Читать книгу Бриллиантовый взрыв - Мария Бирюза - Страница 4

Через считанные минуты по одному из кабельных каналов должна была начаться трансляция первой партии из шести в финальном матче шахматного турнира по нокаут-системе. Михаил Иванович Галемба придвинул к дивану два включенных на полную мощность обогревателя и, наслаждаясь теплом и покоем, расположился перед телевизором.

Пережидая предворяющий передачу рекламный блок, он раскрыл и стал пролистывать большую толстую тетрадь, в которую вот уже много лет записывал особо интересные на его взгляд тактические приемы, оригинальные ходы и варианты двойных или комбинированных нападений. А на экране чудо-таблетки сменялись чудо-кастрюлями и стиральными порошками…

С нетерпением взглянув на свои наручные часы, Михаил Иванович отстегнул браслет, снял их и перевернул – на оборотной стороне было выгравировано «Aditum nocendi perfido praestat fides», что в переводе с латыни означало «Доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить».

Отец, человек старой закалки, всю жизнь прослуживший на таможне, вручил их ему в честь успешного раскрытия его первого дела. Тогда эта надпись показалась Мише чересчур многозначительной, пафосной, что ли, и он никому ее не показывал, стеснялся. Однако с годами слова, выбранные отцом, все больше ему нравились, он стал понимать их, а теперь всегда про себя добавлял «и на ничью не согласен».

Любовно потерев пальцем овальные буквы, Галемба положил свой талисман на стол и, задумавшись, провел рукой по седеющим волосам… Сколько же у него теперь на счету успешно раскрытых дел? Надо как-нибудь подсчитать – к уходу на пенсию пригодится.

Не все было гладко, конечно, но каждое дело, даже самое трудное, Михаил Иванович вспоминал с удовлетворением, кроме одного случая. Тогда он только пришел в МВД, был рядовым сотрудником и работал под началом следователя…

Однажды ему выпало участвовать в облаве. В одном институтском общежитии наркоторговцы устроили притон, и его группе предстояло задержать организаторов. Оперативники сработали удачно, только вот Мишу Галембу ранили, прострелили левую руку, в результате он лишился указательного пальца и половины среднего. Для молодого лейтенанта это было трагедией, ведь он родился левшой.

Долго, с упорством, он учился стрелять правой рукой и добился отменной меткости, а вот писать… почерк так и остался «труднопроходимым». Характер его после травмы тоже переменился, стал резким, упрямым, а за тридцать лет службы еще больше ожесточился и очерствел. За окном истошно взвыл ветер, и ледяная крупа залязгала о стекло… Михаил Иванович сжал в кулак искалеченную руку, чувствуя, как от этих звуков недостающие пальцы начинает покалывать, словно под ударами электрического тока. Достал из кармана пачку анальгина, который всегда держал при себе на такой случай – другие, более сильные средства не признавал, считал наркотиками – заглотнул таблетку и придвинул поближе один из обогревателей, тот, что слева.

Холода он не переносил органически с тех пор, как получил ранение, и эти фантомные боли, особенно зимой, доводили его до белого коленья. Врачи объяснили, что они практически не лечатся, а с годами могут даже усиливаться, вот он и спасался от них в морозы, раскочегаривая дополнительными радиаторами свою квартиру и служебный кабинет.

Откупорив баночку темного пива, Галемба отхлебнул добрую половину, крякнул от удовольствия и положил левую руку на обогреватель. Последнее время у него, следователя по особо важным делам, выдалось весьма горячим – только что отгремели новогодние праздники, и преступные элементы заодно с миллионами служащих «вышли на работу». К тому же его заместитель Лешка, талантливый парень, ушел в отпуск, и Михаилу Ивановичу приходилось везде успевать самому, так как он предпочитал ни на кого больше не полагаться, не доверял. Вчера он вообще вернулся домой только в три ночи, поэтому и решил сегодня позволить себе уехать домой пораньше, прямо с обеда, тем более, что очередное расследование было завершено.

Рекламный блок закончился, и он прибавил звук телевизора, но диктор объявил, что начало матча задерживается, и снова замелькали стиральные порошки. Чертыхнувшись, он потянулся было к мобильнику, чтобы проконтролировать, как без него в отделе идут дела, и тут же передумал, даже собрался отключить звонок, но тоже передумал, хотя опасался, что секретарша Леночка вздумает приставать к нему по пустякам, была у нее такая привычка. Обычно Михаил Иванович все ей прощал за ее женские прелести, иногда они очень даже скрашивали ему досуг, однако сегодня он строго-настрого запретил его беспокоить – ни в коем случае! Может и он позволить себе хоть один спокойный вечер в неделю?!

Перед уходом из отдела Галемба дал секретарше задание – обойти множество кабинетов и собрать необходимые подписи под документами, требующимися для суда. Такого рода занятие он считал ненужной и тормозящей работу бюрократией, но Леночка придерживалась другого мнения. Она, конечно, для вида состроила кислую мину, хотя он-то знал, что хождение по кабинетам было для нее любимым развлечением – в одной комнате сидит подружка, в другой ухажер, в третьей еще одна подружка, и можно с каждой поболтать, узнать последние новости, ну и, разумеется, рассказать свои, причем самое приятное в этом было то, что можно никуда не спешить – ее же послали по важному делу!

На кухне еле слышно позвякивала посудой жена, вымуштрованная боевая подруга жизни, и в комнату уже проникал аромат ее фирменного жаркого из индейки. Михаил Иванович довольно втянул носом воздух, приправленный чесночком с укропчиком, и устроился поудобнее, искренне надеясь, что преступники в такую непогоду отложат свои криминальные подвиги до завтра.

Наконец, появились гроссмейстеры, угрюмо пожали друг другу руки, поднялись на помост и уселись за стол, на котором в боевой готовности выстроились ряды фигур. Оба шахматиста, вышедшие в финал, были ему незнакомы, поэтому ни за кого из них конкретно он не болел, а собирался просто насладиться схваткой.

По команде судьи белые сделали первый ход, и секундомер заработал.

– Пешка Е2-Е4, – возбужденно объявил комментатор и крупным планом показали часы с двумя циферблатами.

Игроки неотрывно смотрели на доску, потирали подбородки, время уже выходило. Вот черные собрались сделать ответный ход, и только Михаил Иванович прибавил звук, чтобы ничего не пропустить, как его мобильник завибрировал.

– Ну что ты поделаешь, не дадут и часу отдохнуть, кровососы, – усмехнулся он с досадой, надеясь, что надолго у звонившего терпения не хватит. Если по работе, так сами разберутся, если же не по делу, то его вообще нет дома.

А телефон продолжал извиваться и дребезжать все громче и настойчивее.

Галемба в сердцах шмякнул тетрадью о стол:

– Чтоб тебя!

На дисплее красовалась фотография дятла, долбящего дерево. Так он и знал! Вот вредная девица, решила, что раз он «коротает с ней досуг», значит, ей все дозволено. Все-таки дятел ей в самый раз.

– Але, – буркнул он в трубку.

– Михал Иваныч? – донесся оттуда дрожащий тоненький голосок Леночки.

– А кого ты ожидала услышать? – ехидно поинтересовался Галемба.

На том конце послышалось смущенное покашливание:

– Извините, Михал Иваныч. Я…

– Чего надо? – оборвал он ее, по привычке не дослушав фразу до конца.

– Да тут, видите ли… такое дело…

– Ну чего ты мямлишь! Сколько раз тебя учить докладывать по всей форме, а?

Леночка еще раз откашлялась:

– Товарищ подполковник, вас разыскивает капитан Беленький.

– Беленький? А этому болвану что от меня понадобилось?

– Я ему сказала, что вы велели не беспокоить вас ни по какому поводу, но он настаивает.

– Настаивает, значится, – Михаил Иванович недовольно посопел, представляя себе холеную физиономию капитана. – Вот я ему покажу, где Кузькина мать зимует. Узнает он у меня, как начальству досаждать!

– Он сообщил о каком-то взрыве. Подробности пока неизвестны, но говорят, что там большо-о-ой переполох, – секретарша таинственным шепотом протянула букву «о». – Я поэтому решила не тянуть, сразу вам звонить.

– Взрыв, значится, хм… Ну вот пусть сам и разгребает, сегодня его смена, – Галемба посмотрел на экран, там белые уже съели первую пешку, а он это пропустил!

Терпеть он не мог этого Беленького – наглый малый с постоянно бегающими глазками, лет-то всего тридцать от роду, а уже лезет везде, выслуживается, хочет руководить и явно метит в начальники, менеджер он, видишь ли, хороший, управленец, а сам еще… ни знаний, ни интуиции, одни амбиции да мускулы, все олимпийца из себя строит. Михаил Иванович хоть и понимал, что у капитана кишка тонка, но все же, то ли из вредности, то ли из презрения, которое он испытывал к людям такого сорта, не упускал случая «подвесить ему лишнюю гирьку на тренажер».

– Дело в том, что взрыв произошел на выставке «Бриллианты, не доставшиеся диктатуре пролетариата».

– Что?! – Галемба подскочил как от удара, и мысли о шахматах моментально покинули его голову: какие уж тут игры! – Так это же там, где выставлены драгоценности Романовых!

– Не знаю, – честно призналась секретарша.

– Там же сокровищ на миллионы!!!

– Наверно, я точно не знаю, – голос секретарши стал более заинтересованным.

– Да что ты вообще знаешь, дура! – вскричал подполковник. – Черт меня дернул связаться с такой… Что ж ты мне сразу не сказала?

Леночка обиженно шмыгнула носом:

– Ну… так вы же велели по всей форме.

– Щас выезжаю! – рявкнул он, бросил трубку и заметался по комнате от дивана к окну, от окна к дивану, решая, как сейчас лучше поступить: ехать туда сразу или все-таки обождать, пока его официально назначат на это дело?

Нет, медлить нельзя, по горячим следам оно вернее.

Выключив телевизор, Галемба швырнул пульт на диван, нащупал в кармане ключи от машины и уже на выходе крикнул жене:

– Ужинать не жди!