Читать книгу Батыр поневоле. Приключения - Мария Блажнова - Страница 2

Мне снился наглый толстый кот. Чёрный как ночь. Он сидел возле мышиной норы и шептал с присвистом: «Мышь, эй, мыыышь, выходи!» Минуту спустя, даже сквозь сон, я понял, что кто-то шепчет на самом деле. Причём шепчет что-то странное, что-то вроде: «Алпамышь, выходи…» Я попытался открыть глаза: что за чепуха, какой-такой мышь-Алпамыш? Это всё Андрюха Батон виноват…..«Пойдём, Костян…. меня дежурным в музее оставили… я вино в кладовке нашёл, раритетное!»

Подвел меня этот раритет…. Кто знал, что после пары рюмок двое здоровенных мужиков будут носиться по музею с кремнёвыми топориками, мерять шлемы и кольчуги и пытаться зажарить чучело мамонта. Последнее, что я помнил, это как заваливаюсь спать в экспонате под названием «Юрта кочевника».

Глаза мне все-таки открыть удалось, но не целиком – две узкие щели. Мама-дорогая, ну и лицо у меня сейчас. Надеюсь, я не проспал в юрте все выходные, и не напугаю посетителей физиономией кочевника, вылезающего поутру из родной юрты.

С превеликим трудом глаза удалось раскрыть шире. Батюшки, это что я на себя нацепил? Полосатый халат, шаровары, сапоги…. какая роскошь…. Я откинулся на подушки, потянулся. Сквозь дымоходное отверстие юрты светило солнце….

Я вскочил на четвереньки.

Полог юрты приоткрылся, и высунулась чумазая морда в тюбитейке:

– Ляббай, Алпамыш-батыр, Хаким-бек, доблестный кайсар, поднимайся, Калдыргач-аим зовет!»

– Кто…?!!! Что..?!!! …Кто ты такой?!!! – вскочил я.

– Кто я? Я ваш преданный махрам Фазыл-кул.

«Мой махрам», – повторил я про себя и закрыл глаза. Тьфу, Андрюха, предупреждать надо, что раритет настолько хорош…

– Алпамыш-бай, вы идёте?!

– Иду, – открыл я глаза и отодвинул полог …. «****» – мысленная нецензурная лексика.

Вокруг стояли другие юрты: просто серые и цветные с узорным шитьем. Около юрт сновал народ: тетки с мелкими-мелкими косичками на головах, все в шапочках, в шароварах, в халатах, мужики с чалмой на голове. Из юрт курился дымок, неподалеку загон с конями, овцами и …. верблюдами…

Я посмотрел на своего махрама, почтительно склонившего передо мной голову. Сейчас он поднимет глаза и поймет, что я никакой не Алпамыш-бай… но Фазыл-кул преданно посмотрел мне в глаза, снова наклонился и сказал почтительно:

– Сестрица ваша, Хаким-бек, уже собрала для вас сбрую, шлем, щит и оружие.

– Что?! – вытаращил я глаза на бедного махрама.

– Как что? – удивился он. – Мы ведь собрались выручать вашу невесту, Барчин-ай! Видимо, посчитав, что я теперь всё понял, Фазыл-кул шустренько двинул вперед.

Я, путаясь в полах халата, поспешил за ним.

– Хаким-джан, тулпар наш быстрокрылый, – прервал мои мысли Фазыл, – быстрее, сестра ждёт!

Я честно попытался засеменить ещё быстрее. Мы подошли к нарядной, ярко-бордовой юрте, возле которой нас ждала смуглая девушка с тучей длинных косиц на голове.

– Хаким-джан!… – заголосила девица, вталкивая меня внутрь юрты, – не подведи нареченную невесту свою, не посрами нашего рода, выручи розу из вражеского плена, пожелтела Барчин-ай как лепестки шафрана, иссохлась от тоски по тебе, прислала она с десятью гонцами записку с просьбой о помощи. Передали гонцы записку нашему отцу, только коварный Байбури не захотел рисковать тобой и спрятал записку в ларец. Вчера в отцовской юрте я нашла записку, поспеши батыр спасти свою честь!

Меня затошнило. «Господи, в чем я провинился перед тобой?!! Я никого не обижал, писал статьи, посещал выставки, даже ходил в театры!!!» – такие горестные думы меня одолевали, пока на меня надевали шелковую рубаху, боевой чапан, перевязывали кушаком и нахлобучивали на голову булатный шишак.

Потом мне в придачу принесли щит из кожи носорога, пику и меч в кожаных ножнах. Сестрица, чье имя мне в жизни не выговорить, оглядела меня с удовлетворением: «Теперь осталось добыть коня!»

В юрту заглянул Фазыл и ахнул, увидев меня в полном облачении:

– Алпамыш-батыр, вы стройны как самаркандский минарет! А лук-то, лук дедовский наследственный забыли…. Хаким-бай, вы ведь ещё семилетним ребенком всех нас удивили, подняли бронзовый лук весом в целых 14 батманов!

Фазыл восхищенно зацокал языком.

– Чтоб у тебя язык отсох, – подумал я. Может, богатырь и поднял лук, но я с трудом держу меч и пику…

– Поберегу лук, – как можно серьезнее сказал я, – мало ли что в дороге случится.

Фазыл спорить не осмелился.

– Идите, Хаким-джан, теперь к табунщику, – проворковала сестра, подталкивая меня к выходу, – пусть Култай поможет выбрать коня.

Ёошкин-кот, – я чуть не заплакал, – только верховой езды мне не хватало, я ни разу даже не сидел на лошади.

Радостный Фазыл поволок меня к табунщику. Я семенил за ним, погромыхивая мечом и пикой, поправляя съезжавший на глаза шишак, и пытался смотреть на все как можно более оптимистично.

Мы зашли за юрты, туда, где пасся конский табун. К нам подбежал сухонький старичок Култай.

– Дай коня Хаким-беку, живо, – прикрикнул Фазыл.

– А папенька разрешил уважаемому Хаким-беку выезжать из дому? – Хитро прищурился старикан. Я тоже взглянул на Фазыла, тот аж надулся от возмущения:

– Да как ты смеешь, раб, перечить самому Алпамыш-батыру, нашему грозному льву, который в ярости перерубает верблюда пополам!!!

Я смущенно закашлялся. Табунщик задумался.

– Курхайт!!! – Вдруг изо всех сил крикнул он, и на клич со всей степи начали сбегаться кони и становиться перед нами в ряд.

– Выбирай любого, – кивнул он мне на коней.

Я глянул на лошадок. Горюшко моё. Это разве лошади? Это слоны… Глаза красные, из ноздрей дым валит, копытами землю роют.

Я медленно, как в магазине, шел вдоль ряда коняшек, их рассматривая. Рядом шел Култай и недоуменно хмурился.

– Хаким-бай, – наконец, сказал он, – разве мои кони плохи? Разве не быстрокрылы они словно тулпары, не стройны? Разве не похожи гривы их на шелк?

– Похожи, похожи, – утешил я старика, продолжая двигаться вперед, к моей радости кони становились все мельче и неказистее… Конец ряда заканчивался совсем уж малорослым рябым коньком, доходившем мне едва до плеч. Конёк понуро смотрел в землю, видно, совсем не ожидая, что знаменитый батыр его выберет.

– Вот этого хочу, – ткнул я пальцем в животину.

Култай только было открыл рот, как на него налетел Фазыл со своим неизменным:

– Как смеешь ты перечить хозяину, подлый раб, шакал без роду и племени. Алпамыш-бай сказал, что хочет этого коня, значит Алпамыш-бек знает, что он делает, может, конь этот волшебный, не дано тебе твоим худым разумом постичь великих помыслов нашего доблестного кайсара.

– Хорошо, ехидно улыбнулся Култай, – пускай Хаким-джан берет чубарого жеребчика, но у слуги конь должен быть не больше, чем у хозяина, поэтому тебе я дам ишака.

После этого вредный дед снова свистнул, коняшки разбежались и остались только мой жеребчик и длинноухий ишак для Фазыла.

– Коня зовут Байчибар, – сказал нам на прощание табунщик и удалился.

Фазыл, поминая шайтана, взгромоздился на ишака и, оттопырив нижнюю губу, иногда прицокивая языком, смотрел, как я пытаюсь взобраться на Байчибара.

Я подходил к нему то с одного бока, то с другого, перекладывал меч с пикой из руки в руку, хватал коня за стремена и подскакивал. Наверняка, мой преданный махрам думал, что я таким образом колдую и сейчас полудохлый конёк превратится в богатырскую лошадь. Но конёк не превращался, даже наоборот, устал стоять и прилёг на землю. Я моментально воспользовался моментом, вспрыгнул ему на спину, обхватил за шею, после чего кольнул бедное животное пикой в круп.

Конек взвился на дыбы и резво поскакал вперед. Фазыл догнал нас на ишаке, и мы поехали бок-о-бок по степи.

– Долго ли нам ехать, Фазыл? – Спросил я у махрама.

– Шесть месяцев, Алпамыш-батыр, – бодро ответил тот, – дорога наша лежит до степи Чилбир-чоль через горные кручи, страшные ущелья, еле-еле заметные тропки и сыпучие пески.

– Ясно, – устало кивнул я, перспектива вдохновляла. Я напомнил себе о том, что надо во всём находить плюсы. Итак, у меня теперь навалом времени, чтобы узнать, кто такой Алпамыш, и зачем он едет в такую даль.

Вспомнив любимую комедию «Джентльмены удачи», я осторожно завел разговор со слугой.

– Послушай, Фазыл, я тут на днях с верблюда свалился и головой ударился, теперь тут помню, а тут совсем не помню, поведай-ка мне, друг любезный, мою биографию. Ну, вернее, кто я таков, родные, близкие, пароли-явки.

Фазыл тотчас же достал из мешка за спиной какую-то балалайку, и с готовностью затянул под неторопливый перебор струн: «Глава конгратского племени бий Дабан-бий, у него сын Алпин-бий, у Алпин-бия два сына, старшего звали Байбури, младшего – Байсары…»

«Короче, Авраам родил Исаака», – подумал я и представил, как мы полгода неторопливо едем на своих клячах по широкой степи под нудное перечисление ста колен предков Алпамыша.

– Стоп! Я вспомнил всю родню, молодец, Фазыл, талант, отдам тебя по приезду в самодеятельность. Спой теперь про меня.

– Хаким-бек в семь лет поднял наследственный лук весом в 14 батманов, – тем же тоном, позвякивая балалайкой, продолжил Фазыл, – стрелой могучий батыр сбил верхушку Аскарских гор и получил за это имя Алпамыш-батыр…. он знаменит и богат, у него сто тысяч верблюдов, двести тысяч овец и девяносто табунов лошадей… Хаким-бек непобедим, у него взгляд как у сокола, а булат в его руке тверже чем алмаз. Фазыл замолчал, чтобы отдышаться.

– В целом, ясно, – остановил я махрама, – информация исчерпывающая, ты забыл, правда, упомянуть, что я верблюда пополам разрубаю.

– Я не забыл! – взвился на своем ишаке Фазыл, – я не успел!

– Ладно, прощаю, – успокоил его я, – сегодня пополам разрубать не стану. Лучше напомни, куда мы едем?

Вдохновленный Фазыл опять забряцал и начал растекаться мыслью по древу:

– Ещё при рождении сговорили Хаким-беку невесту, дочь его дяди, несравненную Барчин-ай. Гуль-Барчин словно юная сайга, зубы у ней – жемчуга, лик подобен луне, полумесяцем серьги, стан стройней кипариса…. Расцвела она словно роза в своем кишлаке, но прознала про нее старуха Сурхаиль, послала за девицей семь своих сыновей-батыров и похитили они нашу пери, увезли в чужие степи…

– Что, говоришь, хороша, невеста, – замечтался я.

– О да! – Привстал на стременах Фазыл, – плечи у неё пятнадцать четвертей каждое. Насилу одолели её похитители. Схватила она старшего батыра одной рукой за ворот, другой за кушак, опрокинула навзничь на землю, колено на грудь поставила, у батыра кровь изо рта хлынула, задавила ай-Барчин богатыря.

– Охренеть, – помрачнел я, – а может богатыри хилые были?

– У ведьмы старухи семь сыновей, каждый носит девяностобатманный железный панцирь, вместо кушака повязывает поводья четырнадцати коней и в день съедает девяносто баранов – продекламировал Фазыл, вонзая нож в моё сердце.

– Батыров тех зовут, – продолжал зараза Фазыл, – Караджан, Кокальдаш, Кошкулак, Кокаман, Байкашка, Тойкашка и младший Коккашка.

– Коккашка?!?!… – я так и загнулся от хохота…

– Коккашка, – невозмутимо повторил махрам, – что значит «звездочка голубого цвета на лбу у лошади».

– Ещё раз охренеть, – подумал я.

– Эй, дружище Фазыл, стемнело уже, и кушать охота, – обратился я к Фазылу спустя часа четыре. – Может, отель какой неподалёку есть?

– Никакой Адели нет, – горестно покачал головой слуга, – есть старый мазар.

– Кто? – переспросил я.

– Мазар старый, курган на кладбище, – пояснил Фазыл, там и переночуем.

– Чудненько, – кисло улыбнулся я, – интерьер винтажный и компания подходящая.

Вскоре мы подъехали к старому заброшенному кладбищу. Спрашивать Фазыла откуда кладбище посередине голой степи не хотелось, в ответ я бы услышал очередную заунывную легенду.

Посередине кладбища одиноко торчал мазар: нечто, похожее на каменный склеп. Я подъехал поближе, кое-как слез с коняги, просунул голову в дверной проем:

– Эй, хозяин, есть кто дома? Местечко найдётся?

– Для тебя места нет, – ответил мне скрипучий голос из глубины, есть только место для твоего коня.

– Нет, так дело не пойдёт, а мне что на улице торчать! – Я обошел мазар кругом и заглянул с другой стороны:

– Место есть?

– Здесь есть место для вас и коня с ишаком, – с готовностью ответили мне.

«Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом», – подумал я, и подтолкнул незадачливого жеребчика вперед. Потом зашел сам и кликнул Фазыла, с интересом наблюдавшего за мной на безопасном расстоянии. Я лично ничуть не боялся, потому что, признаться, слабо верил в происходящее… И, вообще, удивить меня, после всего увиденного за день, было очень сложно…

Никаких зомби в мазаре не оказалось, я с наслаждением стянул с головы булатный шишак и прислонил к стене пику. Подоспевший Фазыл расстелил для меня на полу некое подобие спартанского ложа, но мне так хотелось спать, что я заснул сразу же, как только лег, лелея тайную надежду, что проснусь у себя дома.

И приснился мне замечательный сон….

Моя нареченная невеста Барчин-ай протягивала мне чашу вина, обворожительно улыбаясь:

– Алпамыш-джаным, мой яр, знаю, круглый год ты опьянён страстью, так утоли свою жажду, девушки-служанки ушли, мы в юрте одни, склони голову ко мне а грудь…

На обольстительной гурии была одна кружевная шаль на голое тело, она прижалась ко мне и прошептала, чтобы я не робел.

Меня кинуло в жар, я отпил глоток сладкого ярко-красного вина, осторожно приобнял Барчин за талию, и почти коснулся чувственных полуоткрытых губ, как вдруг полог юрты откинулся, и показалась фыркающая лошадиная морда Байчибара. Я вздрогнул и проснулся…

Мазар освещали лучи утреннего солнца, мой слуга дрых на лошадиной попоне. Приключение продолжалось…