Читать книгу Ветер Севера. Риверстейн - Марина Суржевская - Страница 10

Я сидела в каморке травницы, с энтузиазмом рассказывая о произошедшем в трапезной. Ксеня и Данина слаженно охали, блестели глазами, но не забывали уплетать принесенные мною вкусности.

– Да уж, отыграются на нас настоятельницы, когда лорд уберется из Риверстейна, – протянула Ксеня. Она сконфуженно посмотрела на жирные пальцы и, чуть поразмыслив, их облизала.

– А то, – согласно кивнула я. Восхитительно полный желудок отозвался блаженной сытостью. – Ну и ладно! Во-первых, это того стоит, а во-вторых…

Что во-вторых, я уточнять не стала. Данине знать о том не стоит, а подруга и так поняла. Неизвестно, что будет с нами дальше, туманность будущего не позволяла заглядывать далеко вперед.

От обильной еды Ксеня раскраснелась, глаза ее заблестели и пугающая меня бледность почти покинула ее лицо. Я вздохнула с облегчением. Надеюсь, теперь выздоровление пойдет скорее. Еще какое-то время я развлекала их красочным рассказом, потом заметила, как слипаются у подружки веки и она изо всех сил пытается подавить зевоту. Я засобиралась к выходу, Данина потянулась за мной.

– Какое счастье, что появился этот лорд, – тихо, косясь на кушетку, чтобы не разбудить спящую, сказала травница. – Теперь Ксеня наверняка пойдет на поправку. А то никак болезнь ее отпускать не хочет. Послушай, Ветряна, я все хотела у тебя спросить…

Травница замялась, а мне стало необъяснимо страшно. Страх накатил волной, сдавил горло, и я, позорно что-то пробормотав про занятия, сбежала из каморки. И только добежав до входной двери и почувствовав, что задыхаюсь, остановилась.

Голова тяжелая, тело гудит. В груди что-то ворочается, тянет, словно готовая выплеснуться лава. И тягостно от нее и маетно, и в то же время она дает странное ощущение наполненности, полноценности.

Не понимая, что со мной, я потянула на себя дверь и выскочила во двор. Как была, в платье, без кожуха и платка, в легких ботинках.

Яркий свет поначалу ослепил. После недавней непогоды над Риверстейном светило солнце, белый снежок припорошил землю покрывалом, и оттого мир вокруг преобразился из серо-черного в серебряный. Я застыла в изумлении, а потом пошла вдоль стены здания, щурясь от солнца и снега.

Конечно, я быстро замерзла. Все-таки глупостью с моей стороны было выскакивать во двор не одевшись. Вот свалюсь со студеной хворобой, будет мне наука. И чего я так испугалась там, в каморке травницы? В самом деле… вопросов испугалась… Вопросов, на которые нет ответа, которые и озвучивать-то страшно. Даже самой себе.

Я задрожала. Налетевший ветерок ощутимо холодил шею, руки, норовил залезть под юбку. Я растерянно остановилась. Обернулась на здание приюта. Когда это я успела так далеко отойти? Вроде только у стены была, а уже стою почти у каменной границы с лесом.

Риверстейн нависал темной громадой, в одном из окон я явственно увидела темную фигуру лорда. Кажется, он наблюдает за мной.

Захотелось спрятаться. Я завертела головой в поисках укрытия. И тут до меня донеслось слабое лошадиное ржание. Ну конечно! Конюшня!

Я решительно развернулась и почти бегом бросилась в сторону звука.

В конюшне у нас жила старая пегая кобылка Марыся. Была она на хозяйстве: довезти кого из настоятельниц до Пустоши или дотащить из деревени обоз с провиантом. Кобылка была не строптивая, радостно брала из ладоней хлебушек, да и подгнившими яблоками не брезговала.

Конюшня встретила меня теплом и запахом лежалого сена. Марыся приветственно заржала, узнав меня, затыкалась мордой мне в бок в поисках угощения.

– Прости, – виновато сказала я. – Не думала тебя навещать, вот и не захватила ничего.

Кобыла недоверчиво косила глазом, не оставляя попыток что-нибудь найти в моем фартуке. За моей спиной раздалось требовательное ржание. Я изумленно обернулась и ахнула. Какой красавец! Конь – черный, блестящий, с гордо выгнутой шеей и высокомерным взглядом лиловых глаз. Да это же наверняка жеребец столичного лорда! Обычно Марыся коротала здесь время в гордом одиночестве.

Я несмело подошла к загончику, рассматривая животное.

– Не советую к нему подходить близко, – раздалось за моей спиной. – Кайрос не любит чужих.

Я испуганно обернулась. Он что, следит за мной?

– Но как… Как вы так быстро оказались здесь? – выдохнула я. – Я только что видела вас в окне второго этажа!

Лорд Даррелл невозмутимо пожал плечами.

– Вам показалось. Я был неподалеку.

Я подозрительно на него уставилась. Готова дать руку на отсечение, что видела его в том окне! Фигуру лорда ни с чьей не спутать, да и на зрение я не жалуюсь! Но как тогда он мог так скоро оказаться в конюшне? Со второго этажа на первый вела винтовая лестница в конце длинного коридора, потом еще надо пройти холл, обойти трапезную, дошагать до двери… И еще через весь двор до самой ограды, возле которой и расположились крытые загончики с лошадьми!

Даже если бегом бежать, так быстро не поспеть! Да и не бежал же он, в самом деле!

Лорд Даррелл, не обращая внимания на мое замешательство, подошел к жеребцу и по-хозяйски похлопал его по крупу. Конь одобрительно всхрапнул.

Я не удержалась, подошла поближе.

– Это имя, Кайрос, что-то означает?

– Это сочетание двух слов, – мужчина повернулся ко мне. – «Кай» – видеть, а «росс» – враг.

– Видящий врага? – удивилась я. – А почему вы его так назвали? И на каком это языке?

Лорд смотрел задумчиво.

– А знаете, – вдруг сказал он, – думаю, вы можете его погладить.

– Э-э-э, спасибо, не стоит!

Огромный черный жеребец, несмотря на всю его красоту, выглядел откровенно опасным. Да и косился на меня недовольно.

– А я думаю – стоит! – с энтузиазмом настаивал лорд Даррелл. – Ну же, Ветряна, неужели вы боитесь?

Еще как боюсь! Но признаваться в этом мне не хотелось.

– Просто я не очень люблю лошадей, – попыталась я увильнуть. – Да и потом, я уже спешу…

– Бросьте, куда вам спешить! – лорд совершенно недвусмысленно преградил мне дорогу. – Погладьте этого коня!

Я уставилась на него скептически. Определенно, столичный куратор – сумасшедший. И дернула же меня нечисть зайти в конюшню! Поглажу его страшного коня, только чтобы лорд от меня отвязался!

Нерешительно шагнула к загончику. Кайрос недоверчиво осматривал меня черно-лиловыми глазами. Я посмотрела на него, вздохнула и осторожно провела ладонью по шелковой шее. Конь удивленно всхрапнул и потянулся к моей руке, явно намекая, что и между ушами не мешало бы почесать!

Я почесала. Все-таки какое замечательное животное! И лошадей я люблю, так, приврала от испуга.

– Красавец, – зашептала я жеребцу, – замечательный, чудесный конь!

Кайрос соглашался, не забывая подставлять голову. Марыся ревниво заржала из своего загончика. Лорд издал странный звук, словно подавился. Я встрепенулась и обернулась к нему.

– Отличный конь, – искренне сказала я. Лорд не сводил с меня глаз и что-то шептал себе под нос.

Святые старцы! Опять!

– Да что вы там постоянно бормочете? – не сдержалась я и охнула от собственной дерзости. Понятно, что скаженный, но ведь лорд же! Размажет по стеночке и не поморщится!

Но скаженный бормотать перестал. Только рассматривал меня, прищурившись. И неожиданно рассмеялся. Я даже опешила, не зная, как на это реагировать.

– Ветряна, а не хотите ли прокатиться? На Кайросе?

– Я? Прокатиться? Ой… нет! Да и потом, я… не умею!

– Я буду вас держать! – с энтузиазмом откликнулся он, уже запрягая жеребца.

– Лорд Даррелл! – в отчаянии сказала я. – Но я даже не взяла с собой кожух!

– Я дам вам свой плащ, – «обрадовал» меня куратор. Я обессиленно привалилась к стеночке и с горечью подумала, что с распоряжения короля этот наглый хлыщ теперь в Риверстейне – повелитель, его слово – закон, и даже если лорд решит по-тихому закопать меня в лесочке, никто в мою защиту и звука не издаст.

Мужчина оглянулся на меня, помедлив. Потом решительно качнул головой, молча укутал меня в свой меховой плащ и запрыгнул в седло. И рывком усадил меня перед собой, я даже пискнуть не успела. Застоявшийся конь коротко всхрапнул и вылетел из конюшни.

…Как же упоительно чувство полета! Я потеряла счет времени, не понимала, где мы, что-то мощное и сильное билось во мне, отчего хотелось смеяться и плакать одновременно!

Мой первый испуг, когда конь перемахнул через ограду и оказался на заснеженной дороге, набирая скорость, быстро прошел. Жеребец не бежал – летел, с легкостью перемахивая через валуны и кусты, его копыта, казалось, даже не проваливаются в снег и не оставляют следов. Мы свернули с основной дороги и теперь неслись мимо темных вековых сосен, шпилями стоящих справа, и заснеженным полем с торчащей из снега засохшей осокой – слева.

Не знаю, в какой момент я засмеялась. Радость, захлестнувшая меня, была столь острой и живой! Я чувствовала сильные мышцы животного под моими ногами, его дыхание, паром вырывающееся из черных ноздрей, и мне хотелось, чтобы он скакал еще быстрее, еще мощнее, еще сокрушительнее! И конь отзывался, словно чувствуя мои желания.

Непередаваемое, восхитительное чувство полета!

Словно вихрь мы промчались по кромке поля, и когда лорд натянул поводья, останавливая Кайроса, я разочарованно вздохнула.

Лорд спешился и протянул мне руку. Совершенно чумная от охвативших меня во время скачки чувств, я неловко съехала с коня и лишь в последней момент ухватилась за луку седла, чтобы не упасть.

– Спасибо, – радостно выдохнула я в лицо мужчине. – Это было чудесно!

Лорд ответил мне столь яростным взглядом, что я отшатнулась.

– Как ты это сделала? – зло бросил он. – Что ты сделала с моим конем? Кто ты такая, нечисть тебя забери?!

Я задохнулась.

– Что вы такое говорите? Лорд Даррелл, вы сами усадили меня на Кайроса! И сами требовали его погладить! Я бы и близко к нему не подошла! Не понимаю, в чем вы меня обвиняете!

Зеленые глаза лорда стали бешеными.

– Кайрос никогда, слышишь, никогда не позволит прикоснуться к себе… таким, как ты! И тем более не станет так… подчиняться!

Таким, как я? Это каким же, интересно?! Нищим да убогим?

– Конечно, нищая сирота не чета… вашему коню! – уязвленно сказала я. – Ну что же, я понимаю! Не премину тотчас же перед ним извиниться! – И, взмахнув юбкой, я склонилась перед ошарашенно косящим на меня жеребцом в глубоком реверансе: – Глубокоуважаемый Кайрос, нижайше прошу вас простить мою недостойную персону за невольно нанесенное вам оскорбление в виде моей убогой особы на вашем высокородном крупе! Поверьте, больше подобная гнусность не повторится!

Конь осторожно от меня отодвинулся.

У лорда отвисла челюсть.

– Что это за балаган? – заорал он.

Да понимайте как хотите! Балаган так балаган! Я развернулась и потопала по снегу к темнеющему вдали приюту. Потом спохватилась, вернулась, развязала дрожащими пальцами тесемки плаща, перекинула его через седло и снова пошла к приюту. Как я прошагаю такое расстояние в одном платье и легких ботиночках, я не думала. Злые слезы сдавливали горло, струились по щекам и кололись, прихваченные морозом. Я не чувствовала их, только терла ладонью глаза, потому что туман мешал смотреть.

– Подожди, Ветряна!

Я даже не подумала обернуться. Лучше окоченею по дороге, но обратно не пойду!

– Да стой же!

Сильные пальцы легли на плечо, и что-то натянутое как тетива лопнуло в груди. Я ощутила толчок воздуха, словно от хлопнувшей на сквозняке двери, и обернулась. Лорд Даррелл лежал на спине в пяти саженях от меня. Я злорадно усмехнулась. Поскользнулся! Так ему и надо.

Одним рывком лорд перевернулся и вскочил на ноги, недоуменно глядя на меня. Я, мрачно, на него.

И тут навалилась усталость. Так сильно, что я не удержалась, села с размаха в снег. Ноги дрожали, во рту пересохло, слабость волной прошла по телу, делая его непослушным, ватным. И пить так хочется…

Я потянулась к снегу, зачерпнула пригоршню. В холодных моих ладонях он даже не таял. Лизнула. Хо-о-олодно. Не заметила, как мужчина подошел ко мне, присел на корточки, внимательно заглядывая в лицо.

– Встать сможешь? – хмуро спросил он.

Я неуверенно кивнула и, игнорируя его руку, медленно поднялась. Лорд тихо свистнул, и тут же рядом оказался жеребец, приплясывая от нетерпения. Когда меня усадили в седло, я не нашла в себе сил возражать. Мне было так плохо, что единственное, о чем я могла думать, – это как бы не вывалиться из седла. Никакой радости от обратной дороги я не испытала.

* * *

К счастью, доехали мы быстро. Уже на подъезде к приюту мне стало легче. Даже способность размышлять вернулась. И я задумалась, как это лорд так поскользнулся, что отлетел от меня на добрых пять саженей?

Ничтоже сумняшеся, я ему этот вопрос и озвучила. Мужчина поперхнулся.

– Ты что, издеваешься?

– Я просто спросила, – протянула я и бочком быстренько выскочила из конюшни. Взгляд лорда, которым он одарил меня напоследок, мне очень не понравился.

В своей комнате я медленно сжевала кусок черного хлеба с сыром, который предусмотрительно там припрятала. Про мое возвращение в общую спальню вроде как забыли, а я не торопилась напоминать. Одиночество меня не страшило, а даже если бы и страшило, я все равно предпочла бы его обществу таких, как Рогнеда. Хвала Пресветлой Матери, лорду Дарреллу хватило ума не скакать на своем жеребце через центральные ворота, а проехать в обход! Я представила, как появляюсь, укутанная в дорогущий меховой плащ куратора, а он сзади почти обнимает меня, и горячая краска стыда залила лицо. Если кто-нибудь это видел… Позор-то какой! Да меня живьем съедят и косточки обглодают!

Потом вспомнила, как хохотала, прижимаясь к нему спиной для равновесия и тепла, и мне совсем худо стало! О чем я только думала!

Однако лорд удивительно хорошо осведомлен о тайных тропах и разрушенных местах в кладке ограды. Это странно. Может, он бывал в этих краях раньше?

Я вспомнила, как уверенно он несся через поле, а ведь места у нас дикие, северные. И болот полно и озер с темной, непроницаемой водой и глубокими омутами. Бывающие здесь чужаки с основной дороги никогда не съезжают, тем паче зимой, когда коварный снежок приметает топи и озерца, в которых столь легко сгинуть.

И все же… Как он так далеко отлетел?

От еды полегчало, хоть и присутствовала во мне еще дрожащая слабость.

Но нужно идти на вечерние занятия. Обозленные настоятельницы только и ждут, на ком отыграться, так что опаздывать не стоит.

Остаток дня прошел как в тумане. Я безучастно отсидела на занятиях, что-то бездумно записывая, заглянула к Ксене, которая снова спала, посидела в часовне. Данила снова не пришел. Сегодня я этому даже обрадовалась. Вести изматывающие разговоры сил не было.

Даже удивительный ужин: рассыпчатая картошка, запеченная рыба и сладкий травяной настой с медовой булкой – я просто молча съела, не присоединяясь ко всеобщему ликованию. И, наскоро обмывшись холодной водой, натянула длиннополую холщовую рубашку и залезла под одеяло. Даже если сегодня вернется Зов, никуда не пойду – мрачно решила я. Потому что сил нет.

И уснула, не успев додумать. А среди ночи проснулась, как от толчка.

Открыла глаза, пытаясь сообразить, что меня разбудило. Сонно потерла лицо, села, оглядываясь. Тихо. Лунный свет спокойно струится сквозь цветное окошко, длинные косые тени пересекают комнату клиньями тьмы. И одна из теней живая. Он стоит в ней, он – часть ее или она – часть него… Сильное тело скрыто черной одеждой, темные волосы, темные глаза так внимательно меня разглядывают. Я чувствую этот взгляд, как прикосновение.

Хочется закричать, но он не позволяет. Не двигается, молчит, но я вся словно скована его властью и не могу ослушаться. Боль в руке обжигает. Даже не глядя я чувствую, как горит у локтя метка Аргарда.

Внутри растет тянущая и сладостная боль, я не понимаю, что со мной, мне страшно… Или нет? Не знаю.

Арххаррион.

Странное имя демона так непривычно человеческому уху, неудобно языку. И только в мысли ложится как в собственную сущность, проскальзывает словно клинок в выточенные для него ножны.

Он делает шаг и замирает у моей кровати. Так близко. Слишком близко. Темные нечеловеческие глаза скользят по моему лицу, шее, ключицам. В его взгляде появляется что-то новое, обжигающе горячее, пугающее меня настолько, что я вздрагиваю.

Моргаю и пропускаю мгновение, когда он уходит, когда тень становится только тенью – неживой, мертвой. Я чувствую облегчение. И пустоту.

* * *

Проснулась я совершенно разбитая. Пару мгновений лежала, тупо разглядывая серый потолок в паутине трещин. Вспомнила, глухо вскрикнула, вскочила.

Конечно, в комнате пусто. Солнце только восходит, бледные лучи его несмело освещают комнату. Я поднесла к глазам руку: тусклая спиралька на пальце, у локтя с внутренней стороны четкий красный след как от раскаленного прута. И снова в груди тугой комок маеты, свернувшийся и болезненный. Словно нужно что-то сделать, куда-то идти, а куда – не помню. И оттого так мучительно и тревожно.

Я поднялась с постели, ежась от холода. Накинула на плечи старый платок и выскользнула в коридор, решив, раз уж проснулась, воспользоваться комнатой омовений не в привычной утренней толкотне.

Узкий коридор тонул во тьме. Редкие настенные светильники слабыми своими огоньками словно призваны были не разгонять мрак, а подчеркивать его превосходство над светом. Зябко обхватив плечи руками, я прошагала до конца узкой комнатки с кадушками воды. Умываться не хотелось, да что там, даже платок снимать было боязно, но я себя пересилила. Побрызгала в лицо холодной водой, наскоро обтерла тело мокрой тряпицей, ощутимо стуча зубами. Зато без сутолоки, утешила я себя. Холстины на притолоке оказались сырыми, не успели за ночь просохнуть, и вытираться ими было неприятно. Да и толку от них мало, но я упрямо вытерлась и влезла в свою рубашку. И с облегчением завернулась в платок.

И почувствовала холодок на затылке, словно сквозняк. Зябко передернув плечами, я обернулась и вздрогнула. В тонком рассветном луче света стояла прошлогодняя утопленница Златоцвета. Стояла и смотрела на мои утренние омовения застывшим, ничего не выражающим взглядом. Хотелось заорать, но вовремя пришла на память Рогнеда с ее перекошенным лицом и блуждающими глазами, и я сдержалась.

Утопленница молчала. Стройное тело ее в летнем платье слабо колыхалось, словно окутанное водяной пленкой, и оттого казалось, что по лицу и телу ее идет рябь, как на озерце под порывами ветра. Тонкие губы чуть приоткрыты, и что-то черное ворочается внутри, пытаясь выбраться наружу. Глаза белесые, невидящие, как у мертвой рыбы, и взгляд этих глаз вызывает зловещую оторопь.

Я сглотнула подступившую к горлу желчь и, пересилив себя, осторожно сделала шаг. Не к двери. К утопленнице. Вернее, к ее духу. Потому что девушка была призрачна и текуча, как озерная вода.

– Златоцвета, – тихо позвала я. – Злата… Зачем ты здесь? Зачем приходишь? Ты можешь сказать?

Прозрачное лицо чуть повернулось, мертвые глаза посмотрели на меня. Я снова сглотнула.

– Ветряна… – голос шелестит волной по прибрежной гальке.

– Зачем ты вернулась сюда? – настойчиво спросила я.

– Зачем? – утопленница удивилась. – Я забыла украшение… А дверь была открыта. Забрать… Надо забрать…

– Какая дверь?

– Дверь… с той стороны, – плеск волн затихает. – С той стороны…

– Почему она открылась? – в отчаянии я уже почти кричу. – Ты знаешь?

– Ее открыли…

– Кто? Кто ее открыл?

По девушке снова идет рябь, и в то же время она тускнеет, пропадает. Тонкие губы чуть удивленно улыбаются.

– Ты… ты, Ветряна…

Я замерла, потом резко схватила утопленницу за рукав, пытаясь удержать. Мои пальцы прошли сквозь воду, оставшись сухими. Призрак тоненько засмеялся, заколыхался, как подводная водоросль, и пропал.

Я недоуменно посмотрела на свою ладонь, задумчиво ополоснула ее в кадушке и поплелась к двери. Похоже, помыться в одиночестве было не такой уж хорошей идеей.

Поразмыслить над происходящим не удалось. Едва я успела войти в свою комнату, над Риверстейном разнесся звук утреннего колокола, возвещая начало нового дня. Почти сразу коридор огласился визгливыми криками Гарпии, выдергивающими послушниц из сладких объятий сна. Я не стала дожидаться, когда мистрис пожалует ко мне, торопливо оделась, заплела косу и понеслась к лестнице на первый этаж.

За мной потянулись заспанные послушницы. Судя по лицам и скорости, с которой они оказались в холле, многие решили пренебречь утренними омовениями. И правильно сделали, кстати.

Я мрачно прислушалась к разговорам. Может, не только я с утра пообщалась с миром теней? Но ничего странного не услышала. Главными темами обсуждений были куратор, что неудивительно, и предстоящий завтрак, который вызвал горячие споры. Воспитанницы разделились на две стороны: первые хмуро предрекали окончание небывалого трапезного благоденствия и сулили нам сегодня привычный скудный стол. Мол, быть не может, чтобы щедрость столичного лорда продержалась дольше одного дня. Вторые, в основном те, кто поглупее и помладше, яростно защищали своего кумира и в качестве доводов приводили несущиеся из трапезной запахи. И строили предположения одно другого невероятнее, чем именно так аппетитно пахло. Перечислялись и жареные рябчики, и сладкие пироги, и запеченные с грибами рыба и морские гады. Оставалось только поражаться невероятной гастрономической фантазии послушниц, которые сроду не только не ели, но и не нюхали ничего из перечисленного.

Мистрис Карислава своим появлением остановила горячие споры и неуемные измышления. Мигом растеряв запал и зябко поеживаясь, послушницы построились на пробежку.

Стылый двор Риверстейна встретил нас неласково. Тонкий снежок припорошил обледеневшие камни брусчатки, подошвы ботинок скользили по ним как по ледяному озеру. На первом же круге с десяток послушниц упали. Я устояла, но бежавшая передо мной Полада пошатнулась, взмахнула нелепо руками, словно подстреленная птица, и завалилась назад, увлекая меня за собой. Мы рухнули на камни, ободранные ладони засочились кровью.

– Встать! – тут же заорала над ухом Гарпия, угрожающе просвистел хлыст, и икры обожгло болью. Я подскочила, поднимаясь. Полада дернулась в сторону, мазнула по мне ботинком, мешая встать и лишая равновесия, и я снова растянулась, уткнувшись носом в снег.

Хлыст радостно рассек воздух и… завис, так и не опустившись.

Я украдкой повернула голову, не зная, вставать или лучше не двигаться. Взгляд уперся в высокие сапоги из черной кожи, потом в бедра, обтянутые брюками, простую коричневую рубашку и… зеленые глаза.

В руке лорд держал отобранный у мистрис Кариславы хлыст и задумчиво похлопывал рукояткой по ноге.

Я нерешительно подтянула разъезжающиеся коленки и встала.

– А что тут происходит? – очень ласково спросил лорд. Белая от злости Гарпия с ненавистью на него уставилась. Мне даже показалось, что наставница сейчас откроет рот, высунет длинный раздвоенный язык и зашипит как ядовитая гадюка.

– Здесь происходит обучение послушниц, господин! – через силу сдерживаясь, бросила Гарпия.

– Серьезно? – искренне удивился куратор. – И чему обучается конкретно эта послушница, – кивок на меня, – когда барахтается в грязи, не в силах подняться под вашей плетью?

– Терпимости! – яростно выдохнула мистрис.

– Терпимости? Для чего вашим воспитанницам подобная терпимость, мистрис Карислава?

– Чтобы знали свое место! – с ненавистью выкрикнула настоятельница.

Мужчина осмотрел сбившихся в кучу и притихших послушниц.

– Боюсь, где их место, они уже усвоили чересчур хорошо, госпожа настоятельница, – неожиданно грустно сказал он. И тут же его губы сжались. – Вам известны распоряжения короля относительно подобных методов воспитания?