Читать книгу Право на любой ход - Марина Скрябина - Страница 8

Ирину утомило чтение о событиях давних, тем более что записи по-детски однообразные. Ничего в душе не дрогнуло и не всколыхнулось. Собственно, чему колыхаться, если всё давно забыто и быльём поросло… Она читала из интереса и не более того, будто и не с ней это происходило, а с какой-то другой девочкой.

Но захотелось воскресить в памяти персонажей, задействованных в дневнике. Многих Ирина забыла вовсе, так что не отпечаталось в памяти ни единой чёрточки, ни даже имени. А когда они с Олегом разговаривали в ресторане, то выяснилось, что он помнил прошлое до мельчайших подробностей. Например, что Ирина ходила зимой в красных брюках, в красном пальто с белым воротником и в белой кроличьей шапке, завязанной назад. И она тут же вспомнила: у неё вообще было много красных вещей.

Ирина так точно представила себя в детстве со слов Крестовского, что вспомнился один эпизод, не задействованный в дневнике. Видимо, она действительно была настолько яркой среди прочих, что однажды фотограф остановил её, тринадцатилетнюю девчушку, на центральной улице города и предложил сфотографироваться для витрины фотоателье. Настроение у Иришки было хорошее, времени вагон, и она согласилась. А потом любовалась целый год на свою неземную красоту, выставленную в витрине на всеобщее обозрение. Фотография действительно удалась! И несколько чёрно-белых фоток ей отдали с собой.

Но без помощи Олега и школьного дневника Ирина бы ничего в памяти не воскресила – хоть убей! А теперь, перечитывая о событиях тех лет, она представляла прошлое в деталях. И в красках.

В школу девочки тогда ходили в тёмно-коричневых форменных платьях, поверх которых надевались чёрные фартуки для обычных дней и белые с кружевами – для праздничных. Ирина могла в этом убедиться, посмотрев всевозможные сериалы о восьмидесятых на центральном телевидении с бесконечными продолжениями, явно востребованными у телезрителей, ностальгирующих по советским временам. Только маленькое уточнение: у Иришки эти фартуки были особенными, из атласа, и покупались в Белоруссии, куда семья Соломатиных ездила погостить каждое лето к родственникам.

От нахлынувших воспоминаний Ирина решила отправить сообщение Крестовскому:

– А я читаю свой школьный дневник с записями о том времени, как занимательную книгу. Столько воды утекло! Только я совсем забыла, что была тринадцатилетней малявкой, когда ты появился рядом со мной.

– Эх, почитать бы…

– Это эксклюзив, – написала Ирина, но захотелось перевести всё в шутку. – Что мне за это будет? Принимаю предложения.

– Я сильно подумаю…

– Сильно? Это как понимать?

– Сильно – это когда крепко… Это когда изо всех сил или на полную катушку…

Она улыбнулась, но позвонить Олегу не могла: он запретил из соображений конспирации перед женой и своими сослуживцами. А что прятаться, если ничего нет и, скорее всего, не будет? Ирину Соломатину вполне устраивал тот полубогемный образ жизни, который она вела в Москве, и ничего – ну ничегошеньки! – не хотела менять, а тем более – вытягивать Крестовского из семьи. Так что для себя Ирина решила: будет придерживаться Олежкиных правил игры.

«А стоит ли показывать Олегу мой школьный дневник? Наверное, нет, там слишком много откровений, которые не хотелось бы раскрывать перед бывшим возлюбленным», – решила писательница.

Она ещё в ресторане попыталась Крестовскому объяснить, что гостевой брак давал ей полную свободу действий. Но понял ли он? Ей в ответ было сказано многозначительное: «Ну начинается!» Будто с подобным явлением он сталкивался неоднократно. Поверил ли он, что такое бывает? Или решил, что девочка из детства перед ним выделывается?

Уже прошло несколько лет с момента, как Иринин муж сказал с раздражением:

– Ты давно мне не жена.

– А кто же я? – уточнила Ирина.

– Ты – сестра, – было ответом.

И той же ночью родилось стихотворение:

Сначала Ирина очень переживала и расстраивалась из-за нового статуса сестры, но потом привыкла и даже вошла во вкус. Она не пустилась во все тяжкие, как сделал её муж, хоть могла бы в ответ. Но ощущение свободы от брачных уз и при этом со штампом в паспорте… Что может быть лучше? Так чаще всего думают мужчины, а не женщины. Но слабой половине человечества не нужна эта призрачная свобода, поэтому последние три года Ирина не была близка ни с одним мужчиной. И чем дольше длилось это вынужденное воздержание, тем труднее для неё было перейти грань дозволенности.

Следующая встреча с Крестовским произошла в ресторане кавказской кухни. Лето потихоньку вступало в свои права, но слишком неохотно. К великому сожалению Ирины, на её любимую итальянскую кухню Олег не повёлся. Но это и неудивительно, ведь для того, чтобы стать фанатом Средиземноморья, надо бывать на том побережье так же часто, как она. А судя по рассказам Олега, путешествиями за рубеж он не избалован.

В первый раз Ирина с мужем приехали в итальянский Римини в самом конце прошлого столетия и прожили в бархатный сезон две недели в тихом отеле «Браун». Хорошо, что это была не первая её поездка за границу. Уже случились и Венгрия, и Чехия, и Испания… Одна из её подружек, ошеломлённая цивилизованной Европой в лице Италии, чуть ли не рыдала на визовом контроле, выезжая после двухнедельного отдыха обратно в Россию. Редкостная шутница и прикольщица, подруга красочно описала, как пыталась себя приковать наручниками к стойке бара в итальянском аэропорту.

Ирина тоже влюбилась в Италию с первой поездки и навсегда. Но как же было здорово именно в тот первый раз! Особенно если учесть, что парочка ещё не была официально окольцована в загсе, а проживала в гражданском браке. Они пребывали в состоянии нереальной влюблённости. Пляжи в прохладном октябре опустели, и на смену обычным туристам в отель заселились итальянские полицейские, проходившие в этом небольшом курортном городке что-то вроде курсов повышения квалификации. Вот тут-то и начали подавать в ресторане настоящую средиземноморскую еду, привычную итальянцам.

Ирина с мужем долго привыкали к оливковому маслу, к специям, к странной подаче блюд, близкой к раздельному питанию, распробовав лишь вино с первых часов пребывания на итальянской земле. Ошеломили цены: бутилированная питьевая вода стоила дороже хорошего столового вина! Но итальянское красное сухое было кисловато в сравнении с французским, и они перешли на белое и розовое. А сколько ещё неожиданных и приятных открытий подстерегало их в Римини!

Но судя по тому, что итальянская еда была другу детства в диковинку, Крестовский не удостоил утонченно изысканную Италию своим посещением. Что спорить: на вкус и цвет товарищей нет, а чтобы сравнивать, надо хотя бы иметь представление.

Итак, вновь обретённые друзья переступили порог ресторана кавказской кухни в обеденный перерыв. Олег оказался настолько плотно занят, что другого времени для Ирины не нашлось. Или не искалось? И это уже начинало раздражать.

Нужен ли ей подобный источник раздражения?

Зал был маленьким, забитым людьми, что не способствовало личному общению. К тому добавлялся стойкий запах шашлыка или овощей на гриле. Удобные места по краям зала были заняты южными горячими парнями, громко обсуждающими что-то на родном гортанно-резком языке. Ясно, что не на русском. Друзья детства приютились друг напротив друга за свободным столиком посередине зала. Но Ирина не любила сидеть на проходе, чувствуя, как её энергия улетучивается, подхваченная сквозняком. Она настолько остро это ощущала, что, как только увидела освободивший диванчик, предложила:

– Давай пересядем?

Олег не противился. И они оказались сидящими рядом, в непосредственной близости. В первый раз… Шок? Электрический разряд? Всё вместе. Ирину накрыло такое энергетическое цунами, что она в первое мгновение оглохла. И поспешила отодвинуться.

Девушка-официантка восточной внешности подала меню. А когда суета с заказом блюд закончилась, можно было спокойно поговорить.

– Помнишь, как мы встретились на Дне России? – спросил Олег.

– Помню, конечно. Мы ещё диковинную ладью, спущенную на воду, живо обсуждали с Викушей…

– Я и хочу про неё рассказать. Я ладью давно заприметил и всё искал случая, когда её можно применить. На каждом празднике стараюсь обзавестись какой-нибудь изюминкой, чтобы именно этот день запомнился и отличался от других. Вот и решил оживить День России славянским лагерем и ладьёй.

– Только лично мне не хватило паруса с изображением Ярилы-солнца.

– А парус был в том варианте, в котором я увидел ладью… А когда её привезли, оказалось, что парус на реставрацию отдали. Но не отказываться же от затеи! А с ладьёй на празднике казус вышел. Когда вы с Викой к детям пошли, я вернулся на пристань. Наше начальство ведь в полном составе прокатиться решило…

– А мы и рассматривали тогда с пригорка, как они катаются…

– Да. Так вот, причалом там служили специальные понтоны. И надо же такому случиться: как только наш новый мэр ступил на берег с ладьи, то есть встал на понтон, он треснул. Представляешь? Никогда при мне понтоны не трескались, сколько я их ни заказывал. И вообще я всегда считал, что это прочное сооружение, а тут…

– Надеюсь, в воду мэр не ухнулся?

– Нет, успел отскочить, но бабьего визгу-писку было вокруг!

– Мне кажется, что это плохая примета, когда под новоявленным правителем города что-то обрушивается…

– Мы все тоже так подумали, но вслух высказываться никто не решился… А лагерь славянский, который вам с Викой понравился, решено на постоянном месте оставить около озера… Есть предварительная договорённость с мэрией…

– Замечательно. А я сегодня с сюрпризом: принесла тот самый школьный дневник, который читала. Уж так и быть, платы за просмотр не возьму, но ты можешь на него полюбоваться только из моих рук, чтобы лишнего ничего не вычитал.

– Да я и не собираюсь вызнавать твои секреты. Но покажи хотя бы мои записки. Неужели они сохранились? И что? Мной написаны?

Ирина показала ему, на каких страницах сделаны вкладыши, написанные его рукой тридцать лет назад. Олег читал и улыбался своим мыслям или воспоминаниям… Ей очень хотелось расспросить собеседника: что он думал тогда и что теперь? Как изменились его мироощущения? Но ей казалось, что времени вагон, всё впереди, если уж Крестовский так выделяет слова «мы встретились»… Ирина спросила про другое:

– Я тут всего начиталась… А ты не помнишь, кто такая Ленка Ступак, с которой ты вроде как целовался, судя по дневниковым записям…

– О! Это была незабываемая личность. Она из семьи военного, которого перевели в наш город. И попала Ступак к нам классе в шестом. Шустрая была! Целоваться наших мальчишек учила. Однажды зимой на уроке физкультуры ходили кататься на лыжах в «берёзки»… Помнишь такое место?

Ирина кивнула.

– Так облюбовали какой-то стог сена… Там и упражнялись… И мы с ребятами Ленку оберегали постоянно, защищали от других.

– Я только помню, что она с Алёнкой была знакома…

– Так они в одном доме жили.

– Как-то Ленка Ступак нам с сестрой анекдоты травила до того похабные, что мы даже и не понимали не только смысл, но и большую половину слов, о чем там речь идёт… Маленькие были. К тому же из интеллигентной семьи: дедушка у меня – известный архитектор, а мой папа – кандидат технических наук… У нас не только матерных слов в доме не услышишь, но даже слово «мужик» считалось ругательным и запрещалось к обращению, по крайней мере при детях… И Ритка Лямина тоже рядом с Алёной жила… Только в другом подъезде. Ты её знал? Какого только сброда в этом доме не было! Ведь в нём давали квартиры под снос домов. Наряду с нормальными людьми шушеры всякой хватало. А Ритка после школы поступила в институт, кажется, негритёнка родила и от наркотиков погибла… А кто такой Бурлаков, помнишь?

– Странный такой тип с отвратительной внешностью. Почему-то всё время хотел меня избить… Алёнкин дружок, что ли?

– Может, и Алёнкин, а может, и мой… Не помню. Ритка Лямина нас с ним познакомила, потому что дружбу водила с совхозными… Мы как-то вчетвером через железнодорожный переезд туда ходили: Ритка, Алёнка, я и ваша Ступак. Приключения искали, дурочки! Почему-то казалось, что с нами ничего плохого не может произойти. Наивные! А ты знаешь, что Серега Кистенёв, дружок Бурлаковский, после школы за убийство сел? Своего отчима топором зарубил. Представляешь? Страсти какие! Это до чего нужно довести человека, чтобы он за топор схватился? А ведь Серёга такой тщедушный был…

– У всех жизнь по-разному сложилась…

– Я одного не понимаю: почему ты в школе изводил постоянно меня своим враньём, своей жестокостью? Почему ты старался сделать мне больно? Разве это можно назвать любовью?

– Дурак был.

– Надеюсь, что теперь изменился?

– Да. Сейчас бы я многое поменял, исправил…

– Олег, уже поздно. Я ничего не хочу менять. Меня вполне устраивает та жизнь, которую я веду. Мне комфортно в ней… И даже гостевой брак вполне устраивает. Правда, муж после этого урезал нас с дочерью в тратах. Теперь всё гораздо скромнее, но… Но я довольна жизнью. Главное – хватает на моё хобби, на писательство, без которого я уже не могу существовать. Так что теперь молюсь и за своего мужа: «Господи! Дай ему всё, что он хочет…». И добавляю от себя: «…И бабу хорошую». И совсем перестала его ревновать.

Повисла пауза.

– А я ведь скоро сюда, в город, жить переезжаю, – сказал Олег. – Квартиру в новом доме приобрёл.

– А ты разве не здесь живёшь?

– Нет. И приходилось нам с женой мотаться каждый день на работу. Надоело, вот и решили купить квартиру.

– А у меня собственная однушка была уже в двадцать лет. Мне дедушка подарил. И все знакомые завидовали лютой ненавистью. Бегали ко мне курить и завидовали, завидовали… Я ведь сразу после школы замуж выскочила за москвича и переехала жить в столицу. Но ранние браки непрочны, вот и наш – рассыпался моментально. Я вернулась обратно в город с четырёхлетним ребёнком, бросив всё в Москве, к родителям в квартиру. Тут мне дедушка и выдарил однушку в двенадцатиэтажной башне. Помню, как раз настолько лютая зима случилась, что дом наш, построенный по чешскому проекту, промёрз насквозь. Кстати, я такие дома в Праге потом видела, когда в турпоездке была. Они рассчитаны на европейский климат, а не на российский. В моей квартире стена одна, которая к лифту выходила, покрывалась в январе изморосью. Ужас! Не спасали никакие обогреватели. Поэтому моя старшая дочь Майя заболела двусторонним воспалением лёгких. Но нам ещё повезло. А соседний дом промёрз настолько, что полетели все батареи отопления, и Новый год они справляли на улице у костров: не хотели квартиры оставлять без присмотра, боялись мародёров.

– А я только сейчас квартирой обзавёлся…

– А сколько ты раз был женат?

– Официально – два.

– Я тоже два. А дети есть? Ты с ними общаешься?

По опыту Ирина знала, что мужскую готовность заботиться о ком-либо можно измерить, наблюдая за его отношением к собственным детям, поэтому и завела этот разговор. Если общается, если тратит время и деньги на подрастающее поколение, значит, не всё потеряно и нечто человеческое в мужчине осталось, а если нет… Не стоит планировать ничего серьёзного с этим человеком, а надо уходить в отрыв, потому что перед тобой неисправимый, законченный эгоцентрист, не способный ни на сочувствие, ни на заботу.

По тому, как Крестовский задумался над ответом, Ирину ждало подтверждение её теории. «Неужели передо мной сидит такой экземпляр?» – успела промелькнуть мысль перед неутешительным:

– Дети есть. Но я не хочу касаться этой темы.

Может быть, предыдущая жена не хочет общения с Крестовским и настраивает детей против него? Такое часто бывает после скандального развода. Ирину очень волновал этот вопрос, потому что от ответа зависело, быть ли серьёзным отношениям. Ей захотелось услышать разъяснения.

– Почему?

– Потому что мне неприятно. Думаю, что бывшая жена сына против меня настроила.

О-о-о! А это уже диагноз! Жизнь, похоже, ничему Крестовского не научила…

– А в этом браке у вас дети есть? – продолжала допытываться Ирина и подумала: «Если есть маленький ребёнок, то эта встреча станет последней».

– Совместных детей нет. А сын моей жены живёт со своим отцом… Умненький мальчик.

К счастью, принесли заказанные блюда, поэтому они прервали малоприятную для Олега тему. Но для себя Ирина всё по большому счёту прояснила. Она давно считала, что таким мужчинам вообще не надо иметь детей, особенно мальчиков, для становления которых необходимо отцовское внимание или хотя бы присутствие.

«Не зацикливаться и не заморачиваться! – команда к действию. И ни-ни! Лёгкий флирт и ничего более! Заботы от такого эгоиста не дождёшься, а мне ничего, кроме заботы и любви, от противоположного пола не нужно. Всё остальное у меня есть! Или куплю», – решила для себя в этот день романистка.

Они обсуждали заказанные блюда, пробуя друг у друга и салат «Цезарь», и хинкали, и баранину на гриле. Ирина не стала напрягать Олега правильным питанием, приверженцем которого являлась: «Ты есть то, что ты ешь!» И это не пустые слова. Все достаточно обеспеченные люди уделяют внимание рациону. А Крестовский, судя по внушительному животу, – гурман, любитель вкусно и обильно поесть. Ирина же относила себя к гурмэ – любителям изысканных блюд. Почувствуйте разницу!

О какой изысканности может идти речь в кавказской забегаловке? Здесь «Цезарь» – вовсе не лёгкий классический «Цезарь» с подложкой из салатных листьев со специальной заливкой, посыпанный тёртым пармезаном, а горка сухариков, курицы и салата «Айсберг», обильно политых жирным майонезом и щедро усыпанная сыром неизвестного происхождения.

Ирина ничего не имела против кавказской еды, видимо, ориентированной на воинов-горцев, которые должны иметь достаточно сил для жизни в суровых горных условиях. Но в городах Центральной России это изобилие жирной пищи становилось неактуальным. И баранина в горячем блюде была жёсткая, наскоро размороженная в микроволновке. А мясо для ресторанных блюд должно быть или охлаждённым, или медленно размороженным, чтобы после приготовления нежно таять во рту. Уж это она знала не понаслышке.

После Франции, Испании, после путешествий по ресторанам и отелям Италии, куда Ирина с дружной компанией ездила несколько лет подряд не только на отдых, но и на замечательных итальянских поваров, мастеров своего дела, она стала разбираться в кухне, подаваемой в дорогих ресторанах. И сама научилась готовить не только вкусно, но и изысканно. Она, конечно, ела поданные здесь блюда, поскольку была голодна, но удовольствия не получила вовсе.

«Ладно уж, – размышляла она, – И об этом не стану высказываться вслух. Не стану обижать Олега. Но впредь я сюда ни ногой! И не уговаривайте!»

Разговор опять зашёл о сценарии мюзикла. Крестовский настаивал на варианте: «Мы ждём перемен…» И тогда Ирина пустила в ход неоспоримый аргумент:

– Во времена Советского Союза тебе сказали бы, что это попахивает ярой антисоветчиной. Ты задумывался над глубиной этой фразы – «ждём перемен»? А ты попробуй, и сразу просечёшь её двусмысленность. Какие тебе нужны перемены? И кто их, интересно, ждёт? Строки ведь были написаны в перестройку, а сейчас другое время. Не проще ли обратиться к подросткам, например. Пусть они в какой-нибудь навороченный квест поиграют в комнате восковых фигур…

– А какая главная тема будет?

– Так тема уже есть – революция. Пусть будут восковые фигуры известных исторических личностей, отметившихся в 1917 году. Кроме Ленина могут быть Троцкий, Керенский, можно из литературы кого-то подтянуть. Того же Маяковского или Есенина. Или их обоих. Я тебе говорила, что последние полгода занимаюсь изучением первоисточников по биографии жены Сергея Есенина – Зинаиды Райх?

– Что-то такое ты упоминала, когда у меня на работе сидели…

– Вот и я о том же! Чем тебе Айседора Дункан не персонаж? Изадора, как её называл Есенин. Она же танцы революционные изображала с красным знаменем в руках. Я специально пересмотрела наш российский фильм 2005 года о Есенине с Безруковым в главной роли. Только начала с сокращённой версии того же фильма… Время зря потеряла! Смотреть невозможно, надёрганы куски, и смысл иногда теряется. А вот сериал вполне интересный, основанный на предположении, что Есенин не покончил с собой, а его убрали власти…

– Я смотрел.

– Зинаида Райх там настолько эпизодически показана, будто её и не существовало в жизни поэта. А ведь у них двое детей было совместных…

– Ты знаешь, что их сын, Константин Есенин, стал впоследствии известным спортивным журналистом, пропагандирующим футбол?

– Нет. Я не вдавалась в подробности жизни детей. Собственно, мужчины меня мало интересуют. Но меня удивило, что сын Есенина, Константин, умер только в 1986 году. Почему-то я считала, что род поэта давно прервался. Так суть не в детях, а в том, что Зинаида Райх была единственная венчанная с Есениным женщина, а значит, единственная законная жена. Но вернёмся к сценарию о революции. Я же со своей младшей дочерью общаюсь постоянно – шестнадцатилетние подростки почти ничего не знают о начале прошлого века. Для них это тёмный лес. Они вряд ли Райх узнают в восковой фигуре, потому что нет её в биографии Есенина, изучаемой в школе. Просто нет! А вот Айседору Дункан детки вполне могут осилить, поскольку каждый школьник знает историю её смерти с попавшим в колесо шарфом. Ещё интереснее Всеволод Мейерхольд с его прогрессивным театром. Личность неоднозначная, но включить его в ряд восковых фигур вполне можно.

– Да. Интересного действительного много. Но как ты назовешь свой квест? Как это название будет перекликаться с главной темой – революцией? Ты подумала?

– Обещаю подумать… И набросать синопсис.