Читать книгу Восточный плен. Княгиня - Мариша Кель - Страница 3

Взошло солнце, и, словно повинуясь его дирижерской палочке, разом грянул многоголосый хор города, и партии его исполнялись порой нестройно, ярко, отдельно друг от друга. Просительный звон молельных колокольчиков, словно стая испуганных голубей, как по команде взмывал в небо и, затем только стихая, терялся в облаках. Пронзительные крики, зовущие верующих на молитву, сложно сочетались с оглушительными призывными воплями торговцев, расхваливающих свой товар на всевозможных языках и диалектах. Свистки, цокот подков по улицам, хриплые осевшие голоса уличных певцов, исполняющих песни на различных языках и на любой лад. Но весь этот гам и гомон было нельзя сравнить по силе мощи с канонадой, выбиваемой жестянщиком. Всю эту какофонию Мари слышала, когда рабы, нёсшие её паланкин15, пересекали оживлённый рынок.

Экзотические запахи щекотали Мари нос, это была неповторимая гамма пряных ароматов, которые источали корзины со съедобными кореньями, специями и целые мешками разноцветных порошков. И этот букет запахов пропитывал собой воздух, придавая рынку ни с чем не сравнимую атмосферу.

Рабы-евнухи пронесли паланкин Мари мимо поющих фонтанчиков, потом повернули с главной улицы рынка туда, где были расположены частные дома, в которых также велась не менее оживлённая торговля. И когда они стали взбираться на холм и оживление рыночных улиц стало менее слышно, Мари выбралась из своего паланкина, предпочтя немного пройтись пешком, предусмотрительно прикрыв лицо чадрой.

Со всех сторон сновал бесконечный поток носильщиков, занимающихся доставкой всего чего угодно. Согнувшись под тяжестью груза, зажав в зубах списки заказов, они с раннего утра до поздней ночи бегали без устали по людным улицам, довольные тем, что у них есть работа.

– Этим людям неважно, какой ценой достается им кусок хлеба, – услышала позади себя Мари голос Арифа. – Улицы порой так узки, что по ним не проедешь, поэтому мелкие лавочники пользуются услугами носильщиков. А те и рады заработать. Не пугайтесь, моя дорогая.

Ариф бережно взял свою подопечную под локоть и повёл далее. Вместе они, не без труда сумев высвободиться из потока мужчин с баулами и тюками, оказались на более узкой, но достаточно свободной от нескончаемого потока людей улочке.

– В Константинополе есть немало и тех, кто зарабатывает себе на жизнь менее праведными трудами. Городские жулики и мошенники, особый клан людей с фантастическим умением очаровывать человека, они балансируют где-то на грани закона и действительно опасны для молодой женщины. Почему вы выбрались из паланкина?

– Мне захотелось пройтись и всё получше рассмотреть, – солгала Мари.

Конечно же, она рассчитывала затеряться в благословенной толпе и попытаться сбежать. Но после предостережения Арифа её пыл в желании сбежать поубавился.

В особняке Арифа Мари провела более месяца, и всё это время Паскаль, а порой и сам паша брали на себя роль наставника, знакомя её с доселе неизвестным и обучая всему, что было необходимо знать эфенди султанского гарема.

Ариф-паша в этот месяц довольно часто отлучался, оставляя Мари на попечение Паскаля с его долгими изнурительными поучениями. Самым сложным для Мари было привыкнуть к её новому имени, она практически не отзывалась, когда её звали Мерьем, и настойчиво упорствовала в своём неповиновении.

Когда Ариф бывал в городе, он часто приглашал Мари пообедать с ним. Казалось, он был очарован ею. Его поражало, что она довольно часто обыгрывала его в шахматы и увлечённо обсуждала, на его взгляд, скучные для женщины политические темы. Она знала, что после того, как он позволял ей удалиться на покой, он призывал в свою спальню одну из своих жён или наложниц. В гареме постоянно только и обсуждались предпочтения господина. Наложницами и старшей женой строго велся учёт, кого и сколько раз он приглашал на ночь к себе. Однако общество за трапезой ему составляла только Мари.

В османском гареме существовала иерархия. На её вершине стояла мать правителя – валиде. Следующей ступенью была первая жена, официальная или неофициальная. Родить первой сына – это была мечта, наверное, почти всех обитательниц гарема. Такую женщину называли баш кадын, что означало главная женщина султана. Вторую жену называли икинджи кадын, третью – учюнджю кадын, четвертая – дёрдюнджю кадын, далее Мари уже была просто не в состоянии запомнить. Позднее, во времена султана Сулеймана, был введён еще один гаремный титул – хасеки. О нём Мари уже знала, но даже и думать об этом не хотела…

В один из вечеров, когда Ариф-паша вновь призвал Мари к себе в покои, он рассказал ей странную историю.

– Слышала ли ты, Мерьем, французскую народную сказку, легенду о коварном муже, жены которого отправлялись на тот свет при странных обстоятельствах и по неизвестным причинам? – начал он, как всегда, в своей загадочной манере.

– Нет, – покачала головой Мари, – не слышала. Вы расскажете?

– Нет. Я расскажу тебе правдивую историю, Мерьем.

Взгляд Мари тут же переменился с сосредоточенно-внимательного на холодно-колкий.

Ариф на это благосклонно улыбнулся и продолжил:

– Тебе не нравится это имя?

– Нет. Мне нравится моё имя. Мари.

– Мари… Мария… Ма-ашэнка, – мягко, с тёплым восточным акцентом произнёс он. – Правильно?

Она кивнула.

– Мерьем – очень схоже по звучанию, ты не находишь?

– Не нахожу. Вы начали рассказывать о мужчине, чьи жёны беспричинно погибали, – попытавшись сменить тему, вежливо напомнила ему Мари.

– Да-да… Я помню, – улыбнулся Ариф и продолжил: – Во время Восточной кампании Османская империя сделала большой заём у Англии, и нашего правителя Абдул-Меджида занимали уже не столько внутренние преобразования, сколько проблемы внешнего долга. Чтобы заплатить за стоимость Крымской войны, султан был вынужден также занять значительные суммы у своих французских и британских союзников.

Ариф сделал паузу, но Мари многозначительно ему кивнула, тем самым давая понять, что внимательно его слушает и понимает суть их разговора.

Кивнув Мари в ответ, паша продолжил:

– Вернуть эти деньги имперская казна была не в состоянии. Неудачи сломили султана. Он утратил интерес к государственным делам и уединился в своём великолепном дворце, спрятавшись от всего мира. Уставший от проделанных преобразований, он не чувствовал ни благодарности, ни любви от озлобленного, вечно требующего народа. В какой-то момент правитель стал проявлять апатию к государственным делам. Он ушёл с головой в личную жизнь и стал тратить огромные суммы на свой гарем и облагораживание дворца Долмабахче.

Ариф задержал проницательный взгляд на задумчивом лице собеседницы, пытаясь понять ход её мыслей, затем продолжил.

– Но и тут нашего султана постигла злая судьба, – обречённо прибавил он.

– Первой в гареме султана умерла Зейнимелек ханым-эфенди – вторая икбал падишаха. Следующей стала Хюснидженан – третья гёзде. Третья жена султана Дюздидиль скончалась спустя два года. Через какое-то время гарем снова похоронил фаворитку – четвертую икбал Нергиз-ханым. Хошьяр умерла при родах, и напасти не оставили моего султана – в тот же год скончался и маленький наследник Мехмед-Фуад.

Главную икбал Нюкхетсезу падишах потерял через год. Она успела стать матерью троих детей. Айше-султан и шехзаде Ахмед не выжили.

Через два года умерла легендарная Гюльджемаль – мать Мехмеда, и две его девочки скончались маленькими. Далее повелитель попрощался навечно сразу с двумя любимицами. Тиримюжган – красавица черкешенка. Кадын родила султану двух дочерей и сына. Наиме и Мехмед-Абид не выжили. И уже через неделю скончалась икбал Несрин. Четверо малышей Несрин ушли ещё раньше один за другим, порадовав родителей всего несколько лет, осталась только султанша Бехидже. Навекмисаль умерла вскоре после свадьбы с султаном. В течение последующего года гарем потерял ещё одну икбал Джейланкяр. Фаворитка ушла через три года после смерти своего малыша Мехмед-Рюшди. И месяц назад ушла из жизни гёзде Шаян. Её смерть стала последним ударом для султана…

Ариф умолк, и в тишине Мари лишь слышала его разгорячённое, глубокое дыхание.

Если бы она не знала этого человека, то могла бы поклясться, что у всегда спокойного и в высшей степени владеющего своими эмоциями османского паши Арифа-эфенди дрожали губы.

– Причина столь частых смертей? – без капли жалости в голосе произнесла она.

– Неизвестно, – покачал головой Ариф. – Были версии насчёт болезней лёгких…

– Чахотка?

Голос Мари предательски дрогнул.

Паша кивнул, продолжая сурово глядеть на Мари.

– Ты должна вдохнуть в султана новую радость жизни… Если наш повелитель погибнет, ему на смену придёт его младший брат…

Ариф резко поднялся со своего места, что-то гневно прошептав по-турецки.

Мари знала уже достаточно слов, чтобы понимать турецкую речь, но таких выражений она прежде не слышала, хотя и смогла по тону угадать их смысл.

– Абдул-Меджид лучший правитель для нынешнего времени и племени, если же к власти придёт его брат Абдул-Азис, то империя рухнет, и в Константинополе поселится хаос. Брат султана – энергичный и амбициозный человек, но он всегда волею судеб оказывался в тени своего блистательного брата, и если ему выпадет шанс, как он считает, восстановить справедливость, он его, видит Аллах, не упустит.

Ариф, приблизившись к Мари, встал перед ней на одно колено.

– Ты поможешь мне спасти нашего султана и не допустить падения империи. Ты обладаешь редкими качествами, ты можешь возвышать человека, находящегося рядом с тобой, ты способна сострадать и любить, ты величественно и сдержанно проста, как сама природа. Он будет в восторге и восхищении от тебя, в коих чувствах пребываю и я, находясь рядом с тобой. Если ты подаришь султану свою преданность, если ты исцелишь повелителя своей красивой любовью… Перед тобой откроются возможности, которых ты не смела и вообразить.

Мари глядела на него, затаив дыхание.

– А смогу я оживить мужа?– сквозь сжатые до боли зубы словно процедила она.

Арифу этот вопрос не понравился. Он резко поднялся, приблизился и стал напоминать грозовую тучу, в один миг нависшую над ней.

– Ты не хочешь по-хорошему, – со злой, но деланной лаской в голосе подытожил он.

Мари это ничуть не испугало, и она продолжила в том же духе, как начала:

– Вы обещали рассказать мне о муже… Вы не держите своих обещаний, как же я могу вам доверять в столь грандиозных планах в отношении султана и спасении вашей империи?

Его очень позабавила её блистательная оборона. Ариф тут же смягчился и, вновь заняв своё место напротив Мари, спросил:

– Что ты хочешь знать?

Переведя дыхание, она быстро произнесла давно заготовленные слова, ни на секунду не задумываясь об их подборе, слова, которые были готовы сорваться с её губ уже давно, она их вынашивала, они жгли её своей безответностью.

– Как он умер?

– Точно не знаю, – тут же ответил Ариф. – Я знаком с той влиятельной особой, что выкупила его на невольничьем рынке.

Мари в приступе отчаяния прикрыла глаза, но продолжила свои расспросы:

– Кто она?

– Не могу сказать, но она как-то обмолвилась мне при встрече о том, что русский князь не выдержал церемонии, то есть процесса посвящения в евнухи, если вы понимаете, о чём я. Он не смог пережить…

Мари вихрем взметнулась со своего места.

– Прекратите! – точно разгневанная фурия, теряя самообладание, выкрикнула она.

Ариф, встав и выпрямившись во весь свой внушительный рост, уже мягко продолжил:

– Вы сами настояли на том, чтобы я вам это поведал…

Он склонился в почтительном поклоне, этим давая понять, что их вечер и разговор окончены.

После этой встречи он не вызывал к себе Мари целых четырнадцать дней. И правильно поступал! Не находя себе места в стенах удушливого гарема, она точно дикая кошка металась днём, а по ночам лила горючие, отчаянные слёзы. Мари не хотела в это верить! Она не смела поверить в эту откровенную и гнусную ложь! А кроме того, доверяя своим чувствам и интуиции, она ни на секунду не сомневалась в том, что её муж жив.

В эти жуткие дни даже Паскаль побаивался без особой нужды попадаться на глаза своей госпоже.

Как-то раз он попытался вразумить непокорную княгиню и начал было восхвалять по наказанию Арифа султана Абдул-Меджида. Он говорил, что правитель возведёт Мари в ранг богини, так как питает особую слабость ко всему иноземному, любит европейскую музыку, говорит по-французски и по-русски и даже заимел при дворе небольшой театр, где исполняются драмы и оперетты. После этой увлечённой и высокопарной речи Мари опрокинула на голову бедного евнуха поднос со своим обедом. Паскаль был чрезвычайно огорчён, ведь он искренне начал привязываться к своей хозяйке. И был несправедливо наказан, в очередной раз пытаясь накормить невольницу.

И вот теперь, сегодняшним днём, Мари сделала попытку вырваться из стен гарема, освободится из неволи своих печальных мыслей. И, сделав первый шаг к осуществлению своего плана, выйдя из паланкина, она неожиданно встретила Арифа. Конечно, за ней следили, и она поняла, что все её попытки побега без помощи друзей и союзников будут тщетны. Ей хотелось плакать, выть от беспомощности, но она научилась никому не показывать свои истинные чувства. Так они и стояли друг против друга, и Мари без боязни, даже с иронией, смотрела в глаза молчаливо-грозному паше.

Но совершенно неожиданно из-за угла покосившейся лавочки появился молодой цыган, выведя за собой на цепи огромного дрессированного медведя. От удивления и неожиданности Мари взвизгнула, а лицо Арифа приобрело растерянно-паническое выражение. Он тут же схватился за ятаган16, который всегда висел на его поясе. Прикрывая собой испуганную подопечную, он встал перед ней, готовый в любой момент принять бой. Но цыган что-то выкрикнул, судя по всему, на испанском языке, и, непрерывно продолжая тараторить, раскинул свои руки, словно защищая животное. На Арифа это произвело должное действие, и он опустил клинок.

– Что он сказал? – тихо полюбопытствовала Мари, разглядывая цыгана и медведя из-за широкой спины своего защитника.

– Он говорит, что зверь не причинит нам вреда. Что он купил его у живодёра и тем самым спас медведю жизнь. Он хочет, чтобы Омир…

– Омир – это имя медведя? – уже осмелев и сделав шаг навстречу цыгану, уточнила Мари.

– Верно. Омир умеет танцевать и может для тебя это сделать за пару монет.

– Но у меня нет монет, – точно опомнившись, разочарованно произнесла она и остановилась.

Вид зверя вызывал сострадание – его шерсть свалялась и бугрилась комками и клочьями неопределённого цвета, а продетое через ноздри кольцо придавало ему сходство с потрёпанным в боях пиратом. Мари ужасно, по-детски, захотелось посмотреть, как Омир будет танцевать, кроме того, не нужно было особого ума, для того чтобы понять: чтобы медведь ел, ему нужно танцевать.

Ариф без лишних слов протянул цыгану горсть монет, и по лицу паренька стало понятно, что это было гораздо больше желаемой суммы. Да и потрёпанному голодному зверю не понадобилось отдельного приглашения, видимо, приученный к звуку и виду монет в руках хозяина, он уже точно знал, что от него потребуется в данный момент.

Оторвав свой увесистый зад от земли, зверь чуть приподнялся на задних лапах и под довольно сносную игру хозяина на маленькой скрипке, вызывая умиление и сочувствие, неуклюже закружился.

Как это всё наполнило душу Мари радостью и грустью, как чудесно играла скрипка, как грациозно танцевал медведь! Улыбка на её губах становилась всё шире и ярче, прогоняя тени пережитого горя и тоски с её лица.

Этот импровизированный концерт длился ровно до тех пор, пока на горизонте не появились блюстители закона и порядка улиц города.

– Если поймают – оштрафуют и медведя отберут, – прервав выступление, протараторил по-испански цыган. – Поэтому пора бежать. А это нелегко, когда приходится такого чёрта силком тащить…

В этот раз медведь охотно последовал за хозяином, и они благополучно скрылись в дальнем переулке.

Мари не могла сдержать смех, когда Ариф перевёл фразу, что бросил напоследок горе-дрессировщик.

Тут же её вниманием завладел бодрый старичок с длинной седой бородой и в ярко-красном тюрбане.

– Вы думаете, что я простой торговец? Ничего подобного… – сказочно начал он.

Мари с трудом, но всё же смогла понять его слова, с гордостью осознав, что хоть что-то смогла усвоить из уроков Паскаля.

– Я – могущественный целитель, – убедительно продолжал вещать старик, пытаясь увлечь женщину за прилавок своей крошечной лавочки. – Ко мне приходят, чтобы излечиться от недугов. Например, если человек мается животом, в моей лавке есть корень волшебного растения. Его нужно прокипятить, а потом остудить, а затем только пить получившийся отвар. Если же человека одолевают страхи и видения, то достаточно сжечь вот эту змеиную шкуру, и злые духи оставят беднягу в покое…

Мари, как ни пыталась, ничего не могла понять из речи увлечённого рассказчика. Но тут над её головой раздался заговорщический голос Арифа:

– Помнишь, я говорил тебе о шарлатанах и мошенниках?

Она в ответ поспешно кивнула.

– Это как раз тот самый случай, нагляднее урока не придумаешь. Смотри и запоминай.

И, что-то прибавив непонятное по-турецки, Ариф повёл её дальше по лабиринтам шумного, яркого турецкого рынка.

Проблуждав больше часа по узеньким рыночным улочкам, паша остановил восхищённую Мари возле низенького, неприметного домика.

Жестом приказав охране и рабам оставаться снаружи и ждать, он провёл свою спутницу внутрь помещения.

Прикрыв за собой двери, Ариф плавным движением отвёл с её лица чадру.

– Здесь ты можешь открыть лицо, – тихо произнёс он, с нежностью заглянув в удивлённые глаза Мари.

– Selamlar, sevgili dostum! Allah yaşlı adamı unutmana izin vermez17.

Мари и Ариф одновременно повернулись на хриплый голос, раздавшийся из глубины увешанной разноцветными коврами лавки.

Еле передвигая ноги и шаркая подошвами сандалий, к ним медленно, раскинув трясущиеся руки в радостном приветствии, приближался мужчина в глубоко пожилом возрасте.

– Это ковровая лавка почтенного Мурад-бея, – произнёс Ариф и поспешил навстречу радостному старику, раскрыв руки в ответном приветствии.

– Ас-саля́му‘але́йкум, Мурад-бей, да пошлёт тебе Аллах долгие годы, мой дорогой друг, мой учитель, пусть твои добрые глаза ещё долго смотрят на этот мир. – И он учтиво склонился к ногам старика.

– Ва-‘аляйкуму с-саля̄м, – прошамкал старик, кивая седой головой. – Что привело тебя к самому древнему мира сего? – пошутил он и перевёл свой заинтересованный взгляд на Мари.

Она кивнула и, подобно Арифу-паше, в поклоне опустилась к ногам Мурад-бея.

– Мы с госпожой Мерьем, – представил Ариф свою спутницу, – посетили тебя с тем, чтобы купить пару ковров, учитель.

Мари легко смогла понять смысл сказанного и, вновь склонившись, уверенно произнесла на турецком:

– Доброго дня, Мурад-бей.

Мурад-бей в широком жесте повёл рукой, как бы приглашая дорогих покупателей оценить товар и, как позже поняла Мари, дело всей его жизни.

На стенах, на полу и даже на потолке в хаотично-искусном беспорядке красовались ковры и полотна, изготовленные из шерсти и украшенные геометрическими фигурами и всевозможными растительными мотивами. Ушаки насыщенно-красного цвета с медальонами, арабесками жёлтого и синего цвета, сложно переплетённые ромбы гольбейнов и кружевные арабески ковров лотто… Более всего Мари понравились простые рисунки в скромной, но изысканной цветовой гамме ковров юрук и изготовленные из тончайшего шёлка хереке.

На одном из последних Мари задержала свой восторженный взор.

– Позвольте, я расскажу вам, почтенная госпожа, о своём искусстве? – предложил ткач.

Мари поспешно кивнула в знак охотного согласия и с мягкой улыбкой на губах подошла ближе к старику. Чуть помедлив, она произнесла:

– Bu güzellik nasıl ortaya çıkıyor?18

Мурад-бей беззубо улыбнулся.

– Вязкой узлов и хитрых сплетений… Если у этого мира есть верх, то у него должен быть и низ… Когда между узорами судьбы образуются щелевые просветы, только любовь может спасти. Любовь к женщине, любовь к Аллаху, любовь к своему делу… Жизнь, лишённая любви, становится бесцветной и безвкусной, как халва из снега.

Когда старец закончил, Ариф перевёл для Мари его слова и прибавил:

– Мурад-бей – один из самых древних мастеров ткацкого дела. А ещё он мудрец и пророк. Все в округе от мала до велика почитают и превозносят его талант и мудрость.

– Он очень точно выразился о красках любви, – задумчиво произнесла Мари.

– Помимо красок любви существуют ещё краски верности и чести, краски счастья и горести. Они вплетаются в ковёр человеческим трудом, и только потом корень морены, индиго, шафран или грецкий орех отдаёт ему свой цвет.

– Грецкий орех?!

– Чёрный или коричневый цвет.

Ариф провёл рукой по мягкому ворсу тёмно-пурпурного цвета.

– Только турецкие ковры обладают индивидуальной палитрой, включающей насыщенный пурпур. И только сверкающий жёлтый и яркий зелёный цвета могут идти в дополнение к более обычным оттенкам красного и синего в наших коврах.

Колокольчик при входе тревожно оповестил о вновь прибывшем госте, и головы присутствующих обернулись на этот звук.

На пороге появился уличный попрошайка.

Мари с любопытством стала наблюдать за последующими действиями хозяина лавки. На её родине беднягу давно бы уже погнали кнутом или палками. Но Мурад-бей даже не переменился в лице, его черты хранили прежнее спокойствие и добродушие:

– Воды, – протянул осипшим голосом нежданный гость.

– Мальчик мой, – обратился к Арифу-паше старец, – принеси этому доброму человеку стакан воды и хлеба.

Ариф кивнул и скрылся в подвесных ковровых коридорах. А Мурад-бей жестом пригласил человека пройти в его лавку.

Мари было так странно и в то же время так спокойно… Её немного удивило такое вольное и свободное обращение старца к грозному и повелительному Арифу-паше. И то, что он, немощный старец, практически одним словом заставил второго человека в Константинополе после султана прислуживать бездомному нищему.

Раздумья Мари прервал этот самый несчастный. Он как-то резко качнулся и после буквально согнулся пополам в приступе раздирающего кашля.

Ни на секунду не задумавшись о последствиях, Мари метнулась к несчастному, успев его подхватить, прежде чем тот начал валиться на дощатый пол.

– Что с вами?.. – вырвалось на родном языке.

Обхватив обеими руками огромного по сравнению с ней мужчину, она провела его к креслу, на которое указал Мурад-бей.

Не в состоянии ни на миг остановить лихорадочный приступ лающего кашля, мужчина крепко прижимал обе руки ко рту, тем самым не позволяя себе сделать вдох. Лицо его к тому же было основательно перемотано ветошью, что ещё сильнее затрудняло дыхание.

Когда Мари попыталась снять с его головы удушающее тряпьё, он, перехватив её руку, с завидной для этого состояния силой отвёл её от себя. В этот момент кусок материи сполз с нижней части его лица, и взору Мари открылись резко очерченные губы и яркая струйка алой крови, сверкающая на нижней губе.

Словно окаменев в этот момент от страшной догадки, Мари безошибочно узнала причину недомоганий несчастного. А главное, она помнила, каким быстрым и безжалостным мог быть конец от этой болезни.

Чахотка унесла первого мужа Мари, Алекса. Тогда молодая графиня Валевская была совсем ещё юна и неопытна. Страшась недуга супруга, она практически не прикасалась к нему, даже боялась говорить с ним в его последние жуткие дни.

Вспомнив прошлое, она ощутила вновь свою вину перед больным мужем, беспомощность, стыд и сожаление. Мари сама не смогла бы себе объяснить, отчего она порывисто опустилась рядом с больным мужчиной на колени, но она отчётливо произнесла на турецком:

– Я могу помочь. Я знаю как!

Красивые глаза смотрели на неё с удивлением сквозь прореху в грязной истлевшей ткани.

– Снимите это, – указав на тряпку на его голове, скомандовала она.

Вторая волна подступающего кашля заставила мужчину повиноваться. Позволив Мари освободить от ветоши хотя бы нижнюю часть лица, он вновь погрузился в терзающий грудной кашель, напоминающий безудержный лай.

Мари не заметила возвращения Арифа, но она почувствовала его присутствие спиной.

Ни слова не говоря, он протянул ей кружку с водой.

Наспех его поблагодарив, Мари прибавила:

– Попросите его попытаться сделать глоток. Пусть попробует дышать ровнее… Насколько это возможно.

Ариф кивнул и перевёл мужчине просьбу Мари.

Распахнутые глаза из прорези с нескрываемым живым интересом неотрывно наблюдали за действиями женщины.

Вытащив из-за пазухи белоснежный льняной платок – он был неотъемлемой частью женского гардероба в подобном климате, – Мари щедро смочила его водой. Приложив кусочек материи к губам страдающего, она медленно произнесла:

– Пейте…

Когда губы мужчины крепко сжались и дыхание чуть успокоилось, он начал понемногу высасывать из ткани живительную влагу.

– Вот и хорошо… Молодец… Правильно… – кивала, подбадривая и успокаивая его, Мари. – Пейте, пейте…

После пяти глотков незнакомец устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла.

Мари отёрла ему губы и, поднявшись с колен, встретилась с тяжело-задумчивым взглядом Арифа.

– Нам пора, – произнёс он и стремительно вышел из лавки торговца.

Только когда колокольчик звякнул, а двери захлопнулись, Мари перевела удивлённый, непонимающий взгляд на Мурад-бея.

– К котлу ума нужен ещё черпак счастья, – только и произнёс старик.

Но Мари, не поняв его слов, поклонилась и вышла вслед за Арифом, звякнув на прощание колокольчиком входной двери.