Читать книгу Моё же сердце у тебя в груди - Мария Берестова - Страница 2

О that our night of woe might have rememb'red

My deepest sense, how hard true sorrow hits,

And soon to you, as you to me then, tend'red

The humble salve, which wounded bosoms fits! [1]

Королева сразу поняла, что муж находится в крайне дурном расположении духа: он раздражённо звенел ложкой, размешивая молоко в своём кофе, с громким стуком откладывал на край резного секретера книги, скрипел по паркету ножками стула и матерился себе под нос на своём родном языке.

Никаких причин для столь дурного настроения короля-консорта она припомнить не могла, поэтому решила спросить прямо:

– Рэн? – в голосе её звучала обеспокоенность. – Что-то случилось?

Он на несколько секунд замер, пробормотал себе под нос что-то подозрительно похожее на: «Ну конечно, вечно ей всё знать надо!» – и, наконец, повернул к ней лицо весьма раздражённое и заявил:

– Вот что вы творите?!

Королева сдержанно нахмурилась. Вот ещё новости! Это он на неё, выходит, злится?

Вскочив со своего места, Канлар взмахнул руками и выразил свои претензии более чётко:

– Вот зачем вы на приёме сказали ниийскому послу, что мы будем закупать их хлопок?!

Сморгнув пару раз, Кая недовольно парировала:

– Если мне не изменяет память, именно это решение мы приняли на вчерашнем совете.

Градус его возмущения возрос.

– И это повод сразу раскрывать наши карты ниийцам?! – гневно жестикулируя, упрекнул он и с горькой досадой обвинил: – Вы мне всю дипломатическую игру испортили!

У королевы чуть не задёргалась бровь. Подумать только! Он ей на полном серьёзе выговор делает?!

В глубине её души, впрочем, мелькнула мысль, что он, конечно, прав, и она действительно поспешила, и ей не стоило лезть в сферу его ответственности и делать там что-то без согласования с ним. Однако её гордость правящей королевы была весьма задета его тоном, поэтому она с достоинством выпрямилась, оправила бархатные рукава своего платья и холодно отметила:

– Вы забываетесь, мессир.

Теперь уже бровь чуть не задёргалась у него. По лицу его прошла судорога в попытках подавить гневную мимику.

Резко развернувшись, он подхватил со своего секретера документы, с которыми работал, наскоро сделал глоток своего кофе, и понёсся на выход. На секунду притормозив возле королевы, он язвительно ей заявил:

– В самом деле, пойду-ка я на своё место! – и выскочил из кабинета наружу.

Кая нервно стиснула пальцы, глядя ему вослед. Она теперь, определённо, чувствовала себя виноватой, но всё же решила не пытаться его нагнать. Со своими длинными ногами он умудрялся развить скорость почти феноменальную, и ей приходилось бы срываться на бег, если бы она хотела его догнать, что стало бы слишком скандальным зрелищем.

«Вечером помиримся», – решила королева, зарываясь в свои рабочие документы.

Однако к вечеру муж не вернулся. Прождав его некоторое время напрасно, Кая послала разузнать, куда он запропастился, и получила закономерный ответ: он окопался в своём министерстве и, с учётом наличия там у него личных покоев, явно не планировал возвращаться.

Несколько минут она рассматривала вариант пойти к нему туда, но, в конце концов, решила, что для её статуса несолидно выглядеть женщиной, которая бегает за мужчиной, поэтому, вздохнув, она стала готовиться ко сну.

Как и ожидалось, ночью он не вернулся тоже, и в следующий раз она увидела его только на утреннем совете.

Он был привычно бодр, свеж и любезен, и поздоровался с нею вполне приветливо, и придержал для неё дверь, и пододвинул кресло – в общем, выполнил весь необходимый минимум светских ухаживаний, которые любящий муж должен оказывать своей жене.

Однако уже на совете она поняла, что обида его всё ещё горяча, и за ночь он ни капли не остыл. Хотя Канлар и был в своём рабочем настроении, и решал деловые вопросы с большим энтузиазмом, в его манере не хватало слишком много всего – беглых заговорщицких взглядов на неё, случайных прикосновений, ласково-ироничных интонаций, мимолётной нежности, которой обычно были проникнуты все его обращённые к ней взгляды, слова и жесты. Он был просто любезен, и только – ничего сверх.

И, хотя весь день они провели вместе, решая общие дела, она постоянно чувствовала словно возведённую между ними стену, и это ужасно её тяготило, и заставляло сердце сжиматься от боли и тоски, и она совершенно не знала, как подступить к этой проблеме и как заговорить с ним – а он, он просто делал вид, что всё в порядке, и что всё идёт именно так, как должно!

Наконец, стало очевидно, что проблема не решит себя сама, потому что после вечернего чая он распрощался с нею с непринуждённой любезностью и явно вознамерился повторить свой трюк с ночёвкой в своём министерстве.

Сердце Каи кольнуло горечью, обидой и виной.

– Что, так и уйдёте? – обратила она тоскливый и жалобный вопрос к его спине.

Канлар, уже почти дошедший до дверей, обернулся.

– А у нас остались какие-то нерешённые вопросы? – с совершенно естественным удивлением переспросил он, игнорируя и её грустную интонацию, и полный боли взгляд.

Кая тяжело вздохнула. Переиграть опытного дипломата на этом поле ей было, определённо, не по плечу.

– Остались, – безнадёжно призналась она, делая пару мелких, почти незаметных шагов к нему.

Он демонстративно изобразил лицом крайнюю степень внимания.

Она опять вздохнула и сделала ещё пару мелких шагов в его направлении.

– Что это вы ко мне так подкрадываетесь? – подозрительно переспросил он, заметив её маневры, и отошёл по стеночке в сторону.

Лицо её приняло страдальческое выражение, и, хотя в Канларе всё ещё сильна была обида и досада, он не смог дальше продолжать свою игру в «я не понимаю, о чём вы». Он жаждал примирения не меньше, чем она, и был готов пойти на любые уступки, лишь бы перестать играть выбранную им холодную роль. Тихо вздохнув, он тяжело опёрся о стену. Взгляд его стал унылым и усталым, и по этому взгляда она поняла, что он оставил притворство, и это отозвалось в её сердце надеждой на откровенный разговор и примирение.