Читать книгу Кто последний к маньяку? - Марина Серова - Страница 3

Когда я занимаюсь расследованием, я предпочитаю не трогать со стоянки свой светло-серый «Пежо», слишком уж он приметен для личного транспорта Ведьмы. Едешь по городу, как премьер-министр – все милиционеры провожают тебя взглядами, чуть ли не ручкой машут. Я вообще не люблю приметных машин. С личным транспортом у меня всегда проблемы. Все в ГАИ знают мой номерной знак. Попробуй доберись куда-нибудь незамеченной. Поэтому я давно договорилась с подругой, но, если мне не удается при необходимости брать у Светки ее «жигуленка», я пользуюсь даже и городским транспортом. Милое дело, особенно из соображений конспирации.

Но сейчас у меня была совершенно другая ситуация. Расследования я никакого не вела. Нельзя же Славкину просьбу найти случайного свидетеля стычки милиции с бандитами считать серьезным делом.

Взглянув в окно на раскаленную тарасовскую улицу, а затем переворошив свой гардероб, я пришла в отчаяние. Если бы не опасение стать причиной ДТП (дорожно-транспортного происшествия), честное слово, я ничего не стала бы надевать. Представив, как водители всех встречных автомобилей будут смотреть только на меня, а не на дорогу и дорожные знаки и что из этого выйдет, я тотчас отказалась от этой затеи. Хотя, признаюсь честно, в такую жару я гораздо свободнее себя чувствую без одежды, чем в ней…

Вздохнув и кое-как прикрыв наиболее притягивающие взгляды мужчин места на своем теле парой розовых лоскутков от «Versace» размером с носовой платочек каждый, я спустилась во двор, открыла гараж и выгнала своего застоявшегося «пежончика» слегка размяться.

Найти перекресток центральных улиц Пражской и Таборной не составляло труда, я пристроила машину так, чтобы она не привлекала взглядов назойливых гаишников, и осмотрелась. Вот остановка трамвая, на которой и происходила та самая разборка. Так, раз уж этого репортера – любителя криминальной хроники милиционеры во время съемки обнаружили, значит, вести ее он должен был где-то на виду.

Я вышла из машины, огляделась. Да, собственно, с любого из оставшихся трех углов перекрестка. Перестрелка длилась не меньше минуты, значит, примерно такое же время длилась и запись, даже если она была начата не сразу. Минута – это очень много. За это время любой наблюдающий за событием человек успевает рассмотреть не только главных действующих лиц, но и обстановку, и случайных свидетелей. А уж тем более человека, ведущего видеосъемку. А если наблюдает за происходящим человек опытный, способный за пару секунд увидеть столько, что рассказывать потом будет часа два, он не только увидит, но и проследит. Значит, будем искать таких людей…

Ах да… Вы спросите – «где их искать?» В этом нет никакой тайны. Самые лучшие наблюдатели сидят на балконах, на кухнях у раскрытых окон, на лоджиях и внимательно отслеживают все, что происходит в поле их зрения. Конечно, это – любознательные тарасовские старушки, дальнозоркие глаза которых не упускают ни одной мелочи из хроники отведенного им богом для наблюдения куска улицы… Мне только нужно найти постоянных наблюдателей, следивших за перекрестком вчера во время той стычки. Не может быть, чтобы никто из них не заметил человека с видеокамерой…

Стоило мне осмотреть окрестные дома, как я тут же, не сходя с места, зафиксировала четырех бабулек, неподвижно сидящих на своих балконах и лоджиях двух девятиэтажек и внимательно поглядывающих вниз. Конечно, они заметили уже и меня, и мой изучающий окрестные дома взгляд.

Запомнив этажи и вычислив подъезды, я отправилась с визитами. Правда, сначала я съездила в расположенный неподалеку коммерческий магазин и кое-что там купила, чтобы идти к наблюдательным старушкам не с пустыми руками.

В первой квартире, в которую я позвонила, дверь мне открыл юноша лет семнадцати, с не тронутым бритвой пушком на щеках. Увидев меня, он остолбенел и проглотил язык. Таких женщин он явно еще не видел. Не зная, куда деть свои неуклюжие руки, он болтал ими из стороны в сторону и молчал. Наконец он сунул руки в карманы брюк и что-то там поправил, вероятно, чтобы было не очень заметно, какое я на него произвожу впечатление.

Рассмотрев его, я над ним сжалилась и спросила, дома ли бабушка.

Так и не найдя в себе сил ничего ответить, он направился в глубь квартиры и взглядом пригласил меня следовать за ним.

– Ба, – услышала я его ломающийся басок, – к тебе пришла…

Он не договорил, так и не сообразив, как же меня назвать.

Сидящая на балконе бабушка встретила меня с таким строгим видом, что, чувствуй я себя хоть немного понеуверенней, я сразу бы развернулась и ушла, не задав ни одного вопроса. Но строгость давно перестала на меня действовать. Еще в детстве.

Это была худющая-прехудющая старушонка с цепким взглядом бегающих маленьких глаз, которая непрерывно разглаживала у себя на коленях подол по-девичьи открытого летнего сарафанчика. На меня смотрела с явной неприязнью, но во взгляде проскальзывало и желание узнать, что меня к ней привело. Сильное желание.

– Давайте сразу к делу, – предложила я, нисколько не смущенная ее строгим взглядом. – Вчера вы, конечно, все видели, что тут происходило под вашими окнами…

– Ничего я не видела, я так милиционеру и сказала, – перебила меня старушка и демонстративно отвернулась. Не о чем, мол, нам разговаривать.

– Я не из милиции, – возразила я. – Разве это похоже на милицейскую форму?

Я потрогала «версачевские» лоскутки, едва прикрывающие мои груди.

– Тьфу, прости господи! Шалярва! – выругалась старушка.

– И вовсе я не «шалярва», как вы изволили выразиться, – продолжала я. – Я частный детектив, Татьяна Иванова. Вот мои документы.

Я достала из пакета и сунула ей под нос лицензию, дающую мне право заниматься частным сыском.

Старушка внимательно ее изучила.

– Милицию, кстати, я, как и вы, терпеть не могу, – продолжала я. – Она меня – тоже. Потому что работает хуже меня.

Старушка посмотрела на меня с интересом.

– Так ты что же? С бандитами воюешь? В эдаком-то одеянии? Глаза, что ль, им титьками отводишь?

– Бабуль, а что ж мне их прятать-то? Ведь красивые? Ты ведь сама красивая в молодости была. Помнишь?

– Ну я-то не заголялась, как ты… Стыд-то не теряла…

– Так ведь невинность-то все равно потеряла. Причем наверняка – до свадьбы…

– Да ты-т откуда знаешь! – возмутилась старушка. – Ты мне в глаза-т не тыкай. Ты чё пришла, вообще? В подол мой заглядывать? Я вон кликну Сашку-то, внука, он те быстро по лестнице-то спустит!

«Спустит он, – хмыкнула я про себя, – в карман себе…»

– Не надо Сашку, – попросила я. – Он маленький еще. Я его напугаю. Да еще, не дай бог, поломаю ему чего-нибудь… Я ведь таким бугаям руки-ноги ломала… Чего уж Сашка-то твой…

– Ой… Ломала она! – старушка недоверчиво потрясла головой. – Да ты небось, кроме целки-то, ничего и не ломала в жизни!

– Экая недоверчивая ты, бабулька, – покачала я головой сокрушенно. – Я бы продемонстрировала тебе, что умею, да жалко внука твоего.

– Себя пожалей! – отрезала бабка. – Сашка! Поди сюда!

Она явно не верила мне. Я ждала, что дальше будет. Явился ее внук.

– Чё, ба? – пробасил он.

– Сашунь, свяжи-ка эту шлюху, – сказала ему коварная бабка, – да в милицию позвони, участкового вызови.

– Чё? – Внук был в растерянности, доходящей до прострации.

– Что стоишь как пень? – прикрикнула на него бабка. – Вяжи ее, говорю! Аль не справисся?

– Щас… – сказал внук.

До него начало доходить, что «вязать» – это значит хватать руками мое красивое тело. Под шумок можно и груди полапать, и вообще…

Он нерешительно протянул ко мне руку. Я шлепнула по ней ладонью.

– Ты руки помыл, поганец? – наехала я на него. – Ты же только что со стрючком своим забавлялся! А теперь женщину хватаешь! Быстро в ванну!

Покраснел он, как кожа после неосторожного загара, и дернулся в сторону ванной. Видно, угадала я, чем он занимался, когда его бабка позвала.

– Не слушай ее, Саш! – не сдавалась бабка. – Руки ей за спину и полотенцем свяжи.

Саша приободрился, да и разозлился на меня тоже. Он уже готов был кинуться на меня всерьез. Правда, с серьезностью щенка. Вот и прекрасно. Я для этого его и злила. Ему уже не полапать меня хотелось, а унизить. Он схватил меня за левую руку и начал тянуть к себе, не знаю зачем. Чтобы вторую руку поймать, что ли?

«Что бы мне такое с ним сотворить? – подумала я. – Разве что – узлом его завязать?»

Я перехватила его руку своей правой и дернула, развернув ко мне спиной. Затем легонько стукнула ребром ладони чуть повыше правого уха. Внучок рухнул на пол. Я достала из своего пакета наручники и пристегнула его левую руку к правой ноге.

Бабка прикрыла рот сухонькой ладонью и смотрела на меня с испугом.

– Ты чего это с внуком моим сделала? – с трудом выговорила она.

– Ничего страшного. Сейчас очнется. А пока давай все же о деле поговорим… Ты ведь, бабулька, милиции наврала, что не видела ничего… Так вот, давай меняться. Ты мне ответишь на все мои вопросы, а я тебе подарочек небольшой сделаю.

Я достала из пакета морской бинокль и повесила его себе на шею. На моей полуприкрытой груди он смотрелся, наверное, очень импозантно.

Как ни была бабка озабочена судьбой внука, глаза ее загорелись. Я видела, что она согласна. Еще бы! С биноклем ее ежедневные балконные наблюдения приобретали новое качество. Ей открывался целый мир, во всех его детальных подробностях.

– Значит, так. Когда милиционеры разбирались с бандитами, вон там… – я указала рукой на перекресток, – …один человек снимал все это на видеокамеру. Мне нужно знать, где он стоял, как выглядел, куда потом делся? Ответишь на вопросы – бинокль твой. Не ответишь – придется другой бабульке его подарить, более наблюдательной. Ты же ведь не одна на балконе целыми днями торчишь…

– Сразу бы сказала, чего тебе надо, и не била бы ребенка… – пробурчала бабка, словно забыла, что сама на меня внука натравливала.

Я вздохнула, но промолчала.

– Стоял он, значит, там.

Бабка указала рукой на угол перекрестка, находившийся по диагонали от того угла, на котором происходила вчерашняя «разборка».

– Без такой штуки…

Она посмотрела на висевший у меня на груди и соблазняющий ее бинокль.

– …я его плоховато рассмотрела. Волос, кажись, черный. И головой так дергает, будто чуб свой назад закидывает. Хотя волосы-то короткие. Я еще подумала – нервеный какой-то. Рубашка, значитца, на нем была расстегнута. Желтая такая, с белыми клетками. Штаны-то обычные, как сейчас молодежь носит. Черные. На коленках еще пузырились. А так-то нечего про него сказать. Обычный мужик, лет тридцать, наверное. Как он начал снимать-то, я не увидела, не знаю, откуда шел. А побежал прямо здесь, под окнами у нас. Эту кинокамеру-то свою на бегу в сумку засовывал. Кожаная такая сумка, через плечо. До того угла добежал и спрятался вон там, за магазином.

– И это все? – спросила я разочарованно. Если она больше его не видела, из моих поисков ничего, пожалуй, не выйдет.

– Я думала – убег он, – продолжала бабка, плотоядно поглядывая на бинокль. – Ан нет! Смотрю – выглядывает из-за угла-то. А уж разъехались все, я уж хотела вниз спускаться… Он тоже увидел, что нет уже никого, никто за ним не гонится. И пошел так спокойно…

Бабка сделала паузу.

– Куда? – не выдержала я.

Она молчала, поджав губы, и внимательно смотрела мне на грудь.

«Бинокль!» – дошло до меня.

Я сняла с шеи ремешок, на котором висел бинокль, и надела его на тоненькую бабкину шейку. Она тут же вцепилась в него своими сухонькими пальчиками.

Она нагнулась в мою сторону и зашептала:

– Я ить сразу поняла, что он рядом где-то живет. Больно уж знакомый какой-то мужичок… А когда он в дом-то зашел, я и вспомнила – точно, видела его раньше. Здешний мужик, видела его не раз. Ходит еще часто с какой-то шалярвой…

Она прикрыла рот ладошкой и испуганно на меня посмотрела.

– Да где он живет, в каком доме-то? – Я уже потеряла терпение.

– А вот на этой улице, на Пражской. Только не наш квартал, а следующий, между Столичной и Шмидтовской. Видишь, напротив дерева толстого – крылечко с навесом. Аккурат туда и зашел.

Бабка смотрела на меня с торжеством.

– Ну вот, – сказала я удовлетворенно. – «Согласие есть продукт непротивления сторон», как говорил один мой знакомый. Молодец, бабулька.

Бабка не поняла, что это такое я произнесла, но на всякой случай сказала:

– А бинокль-то мой.

Утвердительно сказала, без всяких вопросительных интонаций.

– Конечно, твой, – согласилась я. – Заработала честно.

Ушла я, с бабкой не попрощавшись, а уж со внуком ее – тем более, только браслеты с него сняла.

Когда я направлялась к своему отдыхавшему в тени дерева «пежону», была уверена, что меня рассматривают в бинокль. Обернувшись на бабулькин балкон, я в этом убедилась. Помахав ей на прощанье рукой, я села в машину и подрулила к указанному бабкой дому. И тут же сообразила – рановато я с ней простилась, ведь она теперь продолжает за мной наблюдать.