Читать книгу Что вы втираете. Как научиться выбирать косметику, которая работает - Мария Атчикова - Страница 4

Начну с самого модного слова последних пяти лет – «микробиома». Само слово «микробиом», особенно в контексте косметологии, появилось в нашем лексиконе относительно недавно. На симпозиуме по косметической химии и инновациями L’Oréal и Givaudan Active Beauty (это вообще-то исторически парфюмерная компания, но сейчас у нее развивается именно подразделение функциональных активных компонентов) в 2018 году очень точно описали, почему все так:

Мы обнаружили и доказали, что микробиом является активным участником многих процессов, происходящих в коже, например метаболизма. Это так круто, как будто мы открыли новый орган!

Примерно те же эмоции описывали участники проекта Human Microbiome Project, запущенного в США в 2008 году Национальными институтами здравоохранения, – самого большого и одного из первых, существующих в новейшей истории. Он продлился пять лет, а затем продолжился уже расширенным составом из пяти научно-исследовательских центров. Результаты этих изысканий легли в основу всех самых свежих научных работ о микробиоме.

Микробиом – это совокупность миллиардов микроорганизмов в любом живом существе. В каждом человеческом органе набор этих бактерий будет разным, и кожа – не исключение. Последние годы самые жаркие споры всегда касаются одной темы: кто же на самом деле нами управляет? Вроде бы по старшинству самым главным должен являться мозг, потому что отсюда исходят все команды. Но есть еще «разговор гормонов», который сам по себе выстраивает работу многих систем организма. И существует отдельная нейробиологическая теория, которая гласит, что на самом деле мозг получает многие из этих команд уже сформулированными огромным «совещанием» микробиома, анализирует и записывает их и только затем выдает как свои собственные. Учитывая, что микроорганизмов в каждом из нас больше, чем человеческих клеток, в этом есть определенный смысл. Их количество выглядит довольно пугающим: а ну-ка представьте, что у вас внутри и снаружи бактерий и вирусов примерно в десять раз больше, чем, собственно, вас? По весу, правда, они сильно отстают: микробиом составляет примерно 2–3 % от каждого отдельно взятого человека, носителя этого микромира.

Интересно, что состав микробиома (или, точнее, микробиомов) у каждого из нас свой собственный, уникальный, связанный с генетикой. И он меняется, иногда радикально, если меняются условия его жизни. А еще бактерии все время коммуницируют друг с другом, и у них есть любопытное «чувство кворума»: они понимают, когда вирусов становится слишком много и нужно включать иммунную оборону, чтобы не потерять собственное жилище; вирусы понимают, когда количество бактерий слишком сильно вырастает, то есть нападать им нужно не сегодня, но пора бы размножиться для паритета. И вся эта жизнь происходит абсолютно незаметно для человеческого глаза, пока сохраняется баланс.

Советская медицина была уверена, что бактерии стоит делить на хорошие и плохие – именно поэтому после приема антибиотиков всем прописывали курс пробиотиков, чтобы в кишечнике победили хорошие парни, а плохие полностью капитулировали. «Сейчас прямое указание на обязательный прием пробиотиков при курсе антибиотиков в первую очередь исходит из рекламы этих самых пробиотиков, это обыкновенный агрессивный маркетинг, – говорит ведущий терапевт клиники «Семейная» Александр Лаврищев. – Последние тридцать лет пробиотики не входят во врачебные рекомендации, от этого отказался весь цивилизованный мир. Я не выписываю пробиотики, но знаю, что мои пациенты их все равно пьют. И я допускаю, что во многих случаях при назначении антибиотика врач просто не хочет спорить с пациентом, который знает все про пользу пробиотика и без сопутствующего рецепта просто пожалуется на него в вышестоящие органы. Ну и советской медицине дискутировать о пользе пробиотиков сложнее всего, это же открытие Мечникова, наша национальная гордость. А дискутировать есть о чем: Мечников выращивал в чашке Петри ограниченное число бактерий, а в кишечнике их тысячи. Кишечная микробиота прекрасно умеет защищать себя сама и выживает даже после антибиотиков широкого спектра, в подслизистом слое для этого есть своеобразное «бомбоубежище». Даже если пройдет условный атомный взрыв, после него бактерии выйдут в просвет кишечника и восстановят свою популяцию».

Новая медицина доказала совершенно другую системность этого микрокосмоса: здесь нет плохих и хороших бактерий и, в принципе, мы все способны нормально существовать, пока в нас происходят постоянное взаимодействие микроорганизмов и тренировка иммунной системы «на своих». Только если взаимоотношения между теми, кто получил постоянную прописку в микробиоме, налажены, иммунитет может быстро и эффективно бороться с новыми и действительно опасными врагами – бактериями и вирусами, которые попадают извне и представляют настоящую опасность для жизни.

Из «прописанных» в микробиоме, например, есть демодекс – микроклещ с не очень хорошей репутацией, который постоянно живет в коже. В нормальных здоровых условиях он вообще-то делает доброе дело: чистит кожу, поедая выделения сальных желез и избавляя нас от избытка кожного сала там, где нужно, поддерживает баланс. Если, конечно, его популяция находится в пределах нормы. Допустим, «хозяин» демодекса срочно садится на какую-то особенную диету, пользуется жесткими средствами – словом, делает что-то такое, что усиливает работу сальных желез. Жизнь демодекса начинает играть новыми красками – он ест досыта и размножается, а чтобы зафиксировать этот новый уровень успеха, он зовет друзей – бактерий, отвечающих за образование акне, которые тоже получат поле для быстрого размножения.

Что делает в этот момент среднестатистический хозяин бушующего демодекса, а теперь еще и заводчик прыщей? Использует активные средства и верит, что он молодец и все наладится. Обычно это кислоты, что, по сути, правильно: Cutibacterium acnes очень не любят кислотную среду, в ней они худеют и страдают. Но любой хороший дерматолог в такой момент посоветует подойти к вопросу стратегически и не заниматься убийством бактерий, а параллельно готовить плацдарм для восстановления микробиома. Потому что полностью истребить демодекс и бактерии, вызывающие акне, невозможно: после отмены кислот выжившие немедленно отвоюют территорию. А если заселить эту «выжженную землю» пре- и пробиотиками и создать комфортную среду для размножения остальных условно дружественных бактерий, они сами будут поддерживать кислотный баланс на нужном уровне, жизнь клеща и батерий, вызывающих акне, станет не такой сладкой и их количество будет держаться под контролем. Именно поэтому жесткие химические пилинги отлично справляются с акне в краткосрочной перспективе, но сразу после отмены кислот кожа «расцветает» с новой силой. Это уже не говоря о том, что можно поймать ситуацию на взлете, не дожидаться расцвета прыщей и использовать гораздо более щадящие средства с серой – ее очень не любит демодекс, она сажает его на крайне жесткую диету, при этом действует на поверхности и не вредит коже.

В защиту демодекса, кстати, нужно сказать еще кое-что. В 2015 году проводилось исследование[2] генетических особенностей клещей, взятых у людей со всей планеты. Выяснились крайне интересные подробности: например, клещи неохотно меняют хозяина и держатся за микробиом владельца изо всех сил, потому что симбиоз случается именно с ним и первого встречного вот так вот сразу есть они попросту не умеют. Поэтому переселение демодекса легче всего происходит в пределах одной семьи, при близких контактах и на протяжении нескольких лет (самая долгая прелюдия в истории человечества!). И при этом у подавляющего большинства клещей есть африканские корни – что как бы легко и ненавязчиво доказывает гипотезу об африканском происхождении вообще всех людей и последующем расселении их по миру. Невидимые хранители и архивариусы истории, живущие с нами с начала времен, чьи гены помнят гораздо больше наших, – это же удивительно. И настоящая верность – это вовсе не про лебедей.

Сегодня микробиом – самая горячая тема косметологии и косметической индустрии, на самом деле мы к ней очень долго шли. Важнейшим аргументом даже после всех многочисленных исследований пре- и пробиотиков были вовсе не потрясающие результаты их действия на кожу, а то, что потребитель – то есть мы – к появлению пробиотиков готов. Можно сказать, разогрет. Десятилетиями нас учили, что есть йогурт на завтрак очень полезно и важно. Нас учили (и наконец-то научили), что проблемы с кожей зачастую объясняются плохим питанием или пищевой непереносимостью. Рынок пищевых пребиотиков огромен и постоянно растет. Грубо говоря, настал звездный час биотиков как целого класса компонентов, аудитория подготовлена и ждет выхода на сцену нового спасителя. И, чтобы не потеряться в этом прекрасном новом мире, нужно понимать, как они работают и работают ли – не абстрактные пробиотики из пробирки, с ними все понятно, а те, что прошли долгий путь производства и попали в крем.

Пробиотики – это, собственно, сами бактерии как они есть, живые, размножающиеся и активные. Самый простой способ увеличить популяцию бактерий на коже – взять и привнести ее собственными руками. В теории. На практике происходит вот что: так как состав микробиома у каждого человека уникальный, средневзвешенный набор бактерий «один-на-всех» ему не нужен. Технологии, которая позволит собирать уникальный комплект недостающих жителей микробиома, пока не существует, а когда она появится и апробируется, наверняка будет стоить неподъемно дорого.

Одна из главных проблем состоит в том, что эти бактерии живые. В крем с консервантами их не положить, в обычных условиях их не использовать. Перегрей баночку или охлади слишком сильно – и твой новый прекрасный модный крем превратится в кладбище бактерий. Очевидно, что сама база пробиотических средств должна быть достаточно инертной, чтобы бактерии не размножались там бесконтрольно. Отфильтровать без использования температурного режима патогенные бактерии, которых по требованиям безопасности в косметике быть не должно, от полезных – сложно. Но можно: «живая» косметика с пробиотиками развивается бешеными темпами, даже несмотря на очевидные прорехи в системе оценки безопасности таких формул.

Например, южноафриканская компания Esse использует три вида живых молочнокислых бактерий, которых усыпляют минимальным количеством консервантов (дегидроуксусной кислотой и бензиловым спиртом – идея в том, чтобы в баночке бактерии были неактивны, а попадая в питательную среду кожи, начинали действовать). А американская Mother Dirt добавляет в свои средства бактерии, окисляющие аммиак. В дикой природе они населяют почву и воду, но и для кожи их польза оказалась доказанной[3]: аммиак – это составная часть человеческого пота, мы, по сути, являемся фабриками по его производству. А когда бактерия его поглощает и переваривает, продуктами распада становятся компоненты, которые ускоряют заживление кожи. Консерванты марка не использует принципиально, вкладываясь в упаковку с максимальной защитой, но даже при этом их сроки годности далеки от стандартных, а сами средства нужно хранить при прохладной температуре, не переохлаждать и не перегревать. Небольшой артистический штрих, без которого рассказ о Mother Dirt был бы неполным: идейный зачинатель марки Дэвид Витлок известен тем, что примерно 15 лет не принимает душ по принципиальным соображениям. Не моется, то есть совсем. И уверен, что все 15 лет от него ничем таким неприятным никогда и не пахнет: это всё бактерии животворящие.

Пребиотики – компоненты, создающие правильную питательную среду, в которой хорошим бактериям будет комфортно жить и размножаться. Это одна из самых больших групп, существовавшая задолго до появления пробиотической теории, просто в свете новых данных выяснилось, что и в этом смысле они тоже хороши. Ну и сейчас у производителей появилась формальная возможность написать на креме с гиалуроновой кислотой, инулином, витаминами или суперфудами «пребиотический» – грех не воспользоваться.

До недавнего времени пребиотиками называли все, что хоть как-то относилось к бактериям, но было неживым; сейчас из этой большой группы в отдельный загончик вывели постбиотики. Понимать слово нужно буквально: то, что осталось от бактерий – составные части живых микроорганизмов, которые обычно отмечаются в составах словами «лизат бактерий». По факту постбиотики – это пребиотики с более узкой специализацией. Они активные, но, в отличие от пробиотиков, неживые, а потому идеально контролируются с точки зрения формул, питают микробиом, успокаивают кожу и восстанавливают ее защитный барьер. Лизаты и ферменты использовали в косметологии задолго до маркетингового бума на биотическую косметику: у Biotherm есть линия, основанная на действии микроорганизмов термального планктона, и появилась она аж в 1952 году. Макс Хьюбер ферментировал водоросли для крема La Mer и его «чудо-бульона» (Miracle Broth) еще в начале 1960-х[4]. Постбиотики, когда-то называвшиеся пребиотиками, есть в звездных сыворотках Estée Lauder Advanced Night Repair (1982) и Lancôme Genefique (2009). И даже в бюджетных марках «бифидоформулы» с лизатами используются несколько десятилетий.

С постбиотиками есть небольшая сложность: некоторые марки уже успели назваться пробиотическими до разделения понятий – одна из самых популярных в этом поле компаний Tula Life, например, использует этот термин во всех своих средствах, но на самом деле добавляет лизаты, о чем говорила сама основательница, доктор Рашини Радж. Очевидно, что с терминологией мы будем разбираться ближайшие несколько лет, и все будет зависеть от того, пойдут ли живые пробиотики в массовое производство и понадобится ли им столь четко отделяться от всей биотической косметики. В этом вопросе у косметологии есть довольно сильное расхождение с медициной, за которой в контексте биотической теории будет решающее слово: сам термин «постбиотики» пока не признан Всемирной гастроэнтерологической организацией и находится в стадии обсуждения. В Международной научной ассоциации пробиотиков и пребиотиков (ISAPP) ситуация примерно такая же: там обещали к концу 2020 года прийти к консенсусу по поводу биотического деления, но на момент написания этой книги подвижек нет.

Тревор Стейн, основатель Esse, считает что про-, пост- и пребиотики по сути представляют собой разные уровни одной и той же технологии и лучшие результаты показывают совместно. Так что, возможно, индустрия пойдет по пути создания синбиотиков – смесей живых бактерий и питательной среды, где все включено и понятно без долгих объяснений. Уже есть свежие примеры: у Marie Veronique – микс из 34 про-, пре- и постбиотиков, у LaFlore в сыворотках можно найти целый коктейль из дрожжей, лактобактерий, ферментов и грибков. В ближайшее время армия пробиотических средств только увеличится, и все это будет происходить на фоне меняющихся производственных процессов: подходящие консерванты еще не найдены, и предстоит договориться о каких-то новых стандартах безопасности. Эксперты прогнозируют, что эта революция случится как минимум через десять лет, а пока стоит с особым вниманием изучать сладкие обещания «живой» косметики. Что именно там живет и дышит ли – большой вопрос.

Важный нюанс: биотические формулы, особенно содержащие пробиотики, довольно капризны и не слишком хорошо изучены с точки зрения взаимодействия. Косметологи склоняются к тому, что их лучше не сочетать в одной системе ухода с жесткими кислотными формулами, ретинолом и растительными компонентами с антибактериальным эффектом, даже если он очень мягкий.