Читать книгу Элитное подземелье - Марина Туровская - Страница 3

Прошло две недели после похорон, и я решила сделать решающий заход – перевезти из маминой «хрущобы» книги и остатки вещей в свою квартиру.

Мама обиженно перевязывала пачки книг. До переезда она постоянно говорила, что жить вместе в таких условиях невозможно, а теперь второй день дулась на меня как мышь на крупу.

Стерва, кивая новой заколкой с синим бантиком, закрепленной на длинной челке, влезла в коробку и укусила коричневый, тисненный золотом том Аполлинера. Она получила шлепка по мохнатой попе и взвизгнула. Мама тут же взяла Стерву на руки, утешать… В дверь позвонили. Мама пошла открывать и вернулась с Григорием.

В Катиной квартире он смотрелся гармонично, но в нашей выглядел, как молодой премьер-министр из семьи потомственных миллионеров, навещающий землянки простых шахтеров. Григорий встал посередине комнаты, посмотрел на книжные полки, на стопу белья в углу дивана.

– Надо поговорить. Насчет квартиры.

Мама поставила Стерву на пол и плотно уселась в кресло, не собираясь его покидать. Григорий сделал полупоклон в ее сторону и присел на старый диван с залысинами.

– Я хочу купить у вас квартиру Кати, – сказал Григорий и выставил вперед указательный палец. – Между прочим, свою собственную. Я ее, если помнится, Кате подарил. Мне нравится район… и вообще, я привык туда ездить. Все остальное остается Насте. Я дам большую цену, вы сможете купить трехкомнатную, поменять вот эту халабуду на нормальную квартиру, и еще деньги останутся. Твоя мама, Анастасия, еще молодая, мало ли как жизнь обернется.

Я сидела на корточках около коробки с книгами. То есть одна нога была на корточках, а вторая, не сгибающаяся, отставлена в сторону.

– Миллион евро. Подумайте, сумма немаленькая. Перезвоню вечером.

Я шлепнулась на пол.

Григорий встал и вышел из нашей квартиры, оставив после себя запах дорогого одеколона, мокрые следы дорогих туфель на старом паласе и шлейф брезгливой ненависти.

Но миллион евро! Это не хухры-мухры.

Мама потерла виски пухлыми пальцами.

– Надо позвонить отцу. Пусть он думает.

Отец скептически выслушал наши с мамой восторженные предположения по трате денег.

– Почему он собирается купить квартиру, которую сам однажды купил ей? Катя не захотела отдать ее ему. Не нравится мне это. Вы ему пока ответ не давайте, посмотрим, что получится.

Может, папа был и прав. Я лично оказалась в растерянности. Вообще-то я часто бываю в растерянности, но у меня есть родители, и они решают за меня все. Почти все – шампунь я покупаю сама.

Мама решила послушаться мужа и посоветовала мне сегодня отключить и в своей, и в Катиной квартире телефон, чтобы Григорий не смог уговорить меня получить деньги завтра же.

Пока я укладывала в темно-зеленый автомобиль ящики с вещами, мама позвонила папе и опять завела свою бесконечную песню об экономии. Она предложила нам обеим переехать в Катину квартиру, а хрущевку сдавать. Или, наоборот – сдавать Катину квартиру, за нее больше бы дали.

Папа выслушал маму, как всегда, спокойно, только уточнил:

– Нина, там обстановка тысяч на триста евро, не считая картин. Ты кого собралась туда пускать? – Мама нервно гладила Стерву и не отвечала. – Ты не сердись, но дай ребенку впервые в жизни пожить самостоятельно.

– Вот этого я и боюсь, – ответила мама.

Думаю, маме тяжело было смириться с тем, что дочь, всю жизнь просидевшая на шее родителей, внезапно стала обеспеченным человеком. А это действительно так. Даже когда мама устроила меня завхозом в заводоуправление, я ходила на работу не чаще недели в месяц и получала мизерную зарплату. И вдруг ни за что на меня свалилось наследство, да еще от Кати, которую мама не любила и не уважала.

В Катиной квартире я оставила все без изменений. Не с моим инженерно-строительным образованием менять то, что сделала женщина с великолепным художественным вкусом. Только сожгла коврик, на котором умерла Катя. Вынесла его на отгороженную помойку за домом и подожгла.

Как рассказал Аркадий, соратник тети по производству художественных ценностей, в тот злополучный вечер у Кати происходил очередной богемный сабантуйчик. Все здорово упились и обкурились, а Катя еще и вкололась. В два часа ночи Катя решила повторить дозу. Она ушла на кухню и, по врожденной жадности, вколола себе не дозу, а полторы. Или она забыла, что сегодня уже приняла норму, или по пьянке решила, что проскочит…

Когда после укола ей стало плохо, она смогла доползти из кухни до прихожей и вышедшему к ней Аркадию сказала: «Перебрала, дура». Вызвали «Скорую», но уже было поздно. «Скорая» вызвала милицию. С Катей остался только Аркадий. Остальные, откупившись от медиков, уехали домой.

В гостиной у Кати висели работы Гончаровой, Куприна, Лентулова и две неоконченные картины Петрова-Водкина. Своих картин Катя не любила, называла открытками.

Не знаю, почему одна картина висит над столом директора продовольственного магазина и стоит тысячу рублей, а другая радует глаз в музее и стоит в районе миллиона. У меня свой критерий: нравится – не нравится. Петров-Водкин мне нравится. Даже недорисованный.

Я с удовольствием ночевала одна в подаренной квартире, но сегодня настроение было такое… тревожное, что ли? Мне хотелось увидеть Милу, мою подругу, но она соглашалась приехать в гости вместе с воздыхателем Шуриком, – а точнее, с Шуриком, по которому вздыхала именно она. А Шурик, любитель шумных компаний, притащит за собой еще кого-нибудь. Ему стоит поддаться один раз, и приличные апартаменты превратятся в караван-сарай, не отмываемый никаким «кометом».

До часу ночи я смотрела телевизор, ела диетическое печенье и пила мартини. Мартини Катя затарилась основательно, так что, при разумном использовании, запаса хватит до Нового года. А сейчас только сентябрь.

Стерва занималась любимым делом – стащила с моей ноги тапок и трепала его, рыча тенором. Наказывать Стерву было бесполезно. Размером она меньше стандартной кошки, а упрямства в ней на целого осла.

Сегодня я впервые решилась спать не в гостиной, а в кровати Кати. Засунув под подушку записки со всеми известными мне мужскими именами, я прошептала:

– Сплю на новом месте, приснись жених невесте! – И легла на водяной матрас, обхвативший меня с трепетом и нежностью.

Утром в гости пришел Григорий. Коротко позвонив, он открыл дверь своим ключом. Автоматически, как у себя дома, повесил пальто в шкаф прихожей, поменял туфли на тапки, прошел в комнату и сел на диван. Опять крутил в руках зажигалку, на меня не смотрел, разговаривал сам с собой:

– Настя, есть отличное предложение. Двухкомнатная на пятом этаже, переезд оплачиваю я и даю двести тысяч в придачу. Позвони маме, посоветуйся.

Мне спросонья было не до общения с надменным Григорием, меня больше волновал вопрос «суженого», а для этого надо было достать из-под подушки записку с именем. При взрослом мужчине предаваться подобным детским забавам неудобно, но записку под подушкой я все-таки нащупала. Развернула…

Я что, вчера слишком спать хотела? Что это за имя – Сигизмунд? Совсем я себя не люблю, если смогла такое написать. Настроение упало. Григорий все бубнил о квартирах и деньгах, обсуждая вопрос переезда. Он решил, что обмен мы уже обговорили.

– Гриша, но меня больше всего устраивает первый этаж. Если лифт ломается, мне необходимо будет забираться по лестнице. Э-эй, Григорий! – Мне пришлось прищелкнуть пальцами, привлекая его внимание. – Не с моей ногой делать альпинистские восхождения.

Григорий взглянул в сторону алькова и заговорил тоном барина, объясняющего бестолковой дворовой девке алфавит:

– Настя, в тех домах, о которых я говорю, есть собственные подстанции, и лифты там не ломаются.

Ой, не нравился мне сегодня Григорий! Дергается, смотрит не на меня, в сторону. Врет. Но в чем врет?.. Мутный разговорчик получался. Гриша ведь хронический жмот. А тут такое…

Я тут же набрала мамин телефон:

– Алло, мам, ставки растут. Григорий предлагает квартиру и денег двести тысяч евро.

Мама помолчала. Я слышала, как она барабанит пальцами по столу.

– Знаешь, Настя, мы сегодня с тобой к Илье приглашены, ему полковника дали, вот там и поговорим. Передавай Григорию привет и отсылай его… до завтра. Лучше всего надеть скромное черное или однотонное платье, все цацки сразу на себя не навешивай, а только самый дорогой бриллиантовый гарнитур…

– Хорошо. – Я отложила телефонную трубку, и Стерва лениво куснула ее. – Гриша, мама сказала, что мы завтра дадим ответ. Сегодня идем к дяде Илье, ему полковника дали, надо отметить.

– Завтра?

Григорий из всего разговора услышал только это слово. Он встал и ушел. Просто встал и без «до свидания» или «пока» ушел из квартиры, вытащив по пути пальто из шкафа. Совершенно на него не похоже. Или он всегда был показушно воспитанным, а я не замечала?

Хотя, если б у меня оттяпали купленную квартиру, я бы и улыбаться не смогла… А может, Катя бравировала перед знакомыми богатым любовником, а сама спонсировла покупку?.. Может быть. С Катей все могло быть.