не слишком хорошо пишу, мы только первый курс окончили. Может, вам лучше поискать работы более опытных художников?

– Ну, если нравятся именно эти этюды, то почему бы и нет? – вставила Вера.

Теперь ее глаза загорелись – мне стало понятно, что продать свою работу она совсем не против, стало быть, я выбрала удачную тактику. Начало разговора положено, и девушки не станут возражать, если я останусь до окончания их пленэра.

– Мне как-то не по себе, – призналась Аня. – Ну… как-то странно все это…

– И за сколько вы готовы купить наши работы? – не обращая внимания на колебания подруги, спросила Вера. – Называйте вашу цену, а мы подумаем. В принципе, этюды нам нужны для просмотра, поэтому я что-то не знаю…

– В ценах на картины я совершенно не разбираюсь, – развела я руками. – Поэтому называйте цену на ваше усмотрение. Я готова купить ваши этюды, меня устроит любая сумма.

Девушки снова задумались.

Вера принялась сосредоточенно вырисовывать стебельки камышей на берегу озера, Аня сидела и просто смотрела на воду. На меня они как будто не обращали внимания, но было видно, что обе колеблются. Я, конечно, не психолог, однако опыт общения с людьми у меня огромный, поэтому я набросала в уме психологические портреты обеих подруг.

Аня – человек, не уверенный в своих способностях, тогда как Вера, напротив, считает себя вполне состоявшимся живописцем, несмотря на то, что обе учатся на первом курсе. Деньги, видно, нужны обеим – несмотря на то, что у Ани богатый отец, я была уверена, что и она не прочь заработать. Вере и подавно заработок необходим – если она живет без родителей, то вполне возможно, у нее есть какая-то подработка. Или же ее кто-то содержит – к примеру, родные девушки могут запросто проживать в другом городе и присылать ей деньги на существование. Возможно, Аня просто не знает подробностей личной жизни подруги…

Чтобы как-то разрядить обстановку, я спросила:

– А сложно учиться на художника? Простите, что лезу не в свое дело, просто я никогда раньше не разговаривала с настоящими живописцами. Увы, у меня не творческий круг общения.

– Ну как вам сказать… – протянула Вера. – Работать надо много, в принципе, это – главное. Не знаю, как вам ответить на этот вопрос.

– Меня Женя зовут, – представилась я. – А то мы с вами разговариваем, а я не знаю, как к вам обращаться…

– Я Аня, – назвалась дочь Зеленцова.

Вера тоже назвала свое имя.

Я продолжала:

– Вы только в этом парке рисуете? Точнее, пишете, вроде так это называется?

– Рисуют карандашом, пишут красками, – пояснила Вера. – Нет, не только в парке. Куда получится, туда и идем.

– А остальные ребята с вашего курса – они с вами не ходят на пленэры? – продолжала расспрашивать я.

Как ни странно, ни одну из девушек мое любопытство не раздражало, по крайней мере, виду они не подавали. Поди, боялись спугнуть потенциальную покупательницу, вот и отвечали на все мои вопросы.

Конечно, по тону Веры было видно, что я мешаю ей работать, однако меня абсолютно не волновало, что обо мне подумают подруги. Точнее, мне очень хотелось расположить к себе Аню – ведь с ней мне предстояло работать, то есть защищать ее от опасности, о которой она прекрасно знает, но не рассказывает никому.

– Мы пока вдвоем с Верой ходим, – вступила в диалог дочка Федора Павловича. – Обязательная практика начнется у нас через две недели, тогда вся группа будет ходить на этюды. Против Мишани, увы, не попрешь…

– Мишани? – переспросила я.

Вера прыснула, потом пояснила:

– Это наш куратор. Он преподает живопись и композицию и поэтому будет у нас еще и практику вести. Так сказать, это наша «классная дама».

– Погодите, Михаил, ведь так его зовут? – это же мужское имя! – не поняла я.

Теперь засмеялись обе девушки.

– Там история у нас веселая была, – проговорила Аня. – В первый день учебы, когда мы собрались в мастерской по живописи, к нам зашел преподаватель. В очках такой, с бородой. Оглядел нашу группу – а там одни девчонки, только один парень был, – ну и говорит: «Здравствуйте, я Михаил Игоревич. Ваша классная дама». Ну, пошутил он так – группа-то женская, вот он и съязвил так.

– Вот как, – сказала я. – И что, строгая у вас «классная дама»?

– Ну как сказать… – замялась Аня. – Поначалу он тихий такой был, говорил еле слышно. Все думали, что он спокойный, добродушный. Но иногда мы его сильно выводим из себя – к примеру, когда на второй паре кто-нибудь ставит чайник, он вечно на нас орать начинает: «Что вы, обедать сюда пришли? Работать надо, а не чаи гонять!» Ну и вообще, к кому-то он нормально относится, а кого-то не переваривает, уж не знаю почему. Ставил натюрморты сперва красивые, а потом начал такое нам придумывать – одна постановка хуже другой. Последний его шедевр – так это композиция под «левкас». Это надо было видеть…

– А что такое левкас? – поинтересовалась я.

– Ну это доска такая, на которой иконы пишут, – пояснила дочь Федора Павловича. – Мишаня заявил, что натюрморт будет сложный и под него обычный холст не подойдет. То есть надо взять доску и загрунтовать ее особым образом, по технологии иконописи. Я всей этой техники не знаю – натюрморт другой выбрала. Потому что этот, под левкас, жуткий был. Представляете, какая-то драная кружевная тряпка, на ней – икона. И рядом – так и не поняла зачем – половник, чайник и муляж – яблоко. Ну совершенно не подходящие друг к другу предметы, и кому такое в голову придет!

– Да ладно тебе! – прервала девушку Вера. – Нормальный натюрморт был. Ты просто к Мишане предвзято относишься. Он хороший преподаватель.

– И ничего он не хороший! – возразила Аня. – Я его совсем не понимаю! Он ничего не объясняет, только орет на меня! Вообще не хочу, чтоб он ко мне подходил на парах! Когда он начинает мне высказывать про то, что «яблоко, видите ли, гнилое» или ваза кривая, мне вообще делать ничего не хочется! Лучше бы путные советы давал, а не обзывал все подряд! И потом, помнишь, что он сказал, когда я его про краски масляные спросила? Причем задала совершенно нормальный вопрос, как писать маслом – мы же в первом семестре только акварелью занимались!

– Что-то не помню, – наморщила лоб Вера. – Ну и что он сказал?

– Вместо того чтобы по-человечески все объяснить – ну, пишите там пастозно или прозрачно, лессировками, такие-то кисти лучше берите, – послал меня в библиотеку взять книжку «Технология масляной живописи». Нет, я не имею ничего против книг, но взять учебник я и сама могу. Преподаватель нам на что? Только чтобы натюрморты ставил да потом обзывался? От него толку никакого, от Мишани! И не понимаю, почему остальные девчонки его так боготворят!

– Ты просто ревнуешь, – хмыкнула Вера. – Он хороший, просто… своеобразный.

– Вот еще, ревновать его! – воскликнула Аня. – Да он же старый и страшный! И ничего из себя не представляет!

– Ну не слишком он и старый. И потом, он опытный художник, а все художники слегка… ну, не в себе. Я, если честно, не понимаю, почему он к тебе так привязался – нормально ты пишешь, не хуже остальных. Работаешь много, честно скажу, я тебя всегда считала лучшей в нашей группе. Одной из лучших, точнее сказать.

– Ага, как же, – вздохнула Аня. – У меня по промежуточным обходам всегда тройбаны по профильным предметам. Это общеобразовательные нормально, но их любой дурак сдать может. Иногда мне вообще кажется, что меня из училища скоро выкинут…

– Ну и глупости! – покачала головой Вера. – Не обращай внимания! Ты ни разу еще не прогуляла пары и потом сдаешь все вовремя. А на промежуточных обходах всегда оценки занижают, чтобы мы постарались, а не халявили.

– Да я и так стараюсь! – возмутилась Зеленцова. – Ты помнишь, сколько я эскизов по композиции выложила? Гораздо больше, чем Маша! У нее был готов только один конечный эскиз, а у меня – три и четвертый в разработке! А Маше поставили пять, зато мне – тройку! Это просто несправедливо!

– Успокойся ты, тебе же в конечном итоге по композиции четыре выставили! А за практику, я уверена, и вовсе пять будет! Вон у тебя сколько этюдов – пока я один пишу, ты третий заканчиваешь!

– У тебя один, но качественный. А у меня три – ширпотреб, опять будут говорить, что у меня и краски грязные, и цвета вульгарные… Не понимаю, чего им нужно… Вот у Катьки – у той вообще кислотный фиолетовый на всех работах лезет, и ей нормальные оценки ставят! А я намешиваю двести оттенков и все равно, видите ли, цвета не те…

Девушки настолько увлеклись обсуждением своих учебных проблем, что не обращали на меня никакого внимания.

Я же слушала собеседниц, надеясь, что в этом потоке пока ненужной мне информации удастся собрать по крупицам полезные сведения.

– Все-таки ты зря так не любишь Мишаню, – заметила Вера. – Он хоть и строгий временами, но справедливый.

– Ага, как же, – фыркнула Аня. – По мне, так у нас преподаватели ни один учить не умеет. Все только и делают, что садятся да перерисовывают за нас, и то – в лучшем случае. А в худшем – критикуют да ругаются… Все, я закончила, не знаю, что добавить.

Девушка положила свой холст на землю и встала со стульчика. Нахмурилась, прищурила глаза, оглядывая свою работу. По ее виду я поняла, что картина ей не слишком нравится, однако вслух она ничего не сказала.

– Ты так быстро работаешь! – восхитилась Вера. – Мне бы твою скорость…

– А мне бы – твое качество, – вздохнула Аня. – Что толку таскать кипы этюдов или набросков, если все они не подходят? В училище главное – не сколько ты работ предоставишь, а какими они окажутся. Уверена, что принеси я хоть сто этюдов с натуры, мне еле натянут четыре по практике. И то – если слишком повезет…

– Да ну тебя, ты вечно ноешь! – воскликнула ее подруга. – Успокойся, поставят тебе хорошую отметку! В конце концов, для тебя что важно – получать пятерки или учиться? Перейдешь на второй курс – это двести процентов, а на оценки вообще забей! На них никто смотреть не будет! Ведь главное – защитить диплом, и все!

– Я так не думаю, – возразила Аня. – Мне неприятно, когда так несправедливо выходит. Те, кто вообще ничего не делает, получают такие же оценки, как и я, хотя я от мольберта весь год не отхожу. У меня времени ни на что больше не остается!

– Ха-ха, чья бы корова мычала! – усмехнулась Вера. – А кто у нас вечно по походам ходит? Тебя как ни спроси, что делала на выходных – то туда умотаешь, то сюда…

– Походы – это редко, – заметила Аня. – И чтобы, как ты выражаешься, куда-то умотать, мне приходится две недели до этого ночами не спать, чтобы все домашки сделать и нужное количество этюдов и набросков предоставить! И между прочим, я и в походах работаю! Всегда беру с собой блокнот и наброски делаю!

– Да ладно, не обижайся! – примирительно проговорила Вера. – Нормальный у тебя этюд получился, очень… живо!

– А можно мне взглянуть? – робко подала голос я.

Аня сухо кивнула.

Я подошла к девушке и тоже посмотрела на ее холст. Не понимаю, чем ей не нравился этюд – вроде и правда выглядит пейзаж довольно жизнерадостно, свежо. Лично мне Анино произведение нравилось гораздо больше, чем этюд ее подруги.

Слишком мрачный был пруд у Веры – посмотришь на такую картину, и не особо приятные мысли в голову полезут. От этюда веяло унынием и какой-то меланхолией, хотя, еще раз повторю, в живописи я не разбираюсь.

– Мне очень нравится! – заявила я. – Серьезно, можно приобрести ваши работы? Повешу их рядом – это так необычно, одно и то же место, но… с разных точек зрения, что ли…

– Как хотите, – махнула рукой Аня. – Мне все равно он не нравится…

Я видела, как Вера сердито шикнула на подругу – вроде не отпугивай покупателя, вслух же заметила:

– Ну, слона ты не продашь! Вы за сколько хотите купить наши работы?

– Я же говорила, называйте любую цену! – напомнила я.

Аня задумалась, Вера же взяла инициативу в свои руки:

– Меньше чем за две с половиной мы не продадим, – уверенно заявила она.

Аня округлила глаза – понятно, девчонка сильно завысила цену.

Я же спросила:

– Долларов?

– Рублей, – немного смутилась Вера. – Но если вам так угодно, то…

– Вера! – воскликнула Аня. – Ты что такое говоришь?! Этюды же не на холстах, а на картоне, еще и без рамок…

– Я уже говорила, что готова купить ваши картины за любые деньги, – повторила я. – Мне они нравятся, а это для меня – главное. Итак, вот ваш гонорар, – я вытащила из бумажника три тысячи и отдала их Ане. – Сдачу не нужно.

Девушка смущенно спрятала деньги в карман. Было видно, что ей очень неловко, но я прекрасно понимала, что смогла расположить дочку Зеленцова к себе. По крайней мере, для художника важно признание. Я была уверена, что, если б я принялась, скажем, нахваливать Анину внешность или стиль одежды, ей бы не было так приятно, как если бы я оценила ее работу. Поэтому я решила ковать железо, пока горячо, и обратилась к девушке:

– Пока ваша подруга заканчивает свою работу, не могли бы вы помочь мне донести картину до моей машины? А то краску боюсь размазать, не хочется портить столь красивый этюд…

– Да-да, конечно! – засуетилась Аня. – Только можно я вещи оставлю, мы же вернемся?

– Конечно, – кивнула я. – Я не уйду без второго этюда. Позволите похитить вашу компаньонку?

Последний вопрос был обращен к Вере.

Девушка кивнула, внимательно посмотрела на Аню. Переживала, видимо, что я ее обману, поэтому я вытащила две тысячи рублей и протянула их Вере.

– Вот задаток за ваш этюд. А то вдруг, пока мы ходим, кто-нибудь захочет приобрести вашу картину. Не хочу остаться в дураках.

Та взяла деньги, положила их в карман рубашки – так небрежно, словно у нее каждый день кто-нибудь покупает работы.

Я же улыбнулась растерянной Ане и произнесла:

– Пойдемте?

Девушка кивнула, и мы направились в сторону дорожки. Я нарочно выбрала окружной путь до выхода из парка, чтобы по дороге побольше поговорить с Аней.

– Вы уж извините Веру, – первой нарушила молчание моя спутница. – Она правда слишком завысила цену. Я бы не рассчитывала продать эту почеркушку и за пятьсот рублей. Давайте я верну вам деньги, ладно?

– Не нужно, – покачала я головой. – Мне на самом деле ваш этюд очень понравился. Гораздо больше, чем работа Веры, но я приобрету и ее картину – они будут превосходно смотреться вместе.

– Вы думаете? – смущенно спросила Аня.

Я кивнула.

– Признаться, в живописи я не разбираюсь, – продолжала я. – По должности мне не положено заниматься искусством. Но это первой раз за всю мою практику, когда я получаю что-то на память от клиента. Кроме материального вознаграждения.

– Клиента? – недоуменно переспросила Аня. – О чем вы говорите? Я не понимаю…

– Аня, я не хочу вас обманывать, поэтому скажу все начистоту, – произнесла я. – Я не просто обычная прохожая. Я разыскивала вас и оказалась в парке не случайно.

– Кто вы? – остановилась Аня в ужасе.

Я посмотрела на девушку и улыбнулась.

– Почему вы испугались? Вы чего-то боитесь?

Аня испуганно принялась озираться по сторонам. Однако в парке было достаточно многолюдно, и девушка немного успокоилась, хотя продолжала смотреть на меня с подозрением.

– Убивать меня прямо здесь вы не станете, – заявила она наконец. – И, если честно, на убийцу вы не похожи.

– Мыслите в правильном направлении, – заметила я. – Скажите, а на кого я похожа? Кто я, по-вашему?

– Я не знаю, – пробормотала она. – К чему весь этот разговор? Вот, возьмите ваши деньги и оставьте меня в покое! Мне они не нужны!

– Вы уже продали мне свою картину, и расставаться с ней я не намерена, – возразила я. – Я хочу, чтобы ваш этюд висел у меня дома, и вы на это согласились. Меня не нужно бояться, я желаю вам только добра.

– Ну и кто вы тогда?

– Меня зовут Евгения Охотникова, – называлась я. – Отчества не называю, так как вы меня будете называть просто по имени. Я телохранитель, и нанял меня ваш отец, чтобы я сопровождала вас в предстоящем походе на Урал.

По лицу Ани было видно, что она разозлилась.

– Мне не нужен телохранитель! – заявила она. – И ваши услуги тоже не нужны!

– Но вы же чего-то боитесь, – спокойно заметила я. – Я это видела, и отпираться не стоит. И я знаю, что вам грозит опасность, – у меня имеются доказательства в виде письма-угрозы, которое обнаружил ваш отец. Вы ему сказали, что не знаете, кто прислал вам эту записку, но ни он, ни я вам не поверили. Вы догадываетесь, от кого письмо, верно?

– Я понятия не имею! – воскликнула Аня. – Я даже не знаю, когда его прислали! Оно оказалось в почтовом ящике – отец его не проверяет, а я случайно заметила конверт, и… там было оно!

– У вас остался конверт? – спросила я.

Девушка кивнула.

– Да, я его положила в сумку, туда же хотела и записку кинуть, но забыла… Случайно. Так бы отец эту гадость не нашел…

– Покажите мне конверт, – потребовала я.

Аня расстегнула сумочку, закрепленную у нее на поясе, где лежали мобильник и злосчастный конверт. Однако адрес и фамилия адресата были написаны не от руки, а также напечатаны.

– Я не знаю, кто это отправил! – воскликнула девушка.

В голосе ее послышалось отчаяние.

– Предположим, – кивнула я. – Почему же тогда вы отказываетесь от услуг телохранителя? Если считаете, что вам и в самом деле угрожает опасность?

– Потому что… – Аня замялась. – Я… Ну, неужели вы сами не понимаете? Кто ходит в походы в компании с телохранителем?

– А у меня на лбу написано, что я телохранитель? – поинтересовалась я. – Я же спросила в начале нашего приватного разговора, кем я являюсь, по вашему мнению. Вы не сказали мне, что я напоминаю вам телохранителя, верно?

– Да… – смущенно проговорила девушка. – Телохранителей-женщин, по-моему, не так много… И они совсем не такие. Вы… вы совсем не кажетесь мускулистой, как тяжелоатлет, и вообще… выглядите лет на двадцать. Разве бывают такие молодые телохранители и с такой… я бы сказала, хрупкой внешностью?

– Вот и отлично! – улыбнулась я. – За комплимент про возраст отдельное спасибо, по поводу телосложения – в принципе, тоже. Хотя могу сказать вам, что я владею многими единоборствами и стреляю получше снайпера. Так что в моей профессиональной компетентности можете не сомневаться. Как и в количестве людей, которым я смогла помочь в непростых ситуациях. Меня не зря считают профессионалом и обращаются с самыми щекотливыми проблемами.

– Я… я и не думала сомневаться в вашем… профессионализме… – растерялась Аня. – Но не стоит, правда… это просто шутка, понимаете?

– Понимаю, – кивнула я. – Но ваш отец сильно за вас переживает, Аня. Вы у него – единственный родной человек. Если с вами что-то случится, он себе никогда этого не простит. Представьте себя на его месте. Вы бы смогли дальше жить, если бы узнали, что по вашей вине погиб самый близкий вам человек? А ведь если с вами что-то случится в этом походе, ваш отец никогда не найдет себе покоя. Вы этого хотите?

– Нет…

– Поэтому Федор Павлович и нанял меня. Чтобы предотвратить любую опасность. Пусть письмо и окажется глупым розыгрышем, но, по крайней мере, вы вернетесь из похода живой и здоровой. Ведь если вы откажетесь принять мою помощь и воспользоваться моими услугами в качестве телохранителя, отец запретит вам ехать на Урал. А вы давно об этом мечтали, верно? Так не легче ли согласиться и потерпеть мое присутствие несколько дней? Обещаю, я вам не причиню никаких неудобств и никто не узнает, кем я являюсь на самом деле. Если вы, конечно, сами кому-то не расскажете, чего я бы просила вас не делать.

– Но… – Аня, видимо, хотела привести какие-то аргументы в свою пользу, но мои доводы оказались убедительными.

Она робко посмотрела на меня, я же продолжала:

– Мы сделаем так: вы скажете, что я ваша подруга, выгляжу я моложе своего возраста, как вы уже заметили. Никто ничего не заподозрит. Я внесу взнос за поездку, и мы с вами отправимся на Урал. Обещаю вам, что я не стану играть роль нянюшки, не буду стеснять ваших действий, если, конечно, они не повлекут за собой угрозу вашей жизни.

– Это как? – удивилась Аня. – Вообще-то мы в горы идем. Откуда я знаю – может, вы надумаете, что мне грозит опасность упасть с Иремеля, и запретите вообще лезть наверх? Все пойдут, а я останусь?

– Вы меня не поняли, – покачала я головой. – Я же говорю – раз у вас поход в горы, идите на здоровье в свои горы. Я просто буду сопровождать вас, но со стороны это будет выглядеть, как будто мы с вами подруги, обычные участницы похода. Никто ничего не заподозрит. Но если же вам кто-то будет пытаться навредить – моя задача помешать этому человеку совершить на вас покушение. Я ясно изъясняюсь?

– Да, – кивнула Аня. – Теперь ясно.

– Итак, ваше решение? Вы согласны принять мои услуги?

Аня на несколько секунд заколебалась, потом нерешительно кивнула.

– Хорошо. Если… если это будет выглядеть так, как вы описали, то… то, думаю, никто ничего не заподозрит. Но вы же не знаете, как будет проходить поход, да и вообще, вы не состоите в клубе «Путеводная звезда»! А там берут только своих!

– Ну, с этим проблем не будет, – усмехнулась я. – Скажите, Аня, а у вас будут собрания до похода? И когда точно состоится ваша поездка?

– Собрание состоится сегодня вечером, в шесть часов, – проговорила девушка. – А выезжаем послезавтра утром, в пятницу. Сначала доедем на поезде до Уфы, а оттуда уже маршрутным автобусом до поселка. Но все будет обговариваться еще на собрании…

– Отлично, – улыбнулась я. – Тогда сделаем вот что: я приду на это собрание вместе с вами, и вы представите меня своей подругой. Думаю, еще одного человека взять не проблема, верно?

– Но… билеты на поезд мы уже заказали… – растерялась Аня. – Вдруг там не будет свободных мест?

– А это уже мои заботы, – усмехнулась я. – Придумаю что-нибудь. Я собираюсь ехать с вами в одном купе, мало ли что может случиться даже в поезде.

– Да как вы это сделаете? – удивилась девушка. – Я уверена, что все билеты уже распроданы, их невозможно купить! У вас ничего не получится!

– Я же сказала, это мои проблемы, – повторила я. – Поверьте, для меня нет никаких сложностей в том, чтоб раздобыть билет на нужный мне поезд в то купе или плацкарт, куда мне требуется. Я же говорила, что являюсь профессионалом своего дела, верно? Ну, вот и не сомневайтесь в моих способностях!

По лицу девушки я видела, что она все еще сомневается. Но мне было абсолютно безразлично, что надумает себе Аня, – уж приобрести билет в поезд это дело десятое, особенно для человека с такими связями, как у Евгении Охотниковой.

Тем временем мы уже дошли до выхода из парка, и я кивнула в сторону парковки:

– Идемте к моей машине. Поможете положить ваш этюд, чтобы не смазать краску.

– Да зачем вам моя работа? Вы же телохранитель, к чему вам чьи-то ученические картинки?!

– Я уже несколько раз вам сказала, что картина мне нравится, – напомнила я. – К тому же моя тетушка без ума от произведений искусства – сегодня мы с ней собирались в музей на выставку какого-то художника, простите, фамилию не сообщу – не успела узнать. Как раз позвонил ваш отец и предложил мне с ним встретиться, поэтому поход в галерею пришлось отложить. Хоть сейчас я вас убедила?

– В жизни бы не поверила… – покачала головой Аня. – Я думала, вы это все затеяли только для того, чтобы со мной познакомиться…

– И для этого тоже, – не стала скрывать я. – Как видите, я убила двух зайцев одновременно – и картину на память получила, и с вами пообщалась. Точнее, две картины – сейчас мы вернемся к Вере, полагаю, она уже закончила свой этюд. Аня, какие у вас планы на сегодня?

– Ну, к шести мне на собрание надо, – задумалась та. – А сейчас только пятнадцать минут третьего. Можно, конечно, еще один этюд написать – если Вера не будет против. А так – не знаю, может, домой вернусь…

– В любом случае я не стану вас оставлять до вечера, – решительно проговорила я. – Если вы останетесь рисовать в парке, посижу с вами рядом, посмотрю, как происходит создание картин… Ну, а если ваша подруга куда-то спешит, вы можете мне подробнее рассказать про ваш клуб, чтобы я была в курсе дела. И про предстоящий поход, мне это будет очень полезно.

Аня кивнула, как мне показалось, немного уныло. Видимо, девчонка поняла, что раз дала свое согласие на мою работу, то так просто я от нее не отвяжусь.

Когда мы вернулись обратно в парк, Вера еще что-то доделывала на своем холсте. Про нас она как будто забыла – сосредоточенно вырисовывала тонкой кисточкой какие-то мелкие детали, время от времени вглядываясь в тихую гладь пруда.

Аня подошла к сокурснице, посмотрела на ее работу и восторженно протянула:

– Здорово как… Эх, Вера, как это у тебя получается?

Этюд девушки и вправду преобразился – если поначалу он казался мне унылым, то сейчас картина чем-то напоминала средневековую гравюру – впереди детально прописаны тонкие стебельки трав, пейзаж вдали затянут сероватой дымкой. Все одновременно и воздушное, и реалистичное – вроде тот самый пруд, но как будто подвергшийся обработке, неведомой даже самой современной компьютерной графике. Не знаю, каким образом девчонка сотворила такое чудо, но по сравнению с ее пейзажем работа Ани выглядела детской карикатурой.

– Фантастика! – продолжала восхищаться Аня. – Ну как, как ты это делаешь?!

– Ой, да ладно тебе! – махнула рукой Вера. – Ничего особенного!

– Это, по-твоему, ничего особенного? – возразила Аня. – Да это просто шедевр!

– Хватит, захвалила! – строго проговорила Вера. – Так, я закончила. Что, будете покупать или передумали?

Последняя реплика относилась ко мне.

Я спокойно кивнула и деловито спросила:

– Сколько стоит ваша работа?

– Четыре, – сразу же ответила та. – Две тысячи вы мне за него отдали, они у меня. Я лишнего не возьму.

Я вытащила из бумажника деньги и отдала их Вере. Та, будто не обратив внимания на гонорар, небрежно засунула купюры в карман, потом достала свой смартфон и сфотографировала свой этюд. После сделала снимок с натуры – запечатлела пруд, который писала.

– Я всегда выкладываю в соцсети две фотографии, – пояснила она. – Одна – мой этюд, а другая – то, что я писала. Чтобы было понятно.

– Логично, – заметила я. – Что ж, мне очень нравится ваша картина, благодарю.

– Я знаю, мне тоже, – без лишней скромности ответила девушка, после чего потеряла ко мне всякий интерес и обратилась к восхищенной подруге: – Ань, ты еще будешь писать?

– Не знаю, а ты? – вопросом на вопрос ответила дочь Зеленцова.

– Пожалуй, нет, на сегодня все, – вздохнула Вера. – Что-то я устала, поеду домой. Завтра пойдешь на этюды?

– Нет, завтра вряд ли, – произнесла Аня. – Мне надо будет собираться в поход, помнишь, я говорила? В горы, на Урал. Целый день потрачу на сборы, надо еще кучу всего купить…

– Да, что-то ты говорила, – наморщила лоб Вера. – На Урал, говоришь? Далековато тебя занесло… Смотри, вернись к практике, а то неуд схлопочешь!

– Конечно, вернусь, о чем разговор! – заверила подругу дочь Зеленцова. – Я не пропускаю учебу, ты же знаешь! Поход удачно выпал на время, в которое у нас нет сессии и практики, поэтому я туда и записалась. Так бы пришлось до каникул ждать.

– Значит, бездельничать будешь? – хмыкнула Вера. – А я-то думала, ты в эти недели будешь упорно писать этюды… Ладно, придется мне одной на природу с красками выбираться, что поделаешь.

– Ну, я в горы так и так блокнот для набросков возьму, – пожала плечами Аня. – Там зарисовки сделаю, а приеду домой – несколько этюдов маслом напишу.

– По фоткам, что ли? – презрительно спросила Вера.

Ее собеседница пожала плечами.

– Даже если так, то кто догадается? – заметила она. – В конце концов, так многие делают. Вон хотя бы Сашка с Риткой – да они ж ни разу на пленэр не выходили! Все по фотографиям рисуют, и ничего!

– Ну, знаешь, делать этюды по картинкам – это вообще зря время терять, – возразила Вера. – Ничего хорошего из этого никогда не получится. Любой дурак может перерисовать и раскрасить, а если ты поступила на живопись – будь добра, пиши с натуры. Или не пиши вовсе.

– Но не потащу же я с собой в поход этюдник! – заявила Аня. – Ты вообще как себе это представляешь? У меня рюкзак на пятьдесят литров, еще пенка, спальник, а ты мне предлагаешь и чемодан с собой вдогонку взять! Не издевайся!

– А я бы взяла, – спокойно пожала плечами Вера. – Ладно, хватит болтать. Поеду домой, может, вечером возле дома еще один этюд сделаю…

И с этими словами однокурсница Ани положила кисти и тюбики красок в этюдник, закрыла свой чемоданчик и встала со складного стульчика. Стульчик она привязала к этюднику, после чего обернулась к Ане и хмыкнула:

– Ладно, удачного тебе похода! И не вздумай на практику опоздать – Мишаня тебя тогда точно убьет!

– И тебе удачного дня, – уныло пожелала подруге Аня. – Увидимся…

Мы смотрели, как Вера горделиво удаляется в сторону лодочной базы, с легкостью неся свой этюдник и даже не оборачиваясь назад. Похоже, Аню уже не так радовал предстоящий поход. Наверняка девчонка переживает, что за время ее отъезда Вера напишет множество потрясающих этюдов, которые после сможет предоставить на практике.

– Думаю, до собрания мы можем с вами заехать куда-нибудь в кафе, – нарушила я молчание. – Вы не против? Или хотите домой?

– Да мне все равно, – задумчиво пожала плечами Аня. – В кафе так в кафе, какая разница…