Читать книгу Седьмая девочка на седьмой веточке - Мария Александровна Климова - Страница 2

– Грабли хороши только на даче, а в личной жизни они причиняют сплошное неудобство! Особенно, когда наступаешь на них регулярно, и они бьют в одно и то же место! – Голос Татьяны пробивался сквозь шум дождя и движения города.

Перескакивая через огромные лужи, Нина кивала головой в такт словам подруги. Все это верно. И про грабли и про больное место. Правый ботинок промок насквозь, а на левом порвался шнурок. Зонта с собой не было, он лежал на вешалке в прихожей, и не испытывал всей представшей на улице непогоды. Так же не испытывал никаких неприятностей кот Семен Семеныч, прекрасно проводивший свою жизнь между миской и диваном, изредка утруждая себя умыванием. Все остальное время отдано покою и наслаждению этой прекрасной жизнью, в которой его нежили, любили, кормили и опять нежили. Рассуждения Нины о невероятно счастливой жизни кота прервал вопрос.

– Заяц, ты уснула что ли?! Отзовииись!!! У нас все в силе? – Танькин голос ворвался в ухо, и кажется, проделал дыру, где-то в области мозга.

Нина сто раз уже успевшая покорить себя за безумную глупость, на которую сама себя и подвигла, и, наступив в очередную лужу, отрапортовала Таньке, придав своему голосу наигранную, оттого по-идиотски неестественную бодрость.

– Конечно, Танюша! Я уже подбегаю, буду ну, максимум минут через пять!

«Черт, дернуло же меня ввязаться в эту авантюру. Впрочем, какая же это авантюра? Так, бестолковые надежды и попытки свалить ответственность за свою личную жизнь, положиться на рок судьбы, услышать знак свыше и следовать всем указаниям, полученным… От кого полученным?! От цыганки! И кто её в этом поддержал? Конечно же лучшая, и в общем-то единственная подруга – Танька..»

Тридцать. Именно столько лет она дружит с Танькой. Именно столько лет они дуг-друга знают, и не помнят себя порознь, и больше двадцати лет назад к ним и приклеилось прозвище «Ну, погоди». Специально не придумаешь, фамилия Нины – Зайцева, а Татьяны, как вы уже верно догадались – Волкова. По жизни они своим фамилиям соответствовали на все сто. Татьяна в свои тридцать лет, рвала и метала по жизни. Управляла сетью вино-водочных магазинов, остервенело боролась с конкурентами, со свекровью, мужем, не желавшим трудиться, вороватыми работниками и всем миром в целом. Она запросто могла не то что зарычать, но и вполне ощутимо покусать.

Нина же напротив, работала в организации, которую если бы и упразднили, то никакого ощутимого дискомфорта население Земли, да что там Земли, население города, совершенно бы не ощутило. Организация гордо именовала себя длиннющим названием, но полезнее она от этого не становилась. «Центр социальной помощи семье и детям Ленинского района города Твери». Занимались тут тем, что строчило ответы, то в отдел опеки, то в отдел по делам несовершеннолетних, о проделанной работе с детьми и их безалаберными родителями. Кто по-пьяному делу, ребенка трехлетнего на улице оставит, кто не желает его кормить, поить, одевать, а кто и вообще решает, что ребенок это слишком ответственно, да и дорого, и пусть уж лучше государство его воспитает. Вот.

Но справедливости ради не только родители бедокурили, но и детки-конфетки попадались разные. Те, что постарше, лет тринадцать-пятнадцать все больше по своей пытливой подростковой натуре пробовали пить, все что горит, нюхать, все что вдыхается и курить, всё, что можно поджечь. На этом и попадались с немыслимой регулярностью, различным «бдящим» органам. А уж эти органы, сцапав очередного естествоиспытателя новых ощущений, отправляли дальше информацию по инстанциям, чтоб каждый мог почувствовать в себе педагога и наставника, и вразумить глупого недоросля, что «негоже в себя толкать всякую гадость», «а вам товарищи родители, надо быть внимательнее к своему драгоценному отпрыску, и к друзьям его окружающим».

В двух словах вся работа сводилась к тому, чтобы всеми правдами и неправдами пригласить набедокурившую семью в «Центр», прочитать нотацию о том «как надо жить», чтобы не попадать в поле зрение различных инстанций, а затем предложить семье услуги «Центра». Консультация вечно аморфного психолога, замороченного больше своими личными проблемами, нежели клиентскими. И занятия в тренажерном зале, который помог организовать районный депутат в период предвыборного припадка. С барского плеча, организация получила шесть спортивных тренажеров, которые, депутат хотел выбросить, но вовремя опомнился, и отдал на благо безнадзорным и беспризорным детям, за что ему были вечно благодарны. И обязаны, разумеется. Еще одна услуга – «гуманитарка». Не подумайте, что это теплые одеяла, остро необходимые медицинские препараты и продукты питания. Нет, это все то, что населению жаль было выкинуть из своих квартир на помойку. Поэтому десятиметровое помещение «гуманитарки» вполне могло вызвать зависть у киношников, которые снимают ленту о конце 50-х, 60-х годов. От атласных лифонов с заплатами, превышающими размер лифона, до пальто с каракулевым воротничком. Вот таким нехитрым арсеналом услуг располагал «Центр социальной помощи семье и детям Ленинского района города Твери», призванный победить всю беспризорность и безнадзорность ввереной ему территории. «Догнать и причинить добро!», можно сказать, что это и была миссия организации.

Там Заяц и прыгала, между вечно недовольным директором – Иннокентием Харитоновичем, вредность которого сравнима лишь с женщиной в период климакса, и провинившимися перед законом гражданами, которые то и дело норовили послать в такие дали, что возвращаться оттуда устанешь. Из неоспоримых плюсов работы – коллектив девчонок-энтузиасток, которые, как и Нина верили в пользу своей работы, и старались выполнять ее максимально добросовестно. Дружба против директора тоже влияла на сплоченность трудового коллектива лучше всяких психологических тренингов. Бурные обсуждения его прически, которая вставала дыбом, слюней, летевших на стол, во время разбора полетов на ежедневной планерке, или фото Путина В. В. в генеральском мундире на столе, с которым, как он считал, очень похож внешне, все это делало их одним общим и одним целым организмом. Ведь всем известно, что ничего так не сплочает женский коллектив, как дружба против директора, и обсуждение отношений полов. О личной жизни все делились с охотой и максимальным откровением. Потому, как личной жизни толком ни у кого и не было.

Например, Нинина тягомотина тянулась вот уже целых три года. И не туда, и не сюда… Надо было бы решить все. Но как-то толи сил не хватало, толи духа? Неожиданно добавили силы прошедшие выходные. Случайно перепутав одинаковые телефонные аппараты, свой и его, Ниночка прочитала смс, о нежных чувствах, и нежных воспоминаниях от некой Светы, которая точно, не являлась его сестрой, как пытался уверить ее кавалер, а как впоследствии оказалась, банально была еще одной дамой сердца. В дамах явно был перебор, становиться одной из череды зайчиков, солнышек, пусиков не хотелось. Перспективы перейти на другую ступень отношений развалились, как и трехгодичные отношения. Это были уже третьи «грабли» Нины, первые она отправила на помойку отношений пять лет назад, но, как, оказалось, нашла вполне подходящие замены.

«Что ж, пора бы освоить и более полезные инструменты труда, и не такие болезненные? Только где их взять-то? На дороге не валяются…»

Все началось с того, что неделю назад в работу к Нине попало очередное письмо-кляуза из органов МВД. Сообщалось, что некая семья Миклаускайте (молдаванские цыгане), там-то проживающие, гражданства российского не имеющие, жилья своего, естественно, тоже, а доходы получают исконно цыганским ремеслом – предреканием светлого, ну или не очень светлого будущего всем желающим гражданам. Воспитанием и содержанием своих детей не занимаются. Все бы могло сложиться отлично у привокзального табора, но злой рок настиг несчастную семью в виде Клавдии Петровны, педагога высшей квалификационной категории, которая являлась классным руководителем одного из многочисленных детишек цыганской семьи. Проблема была в том, что придя в школу, у Микаласа не оказалось некоторых, так необходимых школьнику принадлежностей, из чего классный руководитель мгновенно сделал вывод, что о ребенке никто не заботиться, он всеми покинут, и напрочь забыт. Разумеется, она сочла своим долгом оповестить об этом «ужасном» инциденте все органы, призванные бороться с родителями-негодяями. По какому-то немыслимому принципу межведомственного взаимодействия, структуры, занимающиеся семьями и детьми, должны были написать письма друг-другу, а самое главное сигнализировать центр «Семья», у которой из всех активных мер воздействия, на шаляй-валяйные семьи был один чахлый психолог, да бесконечно-занудные разговоры. Короче, вся надежда в этой ситуации была на специалиста по социальной работе, коим и являлась Нина.

Обязанности были нехитрые – прочитать письмецо, записать адрес и прийти по этому адресу, не забыв прихватить для пущего устрашения коллегу по работе, мощную и дородную в целых пятьдесят семь килограмм веса, супротив пятидесяти двух Ниночкиных, такую же опытную и совершенно бесстрашную Ксюшу Сидоренко. Напарник был необходим по достаточно простой причине. Нет, не для того, чтобы протоколировать беседу с провинившимся семейством, а как любили говорить на работе, чтобы второй, в случае чего, мог в деталях объяснить полиции, что же произошло на самом деле. Но шутки-шутками, а никто не встречал специалистов хлебом-солью, часто предлагали выпить горячительного, совершенно неясного происхождения, а еще чаще отправиться туда, откуда появились на свет. Но, как говориться, долг превыше всего, труба зовет!

Оказавшись на нужной улице, и отыскав скособоченный дом, два отважных специалиста, усилием воли победив в себе немедленное желание убежать, решительным шагом подошли к прогнившим, болтавшимся только на честном слове воротам. Нервно похихикивая, и подшучивая друг над другом, что, скорее всего их утащат в цыганский табор, и придется им остаток жизни молодым и красивым кочевать по полям и лесам, петь песни, носить цветастые юбки и выучиться-таки игре на гитаре, позвонили в то, что осталось от звонка.

– Ну что, похоже, вся семья на заработках. – Констатировала Ксюша, не скрывая облегчения.

– Придется выписывать приглашение в нашу богадельню! И ведь явно не придут, и не потому, что проигнорируют, а как Ивановы, потому что читать не умеют. – С сожалением в голосе ответила Нина.

– Будем надеяться, что их Микаулаус, или как там его, уже освоил чтение, и сумеет пояснить своей мамаше, куда надо прийти. – Ворчала Ксюня, прикусив, колпачок от ручки, и торопливо выписывая приглашение в центр «Семья».

Пока они возились с приглашениями, обсуждали время и дату, из соседнего дома вышла женщина средних лет, в ситцевом застиранном халате и галошах на босу ногу. Обдав смесью из запаха перегара и квашеной капусты, дама поинтересовалась, не к гадалке ли они пришли, «и чего вообще здесь трутся»?

– Здравствуйте! Давно вы семью Миклаускайте знаете? – поинтересовалась вместо ответа Татьяна, демонстрируя удостоверение, которое на всех мутных личностей производило отрезвляющее впечатление, и все как один признавали его за полицейское удостоверение, что, здорово облегчало жизнь.

– А черт их знает, – невпопад ответила женщина, почесав голову. – Приехали, может, полгода назад, может год. Знаю, что дамочки по вечерам сюда разные прибегают, а кто, и на машинах приезжают погадать. Ребят у них полно, толи шесть, то ли семь. Мужик ейный, то придет, то уйдет, но чаще она его сама выгоняет, алкаш он, непутевый. А так Адка баба нормальная, рублишек может в долг дать, не жадная, а уж чьи и кого дети – не разобрать. А че натворила-то она, а?

– Ничего. Спасибо вам за информацию. – Поспешно протараторила Ксюша, и, взяв под локоть Нину, пошагала прочь.

– Ну все, завтра ждем в гости табор, с песнями и плясками, будут просить позолотить ручку и предлагать погадать на судьбу, на любовь и дорогу, все расскажут, что на сердце, что на душе, о том что было, и о том, что будет! – неожиданно для самой себя развеселилась Нина, лукаво подмигнула Ксюшке, и бодро зашагала по грязной дороге, изредка окаймленной чахлой травой.