Читать книгу Театр начинается с выстрела - Марина Серова, Марина Сергеевна Серова - Страница 2

Понедельник

«Мы не можем ждать милостей от природы после того, что с ней сделали», – сказал какой-то юморист, и я была с ним полностью согласна: погода не радовала. На смену солнечному и до того теплому апреля, что отопление отключили раньше положенного срока, пришел холодный и промозглый май, дожди шли ежедневно, варьировалась только их интенсивность: от моросящего до ливня. Квартира, естественно, тут же остыла, и нам с тетей Милой приходилось спасаться обогревателями, потому что Тарасов – не Москва, у нас никто и не подумал, что можно снова включить отопление, хотя по всем температурным параметрам следовало бы. Наоборот! У нас еще и горячую воду отключили! Хорошо, что я уже давно установила водонагреватель – хоть какое-то спасение. Нет, я со своим спартанским воспитанием и опытом военной службы в спецподразделении (о котором не принято говорить открыто, словно и нет таких вовсе) и без этого не пропала бы, но вот тетя Мила! Ее здоровьем я рисковать не могла – она же мой единственный на свете родной человек, и я ее трепетно люблю, хотя своим неуемным стремлением непременно выдать замуж она порой доводит меня до белого каления. Как и желанием минимизировать наши расходы, так что мне постоянно приходилось проверять, а не отключила ли она в целях экономии обогреватели, посмотрев в очередной раз, с какой бешеной скоростью меняются показатели на электросчетчике. Объяснять ей, что с моими гонорарами телохранителя разорение нам не грозит, я уже устала, оставалось только молча терпеть.

Хотя насчет гонораров я немного погорячилась, потому что в данный момент работы у меня как раз и не было – мои постоянные клиенты, поверив прогнозам метеорологов, не обещавших улучшения погоды до конца месяца и даже в июне, отправили своих жен и дочерей в теплые края. И я оказалась не у дел.

Все началось с того, что жену одного очень богатого и влиятельного в области бизнесмена две шустрые девицы не самых честных правил вырубили в туалете ресторана, а потом сняли с нее все драгоценности и смылись, а сопровождавший ее охранник, оставшийся, естественно, в коридоре, спокойно пропустил их мимо себя. И всполошился он только после того, как какая-то женщина, вошедшая в туалет, истерично завизжала. Совместными усилиями службы безопасности бизнесмена и полиции грабительницы были найдены, а похищенные драгоценности возвращены владелице. Но вывод из случившегося все сделали однозначный: если уж на твоей жене висит целое состояние, то и охранять его надо соответственно, а поскольку мужчина в женский туалет со своей подопечной войти не может, требуется женщина-телохранитель. С того времени у меня от клиентов отбоя не было, и я с головой окунулась в «светскую» жизнь Тарасова. С одной стороны, это было хорошо, потому что гарантировало стабильный и очень высокий заработок. А вот с другой!.. Для этих капризных, избалованных бабенок самое главное в жизни – похвалиться новыми драгоценностями. И неважно где: в ресторане, в клубе на встрече с себе подобными или «выгулять» их в фойе во время антракта на концерте какой-нибудь заезжей «звезды», до творчества которой им нет никакого дела. Если не вслушиваться в то, что они говорят, еще терпимо, но однажды одна из этих, так сказать, дам, обращаясь ко мне, по-барски распорядилась:

– Милочка! Расстарайтесь насчет кофе для нас.

И тут же получила от меня в ответ произнесенное самым великосветским тоном:

– Душечка! Мне не за это платят. Обратитесь к официанту.

Оскорбленная моей непочтительностью, бабенка нажаловалась мужу и заявила, что никогда и никуда со мной больше выезжать не будет. Муж оказался вменяемым человеком и внятно объяснил ей: или она будет выезжать со мной в драгоценностях, или без меня, но и без них тоже. Бабенка с трудом, но смирилась – возможность похвалиться драгоценностями ей была важнее. Однако тут уже я встала в позу скорпиона и больше с этой семьей не работала. Урок был усвоен, и с тех пор никто из жен, какое бы высокое положение ни занимали их мужья, не пытался обращаться со мной как с прислугой.

Но если взрослых женщин еще можно было привести в чувство, то их безбашенные дочурки были безнадежны. Меня нанимали для сопровождения их в ночные клубы, где мне надлежало бдить за ними и не допустить, чтобы они ввязались в какую-нибудь скандальную историю или накурились (как вариант, наглотались) какой-нибудь дряни. А эти девицы, ошалев от чувства вседозволенности и соответственно собственной безнаказанности, вытворяли такое, что нормальному человеку и в голову не придет. Вычислить местного драгдилера в клубе для знающего человека, которым я без ложной скромности считаю себя, было делом пяти минут (интересно, в какую сторону полиция смотрит?), далее следовала «задушевная» беседа с ним, и он обходил моих подопечных десятой дорогой. Но тут подключались заботливые друзья и подруги – ну как не помочь хорошему человеку? Они покупали, приносили, давали эту дрянь охраняемому лицу, и дело для него заканчивалось принудительным промыванием желудка прямо в туалете ночного клуба с последующей насильственной эвакуацией домой, где девица жаловалась родителям на мой произвол. Они метали в мой адрес громы и молнии, а когда расстроенное испорченным вечером дитятко удалялось в свои апартаменты, чтобы написать в соцсетях о том, какая я садистка, родители благодарили со слезами на глазах и выплачивали премию.

Легче всего было работать с бизнес-леди. Эти женщины, сами всего добившиеся в жизни, ясно понимали, что я играю на их стороне и если прошу что-то сделать, то для их же блага. Они не капризничали, а четко следовали моим рекомендациям. Но и опасности им чаще всего грозили намного более серьезные, чем лишиться драгоценностей или попасть в больницу с передозом, тут речь шла уже об их жизни.

В общем, легкой мою работу не назвал бы и самый отъявленный оптимист, но, как говорится, кто на что учился. Когда я уставала так, что это не удавалось скрыть от тети Милы (а я ее берегу и стараюсь лишний раз не волновать), она принималась уговаривать меня снова заняться переводами, благо несколько иностранных языков я знаю в совершенстве, но я это уже проходила и поняла, что не мое. Вот и приходится мне «воевать» – надо же как-то деньги зарабатывать.

Кстати, о деньгах, надо бы с карточки снять, а то наличных уже почти не осталось – тетя Мила до сих пор боится пользоваться пластиковой картой, говорит, что «живые» деньги ей привычнее. Подозреваю, она просто опасается, что автомат ее как-то обманет, но в подробности не вдаюсь – ну зачем мне лишний раз ее волновать? Пусть живет так, как ей удобно. Выходить из дома в такую промозглую погоду мне совершенно не хотелось, но деваться некуда – надо! Хорошо хоть, дождь прекратился и небо прояснилось. Правда, синоптики опять нам в ближайшие дни похолодание и ливни обещали, но вдруг ошиблись? Я начала собираться, когда раздался звонок нашего домашнего телефона, на что я не обратила внимания – мне обычно на сотовый звонят. Скорее всего, это тете Миле, наверное, кто-то из приятельниц по ней соскучился. Но тетя, ответив на звонок, позвала меня, а когда я подошла, протягивая трубку, заговорщически подмигнула и шепнула:

– Тебя! Очень приятный мужской голос!

О боги! Каждый появляющийся около меня мужчина, независимо от возраста и внешности, рассматривается ею с позиций моего потенциального мужа! Когда же она успокоится? Я горестно вздохнула и ответила в трубку:

– Охотникова слушает.

– Привет, Ника! – раздался действительно приятный и довольно-таки вальяжный мужской голос.

– Крон! Привет! – радостно воскликнула я. – Тысячу лет тебя не слышала! Как ты? И почему по домашнему номеру?

– Ох, не быть мне богатым! – притворно вздохнул он.

– Так только ты меня Никой и зовешь. Выдернул часть моей фамилии и придумал мне новое имя, – объяснила я. – Сказал бы «Женька», я бы еще подумала, кто это звонит.

– Прокололся! – опять вздохнул он. – Старею, значит! А по домашнему телефону звоню… так что сумел достать! Потому что тот номер сотового, что мне дали, сегодня весь день вне зоны.

– Это с какого перепуга? – удивилась я и, достав из кармана мобильник, увидела, что он разрядился. – Ой, Крон, прости! Номер действующий, просто батарея села. Сейчас поставлю на подзарядку, и все будет в порядке. Как у тебя дела? Как домашние? Кого из наших видел-слышал?

– Все потом, а сейчас скажи мне, ты занята или нет?

– Если ты о работе, то свободна. А что? Хочешь что-то предложить?

– Да! Мы ищем женщину-телохранителя для работы в Москве.

– А свои у вас там все уже вывелись? – удивилась я.

– Нет, но нам нужен человек, которого здесь не знают, а наши уже примелькались. Кроме того, нужна женщина из провинции с немосковским говором и соответствующим поведением, потому что работать придется под видом при-ехавшей погостить родственницы.

– Заинтриговал! А поподробнее?

– Охраняемое лицо – очень известная в России женщина, режим работы – круглосуточно, проживание вместе с ней, сопровождение везде, где только возможно. В твои обязанности входит охрана не только физическая, но и ее душевного спокойствия. Будешь оберегать ее от всех возможных бед. Расценки по высшему разряду, срок действия договора – столько, сколько потребуется. Что скажешь?

– Подумать надо, – озадаченно ответила я. – И потом, что значит «столько, сколько потребуется»? А если это год или два?

– Не так долго, конечно, но вот месяц вполне может быть.

Если по высшим московским расценкам, да еще целый месяц, то получается такая сумма, что, с учетом тарасовских цен, мы с тетей Милой потом на эти деньги сможем очень долго безбедно жить, но вот кто клиент? И я поинтересовалась:

– Ты мне хоть скажи, чем эта женщина занимается? Шутка ли? Круглосуточно, да еще и жить вместе! Вдруг мы с ней настолько характерами не сойдемся, что и дня рядом не выдержим? Вот и получится, что я тебя подведу.

– Актриса театра и кино, народная артистка России, – ответил Крон. – А вот фамилию я тебе назову только в том случае, если ты согласишься.

Мать честная. Актриса театра и кино, которую я должна буду всюду сопровождать. Выходит, я с ней и на премьеры буду ходить, и на всякие светские мероприятия, где смогу всех наших артистов не на экране, а вживую увидеть! Да для меня, заядлой киноманки, это не работа, а праздник!

– Согласна! – решительно заявила я. – Когда и куда приходить с вещами?

– Сегодня в Москву вылететь сможешь?

– Без проблем, – заверила его я. – Погода временно улучшилась, так что должна быть летной. В самом крайнем случае – выеду поездом и завтра утром буду у тебя.

– Хорошо, как только определишься с билетом, тут же мне позвони, и я тебя встречу. Запиши мой номер.

Продиктовав мне номер, Крон явно собирался закончить разговор, но я его быстро остановила:

– Погоди! Ты мне так и не сказал, кого мне предстоит охранять.

– Анна Ермакова. И, собирая сумку, учти, что ты родственница из провинции, которая приехала погостить, а не тусить, так что гардероб подбирай соответствующий.

«Анна Ермакова! – возликовала я, положив трубку. – Кто же в России ее не знает? Гениальная актриса и необыкновенная красавица! И я с ней не только познакомлюсь, но и буду постоянно находиться рядом! Да я бы даже бесплатно согласилась ее охранять. Но что ей может угрожать? – задумалась я. – Или кто? Назойливый поклонник с неустойчивой психикой? Ладно! Кем бы он ни был, он очень скоро пожалеет о том, что досаждал этой потрясающей женщине!»

– Что это вид у тебя такой возбужденный? – сдернула меня с небес тетя Мила, так и простоявшая рядом все время нашего с Кроном разговора – женского любопытства еще никто не отменял. – И кто этот мужчина с таким приятным голосом? И что это за имя такое необычное «Крон»? Он иностранец? Но как чисто говорит по-русски!

– Тетя Мила! Это всего-навсего мой бывший сослуживец, – объяснила я. – Он русский, а «Крон» – это сокращенно от Кронштадта, откуда он родом. Кроме того, он счастливо женат, имеет детей и далее по тексту, так что успокойся.

– Ох, не дождаться мне внуков! – горестно вздохнула тетушка и с самым скорбным видом отправилась в свою комнату.

– Я сегодня уеду в Москву. Может быть, на месяц, – сказала я ей вслед.

– Как на месяц? Да еще и в Москву! Зачем? – тут же вскинулась она, повернувшись ко мне.

– Работать, – кратко ответила я.

– О господи! – простонала тетя Мила и рухнула на стул.

Дальнейший алгоритм действий был давно выработан: корвалол, целовашки-обнимашки, заверения в том, что со мной ничего не случится, потому что я буду очень-очень осторожна, обе-щания звонить каждый день и хорошо питаться. Кому-то это может показаться смешным, а вот мне – нет, потому что если тетя Мила у меня единственный родной человек на всем белом свете, то и я у нее тоже одна. Будь ее воля, она пристегнула бы меня к своей юбке большущей английской булавкой и никогда никуда не отпускала. Она с трудом мирилась с моей работой в Тарасове, а вот когда я куда-то уезжала, не находила себе места, как будто подстерегавшие меня там опасности были гораздо более серьезными, чем в родном городе.

Успокоив наконец тетушку и выяснив, что погода действительно летная, я забронировала себе билет на последний рейс в Москву и сообщила Крону, когда меня встречать. Оставшаяся часть дня пролетела в темпе presto[1]: обеспечить тетю Милу наличными, собрать сумку с учетом пожеланий Крона и, наконец, посмотреть в Интернете все, что есть об Анне Ермаковой. А было там до обидного мало: ни собственного сайта, ни страницы в социальных сетях. В статье Википедии – скудные биографические данные, зато впечатляющая фильмография и длинный перечень спектаклей с ее участием. Масса восторженных отзывов и рецензий о ее игре в фильмах и спектаклях и парочка интервью, одно – еще прошлогоднее, взятое на церемонии вручения «Ники», которую она получила за лучшую женскую роль. А вот второе, можно сказать, совсем свеженькое – от начала апреля, когда журналисты беседовали с ней после премьеры спектакля, но она больше говорила о своих коллегах, а о себе только то, что не замужем и не собирается, потому что не чувствует одиночества – у нее же есть ее зрители. «Ничего, – решила я. – Крон меня по всем пунктам просветит!»

В аэропорту Москвы я даже не сразу узнала Крона – до того он стал вальяжным и холеным. Не окликни он меня, прошла бы мимо. Взяв мой чемодан на колесиках (старый, которым я давно не пользовалась, и в нем дома лежал всякий хлам, но провинция так провинция), он окинул меня взглядом с ног до головы и одобрительно кивнул. А что? Одета я была соответствующе: кроссовки, джинсы, водолазка, ветровка (в Москве тоже было холодно) и бейсболка, которую он попросил меня снять, объяснив:

– Сейчас я тебя сфотографирую и отправлю снимок Ермаковой, должна же она знать, как ее троюродная сестра Женя выглядит, – и, закончив с формальностями, предупредил: – Ника, когда мы вдвоем, я для тебя по-прежнему Крон, но на людях я Григорий Владимирович.

– Слушаюсь, господин Денисов, – хмыкнула я. – А основания для такого почтения есть?

– Наверное, да, потому что я заместитель директора общества с ограниченной ответственностью «Гардиан».

– А я думала, ты в детективном агентстве работаешь, – удивилась я.

– У нас многопрофильная фирма: и частный сыск, и охрана, и многое другое, а зарегистрированы как ООО, чтобы внимания меньше привлекать, – объяснил он. – Каждый заместитель директора курирует определенное направление. У меня, в частности, – охранная деятельность. Работы невпроворот, ответственность сумасшедшая, нервотрепка постоянная. Одна радость – платят за это очень достойно.

– Круто ты поднялся, – покачала головой я.

– Хоть в чем-то повезло, – без особой радости в голосе отозвался он.

– Домашние не ворчат, что тебя постоянно дома нет? – поинтересовалась я.

– Ворчать некому. С женой мы разошлись, и она с детьми в Питере осталась, как и со всем, что я за время службы нажил. Так что приехал я в Москву с одним чемоданом, хорошо хоть, было к кому обратиться. Порекомендовали меня в «Гардиан». Был сначала простым охранником, потом меня заметили, выдвинули на повышение. Впрочем, это неинтересно, – сказал он, подводя черту под этим разговором. – Сейчас по дороге в Москву я тебе расскажу, что собой представляет Ермакова.

– Вообще-то я искала информацию о ней в Интернете, но там практически ничего нет.

– Потому что она не любит шумихи вокруг себя. Да, она актриса, причем очень известная, но за стенами театра хочет вести жизнь обычного человека. Журналистов избегает, на всяческие тусовки не ходит, на премьерах, естественно, бывает, но только потому, что так положено. Тебе нужно будет вести себя очень деликатно, потому что, если бы не чрезвычайные обстоятельства, она ни за что не согласилась бы, чтобы ее охраняли.

– Н-н-ничего не понимаю! – возмутилась я. – Ей угрожает опасность, а она…

– Не она! – перебил меня Крон. – Наш клиент – другой человек, которому она очень дорога, и это все, что тебе следует о нем знать.

За этим разговором мы дошли до его машины. Забросив мой чемодан в багажник, Крон сел за руль, я – рядом, и, едва мы тронулись с места, он начал рассказывать:

– Итак, Анна Николаевна Ермакова, девичья фамилия Савинкова, 45 лет, уроженка Екатеринбурга. Разведена. Родители умерли, братьев-сестер, как и детей, не имеется. Есть только дальняя родня, отношений с которой она не поддерживает. С первого раза поступила в «Щуку». На первом курсе вышла замуж за Ермакова и взяла его фамилию, забеременела, но сделала аборт, после которого не может иметь детей. Через год развелась с мужем, но фамилию оставила.

– Может быть, потому что созвучно: Ермакова – Ермолова?

– Не знаю. Если тебе это интересно, спроси у нее сама при случае. Дальше. Еще на последнем курсе училища стала играть в театре, где служит и поныне, но уже в качестве ведущей актрисы. В 28 лет вышла замуж за актера этого же театра. Сначала все шло нормально, но, когда карьера Анны пошла в гору, начались скандалы.

– Все ясно, – кивнула я. – К жене пришла известность, а ее супруг топтался на месте, превращаясь постепенно в «просто мужа Ермаковой». Отсюда до пьянок, гулянок и любовниц один шаг.

– И он его сделал. Когда Анне присвоили звание заслуженной артистки РФ, он ее довольно сильно избил и ушел жить к любовнице. Из театра его, естественно, тут же выперли, и тогда он на развод подал. А детей у них нет, вот их быстренько и развели. Только у любовницы он не задержался и пришел с повинной к Анне. Плакал, каялся, клялся и вымолил-таки прощение. Ее стараниями его и в театр обратно взяли. На роли «кушать подано». Руку на жену он больше не поднимал, но начал пить. И продолжалось это не год и не два. А вот когда Анне присвоили звание народной артистки РФ, он окончательно слетел с катушек и пять лет назад, напившись в зюзю, повесился в прихожей их квартиры на крюке от люстры. Вернулась Анна после спектакля домой с цветами, включила свет, а перед ней ноги ее мужа висят. А на зеркале ее же губной помадой написано: «Будь ты проклята!»

– Ну и сволочь! – не удержавшись, воскликнула я. – Радует только то, что ждать от него неприятностей не приходится. Если только в виде привидения будет нам являться. И как Анна это перенесла?

– А ты как думаешь? – Крон мельком глянул на меня. – Она ведь не мы, которых ничем не проймешь, а натура творческая, ранимая. Таблетки, уколы, больница. Не психушка, конечно, а неврологическое отделение, но все-таки.

– Но в Интернете об этом ничего нет, – удивилась я.

– Потому и нет, что она из своей личной жизни шоу не устраивает. К тому же они ведь в разводе были, фамилии разные. Вот шуму и не было. Поправилась Анна, стала снова играть в театре. И тут прошлой весной черт ее дернул связаться с Тихоновым Вячеславом Васильевичем. С виду интеллигентный, вежливый, образованный, очень красиво ухаживал за ней и все такое, а на деле – гнида! Хорошо хоть, не съехались, а просто встречались иногда. Видимо, Анна семейного счастья уже нахлебалась досыта, и больше не тянет. Но в разговорах с третьими лицами Тихонов постоянно называл ее своей женой.

– Еще бы! – хмыкнула я. – Народная артистка России! Гениальная актриса! Необыкновенная красавица! Как такой не похвалиться? А сам-то он чем славен?

– Здесь в Москве был подполковником ФСБ, но его оттуда на лопате вынесли с формулировкой «За утрату доверия», хотя по-хорошему следовало судить и сажать. Причем надолго. Жена его из дома наладила на все четыре стороны, но он по этому поводу не очень-то горевал. Дружбаны с очень нехорошим прошлым, которым он оперативную информацию сливал, взяли его в свой бизнес начальником службы безопасности. Только денег ему показалось мало, и он решил в политику податься.

– И кто же эту гниду пригрел? – удивилась я.

– Нацики. И стал он у них не самым последним человеком. А что? Язык у него подвешен, толпу завести ему – раз плюнуть, мозги людям запудрить тоже. Только в Москве и Подмосковье Тихонову ничего не светило, вот он и решил в прошлом году по одномандатному округу в Челябинской области в Госдуму баллотироваться – он оттуда родом. Подписи-то собрать смогли – думаю, просто заплатили людям, но выборы он проиграл. Он и Ермакову пытался к своей избирательной кампании пристегнуть. Она туда, конечно, не ездила, потому что у нее то спектакли, то съемки, но именем ее он козырял постоянно. Не помогло! До апреля все было нормально, он ходил на ее спектакли, дарил цветы, они ужинали в ресторанах, а вот потом Анна неожиданно взяла отпуск за свой счет и тут же улетела к подруге в Канаду, где пробыла целый месяц. Вернулась всего неделю назад.

– Ты знаешь, в апрельском интервью, хотя ее об этом и не спрашивали, Анна сказала, что не замужем и не собирается, – вспомнила я. – Выходит, она дезавуировала заявления Тихонова о том, что она его жена, и быстренько сбежала. Похоже, что-то очень неприглядное она о нем узнала, а может, он сам что-то сделал.

– Приглядного о нем при всем желании узнать нельзя – редкостная сволочь, – буркнул Крон. – Есть у меня версия, почему Ермакова из России сбежала. Понимаешь, в мае было пятилетие событий на Болотной площади. Может, Тихонов потребовал от нее, чтобы она на митинге выступила? Популярность-то у нее бешеная! Недаром же Максим Горький задавал нескромный вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Анна отказалась, Тихонов настаивал; она поняла, что он не отвяжется, вот и улетела на целый месяц, предварительно расставив точки над «i», то есть объяснив, что она – женщина свободная и никаких обязательств ни перед кем не имеет. Но, может быть, причина ее срочного отъезда была другой. Узнала, например, что у него, кроме нее, еще и другие женщины есть.

– А они есть? – обалдело спросила я, и Крон кивнул. – Ему мало того, что такая необыкновенная женщина, как Ермакова, с ним спит, так ему еще и другие потребовались? – бушевала я.

– Потому-то я и думаю, что она ему была нужна не для долгой и счастливой жизни, а для дела, для политической карьеры, которую он хотел с ее помощью построить. И надежд этих он не оставил.

– Ты хочешь сказать, что этот мерзавец преследует ее, чтобы заставить вернуться? Ему не дает покоя несбывшаяся мечта о карьере политика, помноженная на ущемленное мужское самолюбие? Бесит то, что она посмела бросить его? – возмущалась я. – Но чего ж ты целую неделю ждал, чтобы мне позвонить? Представляю себе, сколько она за эти дни от него натерпелась!

– До сегодняшнего утра все было более-менее нормально. Тихонов постоянно звонил ей по телефонам, но на сотовом она его звонки сбрасывала, а потом, видимо, внесла в «черный список». По домашнему телефону она отказывается с ним разговаривать. Дважды он смог прорваться мимо охранника в подъезде, но она ему не открыла, объяснив через дверь, что не хочет иметь с ним ничего общего. Охрана получила неслабый втык от начальства и больше его уже не пропускала.

– Ермакова пожаловалась?

– Нет! – покачал головой Крон. – Анна старается избегать любых конфликтов, это мы постарались, – и продолжил: – Тихонов попытался со служебного хода прорваться в театр, но и там его ждал облом. Тогда он после спектаклей стал ее у служебного входа караулить, но тут уже мы не даем ему к ней подойти – сама знаешь, как можно человека тормознуть, причем совершенно незаметно для него.

– Как я поняла, вы ее телефоны слушаете, – заметила я.

– Да! И камера наблюдения напротив двери в ее квартиру установлена, а в строительном вагончике якобы рабочие постоянно отслеживают, чтобы к ней никто не вломился. И на улице, когда она пешком идет, ее наши сопровождают, и машина за ней постоянно едет. Короче, незаметно для нее мы начали ее охранять с того момента, когда ее самолет в аэропорту приземлился.

– Так, а что случилось сегодня утром?

– Тихонов и два мордоворота ждали ее утром в машине возле подъезда. При виде ее все трое вышли, но мордовороты остались у автомобиля, а он направился к ней – видимо, хотел о чем-то поговорить. Но она, едва увидев его, тут же по-шла обратно в подъезд. Тогда Тихонов не только обматерил ее с ног до головы, но и пригрозил, что она сильно пожалеет о том, что так с ним поступила. Не знаю, какие у этих мерзавцев были планы, но вместе с ней вышли другие жильцы этого подъезда, да и дворник рядом крутился, так что все ограничилось словами.

– Дворника к работе пристегнули? – поинтересовалась я, уверенная, что так и есть.

– Святое дело! – хмыкнул Крон. – Вот тут Ермакова уже реально испугалась, поняла, что сама собой эта ситуация не рассосется, и согласилась на охрану, но не бросающуюся в глаза. А постороннего мужика в ее доме не поселишь и в гримерке не посадишь – не будет же она при нем переодеваться. Наши девчонки, как я уже говорил, примелькались, вот я и подумал о тебе.

– Так, какого черта она до этого выпендривалась?

– А ты знаешь, сколько наши услуги стоят? – язвительно поинтересовался Крон. – У нее таких денег нет. Даже при всех ее заоблачных гонорарах. А она не хотела, чтобы за нее платил другой человек.

– А ты, случайно, не забыл, что я этим же себе на жизнь зарабатываю? – не менее язвительно спросила я. – Так что расценки я как раз знаю!

– Ника! Мы за очень редким исключением работаем с иностранцами, политиками. Конечно, не первого эшелона. Крупными бизнесменами и так далее. Они все приезжают в Россию со своей охраной, только она здесь бесполезна, потому что реалий нашей жизни не знает. Шефа собой они, конечно, закроют, но вот просчитать ситуацию и исключить вероятность эксцесса они не могут. И здесь подключаемся мы. И гарантируем безопасность охраняемых лиц круглосуточно и в любом месте. И осечек до сих пор, тьфу-тьфу-тьфу, не было! Вот так-то!

– Да уж! Не завидую я твоей работе. Ни сна, ни отдыха, ни продыха, – сочувственно произнесла я.

– А что мы с тобой еще умеем делать? – грустно усмехнулся Крон. – Или убивать, или спасать. Ладно, давай не будем о грустном. Перейдем к делу. Все, что я тебе рассказал о Ермаковой, только для личного пользования, упаси тебя бог дать ей понять, что ты что-то лишнее о ней знаешь, потому что информация получена не только от клиента, но и оперативным путем. Не стоит Анне знать, что мы в ее биографии копались.

– Поучили меня! Поучи щи варить! – съехидничала я.

– И все равно должен был предупредить, – нимало не смутился он. – К тому же я хорошо помню, что повариха из тебя никакая, так что терпи. Далее. Работай на предупреждение инцидентов. Боевые приемы применять, только если существует реальная угроза жизни или здоровью Анны. Во всех остальных случаях обходись подручными средствами.

– Хорошо! Изобрету стиль «пьяная провинциалка». Против него даже «пьяный кулак» не устоит, – буркнула я. – Да и обычная деревянная швабра-лентяйка в умелых руках ничуть не хуже шеста.

– Похохми мне еще! – огрызнулся он и попросил: – Возьми с заднего сиденья «дипломат», открой и ознакомься – это для тебя.

В «дипломате» оказались пистолет в наплечной кобуре, запасные обоймы к нему и поясная кобура.

– Думаешь, понадобится? – спросила я.

– Дай бог, чтобы я ошибся, – вздохнул он. – Разрешение на оружие выписано на твое имя, удостоверение сотрудника ООО «Гардиан» – тоже.

– Так это же фотография из моего личного дела! – невольно воскликнула я, рассматривая документы. – Как вы до него добрались?

– Нас этому учили, – ответил Крон фразой из известного сериала и, предупреждая мои последующие расспросы, продолжил: – В смартфон уже вбиты номера Ермаковой, мой номер как Крон, а также номера охранников из машины сопровождения и якобы рабочих из вагончика. Чтобы тебе не заморачиваться с именами, я обозначит ребят из машины как Первый и Второй, а из вагончика как Третий и Четвертый. Гарнитура блютуз прилагается. У них твой номер уже есть. В общем, разберешься.

– Ребята что, без выходных и проходных работают? – удивилась я.

– Нет, просто смартфоны передаются новой смене. Кстати, машины каждый день разные, чтобы не примелькались. Ты перед выходом откуда бы то ни было будешь звонить на какой-то из номеров в машине, и тебе доложат, как обстановка. Поняла?

– Да, серьезно у вас дело поставлено, – с уважением сказала я и стала смотреть дальше.

Еще в «дипломате» лежали баллончики со слезоточивым газом, жгучим перцем и электрошокер (судя по маркировке, убойной силы), а в маленьком кейсе оказалась масса очень полезных вещей: работающие в автономном режиме миниатюрные видеокамеры с картой памяти, «жучки», диктофоны и прочие шпионские прибамбасы.

– Не уверен, что тебе это пригодится, но на всякий случай положил – мало ли что. Пользоваться умеешь?

– Обидеть хотел? – укоризненно спросила я. – У тебя получилось!

– Техника последнего поколения, вдруг у вас в городе такой нет? – объяснил Крон. – Там еще два конверта: в одном деньги на расходы, сразу рубли, чтобы тебе на обмен валюты не отвлекаться, а во втором фотографии. Брюнет с залысинами и карими глазами – Тихонов, рядом с ним – те два мордоворота, что сегодня приезжали к дому Ермаковой. На остальных – подчиненные Тихонова, сотрудники службы безопасности. Это чтобы ты их сразу опознала, если придется с ними столкнуться. Плюс снимок машины Тихонова.

– А по виду и не скажешь, что он такая сволочь, – покачала головой я, рассматривая фотографию Тихонова. – Вполне благообразен. Правду говорят, что внешность обманчива.

Крон мне на это ничего не ответил – его бывшая жена своим кротким видом могла бы поспорить с ангелом, а на самом деле была законченной стервой. И счастье великое, что он с ней расстался. Расспрашивать Крона о личной жизни я не собиралась, если захочет, сам расскажет. А поскольку все деловые вопросы мы уже обсудили, то всю остальную дорогу просто болтали, так сказать, «бойцы вспоминают минувшие дни», ну и далее по тексту. Наконец он остановился и сказал:

– Приехали. Сейчас мы…

– Подожди, я сама определюсь на местности, – перебила его я. – Нас в свое время по Москве гоняли так, что я ее неплохо изучила. Конечно, многое изменилось, но станции метро вряд ли переносили. А это, если я не ошибаюсь, как раз напротив нас «Алексеевская». Значит, мы на проспекте Мира. Куда дальше?

– Это адрес Ермаковой. – Крон протянул мне листок. – Тебе нужен вон тот дом. – Он показал на «сталинку» на другой стороне улицы. – Второй подъезд, пятый этаж. Об охране я тебя уже предупредил. На улице вас по-прежнему будут страховать. При малейшем отклонении от штатной ситуации немедленно звони ребятам в машину и мне в любое время дня и ночи. Если все спокойно, будешь отчитываться передо мной каждый вечер, когда вы домой вернетесь. А теперь вперед.

Видимо, охранникам в подъезде начальство устроило такой разгон, что парень меня только что с пристрастием не допрашивал и умерил служебное рвение только после того, как Ермакова подтвердила ему по телефону, что действительно ждет свою родственницу Женю, которая приехала погостить. Поднявшись на пятый этаж, я тут же увидела открытую дверь, и в проеме стояла девушка лет двадцати пяти. Я сверилась с адресом на листке – нет, все правильно, та самая квартира. Видя мое недоумение, девушка, чуть улыбнувшись, поинтересовалась:

– Женя, мне вам свой паспорт показать?

Услышав голос Ермаковой, я окончательно обалдела, и она поторопила меня:

– Да проходите же вы!

Я вошла в просторную прихожую и осмотрелась – особой роскоши не наблюдалось, да и уюта тоже: или у Анны не оставалось для его наведения времени и сил, или не было желания его наводить, потому что не для кого.

– Сейчас я покажу вашу комнату, а потом покормлю – вы же с дороги.

– Спасибо, но я на ночь не ем, – отказалась я. – А вот чаю выпила бы. – Надо же было нам с ней поговорить.

– Хорошо, тогда и я с вами за компанию, – согласилась она и развела руками: – Только предложить мне вам к чаю нечего. Я не держу в доме конфеты, тортики, сахар и прочие вредные вещи. Но есть сахарозаменитель, хороший, натуральный – стевиозид в порошке, я его из заграницы привезла. К нему, правда, привыкнуть надо, потому что вкус у него своеобразный. О господи! – воскликнула она. – Как хорошо, что я о нем заговорила! У меня же в театре он закончился, нужно в баночку насыпать и прямо сейчас в сумку положить, а то утром и забыть могу.

Ермакова вела себя очень радушно, показала мне не только мою комнату, но и всю квартиру, выдала чистые полотенца, а потом провела в кухню. Пока она накрывала на стол и отсыпала из большой упаковки сахарозаменитель, я спросила:

– Анна Николаевна, простите за нескромный вопрос, но где вы молодильные яблоки достали? Эффект просто потрясающий! Шея и руки первыми выдают возраст женщины, а у вас они как у девочки!

– Увы, в России такие яблоки не растут. Но вам они еще много лет не понадобятся, так что не расстраивайтесь, – улыбнулась она и предложила: – Женя, поскольку мы с вами троюродные сестры, давайте обращаться друг к другу по имени.

Во время чаепития впустую мы с ней, стараясь делать это незаметно, рассматривали друг друга. Наконец я решила, что нужно прояснить некоторые моменты, и начала издалека:

– Анна, я уже много лет работаю телохранителем, поэтому могу вас заверить, что рядом со мной вам никакие неприятности не страшны. Но чтобы мне быть готовой к любому развитию событий, я должна знать, что конкретно вам грозит. Как мне сказали, некто Тихонов проявляет к вам очень настойчивый интерес и это вам не нравится.

Едва я начала этот разговор, как Ермакова встала и, отойдя к тумбочке, стала искать что-то в ящике, явно чтобы скрыть замешательство. Не самый вежливый способ общения – стоять спиной к собеседнику, но я понимала, что мои вопросы ей неприятны, и не обижалась. Кивнула она мне в ответ, соглашаясь, и то хорошо.

– Анна, скажите, чем вызвана его настойчивость? Если только желанием вернуть вас, то у меня будет одна тактика вашей защиты. Если желанием отомстить вам, причинив неприятности, – другая. Если же вы случайно получили на него какой-то компромат, а он об этом узнал и теперь хочет его у вас отобрать, – третья. А есть еще и четвертая, и пятая, и так далее. Поймите, я не из пустого любопытства спрашиваю.

– Хорошо, – сказала она, возвращаясь за стол и садясь напротив меня. – Я не знала о том, что он был офицером ФСБ, потому что он представился мне как просто отставник-военный. После того как он неудачно баллотировался в Госдуму, мне на адрес театра пришло письмо из Челябинска. В нем одна женщина предупреждала меня, что Тихонов законченный мерзавец, которому ни в коем случае нельзя верить. Этот человек начал свою службу в КГБ, еще там и честностью не отличался. Когда была обнаружена утечка информации, он сумел перевести стрелки на своего сослуживца, и в отношении того было заведено уголовное дело. Этот сослуживец был порядочным человеком, а такие очень болезненно реагируют на несправедливость, тем более что стараниями Тихонова эта история стала достоянием гласности. Этот сослуживец изо всех сил стремился доказать свою невиновность, но не успел – умер от инфаркта. Его жена мне и написала. Потом в этой истории все-таки разобрались, нашли реального виновника – Тихонова, но тот к тому времени служил уже в Москве. Шума решили не поднимать и дело спустили на тормозах.

– Почему вы безоговорочно поверили этому письму? – поинтересовалась я.

– А это еще не все. – Анна вздохнула и продолжила: – Я не стала показывать Тихонову письмо и даже пересказывать его содержание. Я просто спросила, почему он не сказал мне правду, что был офицером ФСБ. И он мне ответил: «Как же я мог тебе это сказать, если ты сама заявила, что никогда в жизни гебью руки не подашь».

– Гебью? – удивленно переспросила я.

– Есть у Фридриха Незнанского такое выражение – «гебьё», оно у него обозначало худший тип комитетчиков. Но не это главное, а то, что я так действительно сказала. Но только один раз в жизни. В далекие девяностые. Я тогда с успехом снялась в одном фильме, и молоденькая журналистка брала у меня интервью. Вокруг кипели нешуточные страсти, поэтому без вопросов о политике не обошлось. Я тогда сказала, что политикой не интересуюсь, но есть принципы, которым не изменю никогда, вот тогда я и произнесла эти слова. Но в окончательный вариант статьи, который был напечатан в журнале, они не вошли. А были мы с этой девушкой только вдвоем, без посторонних. Я Тихонову ничего говорить не стала, а нашла эту статью в своем архиве и потом разыскала ту журналистку. По описанию она узнала Тихонова и сказала, что к ней действительно обращался мужчина, который решил написать обо мне книгу. Он произвел на нее наилучшее впечатление, и они за дорогим обедом в модном ресторане очень много обо мне говорили. Подозреваю, что не только за обедом, и эта встреча не была единственной, но доказательств у меня нет. Только вот, обращался он к ней прошлой зимой, когда мы с ним еще даже знакомы не были. Думаю, что с другими людьми он тоже разговаривал, чтобы выяснить обо мне все, что только возможно. Изучил и познакомился. То-то я удивлялась, что мне с ним так легко, словно мы всю жизнь друг друга знали. Я тогда взяла у соседа машину, загримировалась, проследила за Тихоновым и увидела, что он встретился с молодой девушкой, и, судя по их поведению, явно не бизнес их связывал. Вот тогда я и поняла, что он решил меня использовать. Потому и в Челябинск тащил, и на митинг, что на проспекте Сахарова планировали провести, уговаривал пойти. Представляете себе, Женя, как я себя чувствовала? Словно меня вываляли в грязи и выставили на всеобщее посмешище.

– И вы дали интервью, в котором заявили, что замуж не собираетесь, чтобы ваше имя больше не связывали с Тихоновым, – продолжила я.

– Да, и сбежала в Канаду. У меня там живет очень близкая подруга, мы с ней вместе выросли, она мне как сестра. Она меня как увидела, так чуть в обморок не упала, говорила, что я выглядела хуже, чем после самоубийства мужа. У нее в числе прочего есть косметический салон, вот там меня и возвращали к жизни.

– За что же вы так чекистов не любите? – поинтересовалась я.

– За то, что моего деда со стороны мамы, обычного преподавателя математики в институте, расстреляли как английского шпиона. Бабушка двенадцать лет провела в лагере, а потом на поселении, а моя мама попала в детдом. И встретиться они смогли только в 1953-м, когда бабушка, седая и больная, маму каким-то чудом нашла – фамилию-то маме поменяли. За то, что моего деда со стороны отца уже после войны по ложному доносу посадили в лагерь, где его убили уголовники. Потом обоих дедушек и бабушку реабилитировали. Я читала их дела. Я своими глазами видела капли крови на листах. И вы хотите, чтобы я все это забыла и простила? – Она горько усмехнулась. – Нет, не забуду и не прощу! Не дождутся!

– Да уж, история у нашей страны непростая, – сказала я, чтобы хоть как-то закрыть эту тему. – Но давайте вернемся к нашему делу. Значит, вы считаете, что Тихонов хочет вас вернуть, чтобы использовать вашу популярность в своих целях?

– Да! Или отомстить, потому что у него это не получится.

– А то письмо цело?

– Конечно, – кивнула Ермакова. – Хотите его взять?

– Пока нет, потому что мне нужно подумать, как с наибольшей пользой для вас его использовать. А теперь давайте обсудим завтрашний день. Во сколько вы обычно встаете?

– Рано, я жаворонок.

– Вот и замечательно. Значит, я не рискую вас разбудить, потому что сама встаю в шесть часов. Какие у вас планы?

– В десять часов репетиция, потом я обычно возвращаюсь домой и отдыхаю, а вечером спектакль. Я собиралась выехать утром в восемь, чтобы к девяти быть в театре – мне надо настроиться и подготовиться, но, если надо, я могу изменить…

– Ничего не надо менять, – помотала головой я. – Тихонов, конечно, мерзавец, но не дурак. Он уже попробовал пообщаться с вами возле вашего дома, но у него ничего не получилось, значит, он если и предпримет вторую попытку, то в другом месте.

Мы разошлись по своим комнатам, но я долго не могла уснуть, потому что анализировала сложившуюся ситуацию. Решать, что делать с письмом, я не собиралась, пусть об этом у Крона голова болит. Меня беспокоило другое. Тихонов сказал, что Анна еще пожалеет о том, как обошлась с ним. Ляпнул он это сгоряча, но это все равно угроза, высказанная при свидетелях. Теперь любое несчастье, которое, не дай бог, произойдет с Ермаковой, будут связывать с ним. А он не дурак и прекрасно это понимает. Значит, выхода у него два: или он организует все так, чтобы на него не пало и тени подозрения, или отказывается от мести. Судя по тому, что он законченный мерзавец, второй вариант отпадает. Но на подготовку серьезной бяки ему потребуется время. Но это же время будет и у меня – для того чтобы как следует осмотреться и выработать контрмеры.

И с мыслью, что по утрам я обычно мудренее, чем вечером, я уснула.