Читать книгу Четвертый Кеннеди - Марио Пьюзо - Страница 6

Понедельник

Отъезд Ромео из Италии тщательно спланировали. С площади Святого Петра минивэн доставил их на конспиративную квартиру, где он переоделся, получил новый паспорт, практически неотличимый от настоящего, взял уже сложенный чемодан, и его незамедлительно перевезли в Южную Францию. Из Ниса он самолетом долетел до Парижа, а оттуда отправился в Америку. И хотя Ромео бодрствовал тридцать часов, он не чувствовал никакой сонливости. И не терял бдительности. Этот этап операции только казался легким: и здесь малейшая ошибка могла привести к провалу.

Обед и вино на самолетах «Эйр Франс», как всегда, не знали себе равных, и Ромео немного расслабился. Взглянул в иллюминатор, на бескрайнюю светло-зеленую гладь воды, сходящуюся на горизонте с синим небом, принял две таблетки снотворного. Но напряжение не пускало его в объятия Морфея. Он думал о паспортном контроле в нью-йоркском аэропорту. Вдруг там что-то пойдет не так? Но, с другой стороны, для плана Джабрила не имело значения, где и когда его поймают. Однако сон все равно не шел. Ромео не питал иллюзий насчет страданий, которые ему предстояло вынести. Он согласился пожертвовать собой во искупление грехов его семьи, его класса, его страны, но теперь в душу закрался загадочный страх.

Наконец таблетки взяли верх, и он заснул. В своих снах он вновь стрелял на площади Святого Петра, а потом бежал, бежал, бежал… Он все еще бежал, когда стюардесса разбудила его. Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди. Стюардесса протянула ему пиджак, он взял с багажной полки небольшой чемодан. Прекрасно сыграл свою роль, проходя паспортный контроль, вышел в центральный зал аэропорта.

Сразу же заметил связных. Девушку в зеленой лыжной шапочке с белыми полосками. Юношу в красной бейсболке с синей надписью «ЯНКИ». Сам Ромео знаков отличия не имел: хотел сохранить за собой свободу действий. Он наклонился, открыл чемодан, сделал вид, будто что-то в нем ищет, при этом поглядывая на связных. Ничего подозрительного не заметил. Впрочем, проделывал он все это лишь для проформы.

Девушку, светловолосую, на вкус Ромео, слишком тощую, отличало очень серьезное выражение лица, которое как раз нравилось ему в женщинах. Хохотушек он не жаловал. Он задался вопросом, а какова она в постели, надеясь, что ему удастся соблазнить ее до того, как его арестуют. Он полагал, что ему это удастся без особого труда. Женщинам он нравился. В этом смысле он мог дать Джабрилу сто очков вперед. Она наверняка догадывалась, что он каким-то боком связан с убийством папы, а серьезные девушки с революционными воззрениями почитали за счастье отдаться герою подполья. В этом они находили воплощение своих романтических грез. Ромео заметил, что она держалась чуть в стороне от своего спутника.

Зато доброе, открытое лицо молодого человека, светящееся американским дружелюбием, сразу не понравилось Ромео. Американцы – бесхребетные говнюки, думал он, у них слишком легкая жизнь. Это же надо, за двести лет они так и не создали революционную партию. И это в стране, обязанной революции своим появлением на карте. Этот молодой человек, которого прислали встречать его, и был типичным представителем такой мягкотелости. Ромео подхватил чемодан, направился к ним.

– Извините, пожалуйста. – Ромео улыбнулся, по-английски он говорил с сильным акцентом. – Вы не подскажете мне, где останавливается автобус, идущий на Лонг-Айленд?

Девушка повернулась к нему. Вблизи она смотрелась получше. Он увидел маленький шрам на ее подбородке, который разом возбудил его.

– Вам нужен Северный берег или Южный?

– Ист-Хэмптон, – ответил Ромео.

Девушка улыбнулась очень тепло, даже с обожанием. Молодой человек взял чемодан Ромео.

– Следуйте за нами.

Они направились к выходу, Ромео – за ними. Шум автомобильного потока, толпы людей удивляли его. Их ждала машина. За рулем сидел другой юноша, тоже в красной бейсболке. Первый сел рядом с ним, Ромео и девушка устроились на заднем сиденье. Машина влилась в транспортный поток, когда девушка протянула Ромео руку.

– Меня зовут Дороти. Пожалуйста, ни о чем не волнуйтесь. – Молодые люди с переднего сиденья пробормотали свои имена. – Вы будете в полной безопасности. – В тот момент Ромео испытал агонию Иуды.

Вечером американцы постарались угостить Ромео вкусным обедом. Определили его в уютную комнату с видом на океан. Матрац, правда, был не очень, но Ромео это особо не волновало: он знал, что спать на нем ему придется не больше одной ночи. Обстановка стоила немалых денег, но тонким вкусом хозяева не отличались. Вечер они провели втроем, болтая на английском и итальянском.

Девушка Дороти его удивила. Выяснилось, что она не только красива, но и очень умна. Флиртовать с ним она не собиралась, так что надежды Ромео провести ночь в любовных утехах растаяли, как дым. Молодого человека, Ричарда, также отличала серьезность. Они, безусловно, догадались, что он участвовал в убийстве папы, но вопросов не задавали. Лишь относились с тем уважением и испугом, какие выказывают человеку, медленно умирающему от неизлечимой болезни. На Ромео они произвели самое благоприятное впечатление своей внешностью, интеллигентностью разговора, состраданием к беднякам, уверенностью в том, что убеждения у них правильные, а возможности – беспредельные.

Проведя тихий, спокойный вечер с молодыми людьми, искренними в своей вере, не имеющими ни малейшего понятия о том, какими страданиями и жертвами сопровождается любая революция, Ромео едва не впал в депрессию. Ну почему эти двое должны идти в тюрьму вместе с ним? Его-то освободят, он верил в план Джабрила, простой, эффективный, элегантный. И он добровольно согласился сунуть голову в петлю. А вот они останутся в наручниках, чтобы до конца испить горькую чашу революционеров. Даже возникла мысль предупредить их о беде. Но мир должен был узнать об участии в заговоре американцев. Этим двоим отводилась роль жертвенных барашков. Вот тут он рассердился за себя, очень уж у него доброе сердце. Да, в отличие от Джабрила он не мог бросить бомбу в детский сад, но уж заклание двоих взрослых не должно вызывать у него никаких эмоций. В конце концов, он убил папу.

Да и какие мучения выпадут на их долю? Ну, проведут несколько лет в тюрьме. Америка столь мягкотела, что их могут даже освободить в зале суда. Америка – страна адвокатов, которые не менее грозны, чем рыцари Круглого стола. И с крючка они могут снять кого угодно.

Вновь он попытался заснуть. Но кошмары последних дней, посетившие его над океаном, ворвались и в открытое окно. Опять он поднимал винтовку, видел, как падает папа, бежал через площадь, слышал отчаянные крики верующих.

Наутро, в понедельник, через двадцать четыре часа после убийства папы, Ромео решил прогуляться вдоль океана, омывающего Америку, вдохнуть последний глоток свободы. Спустился по лестнице притихшего дома. Дороти и Ричард спали на двух диванах в гостиной, словно охраняя его покой. Боль предательства погнала его за дверь, навстречу соленому ветру, дующему с океана. Он сразу возненавидел этот чужой для него берег, серые кусты, желтые сорняки, солнечные лучи, отражающиеся от серебристо-красных банок из-под кока-колы. Здесь даже солнце не грело, но его радовало, что миг предательства он встретит в гордом одиночестве, на пустынном берегу. Вертолет пролетел над головой и скрылся из виду. Неподалеку от берега застыли две яхты. Их экипажи не подавали признаков жизни. Кроваво-оранжевое солнце, поднимаясь все выше, желтело на глазах. Шел он долго, обогнул бухту, дом исчез из виду. По непонятной причине его охватила паника. Возможно, испугал лес сухих сорняков и высокой травы, подступавший к самой воде. Ромео повернул назад.

Вот тогда он и услышал вой полицейских сирен, увидел мигалки патрульных машин и направился к ним. Страха он не испытывал, не сомневался в Джабриле, хотя и мог скрыться. Его охватило презрение к американскому обществу, которое не могло толком и поймать его. Но потом в небе возник вертолет, обе яхты двинулись к берегу. Ромео пронзил страх, волна паники накрыла его. Теперь, когда шансов на спасение не было, ему хотелось бежать, бежать и бежать. Но он взял себя в руки и зашагал к дому, окруженному вооруженными людьми. Вертолет завис над домом. Новые вооруженные люди появились на берегу. Ромео разыграл сцену испуга, побежал к океану. Из воды поднялись люди в масках. Ромео повернулся, бросился к дому и увидел Ричарда и Дороти.

В ножных кандалах, в наручниках. Железные веревки привязали их тела к земле. И они плакали. Ромео знал, что они сейчас чувствовали. Давным-давно ему пришлось все это пережить. Они плакали от стыда, унижения, лишенные ощущений могущества, которые возносили их над простыми людьми. И их души переполнял ужас, они осознавали свою полную беспомощность, отдавали себе отчет, что теперь их судьбу будут решать не капризные, но иной раз и жалостливые боги, а сограждане, и по всей строгости закона.

Ромео мог подарить им лишь печальную улыбку. Он знал, что его через несколько дней освободят, он знал, что предал этих двух искренних последователей его собственной веры, но, в конце концов, это было тактическое решение, обусловленное не злобой или дурными намерениями. А потом армия вооруженных людей налетела на него и заковала руки и ноги в тяжелое железо.

* * *

На другом конце света, где высоко над землей висели спутники-шпионы, где верхний слой атмосферы прослушивали радары, куда, рассекая океанские просторы, спешили американские боевые корабли, в стране, на которую наводились ракетные установки, к границам которой подтягивались армии, Джабрил завтракал во дворце с султаном.

Султан Шерхабена верил в свободу арабов, в право палестинцев на создание собственного государства. Соединенные Штаты он воспринимал как главную подпорку Израиля: без американской поддержки Израиль устоять бы не смог. И план Джабрила дестабилизировать американское государство пришелся султану по вкусу. Его порадовал предложенный Шерхабену шанс унизить великую страну, не опасаясь применения силы.

В Шерхабене султан обладал абсолютной властью. И несметными богатствами: он мог ни в чем себе не отказывать, любая его прихоть выполнялась беспрекословно, но все это давно ему приелось и не приносило удовлетворения. Султан не имел грехов, которые могли бы «подперчить» его жизнь. Он строго соблюдал законы шариата, являл собой саму добродетель. Уровень жизнь в Шерхабене, спасибо огромным запасам нефти, был одним из самых высоких в мире. Султан строил новые школы и новые больницы. Он мечтал о том, чтобы превратить Шерхабен в Швейцарию арабского мира. А его эксцентричность проявлялась лишь в одном: в маниакальном стремлении к чистоте как во дворце, так и во всем государстве.

Султан принял участие в заговоре, потому что находил удовольствие в авантюрах, игре по-крупному, стремлении к высоким идеалам. Он понимал, что ни ему, ни его стране ничего не грозит. Потому что обладал волшебным щитом: миллиардами баррелей нефти, надежно упрятанной под принадлежащей ему пустыней.

Еще одним мощным побуждающим мотивом стало чувство благодарности, которое он испытывал к Джабрилу. Султан был одним из многих принцев, когда в Шерхабене после открытия огромных запасов нефти разгорелась жестокая борьба за власть. Американские нефтяные компании поддерживали оппонентов султана, которые, естественно, защищали американские интересы. Султан, получивший образование за границей, понимал истинную ценность нефтяных месторождений и боролся за то, чтобы они оставались в собственности Шерхабена. Началась гражданская война. И вот тогда очень молодой Джабрил помог султану захватить власть, убив его основных противников. Султан при всей добродетельности в личной жизни признавал, что политическая борьба имеет свои правила и законы, нарушать которые себе дороже.

Став во главе Шерхабена, султан предоставил Джабрилу столь необходимое ему убежище. Действительно, за последние десять лет Джабрил провел в Шерхабене больше времени, чем в любой другой стране. Жил он под другим именем, у него были дом, слуги, жена, дети. Более того, он занимал какой-то мелкий пост в чиновничьей иерархии. Раскрыть его легенду не удалось ни одной из иностранных разведок. За эти годы он и султан очень сблизились. Оба с интересом изучали Коран, оба получили образование в иностранных университетах. Объединяла их и ненависть к Израилю. Причем ни один не испытывал ненависти к евреям за то, что они – евреи. Нет, и султан, и Джабрил ненавидели официально признанное всем миром еврейское государство.

Султан Шерхабена лелеял тайную мечту, которой не делился ни с кем, даже с Джабрилом. Настанет день, когда Израиль будет уничтожен и евреи вновь рассеются по всей Земле. Вот тогда он, султан, завлечет еврейских ученых и инженеров в Шерхабен. Создаст университет, под крышу которого будут стекаться еврейские мозги. Разве история не доказала, что в генах этого народа заложено величие разума? Эйнштейн и другие еврейские ученые дали миру атомную бомбу. Какие еще загадки господа и природы смогут они разгадать? И разве они не братья-семиты? Время лечит ненависть. Еврей и араб смогут жить в мире и согласии и совместными усилиями превратят Шерхабен в великую державу. Да, он соблазнит их богатством и цивилизованностью, он будет уважать особенности их культуры. Кто знает, что из этого выйдет? Шерхабен сможет стать новыми Афинами. Мысль эта вызывала у султана улыбку. Глупость, конечно, но грезы еще никому не вредили.

Но теперь замысел Джабрила, возможно, мог превратить его жизнь в кошмар. Султан вызвал его во дворец, чтобы убедиться, что жестокость Джабрила можно удержать под контролем. Джабрил славился тем, что при проведении операции добавлял в заранее оговоренные планы собственные штрихи.

Султан настоял, чтобы Джабрил принял ванну, побрился, насладился компанией лучшей танцовщицы дворца. И лишь потом принял его на застекленной, оснащенной системой кондиционирования террасе.

Султан понимал, что может говорить откровенно:

– Я должен тебя поздравить. Ты прекрасно все рассчитал, и, должен сказать, удача на твоей стороне. Аллах, без сомнения, приглядывает за тобой, – он тепло улыбнулся Джабрилу и продолжил: – Мне сообщили о том, что Соединенные Штаты заранее согласны на все твои требования. Прояви благоразумие. Ты унизил величайшую державу мира. Ты убил крупнейшего религиозного лидера планеты. Ты добьешься освобождения убийцы папы и плюнешь им в лицо. Но не требуй большего. Подумай, что может за этим последовать. Весь мир будет охотиться за тобой.

Джабрил заранее знал, что этого разговора не избежать, но ему хотелось получить как можно больше информации, прежде чем вступать в переговоры. На мгновение он даже подумал, а не хочет ли султан лично возглавить операцию.

– В Шерхабене я буду в полной безопасности, – ответил Джабрил. – Как всегда.

Султан покачал головой:

– Ты знаешь не хуже моего, что по завершении операции они все свое внимание сосредоточат на Шерхабене. Тебе придется искать другое убежище.

Джабрил рассмеялся:

– Стану нищим в Иерусалиме. Но тебе надо волноваться за свою жизнь. Они узнают, что ты принимал участие в этой истории.

– Не обязательно, – возразил султан. – Я сижу на океане самой дешевой в мире нефти. Кроме того, американцы уже вложили в Шерхабен пятьдесят миллиардов долларов, а то и больше. Нет, думаю, меня простят гораздо быстрее, чем тебя или твоего приятеля Ромео. Джабрил, друг мой, я хорошо тебя знаю, в этот раз ты многого добился, устроил миру показательную порку. Пожалуйста, не испорть все одним из своих маленьких финтов в самом конце игры. – Он помолчал. – Когда я смогу сообщить им твои требования?

– Ромео уже на месте, – ответил Джабрил. – Объяви ультиматум в полдень. Они должны согласиться на все во вторник, до одиннадцати утра. В переговоры я вступать не буду.

– Будь очень осторожен, Джабрил, – предупредил его султан. – Дай им больше времени.

Они обнялись, прежде чем Джабрила отвезли на самолет, контроль над которым обеспечивала его команда, прилетевшая из Рима, и еще четыре человека, поднявшиеся на борт в Шерхабене. Все заложники, включая экипаж самолета, разместились в салоне экономического класса. Самолет одиноко стоял в центре летного поля. Толпы зевак, телевизионщики и газетчики, слетевшиеся со всего света, находились в пятистах ярдах, за кордоном, образованным войсками султана.

Джабрил вернулся на самолет под видом грузчика, который помогал разгружать подвозимые к самолету воду и продукты.

В Вашингтоне, округ Колумбия, только началось утро понедельника. Расставаясь с султаном, Джабрил сказал:

– Теперь мы увидим, какой характер у этого Кеннеди.