Читать книгу Три встречи в Париже - Мария Чепурина - Страница 2

– Карина, – сказала Марина, указывая на коротышку-брюнетку. – А это Ирина, – продолжила она, представляя мне и родителям вторую однокурсницу, тощую светловолосую каланчу.

– Очень приятно. Я Лиза.

Забавно! Оказывается, у всех моих попутчиц созвучные имена. А вот внешность у них до смешного различается, да и характер, похоже, тоже, по крайней мере на вид. Ира – какая-то вялая, даже безвольная. А Карина что-то слишком уж волевая. И взгляд у нее словно хищный, как будто только и ищет, чего бы слопать в этом аэропорту.

Да, я ведь, кажется, забыла сообщить: наше знакомство происходило в Шереметьеве, за два часа до отлета. Все были с чемоданами на колесиках, все одеты уже не по русской, а по парижской погоде, все взволнованы… и все с родителями. Странно, я-то думала, в двадцать лет человек считается взрослым и предки уже оставляют его в покое!

Не буду рассказывать про всякие охи и вздохи, неизбежные при любых проводах, наказы Маринке следить за мной, скучные наставления и все в таком духе. В регистрации и досмотре тоже не было ничего примечательного. Наконец настал момент, когда мы сели в специальный автобусик, доехали до самолета и, поднявшись по огромной белой лестнице, оказались внутри.

«Ины» сели вместе – им дали посадочные талоны A, B и C в одном и том же ряду. Я отказалась от места D, ведь оно было через проход, и предпочла А в следующем ряду, возле иллюминатора. С точки зрения наблюдения это место оказалось очень удобным: мне требовалось всего лишь приподняться, чтобы обозреть, что делают девчонки впереди меня; им же для аналогичного действия надо было разворачиваться задом наперед. Именно так я и планировала провести путешествие: всегда быть немного на расстоянии, контролировать попутчиц, если надо, и не позволять им контролировать себя. Ведь неважно, кто моложе, важно, кто умнее! И красивее…

Самолет еще не начал движение, а моя сестрица уже вытащила из сумки какую-то книжку по истории и уткнулась в нее. Карина тоже не стала скучать: взяла из кармашка в переднем сиденье рекламный журнал и принялась разглядывать рекламу автомобилей и бриллиантов. Что касается Иры, устроившейся между ними, то она как-то беспокойно заерзала, завертелась и словно начала что-то искать. Особенно заметной эта возня стала после того, как стюардесса встала в проходе и рассказала о том, как пользоваться спасательным жилетом и кислородной маской, не забыв, разумеется, упомянуть о том, что «наш полет проходит на высоте 7000 метров» и он «абсолютно безопасен». А когда машина стала брать разбег, Ирка вздохнула так громко, что наконец удостоилась недовольного Карининого:

– Ты чего?

– Ох, девчонки, – сказала Ирина. – Как вы думаете, мы не упадем?

– Еще чего! – ответила Карина.

– Статистически это маловероятно, – отозвалась Марина. – Ведь наше представление о часто падающих самолетах создается муссированием этой темы в средствах массовой информации.

– Но, вообще-то, всякое бывает, – влезла я, просунув голову между трусихой и поклонницей бриллиантов.

Ирина застонала – то ли от страха, внушенного мной, то ли оттого, что самолет оторвался от земли и начал набирать высоту, а мы, соответственно, – чувствовать перегрузки. Сила тяготения оттащила меня от Ирины и насильно уложила в кресло.

– Ты чего, первый раз в самолете? – спросила Карина трусиху.

– Ага.

– Ну тогда понятно. Думай лучше о чем-нибудь приятном. Например, о том, что… мы летим во Францию! На родину Пьра Кардена, Коко Шанель…

– И братьев Монгольфье, которые изобрели воздушный шар, – поддержала Марина. – Кстати, первые летчики тоже были французы – Пилатр де Розье и маркиз д’Арланд. Они поднялись на шаре в тысяча семьсот восемьдесят третьем году, и, кстати, как раз из Парижа.

– И остались живы? – спросила я.

– В тот раз – да.

Тут Ирка снова застонала.

– Ну хватит вам! – разозлилась Карина. – Надо ее как-то по-нормальному отвлечь! Нам лететь еще три часа, а она так и будет стонать всю дорогу! Маринка, успокой ее!

– Как я успокаивать-то буду? Песенку ей, что ли, спеть? – флегматично поинтересовалась моя сестра.

– А что, хоть и песенку! Ирка! Давай споем! Потому-потому-у-у что мы пилоты… небо наш, небо наш родимый до-о-ом… Первым делом, первым делом сдать зачеты! Ну, а мальчики, а мальчики потом!.. Так, что там дальше?

Что дальше, никто не знал.

– А я знаю другую песню про самолеты, – еще раз вмешалась я. – Юрий Антонов пел. Там есть такие слова: «Давай обнимемся у трапа, мы не увидимся уже»!

– Почему это не увидимся? – в страхе пробормотала Ирка.

Я захихикала.

– Кстати, по-французски Юрий Антонов будет Жорж Дантон, – сказала Маринка. – Деятель Французской революции. Ему потом голову отрубили…

– Вы можете говорить о чем-нибудь, кроме этого?! – зарычала Карина таким тоном, как будто ей специально было поручено командовать всеми нами. – Ирка, ну-ка вытри сопли! Вот приедем в Париж, в магазин пойдем сразу! Закупимся, слышишь? Косметикой, духами, всем таким! Там есть такой магазин специальный, где все самое шикарное и гламурное продается, я прочитала в путеводителе! Как же, как же… Галерея Лафайет!

– Лафайет… – повторила Марина. – Герой Старого и Нового Света. Аж в трех революциях поучаствовал! Но вот того, что он демонстрацию расстрелял на Марсовом поле в тясяча семьсот девяносто первом году, я ему не прощу! Сколько народу тогда перемерло… А теперь там Эйфелева башня, в этом месте.

– Не слушай ее, Ирка! Мы пойдем по магазинам! Прямо завтра! Пойдем на Елисейские Поля…

– Маринка! – перебила я. – А правда, что Елисейские Поля назвали в честь королевича Елисея из Пушкина?

– Нет, Лиза. Елисейские Поля – это загробный мир в древнегреческой мифологии.

– То есть мы пойдем в рай? – удивилась Карина.

– Кто куда, – съехидничала я, вообще-то знавшая про греков и просто хотевшая раскрутить эту тему.

– Я хочу домой, – сказала Ирка, и в ее голосе уже слышались слезы.

– Прыгай, – ответила я.

– Маринка, успокой свою сестру!

– Отстаньте все…

– Нас ждут магазины, высокая мода… Купим себе что-нибудь от Диора, да, Ирка? Тебе нравится Диор?

– Диор, кстати, всю жизнь переживал из-за того, что родился в годовщину казни короля Людовика Шестнадцатого – двадцать первого января.

– Блин, Маринка!

– Ну зачем мы полетели?.. Я домой хочу!

– Уймись, трусиха!

– А еще в этот день умер Ленин…

Да, попутчицы мне попались не сахар! По сравнению с этой парочкой моя сестра просто идеал – хотя бы не ноет и не командует! Или я просто привыкла к ней? В любом случае ясно, что самая адекватная в этой компании – это я.

Что ж, быть лучшей мне не привыкать…

Три часа спустя мы благополучно приземлились на французскую землю. Нас встретил довольно унылый пейзаж: серое предвечернее небо, серая асфальтовая площадка для самолетов, серое овальное здание. На лицах девчонок читалось некоторое разочарование, да и я ждала чего-то другого, более праздничного, хоть и понимала, что это глупо: куда еще мог прибыть самолет, на Елисейские Поля, что ли, сесть?

Овальное строение, бывшее аэропортом имени Шарля де Голля, оказалось довольно-таки запутанным внутри. Несмотря на то что языком мы все четверо худо-бедно владели, на то, чтобы после паспортного контроля найти свой багаж, а потом выход наружу, ушло немало сил и времени. Когда мы наконец оказались на улице, нам пришлось еще какое-то время брести в поисках остановки нужного автобуса. В турбюро нас предупредили, что от аэропорта до разных точек Парижа и его окрестностей ходят так называемые шаттлы, и это самый удобный способ добраться в город. Нам рекомендовали брать шаттл до Оперного театра. Не без труда, но мы все-таки разыскали его. Вручили водителю деньги, затащили чемоданы, уселись и принялись ждать встречи с городом своей мечты.

Поначалу маршрутка двигалась по унылому шоссе, отличному от таких же в нашей стране только тем, что реклама на едущих мимо грузовиках и автобусах, как и их номера, была иностранной. Если по сторонам и можно было увидеть какие-то здания, то только ангары, склады да набившие оскомину «Икеи» и «Касторамы». Прошло некоторое время, прежде чем мы увидели жилые дома и оказались на дороге, определенно являющейся городской улицей, а не трассой.

– Это уже Париж? – спросила Карина минут через сорок после отъезда из аэропорта.

Ответить ей было некому. Кроме нас, в маршрутке никто по-русски не говорил, а мы не знали: даже Марина и та пожала плечами. Действительно, по логике вещей, мы должны были уже приближаться к Оперному театру, но панорама за окнами выглядела как-то очень уж нестолично: разношерстные, обшарпанные домишки малой этажности, грязные улочки, исписанные стены… Лавочки, располагавшиеся на первых этажах многих домов, не соответствовали русскому пониманию своего французского названия – бутик: это были обычные маленькие аптеки, автозаправки, прачечные, фастфуды, палатки с шаурмой… Особенно впечатлила меня вывеска «Смешанная афро-европейская парикмахерская», висевшая над входом в такую зачуханную нору, по сравнению с которой даже то место, в которое ходит стричься из экономии моя бабушка, смотрится салоном красоты. Потом за окном проплыла остановка метро «Ворота Сен-Дени».

– Сен-Дени! – воскликнула Марина. – Теперь понятно. Это пригород. Один из бедняцких и эмигрантских районов. Помните, тут погромы происходили несколько лет назад, молодежь хулиганила?

– Почему? – спросила я, которая, конечно же не помнила, поскольку была не настолько древней старухой, как остальные.

– Потому что безработица, жить не на что. А полиция воровать мешает. Такой райончик… Хотя где-то тут должна быть гробница французских королей.

– Я не поняла: это Париж или не Париж? – требовательно спросила Карина.

– Наверно, и да, и нет. Вот Химки – это Москва?

– Метро нет – значит, не Москва, – сказала я. – А тут оно есть.

– Кроме того, если мы проехали ворота, то, значит, точно должны быть уже в Париже, – сказала Ира, которая, кажется, уже отошла от пережитого страха, но теперь ужасно стеснялась из-за того, что устроила в самолете.

Однако ее вывод не означал, что наша поездка сделалась более занимательной. Дома стали повыше, лавок побольше… но ни гламура, ни праздника, ни романтики мы вокруг не увидели. Потом мы поехали по какой-то горе: сперва вверх, потом вниз.

– Что за кочки?! – фыркнула Карина.

– Судя по всему, это Монмартр, – сказала моя сестра, изучая карту Парижа, которой она обзавелась загодя.

– Монмартр? – при звуке популярного названия лицо Карины мигом сменилось с раздраженного на восторженное.

– Гора мучеников… – вспомнила я изучавшийся в школе перевод этого географического названия.

– Прямо в честь нас называется, – вздохнула Ира.

Она была права. До места назначения мы еще не добрались, а уже так устали! Попытки разглядеть красоты Монмартра тоже ни к чему не привели: на улице уже совсем стемнело. В конце концов мы перестали смотреть за окна, отчаявшись увидеть там что-нибудь интересное и думая лишь о том, как бы поскорей добраться до постели. Поскольку обычно желания исполняются именно тогда, когда в их исполнение перестаешь верить, стоило нам задремать и перестать интересоваться пейзажем, как мы оказались у одного из самых знаменитых зданий Парижа – у Оперного театра.

Даже в темноте было видно, какой он большой и помпезный – лепнина, колонны, статуи, барельефы, мрамор и позолота – короче, все, что только можно! – и в какой богатой, оживленной части города находится. Впервые после посадки я ощутила, что нахожусь в столице, а не в какой-то деревне. Но ходить на экскурсии было некогда: нам предстояло добраться к мадам Лакордель, которая – хотелось бы надеяться! – ждала нас.

Кажется, я уже говорила о том, что поселить нас в этом путешествии с самого начала собирались на квартирах у местных жителей – ведь это гораздо круче и познавательней, чем в гостинице! Сперва речь шла о четырех разных французских семьях, но потом было решено, что мы с «инами» будем жить все вместе у мадам Лакордель. Да к тому же не в квартире, а в частном доме, особняке! Кроме того, предполагалось, что мадам будет кормить нас завтраками и ужинами: за еду и ночлег ей было заплачено заранее. С одной стороны, факт того, что деньги уже внесены, придавал нам уверенности и надежды на то, что мадам не выгонит нас на улицу. С другой стороны, мы все равно ужасно стеснялись и волновались идти домой к незнакомой тетке. Кто ее знает, эту мадам, что у нее на уме?

Станцию метро у Оперного театра мы разыскали довольно быстро. Купили, как советовал Маринкин путеводитель, 10 талончиков – так дешевле. Метро в Париже оказалось очень дорогим и по сравнению с московским – просто отстойным: медленным, как трамвай, без всяких украшений, с длинными вонючими переходами и путями, сделанными почему-то не по краям станции, а в середине ее, так что пассажир, внезапно решивший поехать обратно, не мог просто перейти на другую сторону перрона, а вынужден был тащиться по переходу. Сиденья в поездах были устроены не вдоль, а поперек и попарно, как в нашем трамвае или автобусе. Двери открывались не автоматически: чтобы выйти, надо было нажать на них специальный рычаг. Народ в метро был самый разнообразный: и вездесущие японцы (или китайцы?) с фотоаппаратами, и шумные негры в рэперских прикидах, и прилизанные белые клерки в рубашках с галстуками, и люди, одетые так, словно они сошли со страниц книги о Ходже Насреддине.

Мы доехали до станции «Венсеннский замок» – конечной на своей линии. Вышли и обомлели! Прямо у выхода из подземки действительно стоял настоящий средневековый замок! Крепостные стены, массивные ворота и возвышающаяся позади главная башня с узкими окошками-бойницами – все как положено! А вокруг обычной жизнью жил город: магазины, дороги, машины, жилые дома… Кстати, эти дома меня слегка напрягли. Я ожидала, что, выйдя из метро, мы уже окажемся в частном массиве, но ничего подобного: дома вокруг были хоть и не очень высокими – в четыре-шесть этажей, – но все-таки многоквартирными, судя по виду. До мадам Лакордель оставалось минут пять ходьбы, если верить карте, и было сомнительно, чтобы за эти пять минут пейзаж полностью поменялся с городского на деревенский. Но что нам было делать? Мы пошли по адресу.

Пять минут спустя мои худшие подозрения подтвердились. Ни перед нами, нигде вокруг не было никаких коттеджей. Четыре русские девочки стояли перед многоквартирным французским домом, двери которого, выходящие прямо на улицу, были недружелюбно закрыты.

– Может, это не тот адрес? – спросила Карина.

– Нет, – ответила сестра, сверяясь с бумажкой, которую нам дали в турбюро, и надписями на стенах. – Все как надо: улица Жозефа Гайяра, дом восемь.

– Нас обманули! Нам неправильно написали адрес! – заголосила Ирина. – Мы останемся на улице!

– Цыц! А ну-ка не раскисай! Мы что-нибудь придумаем! – заявила Карина. И тут же обратилась к моей сестре: – Маринка! Что нам делать? Придумай что-нибудь, ты же умная!

– Чего я вам придумаю? Вот адрес, вот дом! Тут еще телефон есть. Кто готов звонить мадам?

– Я боюсь, – сказала Ирка.

– А я не могу говорить по-французски без жестов! – сказала Карина. – Я вообще не могу говорить! У меня нет опыта общения с иностранцами! Лиза должна позвонить, она самая языкастая!

– Я тебе ничего не должна! – сразу нашлась я. – И вообще я тут единственный ребенок! Все претензии к Маринке!

– Что это сразу к Маринке?! Я вас к станции привела, в метро сориентировала, адрес нашла по карте… Сколько можно?! А потом вы захотите, чтобы я дверь взломала, что ли?

– Нам придется ждать полночи, пока кто-нибудь придет, чтобы просочиться! – снова заныла Ира.

Я пристроилась к сестре и заглянула в бумажку с данными, которую та держала в руках. Метро, улица, дом, почтовый индекс, телефон, еще какие-то цифры… А это что? «Code 58196».

– Код! Наверно, от подъезда!

Мы ввели код в цифровой замок, находившийся у двери, и он, к нашему облегчению, запищал. За дверью обнаружился не подъезд, как мы ожидали, а этакий туннель внутри дома – нечто вроде подворотни, но длиннее, с освещением и почтовыми ящиками. Миновав туннель, мы оказались в маленьком садике, ограниченном изгородью, увитой плющом, который даже сейчас, в январе, был зеленым. В изгороди были еще одни ворота – металлические, кованые. А из-за этих ворот – ура! – выглядывал четырехэтажный коттедж.

Мы пришли!! Мы будем жить в особняке!!!

Несколько секунд между тем, как мы нажали кнопку звонка, и тем, как дверь распахнулась, были наполнены ожиданием и волнением.

– А я ждала вас утром и уже решила, что вы не приедете, – сказала мадам (разумеется, по-французски), впуская нас в дом.

В ее словах не чувствовалось ни малейшего беспокойства по поводу нашего мнимого исчезновения. Это была подтянутая, моложавая женщина лет шестидесяти: короткая стрижка на седых волосах, брюки, легкая походка, доброжелательный, умный взгляд. Рядом с нею вертелась большая, добрая на вид собака цвета вареной сгущенки.

Мы назвали свои имена.

– Доминик, – представилась мадам. – Идемте, я покажу ваши комнаты.

Мы поднялись на третий этаж, с жадностью глазея по сторонам. Особняк не выглядел шикарным, но он был очень стильным. Вещей и украшений было мало, но все – то ли старинные, то ли подделки под старину. До чего же это было не похоже на квартиры, в которых привыкли жить мы!

– Хочу такой дом! – прошептала по-русски Карина, озвучив, похоже, общие мысли.

– Мы будем жить среди антиквариата! – восхищенно добавила Ирка.

Эта радость была преждевременной. Нас ждали комнаты на третьем этаже, разные по размеру и конфигурации, но одинаковые бедностью своей обстановки: в одной кровать и стол, в другой кровать и шкаф, в третьей кроме кровати вообще ничего не было… Скорее это были палаты в пионерлагере, а не комнаты в жилом доме.

– А здесь ваша ванная, – сказала мадам, указывая еще на одну дверь. – Вы голодны?

Мы переглянулись.

– Будем есть?

– Уже не хочется. Так устала…

– Но, с другой стороны, ложиться на голодный желудок тоже как-то не круто.

– Если предлагают, надо брать!

– Чайку попьем, и ладно.

– Да. А плотно есть не будем!

– Мы хотели бы чаю, мадам! – обратилась я к Доминик по-французски, тщательно выбрав форму глагола и вспомнив все правила хорошего тона, какие мы изучали.

– Хорошо, – сказала та. – Тогда обустраивайтесь и спускайтесь на кухню.

Мы поделили комнаты, побросали в них вещи и спустились. Кухня оказалась куда более уютной, чем доставшиеся нам «номера»: гарнитур под старину, современная техника в подходящем стиле, большой деревянный стол посередине. А на столе нас ждал чай. Просто чай. Без всего. Из пакетиков.

– Тоже мне чай! – ворчала Карина два часа спустя, когда мы все собрались в Ириной комнате. – Не могла конфет подать! Или бутербродов!

– Между нами произошло обусловленное разностью культур непонимание, – пыталась объяснить Марина. – Это для нас, русских, «пить чай» означает лопать конфеты и все, что угодно, в огромных количествах. А она-то откуда знает? Сказали «чай» – дала чай.

– Все равно, – ответила Карина. – Я надеялась, что тут будет более комфортабельно!

Я подметила, что она любит такие словечки, как будто бы из рекламы: не «удобный», а «комфортабельный», не «особенный», а «эксклюзивный», не «модный», а «трендовый»… Но от комфортабельности наши комнаты оказались действительно далеки. Убогость обстановки была мелочью по сравнению с недостатком, который обнаружился чуть позднее: переодевшись в халаты и ночные рубашки, мы очень быстро поняли, что весь третий этаж – страшно холодный! Похоже, тут вообще не было отопления. А ведь Париж Парижем, но на дворе все-таки стоял январь и, хотя снега и не было, ночью температура должна была приближаться к нулю! Температура в комнатах напоминала то, что бывает у нас в сентябре-октябре, когда холода уже наступили, а отопление еще не включили.

Особую «прелесть» такого климата я вкусила час назад, когда пошла помыться с дороги. На ручке нашего душа была шкала, на которой выставлялась температура. Вот только вода на отметке 36,6 текла ледяная, а на максимуме 50 – чуть теплая. Мыться пришлось сидя: во-первых, чтобы не заледенеть (все-таки, если собраться в комочек, тепло испаряется не так сильно), а во-вторых, потому, что ванна стояла под самой крышей, и потолок над ней был скошенным, так что, двигаясь от одного конца ванны к другому, надо было все больше и больше наклоняться. Такие же скошенные, «чердачные» потолки были во многих из наших комнат, и Ира уже успела удариться головой.

Теперь мы сидели с намотанными на головы полотенцами, завернувшись кто в кофту, кто в одеяло, и думали, как жить в таких условиях. Было понятно, что все ехали отнюдь не за таким Парижем и ожидали чего-то совсем иного. Но что делать, как поговорить с Доминик и стоит ли вообще это делать, никто не знал. Как и в случае с чаем, смущение вместе с языковым барьером оказались сильнее чувства дискомфорта, смелых и инициативных не оказалось, и мы предпочли терпеть.

– Живут же они как-то сами в таких условиях, – сказала я.

– И к тому же мы приехали не сидеть в этом доме, а смотреть город! – поддержала Марина.

– Надеюсь, что в магазине теплее, – проговорила Карина.

– Еще две недели – и дома! – закончила Ира.

В общем, мы решили, что как-нибудь проживем, и разошлись по своим комнатам.

«Пять-десять минут полежу и прогреюсь», – подумала я, ворочаясь в ледяной постели.

К сожалению или к счастью, но сон пришел раньше, чем ушел холод.