Читать книгу А где-то проснулось море - Мария Белякова - Страница 2

Сплелись во мне и будят

В многоголосье крови

Сто двадцать восемь судеб

Их тембры, руки, брови

Сплелись и ждут ответа,

И движут, и питают.

Хранители секретов.

Волнуются, вникают.

Не листик в танце ветра,

А ветка в мощной кроне.

Тянусь с лучами света,

Под бризом, здесь, на склоне.

Гудят по веткам соки,

Рождаются побеги,

Мы все не одиноки

В своём родном ковчеге.

Когда морозы едки

И ураган лютует,

Склоняются те ветки

К корням и их целуют.

И… наступает утро

И да, весна приходит,

Те ветки тихо, мудро

С природой уж не спорят…

Дышу и днём, и ночью,

Побеги вот крепчают!

Сто двадцать восемь мощных

Корней меня питают…

Написать бы стих-молчание,

В каждой строчке спрятать глубину:

Про любовь, про руки, про отчаяние,

Про дорогу длинную в снегу.

Намолчать бы три четверостишия,

Полных сладостной, надломленной тоски:

Про усталость, про октябрь, про чаепитие,

Про молитву, где слились те две реки.

Обнажить бы бессловесно всё великое,

Что подкладкой пришивается к душе.

Распустить бы тишину цветущей липой

По ажурной, праздничной весне.

Но ложатся буквы торопливые

На усталый тихий белый лист,

Наклоняя мысли веткой ивовой

К берегу, что зелен и холмист.

Колесо обозрения делает круг

Мы поднялись до верха, смотри —

В этой точке во мне исчезает испуг,

Можно глаз приоткрыть: «Раз два три…»

И по центру зависнув, увидела вдруг

Старый двор, и качели, и мяч,

Вижу лето, мелки, трёх весёлых подруг,

Свой дневник – чемодан неудач.

Вижу бабушку с сумкой, а в сумке пирог,

Вижу комнату, стены, плакат,

На плакате Кобейн, подо мной Таганрог —

Колесо не поедет назад.

Напрягаю глаза, силюсь видеть острей:

Выпускной, поступление, диплом.

Вижу пляж и гитару, худющих друзей,

Вижу первый свой внутренний слом.

Всё, кабинка качнулась, обратный отсчёт,

И в виски застучало: тренд, бренд

Горизонт исчезает, динамик поёт:

«I need an easy friend».

Лапы старых деревьев, как стражи времён,

Не покажут, что ждать впереди.

Закрываю глаза, вижу сотни имён —

И потянет в районе груди.

Колесо пунктуально скользит по дуге,

Я вдыхаю сосны аромат.

Ты в кабинке со мной, терпкий чай на столе,

Наш с тобой на двоих листопад.

Мое тело просит: «Услышь!»

Не слуга я, не раб, не обертка,

Дважды здесь находился малыш

И одна до сих пор ждёт девчонка.

Ждёт, что кто-то увидит, найдёт,

Разглядит, восхитится, обнимет,

Тихо возле окошек двух ждёт,

К карим стёклам щекою прильнет.

И сидит так почти сорок лет,

Косы девочки стали седыми,

В складках платья зажала билет,

В карих стёклах дождинки косые.

Мое тело мне шепчет: «Дыши» —

Мы с тобою друзья на все годы

Пой, танцуй, улыбайся, шуми,

Наполняйся, внимай гимн свободы,

Чувствуй страстно опору в ногах,

Гнись, как ветки у ивы упруго,

Отпускай напряжение, страх,

Голос слышь, голос мой, голос друга.

Вылетают подпорки одна за одной,

Опирайся теперь на себя,

Всем нам хочется очень вернуться домой,

Слышать: «Ужинать, дети», – любя.

Там, где тени пугают, но папа прогонит,

Где подарки под утро кладут,

Где нет спешки, дедлайнов, бросков и погони,

Из окошек домой позовут.

Вылетают подпорки одна за другой,

Я уставший ковёр-самолёт.

Трусь о берег планеты промокшей щекой

Непечатный седой рифмоплёт

Вот завёлся мотороллер,

Вот мячом об щит да с трешки,

Вот домой позвали Олю,

Вот дерутся шумно кошки.

Мне шестнадцать, я на кухне,

Май заходит в окна громко,

Почки пухнут, чувства крепнут

Тело тонко, ломко, звонко.

Всё так трепетно, так сочно,

Почки тополя взорвались,

Дождь, асфальт и шелест ночи,

Песни в голову вплетались.

След от чая внутри кружки,

Джинсы туго обтянули,

Под подъездом ждут подружки,

Отложу закон Бернулли.

По перилам, так быстрее,

Вечер обдаёт, как паром,

Переулками, аллеей

Каблуков стук под гитару.

Каждый день – отрывки серий,

Встречи, смех, знакомства, скорость,

Парты, окна, стёкла, двери,

Утром солнце, к ночи морось.

Тишина – двойная рама,

Шторы плотные – темно.

В Таганроге ходит мама,

Я спускаюсь вновь в метро.

Тридцать девять, пью таблетки,

Йога, книги, сон, сто чатов,

Младший сгрёб в руке монетки,

Нам играть сейчас в пиратов.

Папа больше не починит,

Не заехать мне к бабуле,

Скручен датчик на гордыне,

Старшего рюкзак на стуле.

Но упрямо снег ложится,

Год наступит новый, чистый,

Почки вспухнут, май случится,

Тёплый, терпкий, чуть игристый…

Оказалось, что это был просто снег

И в ладонях он тихо таял.

Эхом, шлейфом летело: «Снег, смех, успех…»

Чей-то пёс до рассвета лаял.

Растворялись картинки, как сахар в чае,

Исчезали дома и даты,

Память путала, было ли это в мае —

Йога, Индия, пыль, палата…

С пересадкой на «Чеховской», серая вверх,

А душою рвалась в переулки.

Шорох ног к эскалатору. «Смех, успех», —

Растворялось в метро утром гулко.

Серой веткой метро вырастал во мне дуб,

Тот раскидистый, крепкий, кудрявый.

Корни жадно впивались в студенческий клуб,

Школу, двор и скамейку справа.

Нет честнее и чище, чем солнца свет

В сентябре, когда ветви тают,

Если тихо смотреть и ждать ответ,

Сквозь листву иногда отвечают.

Мимолетно чуть слышно, едва-едва,

В ускользающем танце заката.

Без звучанья, без шума, одни слова —

Пара фраз в тишине из-за такта…

В бесстрастный век осознанного тления

Купоны, скидки заменили пыл.

Я выхожу за рамки раздражения,

Пишу стихи до боли нервных жил.

Как не хватает под водою вдоха,

Так не хватает сердцу теплоты,

Я не кричу, когда мне очень плохо,

Мне тёплый взгляд важнее немоты.

Бегут года, наращивая панцирь,

Всё тише песни, холодней глаза,

Но верю, что ещё подарит танец

Мне жизнь и песни хором у костра.

Бежала жизнь, волной горячей, теплой

Стоял июнь на маленькой планете,

Стекала грусть и клен в ладоши хлопал:

«Ты не одна, ты не одна на свете!»

Кружились лица в неспокойном бальном

В нелепых масках, некрасивых, страшных,

«Ты не одна», – шептал прибой шуршаньем.

«Ты не одна», – гудел сигнал из башни.

Всё, что казалось невозможно важным,

Летело вниз, по скользкой горке косо.

Быть уязвимым – это очень страшно,

Быть уязвимым – это очень просто.

Летели дни – короткие мотивы,

Сплеталась песня под кудрявым небом

Впускать любовь, пока еще мы живы,

Пить чай с малиной и горячим хлебом.

Питать стихи настоянным годами

Благодарением, что крепко дыханье,

Плести узор напевами, словами,

Свой тонкий след, короткое мерцанье.

Стоять в толпе с распахнутым, раскрытым

Огромным сердцем, детским и горячим,

Стоять и верить, что мы все любимы,

И знать, что взрослые, конечно, плачут.

Не была давно целой, части выпали в тень,

Под луной и под солнцем не видела их,

Я искала их ночью, искала весь день,

Когда ветер гудел и потом, когда стих,

Когда море шумело, бросаясь камнями,

Когда клены роняли одежду бесстыдно,

Когда свечку съедало игривое пламя,

Я искала те части, мне было обидно,

Что красивая, целая я развалилась,

Потеряла куски и без них не живая.

Мое целое «я» мне во снах только снилось,

Где я снова дышу, полной грудью вдыхая.

Были тусклыми краски, скупыми движения

Не текли по мне силы, лишь слёзы катились,

Я прощала себя и меняла мишени,

Чувства вновь поднимались, взрослели, кружились.

Где-то в центре меня шевелились плиты

И внутри начинал пробиваться свет,

Белым, мягким лучом освещая, что скрыто,

Мир волшебно опять обретал звук и цвет.

Море снова шумело, свечи ровно горели,

Клены угольной графикой небо ласкали,

Тихо в зарослях сада скрипели качели,

Сферой тёплой и ровной себя обретала.

Полечите чистым воздухом, тихой музыкой,

Хлопьями белого снега с темного неба,

Света полоской теплой и узкой

Из двери на клетки мягкого пледа.

Распахните меня настежь окном огромным, скрипучим

В старый сад, залитый солнцем в полдень жаркий,

Чтобы сквозь меня на доски пола каждый лучик

Просушил и выжег старые помарки.

Обманите уверенно, что задумана я такой,

Накрошите добрых шуток и пустите меня рекой

По земле очищаться о камни, о шершавый песок.

Речка, локон планеты, тонкий ее волосок.

Самое сложное, взрослым став,

Уважать движение не только вверх.

Любить, принять, тех, кто упав,

Отказался от помощи, заболев.

Не набрасывать сети своих трафаретов

На каждого, чьё сердце рядом бьется.

Выкинуть в урну горстку советов

И обнять того, кому не поётся.

Счастье наше со складками, морщинами

Редко чистое, гладкое, литое

Оттого так трепетно ценимое,

Тихое, укрыто слой за слоем.

Мимо идут с рюкзаками прохожие,

В рюкзаках по счастью в плед обёрнуто.

Сильно разные и так похожие,

Дышат проповедь ту Нагорную.

Дышат жизнь через плечи и кожу,

Ищут путь, по пути ступая,

Мир творят невозможно сложный.

А в каждом любовь бесконечно простая.

А и не будет другого случая,

Опускай свои руки вниз

Выдыхай, отпускай, везучая,

Кто-то выдал нам чистый лист,

Обнулил, разрешил и ласково

С головою укрыл теплом,

И в стене прочертил дверь в сказку,

Дверь с лиловым скрипучим замком.

И, толкнув рукой дверь тревожно,

Ты увидишь бескрайний свет.

Всё, что было когда-то сложным,

В этот миг обретёт ответ.

Ты шагнёшь на тропинку узкую,

В сердце вместится океан,

Кто-то включит тихонько музыку —

Ту, что смоет с лица обман.

Маски падают жухлой листвой,

Обнажая, в чем уязвим,

Ты не мастер, не главный герой,

Необъятен, неуловим…

В такт биению бьются волны,

Через центр вводя сюжет,

Дышишь медленно грудью полной,

Отражая Его яркий свет.

Вглубь ступени – из туфа серого

По спирали во тьме иди,

Проходи траекторию сердца,

Нет другого к себе пути.

И не будет другого случая,

Разрешай себе быть никем,

Разжимай, расплетай, везучая,

Доказательница теорем…

Год за годом лепестками налетает грусть,

Раскрываясь медленно в шелковую розу.

Город мне читает сказки, тихо, наизусть,

Бесконечно дорогую уху, сердцу прозу

Про уставшие деревья, что клонятся вниз,

Про трамвай-стручок, набитый бабушками с рынка,

Про кота, что ловко прыгнул с ветки на карниз,

Дети, лодки, чайки, фрукты, солнце, зной, машинки…

Запасаюсь чаем с мёдом, сяду у воды,

Горизонт разделит книжкой небо и волну,

Как давно с тобой, мой город, мы уже на ты,

Город-лифт, умеет резко спрятать в глубину.

В глубину воспоминаний, детских отчуждений,

В очертания забытых форм, сюжетов, слов,

Лифт в глубины, где пылится том стихотворений,

Достаю бумагу, ручку – новый стих готов.

Мой товарищ, друг, учитель, город у воды

С покосившимися дружно крышами домов,

Наполняющий, неспешный, с коркой старины,

Город итальянцев, греков, студентов и котов.

Будет утро, рассвет и ветер,

Щёлкнет чайник, заварим кофе,

Мы с тобой не одни на свете,

Нас таких миллионы сотен.

Миллиарды штанов и платьев,

Разноцветных волос и глаз,

Но в одном мы похожи, как братья,

Все хотим, чтоб любили нас.

Чтоб любили всего, без остатка,

Без «старайся», «будь лучше», «стремись»,

Обнимали все наши заплатки

И, конечно, хотим, чтоб клялись,

Чтоб клялись не покинуть внезапно,

Не бросали, когда тяжело.

Миллиард одиночеств опасно

Год за годом ложатся на дно,

Миллиард одиноких вселенных,

Тонны вновь не совпавших пазлов,

Незаштопанных, гнутых, древних

Так похожих и сильно разных.

Но случаются дни и минуты,

Когда точно знаешь: «Любим —

Кем-то очень большим и мудрым».

И тогда мы себя ТВОРИМ!

Во мне зияющая пустота,

Белее белой, абсурдней сна,

Вскипает резко, взрывает грудь,

Не нареветься и не вздохнуть.

Гудит молчаньем недели две,

Потом отхлынет, оставив след,

Тугой и плоский пустой оскал.

И всё по кругу, где б ни стоял.

Спираль, спрессованная в кольцо,

Виток к витку на мое лицо.

Меняет форму, но суть одна —

Моя внеплановая пустота.

Нам хотелось быть всем особенными,

Поцелованными Богом в темечко,

Нам хотелось стать мощным деревом